Янтарный меч

– Веша, не надо, – староста пытался ее удержать, к нему подскочили еще двое. – Ты мешаешь.

Огонь ревел, вздымаясь в небо, дым раздирал горло, ел глаза. Ярина не могла сдержать слез. Поэтому едва не упустила из виду мелькнувший в пламени тонкий силуэт и взметнувшиеся белые косы.

Колдун пошатнулся, несколько человек кинулись к нему, придерживая, но он продолжил лить пламя с ладоней в костер, пока тот с шипением не погас, словно невидимая рука окатила прогоревшую краду водой.

– Все, – устало выдохнул мужчина, утирая пот со лба трясущейся рукой. – Получилось. На рассвете похороните.

– Эк вы, господин, – с беспокойством покачал головой староста, выпуская тетку из объятий. – Каждый раз как последний выкладываетесь.

– Ничего, не надорвусь, – просипел колдун. У него подкашивались ноги, но он упрямо стоял.

Ярина непонимающе уставилась на него: этот у них еще и вместо волхва?

Ивар, глядевший на пепелище, стряхнул оцепенение и зашагал сквозь толпу к воротам.

– Стой! – раздался хриплый оклик. Мать Милавы, еще недавно заходившаяся воем, решительно поднималась на ноги. – Куда это ты? – Следы скорби на покрасневшем лице исчезли, сменяясь деловитостью. – Пора тебе другую жену найти, раз одну погубил.

Ивар замер, неловко повернувшись к теще. Сквозь непроницаемую маску на миг проступила растерянность.

– Веша, не надо. Рановато еще, – староста осторожно дернул бабу за рукав, но она вырвалась и громогласно продолжила:

– Рановато? Он один собирается моего внука воспитывать? Еще приведет в дом какую-нибудь убогую. Нет уж, мы родичи, мы вправе ему новую невесту дать!

Тетка рванулась к толпе, за руку вытащила оттуда девку. Та молча упиралась, не поднимая головы. Такой же густой каштановый оттенок волос как у Милавы, то же круглое лицо, но Ивар глянул на нее с открытой неприязнью – видно, не по сердцу ему пришлась схожесть с любимой женой.

– Меньшая моя, Слада, – провозгласила тетка.

– Нет, – веско бросил Ивар.

Люди, до того равнодушно наблюдавшие за происходящим, удивленно зашушукались.

– По нашим традициям, коли у жены есть немужние сестры, одинец должен взять одну из них и о ней позаботиться. – Староста выступил вперед, делая страшные глаза готовой заскандалить бабе. Не лезь, мол.

В глухих бедных селах бытовал такой обычай. Но злость на лице Ивара ясно указывала, куда он готов отправить возможных родичей, решивших не выпускать богатство из рук. Не уступит он. Староста, словно не замечая, продолжал увещевать:

– Сам посуди. Дитенок твой мал совсем, ты в разъездах, тебе жена нужна. Она бы дом вела, хозяйство, о сыне заботилась. Слада – девка хорошая. И сродная твоему Орму, опять же. Не чужая.

Слада на миг подняла голову, во взгляде полыхнула и погасла брезгливость, но Ярина успела заметить это прежде, чем девушка опять уставилась в землю. Хорошо бы Ивар не согласился, иначе ребенка ждет незавидная участь. Встревать она не решилась, но в этом и не было нужды.

Мужчина одной фразой обрубил споры на корню, надменно глядя на селян. Так отец однажды глядел на соседей, когда те пришли объяснять, что добытым в лесу нужно делиться.

– Нет. Когда Милава со мной отправилась, вы ее знать не захотели, до тех пор, пока не поняли, что она не за оборванца вышла. Сейчас вон как поете? Да я болотной нечисти скорее ребенка доверю, чем одному из вас.

– Да кому твой волчонок дикий нужен? – визгливо сорвалась Слада. – Кто его любить будет? Любят своих, родных, а не по лесам нагулянных!

– Слада! – ахнула мать, бросившись к ней, но девка гневно продолжила:

– Иди, ищи ту, кто его полюбит! И тебя заодно. Может, кикимору в жены возьмешь али ведьму?!

Хлесткая оплеуха заставила ее задохнуться: тетка все же ухватила дочь за косу. Слада завопила.

Нехорошо сделалось на сердце, муторно. Ярина перевела взгляд на Ивара: тот, не мигая, смотрел на нее, по лицу плясали отблески белого огня. Визг Слады смолк, но Ярина не шелохнулась: Ивар шел через поляну, задумчивость его исчезла, сменившись решимостью.

Она попятилась, когда он остановился в паре шагов, но не успела рта раскрыть – остолбенела, сраженная словами:

– Будь моей женой, маленькая варгамор.

На протянутой ладони сверкало обручье: скалились серебряные волки с яхонтовыми глазами. Алыми, словно кровь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Даже если бы Ярина захотела, она не смогла бы ответить. Ноги приросли к земле, изумление удавкой стиснуло шею, не давая ни слова выдавить.

Она, не сводя глаз с обручья, протянула к нему руку и отдернула. Вновь попыталась, но решиться не смогла. Рассуждать здраво? Невозможно, когда мысли бьются пойманными в силки птицами, оставляя одно смятение.

– Ты что, сдурел с горя? – Голос старосты разогнал марево бушующих эмоций. Ярина моргнула и попятилась, прижимая руки к груди.

– Не хочешь одну из наших девок, не надо. Эту-то… – брезгливо бросил мужик и оборвав себя, продолжил спокойнее: – Пош-што?

– А чем тебе, уважаемый Перван, не угодила девушка? – раздалось хрипение.

Непонятно, как колдун успел оказаться рядом с ней. Ярина вздрогнула, когда на плечо легла ледяная ладонь, да еще и стиснула до хруста.

Она возмущенно дернулась, но мужчину тут же нехорошо шатнуло, пришлось стоять и делать вид, что он удерживает ее, а не держится сам.

– Ребенка спасла, нашла семью, заботилась. Хозяйственная девушка, спокойная. Красивая. Чем не мать твоему внуку? Все равно он, как первенец, большую часть состояния унаследует. Думаешь, Орм обидит родную бабку?

Тетка вновь пошла красными пятнами, не найдя ответа. Не спорить же с благодетелем, даже если тот ткнул носом в попытки загрести богатство зятя.

Колдун продолжал:

– Бери ее, купец. Хочешь, прям завтра вас и обвенчаю, а после забирайте ребенка и уезжайте подальше.

Ивар счел ниже собственного достоинства отвечать.

Ярина стояла ни жива, ни мертва, мечтая провалиться сквозь землю. Лицо полыхало жаром. Колдун нахваливал ее, как товар на ярмарке. Рассыпал ли он любезности от чистого сердца? Вздор! Не была она дурочкой, чтобы поверить. Но в первый раз ее назвал красивой кто-то, кроме матушки, поэтому смущение побороть никак не выходило.

Селяне возмущенно загомонили: спорить с колдуном духу не хватило, а вот вразумить Ивара они попытались. Тот отвечал резко и зло.

Колдун был белый, как соль, глаза ввалились, хотя скалил зубы он с откровенным нахальством.

– Что ты творишь? – прошептала Ярина, справившись с собой. Не время сейчас таять.

– Как тебя иначе заставишь из леса убраться? – горячее дыхание обожгло ухо, вынудив зардеться пуще прежнего. – Смотри, какой мужик. Скала! Будешь за ним, как за каменной стеной. В золоте ходить, медовые пряники трескать. Чего тебе еще?

Ярина рванулась всерьез, руки чесались влепить колдуну пощечину, но тот едва стоял на ногах. Не хотелось уподобиться царевне Грёзе, которая, говорят, одним ударом уложила наземь троих поклонников. Но она же не царевна, селяне не оценят, если его чародейство падет к ее ногам. Поэтому Ярина просто отодвинулась, оставляя его без поддержки.

– Ничего ты не понимаешь в том, что мне нужно! – сердито ответила она.

Колдун насмешливо приподнял брови, явно намереваясь сказать гадость. Не успел – краски схлынули с лица. Его шатнуло раз, другой, и вот он уже закатил глаза и рухнул на землю.

Толпа ахнула.

Ярина вскрикнула, бросилась поднимать, но из мужчины будто исчезли все кости. На нее налетели, оттащили – девица с полянки, Весёна, с воем рухнула рядом с колдуном на колени, но ее быстро отпихнул староста.

– Не лезь, дура!

Дурноватая девица заголосила громче. Селяне мигом обступили колдуна плотным кольцом, оттирая Ярину назад. Пусть испуганная, она не сопротивлялась, успев заметить, как Перван деловито достает из сумы прозрачный витой пузырек и подносит к синим губам. Значит, потери сил у их драгоценного заступника случались частенько, раз староста знал, что делать.

Ивар наблюдал за происходящим с брезгливым равнодушием. Глянув на Ярину, снова протянул обручье. Молча и спокойно, словно уверенный, что она его примет.

Так и вышло. На этот раз Ярина не колебалась. Не было времени задумываться. Когда серебро оттянуло запястье нежданной тяжестью, она потащила купца прочь с капища, в лес.

***

Когда за спиной сомкнулись деревья, ее затрясло, пришлось обхватить плечи руками. Что же она натворила! Ярина спрашивала себя снова и снова, а ответа не было.

Если рассуждать спокойно, колдун прав – Ивар завидный жених. Кому нужна бесприданница без отца, с темным прошлым? Вряд ли прискачет за ней прекрасный королевич, влюбится с первого взгляда и увезет в светлый терем. На нее вообще никто не посмотрит, а ждать любви… Она не чародейка. И видела тех, кто не дождался: желчные высохшие женщины с ядовитыми речами и лихорадочным румянцем. Разумом Ярина это понимала, но сердце нещадно ныло, будоража воспоминания. Как отец носил на руках маму и таскал ей охапки полевых цветов. Как смотрели друг на друга Нежка с Тильмаром: будто нет никого в мире, кроме них двоих. У нее такого не было, да и будет ли теперь?

Ивар хороший, Ярина жалела его и маленького Орма. Но почему, если все решено, так перехватывает горло, словно крик бьется в груди и не находит выхода.

Горячие руки легли на плечи, заставляя замереть и сжаться.

– Ты идешь не в ту сторону, – с непривычной мягкостью сообщил Ивар.

Ярина огляделась вокруг и охнула: лес чуял отголоски ее мыслей. Деревья выставляли вперед острые ветви и колючки, кроны их сплетались, скрывая небо. Трава под ногами пожухла, звуки растворились в густой, хоть ложкой ешь, тишине, разрывал ее лишь тоскливый волчий вой.

– Прости. – Ярина попыталась успокоиться, вспомнив про ожерелье. Если оно так реагирует на горечь, что же будет, испытай она злобу или горечь?

– Я не обижу. – Ивар рывком развернул ее и заглянул в глаза. – Позабочусь о тебе, раз больше некому. Даже разувать себя не заставлю9, пока не привыкнешь. Не обещаю, что полюблю тебя, как Милаву, – он запнулся, вспоминать покойную жену еще было тяжело. – Но ты славная девушка, маленькая варгамор. Я постараюсь, чтобы ты не знала печали.

Ярина вздохнула. Да, Ивар сдержит слово, со временем боль утраты утихнет, и они даже смогут быть счастливы, но это не любовь.

– Меня ты ни о чем просить не станешь?

– Нет. Пока нет, – хмыкнул Ивар. – Орму нужна заботливая мать. Не мачеха, которая попытается сжить его со света, чтобы освободить место для своих детей. Ты спасла мне сына, нашла меня и не взяла награды, значит, на тебя можно положиться. Что до просьбы – там видно будет.

Он провел широкой ладонью по ее волосам, заправил за ухо выбившуюся прядь. От этой непрошенной ласки внутри оборвалось что-то, Ярина втянула голову в плечи и вывернулась, отступая на шаг. Привыкнуть можно, но разве сейчас это уместно? Когда крада Милавы еще не рассыпалась пеплом. Когда, несмотря на слова, взгляд Ивара оставался холодным, колючим. Будто купец оценивал, будет ли с нее прок.

– Если только это не хитрая обманка, чтобы втереться в доверие, – пробурчала она.

Ивар в ответ обидно расхохотался:

– Жаль разочаровывать, девочка, не похожа ты на лисью дочь, лицо у тебя простодушное. Как твоя наставница тебя одну отпустила, ума не приложу.

Насупившись, Ярина развернулась и пошла к избушке, разыскивая дорогу сама, а не полагаясь на ожерелье. Лицо у нее простодушное! Колдун в первую встречу так не думал. Вон, как вызверился! И потом, разве невесту называют «девочка»? Про наставницу и говорить нечего, Ивар вбил себе в голову, что раз она может волками управлять, значит, ведьма. Вот и попробуй переубеди его теперь.

Мысли снова устремились к капищу. Зря она ушла. Мало ли, чем колдун болен, помощь ему пригодится. Хотя селяне вряд ли подпустили бы ее к своему избавителю.

Лунный свет заливал избушку, серебрил черепа на заборе. Те приветственно лязгнули зубами, подсвечивая путь. Ивар молча шел следом.

Домовой выскочил встречать прямо в сени. Уперев руки в боки, хмуро оглядел гостя с ног до головы и посторонился.

– Ну, проходи, купец. Не оставлять же тебя теням на поживу.

Ярина мимоходом удивилась: ведь забыла совсем, даже в голову ей не пришло, что нельзя ночью ходить, что собиралась остаться у капища, в безопасности. Чудом тени не вышли на ее след.

Пока Ярина снимала кожух, Торопий следил за ней с беспокойством, подал голос, лишь когда тяжелое обручье снова съехало по запястью ниже.

– Это еще что такое?

– Семейное сокровище. Его сделал основатель моего рода для своей невесты, – подал голос Ивар. Он уселся на лавку у окна, вытянул ноги и внимательно взглянул на исписанные саргонской вязью листки, которые Ярина забыла убрать.

Она не успела переступить порог горницы, а домовой уже подпихивал к столу, сердито зыркая на мужчину.

– Как же сие понимать?

– Замуж я позвал хозяйку твою, – невозмутимо ответил Ивар. – Поедешь с нами, дед? Не обижу.

– И что, Яринушка, люб он тебе?

Вот как соврешь? Любовь – это когда сердце замирает, по телу разливается тепло от одного ласкового взгляда. Когда не идешь, а паришь, не замечая никого вокруг.

Она искоса глянула на Ивара: хороший ведь. В хозяйстве поможет, о детях заботиться станет. А любовь? Мало ли людей живут без нее счастливо. Стерпится – слюбится.

Ярина перевела взгляд на домового: тому ответа не потребовалось.

Тяжело вздохнув, он поманил ее к себе:

– Иди-ка сюда, девонька, что скажу.

Но стоило Ярине наклониться, как в лоб врезался болезненный щелбан.

– Ой, дедушка!

– Дурища! Ох, дурища! – Возмущению домового не было предела. Он стукнул кулаком по лавке, соскочил и принялся бегать по горнице, хватая себя за бороду. – Утворила! Замуж она собралась. Как же! Пожалела!

– Дедушка! – Ярина чуть не плакала от обиды.

– Снимай! – велел домовой, указывая на многострадальный «залог любви». Глаза его сверкали, волосы встали дыбом, по полу во все стороны пауками поползли тени. Лицо полыхало. Ярина сняла обручье и бережно положила на стол. Сразу стало легче.

– Потом заберешь, коли захочешь. Спать иди. А у нас сурьезный мужской разговор намечается. – Домовой достал из-за печки здоровенную бутыль. – Иди, – повторил он. – Утро вечера мудренее.

В голосе не слышалось упрека, одна ласка. Так дедушки разговаривают с непутевыми внучками. Наверное. Единственный раз, когда Ярина видела своего деда, тот кричал, что не желает знать «это отродье». С тех пор отец их к своим родичам не возил.

Ярина бросила прощальный взгляд на Ивара – он спокойно улыбнулся в ответ, – и шмыгнула в спаленку.

Орм безмятежно сопел в корзине, смешно раскинув ручки. Полюбовавшись на малыша, она переоделась в ночную рубаху, но уснуть даже не пыталась. Все равно не выйдет – голова гудела от мыслей.

Вместо того чтобы закутаться в одеяло, Ярина свернулась клубком на полу и прильнула ухом к тоненькой щели между дверью и половицами. Первый раз в жизни она подслушивала.

– Задурил девчонке голову? – спросил Торопий.

– Я ее не неволил, она сама обручье взяла, – голосом Ивара можно было наморозить небольшой сугроб. – Думаешь, обижу? Не бойся. Таких, как она, обидеть – себе вредить. Я-то знаю. А у меня сын.

– Отчего же. Не обидишь. Но полюбить не сможешь. Знаю я твою породу – ты все на первую жену растратил, ничего не осталось. Уважать, беречь будешь, но любить… А ей ведь хочется.

– Много ты видел тех, кто был счастлив в большой любви? – Ярина содрогнулась от жгучего гнева и тоски, сквозивших в тоне. – Я Милаву на руках носил. Баловал. Стукнул бы кулаком по столу и велел остаться дома, не повез к родным, она была бы жива. Выходит, я не уберег. Из-за моей слабости Орм остался без матери.

– Что уж теперь-то? Раз у тебя жизнь под горку покатилась, решил и девочке ее испоганить?

– Я о ней позабочусь. Ни в чем отказа не будет. Ей защита нужна, раз она одна осталась.

– Дурак ты! До первых седин дожил, а разумом не обзавелся. Иль не заметил, кто она?

– Не царевна и не ваша чародейка. А молодой волчьей ведьме без защиты не выжить.

– Тьфу ты!

Домовой замолчал ненадолго, с глухим бульканьем плеснул из заветной бутыли по кружкам. Продолжил он быстро и зло, без своего обычного говорка:

– Верно сказал, не чародейка. Те птицы вольные, высоко сидят. Не царевна? И не селянская дурочка. Как говорит, как смотрит, когда забывается! Не простая она. Много ты женщин знаешь, которые древние книги читают? Погоди. У себя на родине хоть конунгом будь, но она тебе не пара. Это она по юности глупая, жалеет всех, а в силу войдет – на волю рваться станет. Что будешь делать? На цепь посадишь?

– Варгамор ни на одной цепи не удержишь.

– Заладил! Ведьма она иль нет, не твоего ума дело. Ты по существу отвечай.

– Хорошо говоришь. Повторю: я ей обручье не силой надел. Мне об Орме нужно думать. Утром спрошу еще раз. Откажет – так тому и быть. Согласится – не обессудь.

– Лады, – вздохнул Торопий. – Давай спать. Я тебе на лавке постелю.

Ярина тихонько, на цыпочках, перебралась в кровать, вздрагивая от холода и захлестнувшей тревоги. Вдруг дедушка прав, и она не сможет смириться и полюбить Ивара?

Сон подоспел внезапно, словно рядом пролетела ночница10, нечаянно задев крылом: в нем Ярина вновь парила над лесом. Тени сегодня не вышли на охоту, потому колдун снова бродил вокруг избушки, скрываясь за деревьями, чтобы не попасться черепам. Видно, не так уж плохо ему было, раз нашлись силы за ней следить. Поодаль мягким огнем горела Пустошь, но смотреть на нее было боязно. Стоило отвести взгляд от леса, звуки стихали, их вытеснял тоскливый плач. Невидимая женщина рыдала с безнадежностью, от которой рвалось сердце. Просила о чем-то, но слова уносил ветер. И не было в ее голосе надежды.

Очнулась Ярина поздним утром. За окошком лил дождь, его мерный шум смешивался с шелестом молодой листвы, прогонял дурные мысли.

Корзинки с Ормом на столе уже не было. Дедушка тихонько утащил ребенка, чтобы накормить, а она даже не заметила.

Когда Ярина, отчаянно зевая, выбралась в горницу, ни Ивара ни обручья уже не было. Зато за столом сидела и болтала ногами Ивушка. Завернутая в яркое покрывало, она жевала пирожок и жмурилась от удовольствия. Рядом с ней сосредоточенно сопел Орм, пытаясь засунуть в рот погремушку из полированных раковин. Игрушка не сдавалась, малыш тоже.

– Ух, и горазда ты спать! – весело поздоровалась русалочка. – Жду тебя, жду. Я вам рыбки принесла. Вон, какая погода радостная.

– Ничаво в ней хорошего нет! Сырость, – пробурчал домовой, показавшись из-за печки. – Садись завтракать, девонька.

– Ты обещала заходить в гости.

– Зайдешь тут, когда такие дела деются. – Дедушка явно вознамерился не дать Ярине рта раскрыть, пододвинув полную тарелку каши.

– А правда, что ты за человека замуж выходишь?

– Ни за кого она не выходит! – Торопий звучно брякнул кружкой с киселем об стол. – Не выдумывай.

Ивушка не смутилась: подмигнула и с удовольствием откусила еще полпирожка.

– Не выхожу, – смущенно подтвердила Ярина.

– Вот славно! Оставайся!

– Только Орму нужно новую матушку найти, которая бы его любила.

– Это не твоя забота, – сварливо пробурчал домовой. – Пусть купец ищет. У него своя голова на плечах.

– Так пусть Дару нашу возьмет, у нее сын уже есть. – Русалочка беспечно пожала плечами. – Все равно она с тятенькой лается. Даже уйти хотела, да ведь некуда.

Ярина от неожиданности выронила ложку. Каша расплескалась по столу, но этого никто не заметил. Они с Торопием во все глаза смотрели на Ивушку, не чуявшую подвоха.

Берегини любили детей. Если кто и станет прекрасной матерью Орму, так это Дара.

– Если сложить два горя, счастья ведь не получится, – тихо вздохнула Ярина.

– Гляди, какая умная! – фыркнул домовой. – Других жалеешь, а сама захомутать себя дала. Мальчонке с людьми жить надо. Сколько водяной его в пещере ни продержит, перепонки не отрастут. Не век же Даре слезы лить, купец о ней позаботится. Сговорить их – и дело с концом.

– Нет, так не пойдет. – Ярина возмущенно поднялась, чтобы вытереть со стола. – Встретиться им надо, если друг другу по нраву придутся, тогда уж думать.

– Так я сведу, – предложила Ивушка. – Хоть сейчас.

– Погоди, егоза, – велел Торопий. – Сначала жениха дождемся, а то, как бы он на радостях нас не зашиб.

– Чем ему наша Дара может не понравиться? – Русалочка возмущенно наморщила курносый нос.

– Она берегиня, – мягко пояснила Ярина.

– Подумаешь!

– Вот ты пошла бы замуж за человека, просто потому что тебя кто-то посватал?

Ивушка думала долго, но это не помешало ей умять еще три оставшихся пирожка.

– Нет, – она наконец покачала головой. – Они страшные и пахнут плохо.

Торопий расхохотался.

– Я ж не про утопленников, дуреха. Про живых.

– Так и я о них, дедушка.

Теперь смеялась и Ярина.

– Разве что тот чародей, – мечтательно продолжила русалочка, – такой красивый. Светленький.

– Типун тебе на язык! Что ты в этой патлатой оглобле нашла? – домовой аж с лавки сверзился.

– Но у него темные волосы, – напомнила Ярина. «Светленьким» у колдуна было разве что лицо – прекрасный цвет бледной поганки.

– Не этот. – Ивушка возмущенно отмахнулась. – От этого, из Пожарищ, прострел-травой, зверобоем и пятицветником за версту разит.

Значит, колдун из Пожарищ ранен? Зверобой останавливал кровь, выгонял из нее дурной жар; мелкие алые цветочки прострел-травы унимали боль; а зелья из отливающих закатным багрянцем лепестков Пятицветника позволяли подолгу держаться на ногах.

– Пятицветник же не пахнет, – спохватилась Ярина.

– То для вас, людей. Мы его всегда учуять можем. Кислый запах. Противный. А он в нем как вывалялся. Нет, тут другой был. Хорошенький такой. Волосы длиннючие. Жалко, больше не показывается.

– Еще чародей? – Ярина нахмурилась. Селяне упоминали об одном заступнике, и колдун вел себя так, будто поблизости нет никого из его племени. Даже волхв куда-то запропастился. В спину словно стужа дохнула, пальцы заиндевели от догадки: а вдруг колдун не врал? Вдруг это не он следил за домом, и рядом бродит кто-то еще?

Домовому эта новость тоже не понравилась.

– Ты когда его встречала-то, девонька? – спросил он русалочку.

– В середине темня еще, мы уже спать готовились, как река начала льдом браться. Я за ним давно-о смотрела. Он все искал что-то. Может, думал, эту вашу госпожу лесную найти сможет. Они ведь часто виделись, пока она не погибла. Весной его один раз заметила только, уж больше луны прошло, – тяжко вздохнула Ивушка.

Торопий насупился и даже вцепился в свою меховую безрукавку от волнения:

– Точно ты мою хозяйку с другим колдуном видела?

– Не я. Сестрица. Она следила раньше. Все по своему чародею сохнет… – тут Ивушка скорбно прижала пальцы к губам. – Но это тайна. Особенно от тятеньки. Не говорите никому.

– А в чем дело? – Ярине происходящее не нравилось, она словно упускала что-то важное.

– Так Рябинка влюблена была. В чародея. Тогда тятенька спокойный был, а Дара еще в тягости ходила. Они тайком встречались. Он в Малых Пригорках остановился. Однажды пообещал, что они свидятся на рассвете, а на ночь к Пустоши отправился. Так с тех пор ни слуху ни духу. Мы уж ей твердили, что он наврал, наверное, а сам тишком уехал. А она уперлась. Говорит, убили его. Вот и следила за всеми. Думала, может, что вызнает. Даже зимой не спала. Да все без толку. До сих пор, чуть что, в лес сбегает, стоит тятеньке отвлечься.

Долго грустить русалочка не могла, поэтому, стоило Ярине отвлечься на хлопоты по хозяйству, притянула к себе трактат об украшениях.

Тревожно было на душе. Казалось бы, мало ли чародеев проезжало здешние места. Но зачем кому-то тайком возвращаться сюда спустя полгода? Не нравятся новые порядки, которые завел колдун? Неужели он и своих сородичей встретит так же, как ее?

– Ты не думай, раньше тут безвылазно чародеи паслись, – беспечно улыбнулась Ивушка. – Дивья Пустошь же, им там будто жемчугом скатным дорогу усеяли. Только с год назад на них словно мор напал, и все попрятались. А потом приехал этот, тогда вовсе никого не стало… Ой! Что это?

Русалочка с недоумением разглядывала одну из страниц в книге.

– Гривны, кольца, венцы, пояса… и меч. Почему он тут?

– Не трогай, егоза, – строго пригрозил домовой. – То янтарь, он нам губительный. Вдруг тебе даже с картинки поплохеет. Объясняй потом твоему папаше бесноватому, что с дочкой его стало.

Ивушка отдернула руки от книги, словно страницы оказались пропитаны ядом. Так для нее и было. Не терпела нечисть дивью кровь.

Ярина заглянула русалочке через плечо: рисунок на пожелтевшей от времени странице вышел как настоящий. Лезвие цвета темного меда, исчерченное яркими прожилками, простая гарда, слишком длинная рукоять и навершие с огромным переливающимся янтарем.