скачать книгу бесплатно
– Давай сперва в «травму». Я не знал, что они в таком виде.
…А за углом бассейна контролировавший процедуру «экстрадиции» Хрипунов позвонил Моцарту:
– Это я. Все в порядке, но ты не прав. Это еще ударит по нам. Честных ментов не бывает…
В то же самое время Арнаутов около метро «Чернышевская» встречался с осведомителем. Это был тот самый Костя из свиты Моцарта, который ночью подавал в «Шаурме» коньяк. Они стояли в толчее напротив входа в подземку и нервно бросали реплики, глядя в разные стороны.
По лицу Арнаутова было понятно, что услышанная информация ему очень не нравится.
* * *
Задержанных посадили в разные помещения.
Шилов переходил из кабинета в кабинет, слушал однотипные ответы, которые давали Краснов с Селивановым. В травмпункте их немного привели в порядок, и они осмелели, сообразив, что в ближайшее время их не станут подвешивать к батарее и лупить железякой по почкам.
– Подошел мужик, попросил проследить. Бабки хорошие, вот мы и согласились, – говорил Краснов, глядя в пол; подбородок и лоб у него были заклеены пластырем, многочисленные ссадины обработаны.
– А почему он именно к вам подошел? – спрашивал Соловьев, пытаясь заглянуть Мише в лицо, но Миша прятал глаза и бубнил, словно стесняясь убогости своей легенды:
– Откуда я знаю? Какая нам разница, лишь бы бабки платил…
– За кем еще следили?
– Ни за кем не следили.
С Селивановым работали Василевский и Скрябин.
– Ну а в Воркуте-то что? – спрашивал Василевский. – Работал, учился?
– По всякому.
– Чего в Питер-то принесло?
– А чего дома делать?
– И давно здесь?
Селиванов запнулся, подсчитал что-то в уме и осторожно ответил:
– Наверное, месяца два. – На правой скуле у Селиванова была глубокая, почти до кости, рваная рана, теперь закрытая толстой повязкой. Селиванов то и дело поднимал руки, чтобы потрогать повязку, но вспоминал, что этого делать нельзя, и начинал рассматривать свои дрожащие пальцы, на которых кровь перемешалась с грязью и глубоко въелась в кожу.
Шилов вышел в коридор, закурил.
Прав Моцарт, если эту ниточку грамотно потянуть, то можно раскрутить многое. Скорее всего, ребята сами не убивали, работали в группе разведки и обеспечения. Значит, если найти к ним подход, могут сдать киллеров или руководителя – кого-то из них они наверняка знают.
Селиванов явно боится физического воздействия. Потрудись над ним хрипуновские костоломы еще пару часов, он бы им все рассказал. Если бы, конечно, раньше не умер от боли. Но словами его не расколоть. Он будет тупо держаться легенды, а когда окажется загнанным в угол уточняющими вопросами, просто заткнется, и тогда вывести его из этого ступора иначе как хорошей затрещиной не получится.
Значит, отставить пока Селиванова.
А что там с Красновым?
Краснов из них двоих – лидер. Что хорошо, он способен воспринимать не только удар снизу в печень, но и словесные аргументы. Это его первое отличие от Селиванова. А второе заключается в том, что он уже сейчас не только радуется смене хрипуновских застенков на тюремную камеру и мысленно говорит себе: «Все – фигня! В тюрьме люди тоже живут; много мне не дадут, а на зоне братва подогреет», – он понимает, что серьезно попал, и что никто, кроме него самого, ему не поможет. Если подобрать правильные аргументы, он пойдет на сотрудничество. Заговорит он – не станет отмалчиваться и Селиванов. А уж как только они оба начнут говорить что-нибудь помимо своей дурацкой легенды про незнакомого мужика в кабаке, дело пойдет. Потихоньку, шаг за шагом, но пойдет.
Скорей бы Игорь из Воркуты позвонил! Даже если он не сообщит ничего важного по поводу криминальных занятий и связей задержанных, любая бытовая фактура из их тамошней жизни поможет в расколе…
Распахнулась дверь, в коридор выглянул Соловьев. Шилов подумал, что он хочет сообщить о звонке по межгороду, дернулся ему навстречу и остановился, услышав:
– Тебя шеф разыскивает. Велел срочно зайти.
Кабинет начальника Управления уголовного розыска имел не по должности скромные размеры и был обшит светлыми панелями под дерево. На стене над головой Громова висел российский герб на фигурной дощечке, среди бумаг на письменном столе возвышалась модель танка Т-72. Танк блестел гладким корпусом и воинственно топорщился пушечкой, будто угрожая скатиться с фанерного постамента и проутюжить широкими гусеницами разложенные перед ним документы, а заодно и судьбы упомянутых в них людей.
Подсаживаясь к Т-образному столу для совещаний, Шилов вопросительно посмотрел на начальника:
– Звали?
Громов хмуро кивнул:
– Реализуешься?
– Так, работаем помаленьку.
– Задержанные есть?
– Да ничего особенного.
– Опять темнишь?
– Почему? Получится что-нибудь – обязательно сообщу.
– Роман, ты как руководитель должен больше уделять внимания административным функциям, а не бегать по оперативным встречам.
– Но я же не руководитель! Я просто старший опер по особо важным делам и врио начотдела, который не виноват, что все командиры одновременно рванули на пенсию. Что ж мне теперь, опером перестать быть?
– Врио, опер, не виноват! – Громов раздраженно посмотрел на модель танка, в круглой башне которого отражался свет люстры. – Мне говорят, что ты своих задержанных у Моцарта получил и пытал их с его быками в подвале.
– Кто говорит? УБОП? Арнаутов напел? – Шилов прищурился и налег локтями на стол. – А хоть бы и у Моцарта! Я в жизни никого не пытал, я головой привык работать.
Коротко постучав, в кабинет зашел полковник из управления кадров:
– Юрий Сергеич, минута есть? Я наградные согласовал…
Громов раздраженным жестом предложил кадровику остаться, и тот присел на стул около двери, чинно положив на колени тяжелую папку.
Громов перевел взгляд на Шилова:
– Рома, не заводись. Я все понял. Иди работай.
Шилов встал, молча сделал пару шагов к выходу из кабинета. Потом резко развернулся и навис над столом, опираясь на него кулаками:
– А как «не заводись»? То, что Арнаутов свидетеля по своему последнему делу подставил, – это как, нормально? Дать прочитать всей банде его показания до конца следствия – странно, что его после этого завалили! А, ну конечно, он же бандит. Мир стал чище!
– Хватит! Я сказал – ты запомнил. Все докладывать мне, любой шаг! Сейчас не те времена, чтобы… – Какие именно сейчас времена, начальник УУР не пояснил; успокаиваясь, он посмотрел на стол и помассировал переносицу: – На Арнаутова не гони, он мужик неплохой…
Шилов был уже около двери. Посмотрев на сидящего полковника-кадровика, лысый череп которого казался таким же крепким, как башня танка, он вздохнул:
– Неплохой. Только писается и глухой. – После чего вышел из кабинета, довольно бесцеремонно захлопнув за собой дверь.
Кадровик, до этого момента никак не проявлявший своего отношения к происходящему, оживился, пересел к столу и, сжимая в руках тяжелую папку, с деланым недоумением спросил Громова:
– И это его ты хочешь согласовать на начальника убойного отдела?
– Он работает лучше всех, – устало ответил начальник УУР.
– Работает! Сергеич, я тебя умоляю. – Кадровик покачал головой. – Если мы по этому принципу будем начальников отделов назначать, то что получится! И потом, ты же знаешь, что…
Глава 5
Когда Шилов вернулся в свой кабинет, Краснов отвечал на вопрос Соловьева о том, как выглядел неизвестный мужик, заказавший им слежку за Моцартом:
– Кавказец, лет сорока…
Соловьев повернулся к Роману:
– Тебе Игорь звонил.
– Черт! Давно?
– Только что. Обещал перезвонить.
Шилов присел на угол своего стола и начал слушать, то и дело оглядываясь на телефон. Наконец тот зазвонил.
– Серега! Покури с Мишей в коридоре.
Как только они вышли, Шилов сорвал трубку:
– Да! Удалось что-нибудь?.. Так, так… – Под диктовку воркутинского опера Шилов записал на бумагу основные моменты коротких биографий Краснова и Селиванова. – Все? Не густо! Слушай, а что за район, где они жили? А есть там места, которые всем известны? Угу… Спасибо!
Положив трубку, Шилов немного подумал, потом крикнул:
– Серега!
Соловьев вошел в кабинет, конвоируя Мишу. Проходя мимо Шилова, Краснов, видимо, догадавшись, что звонок имел к нему непосредственное отношение, тревожно посмотрел на опера.
– Кавказец, значит, лет сорока? – весело спросил Шилов. – Небритый такой, с усами и по-русски говорит с акцентом, да?
– Ну… – подтвердил Миша, осторожно устраиваясь на стуле перед столом Соловьева и спиной к Шилову.
– А как ты с ним связывался?
Миша посмотрел через плечо. Опустил глаза.
– Он со мной… На трубу мне звонил.
– Когда последний раз звонил?
– Не помню.
– А машина у него какая? Не знаешь?
– Не видел.
– А фильмы про партизан ты смотрел?
– Фильмы? – Миша даже вздрогнул от неожиданной смены темы. – Фильмы смотрел. А чего?
– Да ты напоминаешь мне героя в плену у фашистов. Сейчас встанешь и заорешь: «За нашу бандитскую родину! Стреляй меня, мент поганый!»
Соловьев, чувствуя, что начинается разговор, в котором третий может быть лишним, вышел в коридор. Глядя на Шилова, Краснов даже не заметил его ухода.
А Шилов, соскочив со своего стола, пересек кабинет и присел теперь уже на край стола Соловьева, нависая над Мишей.
Миша смотрел на него снизу вверх из-под закрывающей лоб толстой повязки и внимательно слушал.
– А за кого ты бьешься? За тех, кто тебя послал? Нужен ты им! Таких, как ты, – очередь. Хочешь, я все про тебя расскажу? Ты родился в маленьком городке, где много шахт и водки. Батя твой бухал и работал, а мама мечтала каждое лето вывезти тебя на Черное море. От скуки ты ходил качаться в соседний подвал и мечтал уехать в большой красивый город. Я прав?
Миша, растерянно поморгав, опустил взгляд.
– Потом из Питера приехал твой одноклассник и рассказал, как там круто. Рассказал про серьезных пацанов, про бабки, про телок, про «мерсы». И про то, как вас ждет братва. И вы с Димкой рванули в Питер. Вас познакомили с шефом, он хлопнул с вами рюмашку и сказал, какие вы замечательные пацаны. Вам выдали тачку, мобильник, вы сходили в пару клубов, сняли проституток и поняли: жизнь удалась! Только одного вам, Миша, не показали. Аллею на кладбище, где вас потом зарывают. Знаешь, сколько там таких, как вы, лежит? Ты – пешка! Ты – расходный материал. Шеф же не приехал вас вчера к Моцарту выручать? Это мы вас, идиотов, с того света вытащили. И мы единственные, кто не заинтересован, чтобы вы обратно вернулись. Думаешь, шеф станет вас выручать? Адвокатов дорогих нанимать, передачи слать в камеру, семьи ваши, в Воркуте оставшиеся, кормить? К судье пойдет договариваться, чтобы тебе дали «условно»? Да на хрена вы нужны! Ему проще заплатить полкосаря, чтобы вас ночью в «Крестах» удавили, а потом пригласить из Воркуты новых рекрутов.
– Новых – кого? – Краснов поднял голову. В глазах у него появилось что-то новое по сравнению с тем, что Роман видел до начала своего длинного монолога.
Роман объяснил, кого называют рекрутами. Заодно, мимоходом, назвал адрес подвала, в котором Миша качал железо. Упомянул первую девушку Миши, которая три года назад перебралась в Москву, а теперь, сторчавшись на героине, работала уличной проституткой. Перечислил кое-каких школьных товарищей: двое сидят, двое померли, один круто поднялся и ездит на джипе, один в розыске за бытовое убийство. Немногочисленные сведения, полученные от Игоря, Шилов расходовал экономно, стараясь давать поменьше конкретики и побольше создавать впечатление, что ему известно о Краснове и Селиванове буквально все, вплоть до интимных подробностей.
Сначала Краснов просто слушал, то уперев глаза в пол, то недоверчиво, из-под повязки, заглядывая Роману в глаза. Потом, грустно усмехнувшись, уточнил какой-то момент, в котором Шилов допустил небольшую неточность. Потом начал спорить. Потом стал спрашивать, и уже как-то так получалось, что пусть и косвенно, но все-таки он подтверждал, что показания про сорокалетнего кавказца, подошедшего к ним в кафе, – полная ерунда…
Незаметно пролетело почти два часа. В кабинете висели пласты сизого дыма от выкуренных сигарет. В желудках тяжело бурчал кофе, которого они выпили не одну чашку.
Миша посмотрел в окно, на залитую грустным осенним солнцем широкую улицу:
– Если я начну говорить, меня в «Крестах» точно прирежут.
– Нет. – Шилов покачал головой. – Не успеют. А вот если будешь и дальше молчать – тогда да, тогда могут успеть. Убивают не того, кто уже сказал, а того, кто может сказать. Секешь разницу?
Миша долго не отвечал, продолжая разглядывать улицу за окном.
Потом повернулся к Роману:
– Можно мне с Димой поговорить?
