Алая Завеса. Наследие Меркольта

Прядь его волос поднялась вверх из-за ветра.

Юлиану и Пенелопе понадобилось несколько секунд для того, чтобы прийти в себя и снова коснуться рук друг друга.

– Мы должны продолжить, – кивнул Гарет и перелистнул страницу блокнота. – Повторяйте за мной! Чётко и размеренно!

Юлиан посмотрел в лицо Пенелопы. На этот раз она не отводила своего взгляда – пустого, холодного и напуганного.

– Тёмный и неизведанный, присутствующий внутри каждого из нас, навеки не упокоенный, грехов не искупивший, будь рядом со мной! – проговорил Гарет.

Он напоминал экзорциста.

Юлиан и Пенелопа послушно повторили фразу. В голосе девушки почувствовалась дрожь.

– Этот круг – отныне твоя извечная обитель, храм твоего покоя и хранилище твое скорби.

Ветер усиливался. На этот раз Юлиан ощущал не только лёгкое дуновение, а самый настоящий шквал. Но теперь он не осмеливался обернуться.

– Отринь все искушения, прими свою судьбу и признай во мне своего хозяина. Не покидай круга, ибо внутри него отныне истина и воля.

Юлиан почувствовал тяжесть, будто на его плечах кто-то сидел. Колени начали подкашиваться, а перед глазами нависала тьма. Боковым зрением он видел его – чёрного, как смола и ужасного, как смерть, но не мог рассмотреть деталей.

– Я знаю твоё имя! – громко крикнул Гарет. – И имя тебе – искушение. Я знаю твой лик! И лик твой – скорбь!

– Я знаю твоё имя! – из последних сил проговорил Юлиан. Голоса Пенелопы он более не слышал – она лишь апатично шевелила губами, но слова остались внутри неё. – И имя тебе… Имя тебе… Имя тебе… Смерть.

Юлиан не хотел говорить слово «смерть». За него это сделал кто-то другой – сидящий внутри, управляющий им долгое время и прозванный самим Юлианом «внутренним демоном».

Тяжесть стала невыносимой, а тьма заполонила всё вокруг, стерев из поля зрения Гарета с блокнотом, потерянную Пенелопу и напуганных Йохана и Хелен.

Несколько мгновений Юлиана словно не существовала в реальности – он не видел темноты, не слышал тишины и не воспринимал бытия. Возможно, именно так выглядит самый ужасный вариант смерти, когда после её наступления душа отправляется не на небеса или в ад, а в пустоту.

Но Юлиан очнулся. Он открыл глаза и увидел перед собой темноту – настолько чёрную, что даже слепота казалась насыщенной различными красками.

Юлиан попытался позвать на помощь, но не слышал сам себя, потому что звук здесь, словно в вакууме, не распространялся.

Осознав, что это, скорее всего, сон, Юлиан закрыл глаза и попытался вернуться в состояние бодрствования. Это всякий раз работало – если сниться кошмар, его можно легко покинуть, осознав всю его иллюзорность.

Но не выходило.

– Ты не проснёшься, – услышал Юлиан пустой голос.

Голос был настолько пуст, что не поддавался никакому описанию. Вспомни Юлиан тысячу знакомых ему голосов, ни один из них не напомнил бы ему этот.

Он открыл глаза и увидел перед собой очертания рыцаря в серебряных доспехах. Его сложно было разглядеть, потому что он представал перед Юлианом в толще густого тумана.

– Ты – смерть? – спросил Юлиан.

На этот раз голос вышел из нутра, распространившись громким эхом по небытию.

– Я не смерть, но отпрыск её хозяина, – послышался ответ из-за спины.

Юлиан обнаружил, что рыцарь растворился, не оставив после себя ничего, кроме тумана. Он обернулся и увидел своего собеседника сзади.

– Ты – доппельгангер. Всего лишь часть меня, – сказал Юлиан. – Ты обязан мне подчиняться!

– Это ты – моя часть, – услышал Юлиан голос со стороны левого плеча. – Ты – моё слово. Ты пришёл ко мне по своему желанию, и отныне ты – мой.

– Кто ты? – повторил Юлиан.

– Я – Халари. Неискуплённый сын хозяина смерти. Отречённый. Спаситель, за ваши грехи пострадавший!

Последняя фраза была сказана настолько громко, что едва не порвала барабанные перепонки Юлиана. Он закрыл уши руками, но это не помогло.

Халари расставил руки в стороны, и сзади него образовался нарисованный синими линиями на чёрном крест. Руки рыцаря начали обматываться синими путами, словно его распинали.

Юлиан попытался отвернуться, чтобы не видеть этого жуткого зрелища. Но, куда бы он ни бросал свой взгляд, везде видел одно и то же – распятого рыцаря в серебряных доспехах.

Он закрыл глаза, но это не позволило ему оградиться. Теперь Юлиан и сам висел на кресте, покорно наблюдающий за тем, как толпа закидывает его камнями.

Он открыл глаза. Халари перед ним больше не было.

– Вспомни меня, – сказал ужасный голос прямо в его ухо. – Вспомни себя. Кем ты был. Собери их вместе. Верни меня домой.

Юлиан закрыл уши и пустился со всех ног прочь. Но Халари и не думал исчезать – Юлиан ощущал его присутствие.

– Сруби голову хозяину смерти, и сам наденешь его корону! – сказал Отречённый, после чего Юлиан упал ничком, словно кто-то поставил ему подножку.

Немного придя в себя, он перевернулся на спину и, открыв глаза, обнаружил, что покинул небытие. Голова кружилась, а перед глазами всё расплывалось, но ему удалось определи очертания своих друзей – все четверо склонились над ним в ожидании исхода.

На лбу Юлиана лежала тёплая рука Пенелопы, но, едва он открыл глаза, она убрала её. Юлиан снова ощутил пустоту.

– Мы думали, ты умер, – пробубнил Йохан.

– Не неси чушь, – оговорила Хелен. – Спасибо, Пенни, что вытащила его. Не ожидала, что скажу это когда-либо.

Юлиан совсем не хотел вставать. Он ощущал себя так, будто лежал в уютной постели.

– И почему о твоих способностях к исцелению не было ничего слышно раньше? – спросил Гарет.

– Это как рефлекс, – отстранённо ответила Пенелопа. – Может получиться, а может и нет. Всё зависит от того, насколько близок… В общем, как повезёт.

– Я потерял сознание? – хриплым голосом спросил Юлиан.

Он очень сильно хотел пить, но очень сомневался, что у кого-то из его спутников за пазухой случайно завалялась бутылка холодной родниковой воды.

– К сожалению, – понуро ответил Гарет. – Думается мне, третьей части заклинания уже не будет.

– Она ни к чему, – произнёс Юлиан, попытавшись подняться.

– То есть, мы не попробуем ещё раз? – обвиняющим тоном спросил Гарет.

– Этим заклинанием мы призвали Халари. Я видел его. Я говорил с ним… Там, в небытие.

Все замолчали, непонимающе переглядываясь друг с другом.

– Халари? – первым нарушил тишину Гарет. – Тот самый, из «Откровений Меркольта»? Что он говорил тебе?

Хелен посмотрела на Йохана в надежде, что тот объяснит ей что-то, но юноша понимал ещё меньше, чем она.

– Полнейший бред, – сказал Юлиан. – Хозяин смерти…Требовал что-то собрать… Его распяли. Я ничего не понял.

– Я думаю, что это был всего лишь сон, – предположила Пенелопа. – Неправильное заклинание, найденное твоим другом непонятно где, лишило тебя всех сил, и ты просто потеряла сознание.

– Неправильное? – удивился Гарет. – С чего ты взяла?

– Потому что я в своей жизни не слышала более бредового заклинания.

Гарет бросил в её сторону обиженный взгляд.

– По-моему, ты не следовала нужным указаниям.

Пенелопа ответила ему не менее серьёзным взглядом.

– Даже если так, – сказала она. – Твоё заклинание едва не погубило твоего друга. Я, пожалуй, пойду, пока и впрямь кто-то не умер. И, обращаюсь к Хелен. Никогда больше не пытайся втягивать меня в подобного рода неприятности. Твои провокации больше не подействуют.

Хелен ничего не ответила, несмотря на то, что ответить было что.

Несколько ночей подряд Юлиану снился Халари – ужасный рыцарь в серебряных доспехах, чьё лицо было невозможно рассмотреть. Всякий раз он говорил что-то Юлиану на неизвестном языке, будучи в полной уверенности, что юноша понимает его.

Юлиан пытался проснуться, но не всегда удавалось сделать это быстро – Отречённый не отпускал его.

Являлось ли случившееся в старой церкви действительно сном, как считала Пенелопа, или же заклинание и впрямь призвало Халари в сознание Юлиана? Конечно, хотелось, чтобы девушка была права, но видение было настолько реалистичным, что верилось с трудом.

Днём Юлиан старался абстрагироваться от этого, и у него получалось – учёба, Хелен и Гарет в меру своих возможностей помогали ему.

К слову, у Гарета было и своё мнение на этот счёт.

– Я считаю, что в видении ты столкнулся со своим доппельгангером, – сказал он как-то перед сном.

– Халари не может быть моим доппельгангером, – ответил Юлиан.

– Неважно, как он представился. Он знает, что это имя – не пустой звук для тебя, потому пытался напугать тебя им. Думаю, доппельгангер всегда был внутри тебя, поэтому заклинание неправильно сработало.

– Внутри? Как ты это понял?

– Ты общался с ним внутри своего сознания. Логично, что он там и находится. По-моему, мы ошиблись. Доппельгангер не вырывался наружу и не нападал на твоих друзей. Он сидел внутри – скорее всего, слабый и несформированный, а тут мы решили его вызвать. Поэтому ты и потерял сознание – когда из тебя пытаются вырвать кусок, вряд ли чувствуешь что-то приятное.

Юлиан уже засыпал. Гарет же плохо спал по ночам, поэтому перед сном мог разговаривать по два часа, даже тогда, когда Юлиан уже сопел и ничего не слышал.

Так вышло и в этот раз – Юлиан совсем не помнил, чем закончился разговор о доппельгангере.

Он больше не хотел слышать это слово.

В эту ночь Юлиану наконец-то не приснился Халари, или, он попросту не запомнил сна. Но, в любом случае, Юлиан проснулся в гораздо лучшем расположении духа, нежели в предыдущие дни.

После случившегося в церкви Пенелопа делала вид, будто никогда не была знакома с Юлианом. Она в упор не замечала его, и все надежды о том, что тот случай всё изменит, рассеялись как дым.

Возможно, пора было принять это.

На большой перемене Юлиан сидел напротив Хелен в буфете и с искренним интересом наблюдал за тем, как она жадно поедает сосиску, обильно политую горчицей. Он не сводил с неё глаз из-за того, что в паре метров от них сидели Аарон и Пенелопа и, весело перешёптываясь между собой, пили кофе и ели пирожные.

Соблазн обернуться был велик, но Юлиан дал себе установку не сводить глаз с Хелен, и следовал её. Девушку же нисколько не беспокоило то, как нагло сверлят её взглядом.

– Можешь расслабиться, – сказала она, вытирая уголок губ салфеткой. – Они уже ушли.

Юлиан ещё несколько секунд находился в состоянии коматоза, но потом отреагировал:

– Кто они? О ком ты?

– Ты напоминаешь енота. Не знаю, к чему эта ассоциация, но Пенни уже ушла.

– И что? Что мне с этого?

– Брось притворяться.

– Мне всё равно, что ни делают. Меня это совсем не касается.

Этим словам не верили ни Хелен, ни сам Юлиан.

– Когда ты пытаешься меня обмануть, только напрасно тратишь время.

– Я не пытаюсь…

– Тебе пора поговорить с ней.

– Зачем?

– Затем, что это нужно вам обоим. Мало того, что ты себе места не можешь найти, так и она… Ничем не лучше. Разве что у неё получается притворяться, в отличие от тебя.

Юлиан опустил голову.

– Ей хорошо и с Браво.

– Нет, ей не хорошо с Браво, – поправила его Хелен. – В церкви, когда ты потерял сознание и упал, я кинулась к тебе, но Пенни… Оттолкнула меня, будто я покусилась на её собственность, и сама склонилась над тобой. Она едва дышала, на лбу появились капельки пота… Не все её знают, но я-то видела в её глазах всё.

– Что ты видела? То, что она пыталась спасти меня, говорит лишь об её добропорядочности.

– В том числе, но в тот момент ей стало по-настоящему страшно. За то, что она может потерять тебя навсегда, а не на какое-то время, как сейчас.

– Ты не могла знать, о чём она думает.

Хелен откровенно раздражала Юлиана и, на его взгляд, делала это вполне умышленно. Он не мог понять, чем так насолил ей.

– Я всё видела. Будь уже мужчиной, Юлиан. Хватит меня раздражать. Ты ожидаешь, что в один прекрасный день она сама к тебе придёт? Нет, это так не работает. Приди к ней и возьми своё. Она только этого и ждёт.

– Чушь.

Прозвенел звонок, прервавший их спор и известивший о том, что они опоздали на занятие.

Хелен взяла на себя смелость постучаться в дверь аудитории первой. Опоздания осуждались, но никак не карались, в особенности, со стороны добродушного преподавателя алгебры Эндрю Маккормака.

Она не успела принести извинения и попросить разрешения войти, потому что профессор опередил её:

– Заходите!

Возле преподавательского стола стояли два представительных мужчины в чёрных смокингах. Внешний вид того, что был постарше, открыто намекал о том, что он имеет непосредственное отношение к правительству – безупречно отглаженная рубашка, расчёсанные седеющие волосы и круглые блестящие очки. Второй являлся молодой копией первого.

– Меня зовут Ульрих Ребиндер, я представитель предвыборной компании, – представился старший перед подрастающим поколением. – Как вы знаете, недавно в городе случилось несчастье – трагически погиб мэр Густав Забитцер.

Услышав это имя, Юлиан захотел закрыть уши. Он не желал слышать что-то, связанное с теми событиями.

– Через две недели в городе состоятся выборы нового мэра, и мы здесь для того, чтобы представить вам кандидатов.

Юлиана это не интересовало, потому что до конца мая он не имел никакого права голосовать.

Молодой представитель нервно раскрыл свой чемодан, едва по неосторожности не выронив оттуда половину содержимого. Совладав с нервами, он наконец вытащил оттуда несколько листовок и передал герру Ребиндеру.

– Вы – наше будущее, – сказал старший представитель. – Вы – будущее города. Вы – наше всё. А это значит, что именно ваши голоса имеют решающее значение, и именно вам строить новый мир с тем представителем власти, которого вы выберите.

Юлиан ненавидел лесть, поэтому сделал вид, что слова Ребиндера не адресуются ему лично.

Агитатор склонился над листовками, и, выбрав нужную, представил её аудитории:

– Свен Леманн – кандидат, непосредственно входивший в городской совет, продолжатель дела герра Забитцера.

Юлиан увидел на фотографии усатого старика с абсолютно незапоминающейся внешностью.

Помощник представителя вытащил из чемодана очередную кипу листовок и, переглянувшись с Ребиндером, отправился в аудиторию для того, чтобы лично вручить каждому из студентов по копии.

Ребиндер рассказывал о Свене Леманне – нудно и неинтересно. Юлиану хотелось зевать, и он с трудом перебарывал себя.

Листовка с фотографиями и краткой биографией всех кандидатов попала в его руки одной из последних. От скуки он решил посмотреть на эти одинаковые и неинтересные лица, после чего выкинуть плакат в урну.

Помимо Свена Леманна, в списке было всего лишь три кандидата – Ульрих Винтерхальтер, Исаак Геббельс и… Некто Якоб Рейнхардт.

Искренне надеясь на то, что обознался, дрожащий Юлиан приблизил листовку к своему лицу и ещё раз рассмотрел анкету четвёртого кандидата.

«Проснись. Ты спишь».

Юлиан не просыпался. Происходящее было реальностью. А Якоб Рейнхардт был Якобом Сорвенгером.

– Кто это такой? – громко спросил Юлиан, вскочив с места.

– Что вы себе позволяете? – вежливо, но строго произнёс профессор Маккормак.

– Что это за человек? – теряя контроль, крикнул Юлиан. – Якоб Рейнхардт! Кто он такой?

– Герр Рейнхардт – новое лицо в нашем городе, но от того не менее выдающееся, – пояснил удивлённый Ребиндер. – То, что вы не разделяете его политических идей, не означает, что…

Юлиан чувствовал, как все чудовища внутри него – демон, доппельгангер и Халари одновременно вырываются наружу.

– Конечно, не разделяю, – сообщил всей аудитории он. – Смело заявляю и клянусь на Библии, что этот человек – опасный преступник, едва не погубивший вас всех. Он своими руками убил…

– Сядь на место, – сквозь зубы процедила Хелен. – Что с тобой случилось? Пожалуйста, не позорь меня.

– Отстань, Хелен. Я хочу, чтобы вы все знали, кого вы будете выбирать. Якоб Рейнхардт или, если точнее выразиться, Якоб Сорвенгер являлся помощником самого…

Юлиан осёкся на этой фразе. Десятки взглядов были устремлены в его сторону, но ни один из них не выражал поддержки. Они все считали Юлиана тем, кто внезапно тронулся умом, и были правы. Потому что не знали, кто такой Якоб Сорвенгер.

Юлиану стало стыдно. Он видел, насколько стыдно Пенелопе, которая на этот раз не игнорировала его существование, а обвиняюще смотрела в его сторону, не сводя в глаз. Юлиан читал в них просьбу остановиться, и внял ей.

– Простите, мистер Маккормак, – сказал он. – Я… Я нехорошо себя чувствую. Пожалуй, я пойду.

Не обращая внимания на гул и просьбы остаться, Юлиан покинул аудиторию и тихо закрыл за собой дверь.

Он посмотрел на листовку в ожидании того, что всё, что он видел там ранее – неправда. Но ничего не вышло – горделивый Сорвенгер смотрел на него оттуда и, несмотря на абсолютную серьёзность, смеялся в лицо Юлиану.

– Не может быть, – прошептал юноша и присел на подоконник.

Сорвенгер не только сбежал из тюрьмы. Не только заставил всех про себя забыть. Он вернулся в город для того, чтобы прибрать его к рукам. И, если оглядываться на то, что до этого все его дела шли более чем успешно, он сможет провернуть эту аферу.

– Не выйдет, – пообещал себе Юлиан.

Появление Сорвенгера означало ещё и то, что убийца Ривальды Скуэйн совсем близко. А значит, есть хороший шанс отомстить.

«Ты ещё не научился мстить» – услышал он в голове голос Ривальды.

Юлиан не придал этому значения. Она мертва, а он ещё жив.

Взяв себя в руки, он отдышался и пришёл в себя. Оглядываясь назад, стоило признать, что любое, самое шокирующее событие, является обыденным для жизни Юлиана.

Не являлось исключением и это. Глупо было рассчитывать на то, что после побега и внезапного исчезновения Сорвенгер остановится и навсегда оставит Свайзлаутерн.

Он оказался хитёр – изменил свою фамилию. Видимо, допускал тот факт, что кто-то его всё же помнил. Это осложняло задачу доказать окружающим, кто он такой на самом деле, но не делало её невозможной.

Только один человек в этом городе мог помочь Юлиану. Тот, кто оборвал все контакты и предпочёл отрешиться от реальности – Пол Уэствуд Глесон.

Юлиан догадывался, что Глесон не примет гостя с распростёртыми объятиями. Если он исчез, значит, была причина, и Юлиана не должно волновать, какая именно.

Но ситуация обязывала быть настойчивей.

Юлиан позвонил в дверь дома, где ещё недавно просыпался после того, как крепко напился со старым инспектором. Почти минуту никто не открывал ему, но вскоре послышались лёгкие шаги с другой стороны двери.

На пороге стояла Маргарет Глесон – жена Уэствуда. В этот раз она казалась куда менее приветливой, чем в момент предыдущей встречи.

– Полагаю, ты к Полу? – спросила она.

– Да, мне срочно нужен мистер Глесон.

Женщина замялась.

– Видишь ли… Его сейчас нет дома.

Юлиан чувствовал, что она лжёт. Он предвидел такое развитие событий.

– Это очень важно для нас всех, миссис Глесон, – убедительно проговорил он. – В том числе и для его расследования. Он же им занимается, не так ли?

– Мой муж сейчас ничем не занимается. Он болен.

– Впустите меня. Прошу вас. Или передайте ему моё сообщение.

Видимо, миссис Глесон не доставляло никакого удовольствия делать то, что она делает. Юлиан понимал, что это не её инициатива, а просьба её мужа, поэтому не мог осуждать.

– Хорошо, – неуверенно кивнула она. – Я передам.

Юлиан порадовался этой маленькой победе и уже принялся формулировать мысль, но не пригодилось. Калитка за его спиной внезапно отворилась и послышались тяжёлые мужские шаги.

Это был Уэствуд. Мисс Глесон не соврала, сказав, что его нет.

Юлиан принял позу отца, который ожидает своё чадо с родительского собрания.

Глесон остановился.

– Зачем ты пришёл? – спросил он.

Юлиан во второй раз в своей жизни видел инспектора без полицейской формы. Коричневые штаны и синяя клетчатая рубашка делали его похожим на фермера.

Уэствуд выглядел не самым лучшим образом – лицо было бледным, а под глазами образовались синие круги, будто он не спал несколько ночей. Кроме того, он шёл тяжело и с одышкой.

– Во-первых, доброго дня, мистер Глесон. Давно не виделись.

– Не настолько. Надеюсь, ты пришёл сюда для того, чтобы сказать что-то действительно важное?

Послышался скрип закрывающейся двери. Маргарет покинула мужское общество.

– Да, мистер Глесон. Это очень важно.

Уэствуд сдался и кивнул.

Чай, который Уэствуд предложил Юлиану, был необычайно сладким. Настолько, что создавалось ощущение, будто сахара там было больше, чем воды. Юлиан не был поклонником приторных вкусов, но в знак уважения к инспектору не подал никакого вида.

– Почему вы пропали? – спросил Юлиан. – Я звонил в ваш участок. Герр Ларссон был не очень вежлив и сказал, что вы ушли во внезапный отпуск.

– Это сложно назвать отпуском, – усмехнулся Уэствуд. – После того, как меня отстранили от дела, я не вышел на работу. Но если Марв сказал, что я в отпуске, значит, меня ещё не уволили.

– Они не посмеют.

– Напрасно ты в них сомневаешься.

– Почему вы не выходили на связь? Я звонил вам, но никто не брал трубку.

Уэствуд изменился в лице.

– Я боюсь за тебя, – произнёс он. – То, что произошло с мэром и его советниками не просто ужасно, а катастрофично. Некто крайне сильный провернул всё это. Некто, кто может уничтожить нас щелчком пальцев. Я принял решение идти до конца, не озираясь на слова Департамента, федералов и своего начальника. Представляешь, какая это опасность? Зная тебя, я ни капли не сомневался в том, что ты тоже захотел бы в этом участвовать.

– Выходит, вы прибегли к заботе? Вам удалось кое-что выяснить?

– Почти ничего. Истина ускользает от меня. Кто-то тщательно шифрует её. Заметает все следы. Обрывает все нитки.

Уэствуд попытался сказать что-то ещё, но внезапный порыв кашля прервал его.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил Юлиан.

– Ерунда.

– Совсем не ерунда. Возможно, вы подверглись депроксимации.

Уэствуд махнул рукой, выразив полную уверенность в том, что слова Юлиана не несут никакой смысловой нагрузки.

– Инспектору Проксима ни к чему.

– Её отсутствие убивает.

– Я стар, но здоров как бык. Ты же сюда пришёл с каким-то важным сообщением?

Юлиан совсем забыл об этом, чрезмерно погрузившись в мрачные описания Уэствуда о могущественном кукловоде. Опомнившись, он вытащил из кармана сложенную вчетверо листовку с анкетами кандидатов в мэры.

– Это и есть важное сообщение? – развернул плакат Уэствуд. – Я видел это тысячу раз.

– Помните, я говорил вам о Якобе Сорвенгере?

Юлиан боялся, что реакция Уэствуда будет именно такой – отрешённой и выражающей жалость к фантазиям больного мальчика.

– Он среди кандидатов, – настоял на своём Юлиан. – Якоб Рейнхардт. Видите, он даже имя сохранил.

Уэствуд для приличия рассмотрел изображение Сорвенгера.

– Если верить твоим словам, человек на этом фото когда-то был моим начальником? Не хочу расстраивать тебя, Юлиан, но мой предыдущий начальник выглядел совсем иначе.

– Вам известно что-то о Рейнхардте? Кто он такой? Как появился в нашем городе?

Уэствуд громко выдохнул.

– Он появился тут недавно, – произнёс он. – Якоб Рейнхардт – опытный бизнесмен, который решил пойти в политику.

– Почему именно в нашем городе?

– После гибели Циммермана и Ковальски он выкупил за бесценок «Гроссбанк» и «Жемчужину Свайзлаутерна». Эти организации заметно потеряли в цене и репутации, после того, как все узнали, что их владельцы убили мэра. Поговаривают, Рейнхардту приглянулся наш город, и он собирается строить тут свою империю.

– Вам не кажется это странным? Он избавился от конкурентов, а потом выкупил их компании. К тому же, что забыл настолько амбициозный бизнесмен в нашем захолустье?

– В этом нет ничего необычного. Многие поступают именно так – пользуются случаем. Не думаю, что Рейнхардт действует в корыстных целях. Он простил многие кредиты клиентам «Гроссбанка», а в ближайшее время планирует провести реконструкцию «Жемчужины», снова сделав её символом города.

– Надо же – какой хороший, – проиронизировал Юлиан.

– Это сделало его фаворитом в выборной гонке.

– А я и не сомневался. Вам не кажется поразительным такой резкий карьерный взлёт? Всего лишь за несколько недель Рейнхардт превратился из никому неизвестного бизнесмена во владельца начинающей империи и первого кандидата в мэры? Думаете, такое бывает в реальной жизни? Думаете, дед не рассказывал мне, как долго шёл к тому, чтобы стать тем самым сеньором Джампаоло Раньери?

Уэствуд молчал, потому что контраргументов у него не имелось.

– Ты надумываешь на пустом месте, Юлиан, – неуверенно произнёс инспектор.