Вилка Еретика

скачать книгу бесплатно

Вилка Еретика
Роман Сергеевич Шмыков

Будущее наступило, ура… Новая эра человечества, переселившегося на Плутон и положившего миллионы жизней, лишь бы фиолетовая планета поддалась и позволила жить на своей поверхности. Но так ли одиноки люди в космосе?Город – символ величия, накрытый Тетром как щитом от коренных жителей Плутона – Анухе – огромных гусениц, никак не собирающихся отдавать планету двуногим. Борьба видов из разных миров, которой не видно конца и края.Бывший военный узнает, каково это – забыть истинный лик войны и поплатиться за глупость, наивность. Как быстро треснут заржавелые мировоззрения и устои в условиях, которые совершенно выпали за грани реальности?Третья и завершающая книга цикла. Не связана сюжетно с предыдущими книгами, но концептуально с ними неразрывна. Для понимания полной картины рекомендуется ознакомиться с "Медным Быком" и "Железной Девой"

Роман Шмыков

Вилка Еретика

Часть первая. Блуждающий нерв

Глава 1

Я боялся, что больше никогда не получу такого удовольствия, как в этот самый момент. Она поддавалась каждому моему движению, двигалась в такт любому телесному порыву того, кто ласкал её последние пятнадцать минут. Так, как я, больше никто не умеет на Плутоне. Я упёрся руками о ковёр, повернул её к себе, чтоб дырочка оказалась ровно под моими бёдрами. Пришлось помочь себе, чтоб вхождение никому не принесло дискомфорта. Мы одновременно провалились в такое блаженство, что её покров ощущался в равной степени моим. Я чувствовал её, а она чувствовала меня, слегка пульсирующая под потным животом.

Она немного волновалась, постанывала не как обычно, но быстро осознала, что я не принесу вреда. Наоборот, это сплошное удовольствие. Я смазывал пальцами её слизь со своего члена и пробовал на вкус. Столь знакомый, столь желанный. Мы не виделись уже неделю, между моих ног всё это время назревал настоящий бунт. Вот наконец я в ней, набираю темп, шлепки становятся громче, от чего хочется только сильнее вдалбливаться в неё, лишь бы она навсегда меня запомнила, от природы никогда не отличавшаяся хорошей памятью на человеческие лица.

Отлично чувствую – её дырочка принимает меня, работает как насос. Мой оргазм стал приближаться с молниеносной скоростью, и я стиснул зубы, начал вспоминать свой нудный Отсчёт на заводе, лишь бы отдалить момент и не сползать с любимой как можно дольше. Отлично знаю, что и она терпит, ждёт, пока кончу первым. Непреложное правило проституток – сперва клиент, потом уже личное удовольствие. Но мне же хотелось играться, немного глумиться и откровенно вредничать. Я изловчился и подсунул руку к бёдрам, нащупал её клитор, закрытый несколькими слоями покровов, и принялся его тереть. Сначала мягко, затем круговыми движениями усилил нажим. Она начала так сильно извиваться, что моё нахождение сверху превратилось в настоящее испытание. Я стал обильнее потеть, даже язык случайно прикусил, слишком сконцентрированный на чужом удовольствии вместо того, чтоб кончить уже да отправиться домой к супруге.

Мысль подобного толка всегда приходит с лёгким опозданием. Я ведь давно к ней хожу, а тут явно стал ломать грань, когда наслаждение становится пыткой, и самый сладкий оргазм теряет силу, добытый словно в соревновании. В приступе стыда я вынул из неё член и чуть спустился, головой припал к дырочке, слегка солоноватой на вкус. Я чавкал, ловя какое-то совершенно неуловимое и необъяснимое чувство. Хочется очутиться в ней, залезть полностью и никогда больше не покидать её тела. Даже пустив скупую слезу, я, всё ещё утопающий в ненависти к себе из-за собственного варварства, решил, что пусть уж сначала она кончит, а я уж как-нибудь потом. В следующий раз или же в ду?ше, пока толстый слой машинного масла и каменной пыли будет понемногу сходить, засоряя слив.

Клитор набух достаточно, чтоб мой рот наполнился. Она текла так обильно, что приходилось глотать слюну вперемешку с её соками, всё ещё вкусными для влюблённого заводчанина, слегка потерявшегося по пути домой. Она же веселилась, радостно пищала. Лишь бы не ударила случайно ножкой, а то и синяк оставит. Такое не смогу внятно объяснить жене, да и врать не хочу. Просто промолчу, как раньше. Всегда работало, и сработает в этот раз.

Хочу, чтоб она узнала, как я люблю её. Я еле отпал своими губами от её дырочки, приподнялся и вернулся в прежнее положение. Набухший член так легко скользнул внутрь, что я кончил практически сразу, застывший на целую минуту. Неподвижный, трясущийся, и каждое мышечное волокно проглядывает под уставшей морщинистой кожей. Почему-то вместо приятных воспоминаний перед закрытыми глазами промелькнуло заспанное лицо пятидесятилетнего мужчины, которое я всё ещё не привык встречать в зеркале каждое утро.

Я свалился с неё. Она, всё ещё брыкающаяся в радости, пищала и болтала всеми восемью лапками, пока складки пульсировали, принявшие мою сперму и отправившие её на переваривание в огромный организм. До сих пор удивляюсь, как люди и огромные гусеницы Плутона смогли так полюбить друг друга. Оттого проигранные войны на Марсе и Венере выглядят совершенно нелепо. Насекомые нас любят, а мы любим их в ответ. Так это работает на фиолетовой планете. Так было до меня, так происходит при мне и так продолжится, когда я умру. Зацикленный круговорот жидкости и любви, давно утратившей границу между двумя совершенно разными формами жизни. Как же я люблю свою Диту, самую нежную Анухе в Городе.

Достал сигарету с наполненным фильтром. Красноватый, слишком явно выдающий содержащийся в себе Экс. Но он как ничто другое нужен сейчас. Чтоб продлить сладость момента, чтоб он запечатался в памяти так сильно, что никакой грохот металла на производстве не выбьет его из головы. Первая затяжка, и стопы онемели, постепенно забирая с собой голени. Такое же происходит с лицом, оно словно чужое, и я трогаю другого человека, не себя. В паху только жар сохранился, всё ещё напоминающий, что произошло – жаркий секс с Анухе, огромной гусеницей. Моя Дита приятного бирюзового цвета. В слабом освещении её личной комнаты она переливается так красиво, что у меня слёзы на глазах выступают. Как же я обожаю её. Если б мы знали языки друг друга, то я бы всё ей рассказал. А она призналась бы в любви мне. Это было бы так прекрасно. Но увы, мы всё ещё можем общаться одним лишь языком прикосновений.

– Дита, можно я приду к тебе через пару Отсчётов? Не уверен, что протяну больше… Дита?

А она молчала, повернувшаяся ко мне боком. Её огромные складки всё ещё пульсировали, оранжевые пятна на них постепенно меняли свой цвет. Она злилась или боялась. И я корил себя за то, что вызвал одно из этих чувств. Или оба сразу. Как же хочу доказать ей, что не представляю опасности, и…

– Дита? – я приложил ладонь к её покрову, отодвинув подальше папиросу с Эксом. – Ты меня слышишь?

Дита грузно поднялась, еле шевеля лапками, и уползла в темноту своей личной комнаты, куда для посетителей доступ закрыт. От моей возлюбленной осталась лишь полоса слизи, смесь наших жидкостей. Я припал к ней лицом, забыл о сигарете. Пепел попал мне в ладонь, я машинально скинул вместе с недешёвым куревом на ковёр. Чтоб не попортить его, тут же всё смахнул онемевшими пальцами и задавил пепел, только бы не разгорелся.

В зудящей обиде спешно оделся, предварительно вытершись специальными полотенцами у входа, и выскочил в коридор. Еле удерживаю слёзы под плотно сомкнутыми веками. Что я сделал сегодня не так? Как обычно был нежен и ласков, а она откровенно вредничала всё время, словно ей не нравилось, словно я самый мерзкий человек на планете. Будто она не принимает мне подобных по десять штук за Отсчёт…

По длинному узкому проходу выбрался к кассе. Мой давний знакомый, Хоп, как обычно дежурил в вечерние смены, еле дотягивающий до их конца. Задремал, работяга, аж храп поднял на половину борделя. Я сначала приготовил деньги, – наличность, как в совсем позабытые времена на Земле, – затем стуком в стекло разбудил Хопа.

– Здравия тебе. Вот, держи за час. – Проверив электронный остаток на НОТ-СОУ-СМАРТ, я просунул смятые купюры в узкую щель между мной и кассиром. Удобно, что он же являлся и главным сутенёром. От него можно лично узнать все подробности о местных Анухе, чтоб точно получить лучший на Плутоне оргазм с гусеницей.

– Здравия, Нис. Как всё прошло?

– Сложно сказать, – я специально показательно вздохнул и пожал плечами, – Дита сегодня какая-то неотзывчивая.

– Может, это потому что ты был с Мити?

Я буквально опешил, ощутив что-то вроде предательства. Причём что с моей стороны, что со стороны Хопа.

– Почему не сказал? Я же только к Дите ездить люблю!

– Тогда ты бы сразу заметил, что это не она… – Хоп на секунду усмехнулся. Однако, заметив мой озлобленный взгляд, быстро вернул серьёзный тон. В какой-то мере даже извиняющийся, – Дита с недавнего времени не на смене.

– Что случилось?

Я прижался лбом к стеклу между нами – единственной перегородке. Иначе сдавил бы горло Хопа так сильно, что он перестал бы произносить имя моей любимой гусеницы с такой пренебрежительной интонацией.

– Я продал её…

Слов во мне не нашлось. Да, всем известно, что умелых Анухе отправляют в частные коллекции богачам Города, тем не менее я от чего-то был уверен, что мою Диту никогда не отдадут. Сладкий секрет превратился во всеобщее достояние, и теперь мерзкое чувство утраты ударило меня по животу. Я буквально согнулся пополам, удерживаясь на месте непонятно как. Опёрся о стекло, Хоп даже с места подскочил.

– Нис… я прошу тебя… по старой дружбе… – его жалкий голос отлично доходил до меня, и я жалел, что имею прекрасный слух, который когда-то помогал при службе в Пурпурной армии. – Иди домой, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть. Как там кстати поживает…?

Я не дал ему договорить. Он хотел спросить о Пим, но я ни в коем виде не хотел вспоминать о ней до прихода домой. Хоп сел обратно, стул под ним даже скрипнул, приняв на себя тяжёлое тело лысеющего толстяка. Сейчас он словно стал более отвратительным, и другом его сложно назвать. Мерзко, таким не место среди моего ближайшего круга общения. Тем более именно этот человек продал мою любимую Анухе, чтоб набить себе карман. Я молча махнул рукой в сторону Хопа и поспешил выйти на улицу, ощущая, что эффект Экса покидает меня. Как и тепло, что подарили последние минуты в этом борделе. Не хочу больше сюда возвращаться, смысла отныне в этом буквально нет никакого.

Город под полимерным Тетром постепенно затихал. Дневная смена закончилась несколько часов назад, а ночная наступит нескоро, пусть и Солнце в самом разгаре. В летний период вращения Плутона верхушка власти решила, что рабочее время можно сократить, вот только при этом повысить интенсивность каждой минуты. Да, по воле Совета у меня больше свободного времени, а какой в этом толк, если я без ног возвращаюсь домой, и всё, на что у меня есть силы, это на скорую руку поесть да свалиться спать перед экраном, который запрещено выключать даже в ночное время? И каждые полчаса обязательные лекции о силе Троебожия. Тошнит уже от этих фанатиков. Стыдно признаться пред предками с Марса и Венеры, что в наш 4516 год от рождества Христова власть удерживается на две трети религиозными деятелями. Их голоса важнее, и слово обычного Горожанина куда слабее по сравнению с их словом. Думать хотя бы не запретили, и на том спасибо.

Я медленно вышагивал подальше от борделя по пути к центру Города. Там мой любимый бар, спрятанный в подвале под одним из самых высоких небоскрёбов. Хочу выпить, чтоб выбить из ушей свои же настырные мысли. И вспоминать смешно, что люди терраформировали столь далёкую от звезды планету, но отдали все лавры несуществующим богам, якобы те благословенно позволили сотворить подобное, а наша заслуга лишь в том, что нам удалось попросту дожить до этого момента.

Одновременно с этим до боли обидно, что нет тихого места ни в одном из пяти Городов на Плутоне. Везде эти баннеры, электронные щиты размером со здание. Бесконечный поток религиозной пропаганды. Как бы ты ни хотел, но не забудешь три заповеди. Сформулированы они при первой высадке на фиолетовой планете, тогда ещё бывшей оранжевым неприветливым шаром, намного меньшим по сравнению с первым домом людей в этой системе. И тесно как-то даже, хотя население куда реже прежнего. Нас словно выгоняют отсюда, хотят изжить нас, выставить как вредителей, лишь бы мы все передохли как насекомые других планет, не заслужившие сделать и малейший вдох.

Центр ближе – баннеров всё больше. Их невозможно игнорировать, слишком яркие, слишком огромные. Такие громкие, хоть уши затыкай, но всё равно услышишь. А я не могу не слышать, так что каждая проповедь со стороны Совета и его религиозной ветви превращается в откровенную физическую пытку.

«Троебожие – единственный объект поклонения, и ни одно другое существо не может быть предметом столь сильного восхищения. Помни своих создателей и своих стражей. Помни Троебожие»

Самая глупая заповедь, и почему-то первая. Встречает меня потоком отвращения, аж мурашки по спине. Я ускорил шаг.

«Поклоняться Троебожию и проводить обряд Верности – важная обязанность каждого Гражданина. Держи мысли в чистоте, а поступки – в верности Городу и его правлению»

Да, помню. Иначе тебе присуждается постыдное клеймо Еретика. С ним невозможно найти достойную работу, не на что будет обеспечивать семью как итог. Никакой государственной службы, и даже самый верный воин Пурпурной армии может вмиг превратиться в изгоя, не вовремя решивший открыть рот против непоколебимой власти и авторитета Троебожия. Твой голос лишается полноценной силы при выборе новых членов Совета. Лишь десять Еретиков составляют один цельный голос стандартного Гражданина. Таких отщепенцев, практически бесполезных для Города, выгоняют или насильно, или под любыми другими предлогами выселяют на окраины, где воздух даже имеет меньше степеней очистки. Боюсь к старости начать вслух говорить с самим собой, и подобные мысли станут вполне слышимыми словами. Так не хочется после бравой службы в армии и работе на производстве вдруг стать никому не нужным стариком, лишённым любой почести.

«Служба Городу и Троебожию является главным приоритетом жизни любого Гражданина. Посвящай каждую минуту мыслям о Троебожии, пока тело занято работой во благо всего общества Плутона»

И сложно это назвать заповедями, хотя в главной книге нашей планеты, Своде, они прописаны отдельно от основных очевидных правил, вроде убийств, воровства и дезертирства. Как по мне – это та же пропаганда, только ещё Троебожие привязали, чтоб люди боялись. А кто на самом деле его страшится? У кого ни спрошу, так хоть шёпотом, да поведают, что не верят во всё это. Изжитые рассказы о всемогущих существах, когда-то создавших людей. Словно это сложно – поднять документы и узнать точные имена своих родителей. Да в наше время даже сперму своего отца можно добыть из архивов. И клянусь своим браком – в этой жидкости нет никаких богов.

Проповеди начали сливаться в одну неприятную какофонию. Благо, всё это по большей части осталось за спиной. Пропаганда придумана для бедных, пока богатые верстают новые формулировки, и им необязательно каждый раз слушать собственное творчество. Покрытый пылью и жидкостью другой Анухе, не моей родной, я заступил за черту центра – круга, на пятьдесят метров выше предыдущего яруса. Длинный эскалатор поднял меня сюда, и поставлю на кон что угодно, но воздух тут слаще, чище. Лёгким легче дышать, в груди уже не так ломит. Мышцам проще двигаться, а мысль о том, что жизнь всё-таки прекрасна, только крепнет.

По знакомым металлическим путям вдоль магистралей воздушных подушек я добрался до бара. Дошагаю сюда хоть с закрытыми глазами, за долгое время в отставке выучивший наизусть один и тот же маршрут, повторяемый после каждой второй смены. Приятный запах этилового спирта, более безопасного, нежели на более отдалённых участках Города, поманил скорее заскочить внутрь. Музыка обволакивала как мать, заботящаяся о своём единственном ребёнке. Окрылённый, я открыл двери и ввалился в бар. Местные Анухе, выполняющие роль диванов и личных спутниц посетителей, мерно подрагивали в такт оркестру. Он играл что-то тягучее, такое чарующее и вводящее в транс, что разница между насекомыми и людьми совершенно стёрлась. Я прошёл к барной стойке, на ходу погладив одну из гусениц, проползших мимо. На её спинке поднос с напитками, поблескивает в зеленоватом свете с потолка.

– Страут и виски.

Я устроился за стойкой, в бессилии еле влезший на высокий стул. Вокруг больше мужчин, нежели женщин. Четверть из них знаю лично. Это мои коллеги на производстве. Каждое утро на построении и лекции по технике безопасности мы киваем друг другу, потом мерно разбредаемся по своим рабочим местам под играющий по всей территории завода гимн Города. Он практически не отличается от гимна Пурпурной армии, разве что добавлены несколько куплетов про Троебожие, но к этому моменту, благо, я уже за своим станком приношу реальную пользу обществу. В отличие от тех, кто только и умеет, что стишки под музыку сочинять.

Мне поставили чёрную бутылку и стакан. Бармен сегодня нарасхват. Конец смены для обычных рабочих означал для него начало полной загрузки. Тонна посетителей, и ещё попутно надо следить за Анухе, чтоб какой-нибудь особо игривый заводчанин не утащил её с собой в туалет. Помню, как несколько бригадиров, особо распоясавшиеся после повышения и последующей пьянки, сначала изнасиловали одну из гусениц, а потом сожрали половину бедняжки. Их тут же выставили за пределы Города, где тоже есть воздух, но шанс выжить от этого совершенно не повышается. Дурачьё, нет чтоб просто выпустить пар да оставить Анухе в покое. Отлежалась бы и вернулась на смену, так нет, пустили в ход свои зубы…

Я сделал глоток виски и запил страутом. Горячая смесь быстро провалилась в желудок. Тепло, столь желанное в этот момент, распределилось равномерно по телу. Схожее с приёмом Экса, хоть и слегка иного воздействия. Чувствую, как щёки загорелись, улыбка сама по себе растянула лицо. Я вспомнил Диту. Внезапная волна тоски навалилась грузом на позвоночник, меня пригнуло к стойке, а там недопитый стакан. Тут же я одним глотком прикончил остатки виски и пригубил страута из бутылки. Подозвал бармена.

– Что вам? Повторить?

– Нет, спасибо, – я ощутил собственный шлейф перегара изо рта, – у вас случайно не будет Анухе для уединения?

– Нет, извините.

Тон его был резким, но правила общения с клиентами не позволяют общаться иначе. Каким бы ни был посетитель, он остаётся главным приоритетом. Я не хотел этим воспользоваться, точно нет. Просто решил, что могу сегодня попросить у других людей немного сожаления. Не думаю, якобы это так сложно – войти в моё положение. Уверен, у большинства есть своя любимая гусеница – в борделе, в баре или же прямо дома. И не поверю, что кто-то не считает их членами своей семьи. Я же часть семьи сегодня потерял…

В кислой обиде допил страут и тут же выскочил на улицу, специально избегая взглядом любую Анухе, что могла попасться по пути. Слишком уж все они напоминают Диту. Не хватало ещё утонуть в ребячьих чувствах и забыть, что я вообще-то бывший военный, с наградами окончивший службу и заступивший в ряды работников производства. Если бы не мы, то Пурпурная армия в руках носила бы обычные камни, а не новейшие автоматы серии FP142. Так-то! Лично я собрал таких и несколько предыдущих моделей своими руками. Никто не посмеет попрекнуть, что я сделал для этого общества слишком мало. Ха, какое Троебожие? Вот же я, тот, кто творит…

Машина Стражей прокатила мимо, на беззвучных магнитных подушках подкравшись, словно воры. Заметил их исключительно по красным и синим всполохам на стенах двора, в котором очутился. Вроде бы знакомый, но сто?ит найти правильную дорогу. Высветил себе светом экрана НОТ-СОУ-СМАРТ с запястья путь во тьме. Кажется, грусть, залитая алкоголем, лишила меня способности отлично ориентироваться в Городе. Надо бы осторожнее, сегодня я не планировал проводить ночь в специальной камере для особо пьяных. Да и надеюсь, что всё прежде скользившее в уме я всё-таки оставил за зубами, а не выкрикивал что есть сил. Стыдно даже. Но только совсем чуть-чуть.

Третий ярус, на сотню метров ниже центра. Мой родной. Здесь я появился на свет и умру среди этих же домов. Они расположены почти вплотную к друг другу, и практически цельное кольцо строений служит экватором между двумя совершенно разными мирами – привилегированное общество Совета с его приближёнными и отребье четвёртого и пятого ярусов. В какой-то степени я рад, что полностью никому из них не принадлежу, оставшийся словно от этого чистым, незапятнанным ни алчностью, ни леностью. Порадовавшись в очередной раз за самого себя, я скользнул к своему дому, заранее достав пропуск и ключи. Лишь бы не как в прошлый раз, когда в зубках какой-то Анухе из подворотни оставил карточку Гражданина и жильца… тьфу, и вспоминать противно.

Лифт как обычно не работал. Подъём на тринадцатый этаж выжал из меня последние соки. Чтобы не задыхаться прямо перед Пим в прихожей, я сначала отдышался, и потом только принялся открывать дверь. Не попал в скважину с первого раза, скрежеща металлом о металл. Приглушённые шаги с той стороны остановились у порога, я аккуратно отворил дверь, чтоб не ударить супругу. И кто вообще придумал двери устанавливать с внутренним открыванием? Её лицо мелькнуло в свете слабой лампочки на этаже, пока в самой квартире главенствовал мрак. Пим в ночнушке, с заспанными глазами. Обнимает сама себя, только что вырванная из тёплой постели моим поздним приходом. Я закрыл за собой, погрузившись в телесный запах супруги и голоса с экрана в большой комнате. Они в миллионный раз просили меня воздать почести Совету и поблагодарить Троебожие за рабочий Отсчёт.

– Почему так поздно?

Она шептала. Её странная привычка – шептать даже тогда, когда некого будить в целой округе. Дворы ещё шумели, автобусы и поезда скрежетали, развозившие рабочих по своим ярусам. А кроме нас в квартире и нет никого.

– На смене задержался сначала. Новую партию чертежей привезли, надо было разобраться. Потом в баре посидел с Яри. Немного выпил.

Пим не стала выяснять ничего, как бывает порой, и молча отправилась на кухню. Зажгла свет, достала что-то из холодильника, принялась звенеть посудой. Я спешно скинул обувь, тонкая вонючая нить запаха поднялась к моим ноздрям.

– Пим, я в душ сначала, потом поем. Хорошо?

– Ладно, я разогрею и сразу спать лягу. Водой залей, утром помою. Завтра у меня долгая смена. Взяла дополнительное время, так что надо выспаться. Ты тоже не тяни.

– Ага.

Шатаясь и одной рукой держась за стены, я завалился в ванную, далеко не сразу найдя переключатель света. Словно в чужой квартире, неловко как-то. Резкие лучи ударили по глазам, шум собирался с ушей и концентрировался во лбу, по итогу формируясь во вполне осязаемую боль. Я заткнул раковину, набрал холодной воды и погрузил туда лицо. Задержал дыхание насколько смог, вылез уже более трезвым, словно обновлённым. Затем помылся, тихо напевая случайные мелодии, и босой, ещё мокрый, выбрался на кухню.

На столе остывал суп, ложка лежала рядом с тарелкой. Злаковых батончиков не было, в этом я сам виноват, забыл купить по пути домой. Внутри всё урчало от вкусности супа и его приятного тепла. Я мысленно поблагодарил Пим и поставил пустую тарелку в раковину. Залил водой, как она просила, и отправился спать.

Моя холодная сторона постели сначала обожгла, я накрылся одеялом и прижался поближе к спине супруги. Она застонала в сонной неге, потянулась и снова захрапела в своей милой манере. Я покрылся мурашками, резко испытав любовь в этой женщине.

– Люблю тебя.

Шепнул я на ушко Пим. И пусть не услышит, не узнает, но может так ей приснятся хорошие сны, в отличие от моих еженощных кошмаров. Там я всё ещё несу службу и убиваю давно сдавшихся Анухе. Геноцид, который иначе невозможно воспринимать. На руках каждого воина Пурпурной армии огромное количество крови ни в чём не повинных гусениц. Они сразу сдали нам планету, но Совет решил, что лишь полное подчинение принесёт достаточное уважение Троебожия. Интересно, как люди выяснили, что богам угодно такое количество убийств?

Попытки отвлечься долго ни к чему не приводили. Я начал погружаться в сон только когда звук с экрана слился в одну полосу человеческого голоса. Уже не так важно, что они пытаются донести. Я же всё самое ценное сказал и себе и Пим. На этом вечер пусть завершится, он и так был слишком долгим.

Глава 2

Пим умывалась, первая соскочившая с постели. Утро нового Отсчёта встретило нас обязательной проповедью с экрана, так что остатки моих поверхностных снов смешались с повтором трёх заповедей. Я заткнул уши подушкой и попытался подремать ещё, но тут включилось автоматическое освещение. Пришлось подняться и доковылять до кухни. Пятки болят в последнее время особенно сильно. Был бы умнее, так вместо бара сходил бы к Лекарям.

Завтрак представлял из себя тот же ужин, только по кухонным каналам дополнительно передали обязательный подарок от Совета – витаминные трубочки. Одну я растворил прямо в супе. Другую захватил с собой в душ. Пим уже вышла оттуда, за ней плотной стеной последовал пар. Она всегда мылась практически в кипятке, вот только сегодня у меня нет сил и желания ждать, пока зеркала отпотеют. Я зашёл в эту газовую камеру и сразу прыгнул в ванну. Холодная вода привела в порядок сонную голову, витаминная палочка, которую жевал после завтрака, взбудоражила мускулы.

С еле заметной улыбкой вышел в коридор, отлично осознавая, что это палочки так действуют. Их цель – помочь с выработкой гормона счастья. Возможно, это не так уж плохо – искусственная радость, ведь к концу рабочей недели я всегда без сил, еле уговаривающий себя отправиться на завод. Как бы ни любил своё призвание, а нести его бремя крайне затруднительно для моего возраста. О пенсии не грежу, но вот пару дополнительных выходных стоит попросить у Совета, иначе рискую однажды просто не встать с постели, как бы настырно с экранов не вещали про долг перед обществом.

– Вернусь позже обычного, – Пим в прихожей собиралась на скорую руку, словно опаздывала. Хотя её смена начнётся нескоро.

– Да, помню. Ты вчера говорила.

Она молча выскочила на лестничную площадку и пропала в топоте других таких же работяг, решивших сегодня поехать пораньше. Ощущение, что я что-то забыл, и мне тоже стоило бы поторопиться. По НОТ-СОУ-СМАРТ я сверил время. В запасе около тридцати минут. Я не спеша оделся и сел в прихожей, уставился в стену. Белая, ни единой шероховатости. Словно продолжение сна, только не такого мучительного, как обычно. Я дышал размеренно, ощущая в груди неприятное давление. Холод по сердцу заставляет сжиматься пополам, сгибаться грудью к коленям. В висках стучит, и глупые, страшные мысли выгоняют всё из головы. Не хочу на них концентрироваться, поэтому смотрю на стену. Она белая, ни единой шероховатости…

Как обычно, понадобилось десять минут от силы, чтобы прийти в себя. Сила в ногах подоспела чуть позже, с приподнятым настроением я вышел из дома. Суета Города постепенно набирала обороты. Рабочие смены перемежались друг с другом, и ближайшие несколько часов всё вокруг будет наполнено до краёв цокотом каблуков. Каждый разбредётся по своим местам. Я уверял себя, что сегодняшний Отсчёт пройдёт быстро. Окончание недели, когда график вполне щадящий, и не придётся молиться кому бы то ни было из богов, чтоб они сократили моё нахождение на заводе. Сегодня как никогда хочу побыстрее освободиться. У меня есть неоконченные дела.

По проспекту Папирова, вдоль кольца своего яруса, на попутных автобусах и трамваях я добрался до поезда. Он увезёт меня в недра Города, где и находится завод. Очередь желающих поскорее очутиться на работе растянулась на пару десятков человек. Вагон за вагоном состав заполнялся. Я скользнул последним, чтоб первым же и выйти на остановке. Поезд тронулся, мягкий разгон слегка разбередил желудок, и меня лбом прижало к стеклу. Там мелькали огни Города, пока все мы постепенно прятались в его нутре. Света всё меньше, только искусственные Солнца, вызывающие тошноту. Я закашлялся, успев прикрыться рукой. На пальцах остались маленькие капли крови, на зубах плёнка с привкусом железа. Вытер всё об штанину и приготовился выходить.

Станция первых Воздвиженцев. Традиционно главная в Городе, как бы глубоко и неприметно она ни находилась. Чувствую спиной жар голодных до работы Граждан. Дышат мне в спину, взглядом жгут затылок. Даже так определят бывшего военного, решившего по наивности, что после службы ему рады на производстве. Знали бы они, что я ничем от них не отличаюсь по своей сути, так не вели бы себя столь мерзко. Я же их не корю за то, что они струсили когда-то пройти срочную службу и всю жизнь провели на заводе! Сколько бы лет ни прошло, а общество как было разделено, так таковым и осталось. Совет до сих пор считает, что все преданы Троебожию, пока сами Граждане искренне ненавидят каждого, кто когда-то в руки взял автомат, чтоб истреблять Анухе на изгибах Плутона. Ведь каждый солдат тоже человек! И ему не чужды обычные человеческие чувства. Сострадание, любовь. А ещё огромный стыд за то, каким был раньше…

Так и вышло, что после остановки поезда и открытия скрипучих дверей я первым добрался до пропускного пункта. Пересёк его и тут же рванул в рубку бригадиров. Мне нужен был один конкретный, с его помощью начнётся цепочках событий, обязательных для прохождения сегодня. Не смогу нормально спать, если не верну должок Хопу за продажу моей Диты. Ему стоило подумать, что у меня, как у бывшего военного, есть разрешение на ношение личного оружия в любой ситуации и даже в пределах Тетра. Глупый Хоп так же не принял в расчёт, что квота на убийства у Пурпурной армии расширена. Да, служба оставлена с десяток лет назад, но документы всё ещё при мне. Придётся скрепя сердце воспользоваться старым способом возвращать себе гордость.

– Дол?

– Да, Нис? Что хотел?

Давний знакомый. Учились вместе в военной Академии, он не прошёл итоговый экзамен, от чего сначала впал в запой, а потом переучился на бригадира. Вполне неплохо по итогу, только в промежутке я испытывал жалость к его скромным заслугам. Посмеялись бы вдвоём много лет назад, узнав наперёд, что я после службы буду работать под его пристальным, но справедливым надзором.

– Мне сегодня нужно пораньше уйти. Крайне срочные семейные дела.

Высокий худощавый Дол поднялся со стула, оглядываясь по сторонам. К началу смену его кабинет ещё не заполнили другие бригадиры, однако уши есть везде, и даже там, куда не дотянется ни один любопытный глаз. Если не Совет, так Троебожие обо всём узнает.

– Прям срочно надо? – он перешёл на шёпот. – Я-то не против, только план увеличили, и итоговую документацию надо сдать не позже окончания Отсчёта.

– Я отработаю сегодня двойную норму и на следующей неделе возьму пару дополнительных часов. Само собой оплату с тебя не возьму за переработку. Что скажешь?

Дол понял, что я не произнесу точной причины дать мне отгул, и одновременно с этим явно поверил, что его не обманут. Да, так и есть, тем не менее не стоит на его совесть взваливать дополнительную ношу. Что я буду делать за пределами завода – это исключительно моё личное дело, и Дол это отлично понимает.

– Составь заявление на всякий случай, что ты добровольно покинул смену раньше. Пусть повисит в черновиках моего НОТ-СОУ-СМАРТ. – Он нервно сглотнул, ощутив себя обязанным объясниться. – Нис, это для моей подстраховки. Зачем бы тебе ни пришлось уходить пораньше, это в любом случае не должно меня коснуться. И если всё обойдётся, я просто его удалю.

– Договорились.

Я покинул кабинет, на ходу скидывая куртку. Быстро переоденусь, составлю документ и как можно скорее закрою на сегодня план. Руки буквально горят со всем закончить, тем более люди вокруг словно поняли, что я задумал. Постоянно косятся на меня, неслышно осуждают. Потрескавшиеся губы хулят, готовые чуть что так сразу составить донос. Надеюсь утренняя проповедь слегка поубавит их предательский пыл, для этого она и создана – насильно сплотить даже кровных врагов ради безопасности на производстве, а потом я займусь делом. Один, без напарников. Что на заводе, что на личном фронте.

Как обычно в начале смены время тянулось тягуче. До скрипа в зубах медленно, затем разогналось, и я даже впал в свой любимый транс, когда рабочий поток уносит тебя сквозь минуты и часы, слившиеся в одну полоску. Я штамповал детали быстрее обычного, на кураже и злости даже не допуская производственного брака. Закусив язык, закрыл две трети плана ещё до обеда, в течение которого не садился с остальными. Ощущение, будто пахну предстоящим убийством, и никому не стоит узнавать этот аромат. Как бы ни маскировались, а среди них тоже есть бывшие воины Пурпурной армии, только скрываются лучше моего, чтоб спрос коллег был поменьше.

Я вернулся с обеда раньше других и окунулся в остатки работы. Завод гудел что есть мо?чи, разогнанный до максимальных производственных темпов. Станки стучали в такт друг другу, конвейер деталей и собранных прототипов заполнился до краёв. Погружённый в воодушевление, я собрал последние части будущих серий вооружения и закрыл свою смену на НОТ-СОУ-СМАРТ, тут же отправив заявление об отгуле Долу. По пути в раздевалку я специально смотрел в окна его кабинета. Хотел ли таким образом дать понять, что уже ухожу, или же разыгрывал спектакль собственной наглости –сам не понял, но не остановился ни на секунду. Дело не ждёт, и я в нетерпении практически слюни пускал, пока пальцы дрожали от волнения.

Да, не в первый раз убью человека, – на службе всякое бывало, – однако это не лишает базовых чувств. Буквально страшно, хоть и бегу от этого ощущения всю жизнь. Вне зависимости, какую форму принял ужас, я должен во что бы то ни стало справиться с поставленными задачами, поэтому заранее покидаю территорию завода, достав из шкафчика запасной ПП TW12. Миниатюрный убийца. Всего два заряда и потом в утиль, зато в руках умелого воина малютка превращается в опасного противника. Надеюсь, не придётся тратить выстрелы, но всё равно подготовился к иному исходу. Как минимум Хоп не достоин, хоть и заслужил. А вот те, кто сейчас глумятся над моей Дитой, точно попадут под прицел. И это как минимум.

Поезд пришлось долго ждать. Пересменка произошла немного раньше, поэтому никто не собирался везти в Город одного меня. Усталые работяги за дополнительные гроши собрались после ночной смены, с ними я и заскочил в вагон, пугающий своей пустотой. Непривычно, нет гама заводчан, нет запаха пота и чужого дыхания. Даже металл выглядит иначе, менее скрипучий и более приветливый. Я занял отдельное от остальных сидение и погрузился в мысли, в которых боязно завязнуть насовсем. Месть слишком опасна, чтоб отдавать ей свою сохранность, но вернуть честь я обязан. Знаю, что слухи распространятся быстро, и стоит одному хотя бы пикнуть, что мою любимую Анухе увезли, так всем станет известно об этом. Везде эти доносчики и уши Совета, приверженцы Троебожия, всё пытающиеся искоренить любовь между людьми и гусеницами. Я не дам им победить и непременно верну своё.

Город встретил яркими лучами Солнца. Тетр рассеивал их, но жар ощущался всем телом, пусть и закрытый плотной курткой. Прячась от света, я пересел на другую сторону вагона, поближе к выходу. Ноги горят в желании пуститься в бег, и я нервничаю будто новобранец перед первым боевым заданием. Беспрестанно потными ладонями тереблю рукоять ПП и представляю, как забираю Диту от новых хозяев. Красивая картинка, требующая продолжения. Понятия не имею, что буду делать потом. В бордель не хочу возвращать, домой тоже не заберёшь. Гнусные противоречия заставили до крови раскусить кожу на ладони. Я решил, что буду разбираться на ходу, как делал при каждом приказе от Совета. Приятно, в этот раз я сам себе генерал.

Вышел на знакомой остановке. Толкаемый автоматическими движениями, добрался до борделя, попутно проверяя наличие ПП, словно он мог выпасть. Нервы натянулись и теперь дребезжат как струны, готовые вот-вот порваться, да с таким треском, что останусь без слуха. Звуки вдруг пропали, только больше добавив ужаса моему состоянию. Будто весь Город теперь в курсе, зачем я сорвался с работы, рискуя местом на производстве и в обществе. Троебожие, может, и простит когда-нибудь, но вот Совет решит иначе. Если всё всплывёт, то в лучшем случае меня отправят на последний, самый нижний, ярус. В худшем – выставят за пределы Тетра.

И вот та самая мысль ударилась в лоб изнутри, когда до двери осталось всего несколько шагов. Что мною движет? Вчерашние любовные порывы были вызваны и усилены Эксом, а последующая обида является следствием смешения его с алкоголем. Я точно отдаю себе отчёт, что действую опрометчиво, но ничего не могу с этим поделать. Дурацкая идея, слишком навязчивая, чтоб так запросто её отпустить. Поедает изнутри, и всё так похоже на войну, которую таковой даже назвать сложно. Они не виноваты ни в чём, это я был научен отстаивать своё. Да простит меня Пим, если на сей раз я облажаюсь фатально и бесповоротно.

Не стал пинать дверь, как хотелось до этого. Приоткрыл её, словно решил посетить бордель в обычном режиме. Конечно, тут никого не оказалось из людей. Только Хоп и гусеницы, каждая из которых спит перед первыми посетителями после окончания рабочей смены. Я почти на цыпочках подкрался к стойке Хопа, застал его там же, читающим что-то на своём НОТ-СОУ-СМАРТ. Он долго не замечал меня, пока я, весь в поту, прожигал взглядом в его голове дырку размером с кулак. Он даже вздрогнул, когда понял, что не один тут находится.