Волна огня

Фиби кивнула одновременно с ним – она прекрасно понимала всю важность проекта «Титан». Он финансировался конгломератом некоммерческих групп, исследовательских грантов и корпоративных спонсоров, но львиная доля инвестиций поступила от человека, стоявшего перед ней. Она не знала, что им двигало: возможно, желание вернуть миллиарды, которые он заполучил благодаря тысячам своих грузовых перевозчиков, бороздящих мировые океаны. Впрочем, по крайней мере, он хоть что-то отдавал. Именно его компания контролировала и финансировала бо́льшую часть строительства комплекса «Титан», потратив 10 миллиардов долларов на его завершение в поразительно короткие сроки.

«И вот теперь я получила возможность стать частью этого проекта…»

Но даже стоящий перед ней миллиардер не мог полностью удержать внимание Фиби. Она то и дело бросала взгляд мимо его плеч на иллюминатор, следуя взглядом за клюворылым китом Кювье, что скользил среди кораллов, вероятно, охваченный тем же любопытством по их поводу, что и они по поводу окружающего водного пространства. Эти киты были глубоководными ныряльщиками, способными, как известно, задерживать дыхание на несколько часов.

Должно быть, Бёрд почувствовал ее невнимание, отчего его приветливая улыбка сделалась еще шире. Он повернулся и посмотрел на сияющую за окном страну чудес.

– Если это и есть затерянный Эдемский сад, – сказал он, – будем надеяться, нас не выгонят отсюда за поиски запретных знаний, как библейскую Еву. Нам здесь предстоит многому научиться. И впереди нас ждет много работы.

– Это не работа, поверьте мне. Это честь. Быть здесь, на краю Кораллового моря… Учитывая все те открытия, которые нас ждут, я очень хочу как можно скорее взяться за дело.

К этому времени все остальные на этом уровне вернулись к своим делам – Уильям Бёрд редко мешал исследователям.

За несколько подготовительных недель на борту «Титана-Икс» Фиби видела миллиардера всего несколько раз – либо на палубе яхты, либо когда он обходил в окружении своей свиты лабораторный шар. В данный момент его сопровождал лишь один телохранитель, высокий абориген с суровым лицом, чья рука лежала на навершии висевшей на поясе дубинки.

– Ваш энтузиазм вдохновляет меня, доктор Рид, – сказал Бёрд, все еще глядя в глубины моря.

– Спасибо, – заикаясь, поблагодарила Фиби, потрясенная тем, что он знает ее имя.

С другой стороны, она была одной из немногих чернокожих на борту комплекса «Титан» и, насколько ей было известно, единственной чернокожей женщиной. Она очень надеялась, что Бёрд узнал ее вовсе не поэтому, и не потому, что ее рост составлял шесть футов два дюйма и она возвышалась почти над всеми остальными.

Хотя «Титан» был международным проектом, большинство участников были белыми мужчинами. Имелись еще несколько представителей Азии, а также горстка ученых из Турции, Пакистана и с Ближнего Востока. Тем не менее мужчин было намного больше, чем женщин, примерно двадцать к одному. Но это скорее говорило о нехватке женщин в науке, а не о каких-либо предрассудках.

«По крайней мере, я на это надеюсь».

Бёрд отвернулся от окна и посмотрел на нее.

– Я с нетерпением жду ваших мыслей о состоянии наших рифов, доктор Рид. Могу лишь надеяться, что мы найдем способ остановить разрушение коралловых отложений, давших название этому морю.

Она подозревала, что именно поэтому на нее пал выбор для участия в проекте. Глубоководные кораллы, похоже, были особенно устойчивы к обесцвечиванию, от которого под воздействием высоких температур страдали поверхностные кораллы. Это бедствие угрожало всему Большому Барьерному рифу. Глубоководные кораллы также намного лучше противостояли загрязнению, но никто точно не знал почему. Если эту тайну удастся раскрыть, это могло бы предложить решение для спасения великих рифов по всему миру.

– Я читал в журналах ваши статьи о ваших исследованиях в Научно-исследовательском институте океанариума Монтерей-Бэй, – продолжил Бёрд. – Об устойчивости экологии Сур-Ридж у побережья Калифорнии. Вот почему я возлагаю такую надежду на вашу работу здесь.

Фиби попыталась скрыть потрясение. Он читал ее работу! Так что тот факт, что он ее узнал, не имел никакого отношения ни к цвету ее кожи, ни к ее высокому росту.

Фиби выпрямила спину:

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Я в этом не сомневаюсь. – Бёрд громко вздохнул. – Я оставлю вас, чтобы вы полностью устроились здесь, доктор Рид. Но с нетерпением жду возможности вновь поговорить с вами.

Прежде чем он успел шагнуть к центральной лестнице, по станции прокатился низкий гул. Снаружи качнулись якорные тросы, но пять ярусов станции «Титан-Нижний» остались практически неподвижны. Ряды управляемых компьютером двигателей компенсировали подводный толчок. Тем не менее другие ученые сбились в кучу, подальше от иллюминаторов; даже телохранитель Бёрда шагнул к своему подопечному. Но австралиец отошел в сторону и, подняв руку, громко произнес:

– Это лишь незначительное подводное землетрясение. Причин для беспокойства нет. Мы находимся в тектонически активной зоне. Это шестнадцатый – нет, семнадцатый – толчок, который мы зафиксировали с тех пор, как начали этот проект. Такие землетрясения ожидаемы и полностью учтены командой разработчиков «Титана».

Когда колебания утихли, Фиби единственная шагнула к иллюминатору и заглянула в морские глубины. Обитатели морских глубин за стеклом демонстрировали к подводным толчкам то же спокойствие, что и Бёрд. Взбаламученный песок уже начинал оседать. Фиби приложила ладонь к стеклу, чувствуя лишь легкое жужжание двигателей, но не более того. Ее глаза впились в темноту за пучками света прожекторов, в вероятные эпицентры недавних толчков. Она представила себе, как этот морской шельф резко уходит вниз, в запутанный лабиринт глубоководных впадин: желобов Соломоновых островов, Новых Гебридов и еще дальше желобов Тонга и Кермадек. Желоба эти составляли изломанную тектоническую линию, где Тихоокеанская плита заходила под Индо-Австралийскую. Хотя Марианская впадина на севере, будучи самой глубокой в мире, привлекала больше интереса у исследователей и прессы, она была всего на тысячу метров глубже, нежели эта цепь. Увы, из-за их второго места этим желобам никогда не уделялось столько же внимания ученых.

«Пока что не уделялось», – с надеждой подумала Фиби.

Одной из причин, по которой она захотела присоединиться к проекту «Титан», была близость станции к этим желобам и связь с ее последними исследованиями. Глубоководные кораллы были хорошо задокументированы в пластах на глубине двух миль под водой, но никто толком не знал, растут ли они глубже, и если да, то как они могут выглядеть и как они там выживают. Ответы на эти загадки наверняка кроются в соседнем лабиринте желобов.

Фиби оглянулась на Уильяма Бёрда, которого, прежде чем он успел уйти, остановили трое исследователей. Похоже, он все еще успокаивал их, рассказывая о многочисленных проверках и устранении неполадок, коим подверглась станция до ввода в эксплуатацию. Она не стала его отвлекать, вспомнив вместо этого его недавнее заявление о том, что 99,9 процента океана остаются неисследованными. Где-то там должны находиться глубоководные кораллы.

Фиби вновь повернулась к иллюминатору.

«И я найду их».

Все еще прижимая ладонь к стеклу, она ощутила дрожь – та началась в ее кисти и, вибрируя, пробежала по руке вверх. Снаружи морское дно вздрогнуло, выбрасывая вверх песок, сотрясая этот огромный подводный лес. Ранее спокойная морская живность промелькнула мерцанием плавников и хвостов. Армия крабов бросила свою добычу и поспешила прочь от рифа. Осьминоги и кальмары устремились в темноту, оставляя после себя в панике чернильный туман. Глаза у Фиби в буквальном смысле вылезли на лоб. У нее перехватило дыхание, и крик предостережения застрял в горле.

Не успела она выдохнуть, как морское дно под станцией вздрогнуло. Якорные канаты яростно задергались, два из них лопнули. Над головой, изолируя каждый ярус, между уровнями, захлопнулись противопожарные люки. Станцию крутило и трясло. Остальные тросы были отброшены бурлящими взрывами с их креплений к плавающей конструкции.

Оторванная от тросов и якорей, станция «Титан-Нижний» медленно завращалась, словно волчок, пока наконец двигатели не компенсировали это вращение и не вернули ее обратно в устойчивое зависание. Фиби посмотрела на остальных. Нескольких человек из-за сотрясения станции отбросило на пол. Уильям Бёрд удержался на ногах – вероятно, благодаря крепкой хватке своего телохранителя.

Австралиец попытался улыбнуться, но улыбка получилась довольно натянутой.

– Приглашая вас сюда, я, конечно же, не ожидал такой встряски, но, как видите, даже несмотря на столь сильный толчок, всё в порядке.

Наверху медленно, со вздохом открылись аварийные двери между уровнями. По всей станции раздался сигнал отбоя тревоги.

– Как я уже сказал, – заверил всех Бёрд с широкой улыбкой, – беспокоиться не о чем.

Тем не менее его улыбка казалась гораздо менее уверенной, чем несколько секунд назад. Фиби повернулась к окну. Толчки стихли, морское дно успокаивалось. Песок осел, и вновь стал виден риф. Кстати, он казался практически нетронутым. Пара более высоких древовидных кораллов сломалась у основания и рухнула на песок, но это, похоже, было худшим из повреждений.

Тем не менее Фиби ждала, продолжая свое бдение.

Спустя полных пять минут ее накрыла холодная волна страха.

Никто из других морских обитателей за окном не вернулся, словно все еще опасаясь вернуться в эти места.

Внезапно охваченная тревогой, она вздрогнула.

«Может, нам сделать то же самое?»

2

22 января, 18 часов 02 минуты

Гонконг, Китай

Встав на колени напротив своего двухлетнего сына, коммандер Грейсон Пирс ждал, когда Джек сделает выбор, который определит его судьбу. На данный момент внимание мальчика было приковано к белому австралийскому какаду, танцующему на насесте возле балконной двери. Снаружи солнце низко висело над горизонтом, освещая вид, простирающийся от лесистых вершин пика Виктория до небоскребов Гонконга и его гавани. Внимание Грея привлек раздраженный вздох.

– Давай, Джек, выбирай скорее, – подбодрила мальчика Гарриет. Очевидно, терпение семилетней девочки было на исходе. Она знала, что на кухне стоит четырехъярусный праздничный торт в виде Снупи.

– Не торопи его, – одернула Пенни младшую сестру, изображая терпеливую старшую, старше на целый год. Обе девочки были дочерьми лучших друзей Грея и коллег по «Сигме» Монка Коккалиса и Кэтрин Брайант. Сейчас они были на кухне, готовя скромную вечеринку, которая последует за этой церемонией. Грей слышал их голоса, перемежающиеся тихим смехом и, время от времени, громким веселым фырканьем Монка, напоминающим брачный зов гуся. И он, и другие приехали в Китай из округа Колумбия в конце прошлой недели, чтобы отпраздновать второй день рождения Джека с бабушкой мальчика по материнской линии.

Гуань-инь обошла тех, кто сидел на полу вокруг Джека. Ее имя означало богиню милосердия. Хотя для головы дракона триады Дуань Чжи такое прозвище, вероятно, было скорее ироничным, нежели уместным. Грей знал: если б он и Сейхан не приехали с Джеком в Гонконг, им не стоило бы ждать пощады. Гуань-инь и без того в бешенстве от того, что пропустила самый первый день рождения внука.

Очевидно, бабушка мальчика намеревалась это компенсировать.

Стройная женщина была одета в мантию с капюшоном, открывавшим взгляду каскад длинных черных волос с единственной седой прядью с одной стороны лица, той самой, на которой пролегал изгиб глубокого пурпурного шрама. Он извивался от ее щеки до левой брови, не затрагивая глаза. На людях она прятала свое уродство – не из стыда, а потому, что это был хорошо известный знак того, кем она была. Ее статус главы триады и босса Макао вызывал как почтение, так и враждебность. Но на своей вилле, на вершине Пика [9], Гуань-инь могла ослабить бдительность. Здесь она не нуждалась в особой защите – территорию усиленно патрулировала элита ее триады. Кроме того, даже в свои шестьдесят лет Гуань-инь ловко обращалась с ножами и кинжалами, спрятанными в складках ее мантии.

Она положила еще одну стопку красных конвертов с деньгами поверх тех, что уже лежали на столике. Рядом высилась груда из десятков завернутых в яркую бумагу подарков. В ее организации вряд ли кто осмелился бы не почтить ее внука подарком.

Эту массу даров защищала вездесущая тень Гуань-инь, телохранитель Чжуан. Он был на полголовы выше Грея; белоснежные волосы собраны в длинный хвост, лицо гладкое, без единой морщины. В каждом его движении чувствовалась плавная сила.

Один конверт выскользнул из стопки, но Чжуан, не глядя в сторону, ловко поймал его и вернул на место. За спиной у него были ножны китайского даосского меча восемнадцатого века. Чжуан ни разу не рассказывал историю меча, кроме возраста этого оружия. Но в прошлом Грей не раз наблюдал, как Чжуан владеет клинком, и знал, что века не притупили его лезвие.

Легким прикосновением пальцев к его плечу Гуань-инь молча поблагодарила Чжуана за спасение конверта. Затем она шагнула к присутствующим, и Чжуан на миг проводил ее взглядом. Грей подозревал, что этот человек выполнял более важную роль, нежели просто личный телохранитель.

Если честно, Пирс завидовал их спокойной привязанности друг к другу. Он взглянул налево от Джека, где на коленях стояла мать мальчика.

«Если б то же самое можно было сказать и о наших отношениях!»

Сейхан казалась спокойной, ожидая решения сына. Она была в черном – брюках и жакете, расшитом цветками лишь на несколько тонов светлее. Волосы гладкой иссиня-черной косой спадали ей на плечи. Несмотря на терпеливое выражение лица, Грей слишком хорошо ее знал и потому распознал легкий прищур ее изумрудных глаз, то, как слегка поднялись ее плечи, как напряглись спинные мускулы.

Она была подобна туго сжатой пружине.

И причиной тому отнюдь не дальнейшая судьба Джека. Грей все еще ощущал тяжесть в нагрудном кармане спортивной куртки.

«О чем я только думал?»

Гуань-инь наклонилась и поцеловала Сейхан в щеку.

– Chúc mừng sinh nhật, Con gái, – сказала она на вьетнамском, своем родном языке, пожелав дочери счастливого дня рождения.

Сейхан протянула руку матери и пожелала ей того же.

– Chúc mừng sinh nhật, Mẹ.

Гуань-инь плавно опустилась на колени с другой стороны внука и положила ему на голову ладонь, отвлекая его внимание от какаду.

– Chúc mừng sinh nhật, Джек.

Сейхан уже объяснила вьетнамскую традицию празднования дней рождения. Настоящая дата рождения вспоминалась крайне редко.

Все дни рождения отмечались, независимо от даты, на Тет Нгуен Дан, вьетнамский Новый год. Праздник выпадал на первое новолуние после 20 января, так же как и китайский Новый год, канун которого прошлым вечером отпраздновали бурно и весело.

Настоящая дата рождения Джека была еще через два дня, но Гуань-инь настояла на том, чтобы день рождения ее внука праздновался в соответствии с вьетнамскими, китайскими и американскими традициями. На торте Снупи еще предстояло задуть свечи, но только после того, как будет исполнена китайская церемония Чжуа Чжоу.

Тем не менее, как и в случае с праздничным тортом двумя днями ранее, Джек опоздал на эту конкретную церемонию на целый год. Хотя китайцы совершали это действо на второй день рождения ребенка, первый день рождения китайского ребенка отсчитывался через месяц после его рождения. Китайцы считали, что бо́льшую часть первого года своей жизни ребенок проводит в утробе матери.

Тем не менее Гуань-инь потребовала, чтобы эти сроки для ее внука были размыты. Ритуал Чжуа Чжоу – выбор ребенком подарка во время празднования дня рождения – будет исполнен сегодня. На полу перед Джеком было расставлено множество предметов, каждый из которых символизировал ту или иную судьбу. Там были нефритовые счеты, предвещавшие будущее в бизнесе или финансах, куриная ножка для призвания повара, небольшой микрофон для потенциального артиста… Всего шестнадцать предметов для шестнадцати разных судеб.

Вся их компания ждала, пока Джек выберет свой судьбоносный предмет. Грей не преминул заметить, что Сейхан положила крошечный меч ближе всего к левому колену Джека. Судьба, которую он представлял себе, не нуждалась в объяснении. Гуань-инь, вечная бабушка, положила рядом с другим коленом Джека игрушечный стетоскоп. Видимо, все представители старшего поколения хотели иметь в семье будущего врача.

Грей не стал заниматься такой ерундой. Ничья судьба не решается таким образом. Тем не менее, когда Джек подался вперед, он выпрямился. Мальчик встал на ноги и сделал первые шаги в будущее. В комнате воцарилась выжидательная тишина. Все затаили дыхание. К этому моменту к ним присоединились Монк и Кэт, стоявшие у входа на кухню. Даже Чжуан, не в силах сдержать любопытство, отошел от своего поста, чтобы понаблюдать за происходящим.

Джек осторожно прошелся среди разложенных предметов, словно по минному полю. Наконец он опустился на колени, затем на четвереньки. Потянулся к предмету, лежавшему на самом краю, у самого подлокотника дивана и наполовину скрытому под бархатным покрывалом. Схватив его, мальчик тяжело упал на попку, довольно хихикнув и гордо подняв свое новое сокровище на всеобщее обозрение. Грей бросился вперед и выхватил его у него.

– Кто подложил сюда гранату?

Ответ пришел из коридора у него за спиной.

– Это мой крестник, всё в порядке.

Грей развернулся и сердито посмотрел на Ковальски. Мужчина-горилла стоял в боксерах, шлепанцах и футболке. Судя по его красным глазам и болезненной кривой ухмылке, он все еще не отошел от похмелья после празднования Нового года, перешедшего в раннее утро.

– Не волнуйтесь, – проворчал Ковальски, обращаясь ко всем. – Это пустышка. Осталась от Корейской войны. Я купил ее на ночном рынке пару дней назад. Знал, что Джеку понравится. У него на лице написано «будущий эксперт по сносу зданий». Прямо как я.

Грей застонал.

– Может, нам стоит попробовать еще раз?

Сейхан кивнула – редкий случай согласия между ними в последнее время.

– Мы определенно сделаем это еще раз.

22 часа 18 минут

Сейхан стояла у перил балкона, глядя вниз, на обнесенный стеной сад. Тот светился россыпью маленьких фонариков, освещавших темные пруды, арочные мостики и нежно журчащие бамбуковые фонтаны. Нежный ночной бриз доносил аромат цветущих зимой орхидей-баухиний. Вилла позади нее медленно отдавала себя в объятия ночи. Уложив Джека спать, Грей принимал душ. Монк, Кэт и девочки уединились в гостевом домике на огороженной территории. Ковальски в обществе пары охранников триады отправился в город. Впрочем, их присутствие не столько защищало великана, сколько не позволяло ему спровоцировать международный инцидент. Их группа приехала из Штатов под вымышленными именами и с поддельными паспортами. Цель состояла в том, чтобы оставаться в тени. Поскольку они не были здесь в каком-либо официальном качестве, им приходилось действовать осторожно. На бумаге Гонконг оставался особым административным районом Китайской Народной Республики с отдельной от материка системой управления и экономикой. Но принцип «одна страна, две системы» в последнее время сделался настолько размыт, что они стали практически неразличимы в управлении, особенно после жесткого подавления протестов в 2019 году, а затем строгих карантинов во время пандемии ковида. Несмотря на эти изменения, проникновению их группы в Гонконг способствовали два фактора.

Во-первых, «Сигма» оставалась закрытой организацией, действовавшей на периферии военной структуры. Ее членами были бывшие солдаты вооруженных сил, в основном спецназа, которые были тайно завербованы УППОНИР, научно-исследовательским агентством Министерства обороны США. Оперативники проходили переподготовку по различным научным дисциплинам, чтобы при возникновении любой глобальной угрозы действовать в качестве полевых агентов и следственных групп. В этом качестве миссии «Сигма» оставались полностью подпольными, работая в теневой зоне, где стирались границы между разведслужбами, военными операциями и научными исследованиями.

Во-вторых, даже несмотря на все уловки, их группа в Гонконге, несомненно, находилась под наблюдением, и их личности наверняка были известны.

Вот в такую игру играли спецслужбы: делали вид, что не замечают вторжения конкурентов, но при этом зорко следили за происходящим. До тех пор пока их группа не представляла непосредственной угрозы безопасности Китая, их присутствие терпели. Никто не будет действовать против них без провокации.

По крайней мере, на данный момент.

Тем не менее, стоя у перил балкона, Сейхан оставалась настороже, что было ее постоянным состоянием. Не считая крошечных фонариков в саду, единственный свет исходил от холодного блеска звезд и далекого неонового сияния гонконгских небоскребов. Луна уже зашла – впрочем, от нее и так было мало света. Китайский Новый год подходил к концу, и фаза лунного цикла – новолуние – была всего лишь темной тенью, скользящей по звездам.

Так она ощущала себя бо́льшую часть своей жизни. Тенью, движущейся по яркому окружающему миру.

Занавеска за ее спиной сдвинулась, и на балкон упала полоска света от лампы. Скользящая дверь отъехала в сторону, и на балкон шагнула фигура в шелковом одеянии. К Сейхан, неся с собой неловкость, которая так и не исчезла между ними, подошла ее мать.

Хотя четыре года назад они воссоединились, определенная неловкость все еще оставалась. Пропасть длиной более чем в двадцать лет, когда каждая думала, что другая мертва, оказалось трудно преодолеть. После того как они заново обрели друг друга, Сейхан провела с матерью много времени, но за последние пару лет перерывы между встречами увеличились. В последний раз она приезжала сюда с Джеком десять месяцев назад.

Гуань-инь подошла к перилам и молча остановилась, словно пробуя опасные воды, прежде чем заговорить. А заодно воспользовалась этим временем, чтобы вытащить из-под халата смятую целлофановую пачку. Вытряхнув из нее сигарету, поднесла ее к губам и похлопала по карманам в поисках зажигалки.

Сейхан вздохнула и достала из кармана старинную зажигалку «Данхилл», латунную, покрытую слоем серебра. Открыв ее, колесиком увеличила пламя и предложила матери.

Гуань-инь наклонилась и прикурила сигарету. Пламя высветило ее уродливый шрам, рану, двадцать шесть лет назад вырезанную на ее щеке следователем вьетнамской тайной полиции. Мать превратила эту рану в почетный знак, сделав ее частью замысловатой татуировки и превратив в хвост дракона, теперь свисавший ей на щеку со лба. Такой же дракон, только серебряный, висел у нее на шее в виде кулона. Сейхан носила похожий, но немного другой, вылепленный из детских воспоминаний о кулоне матери.

Гуань-инь выпрямилась, выпуская струю дыма, а рука Сейхан скользнула к ее дракону. Она представила себя девочкой, растянувшейся на животе рядом с садовым прудом, примерно таким, как те, внизу. Она помнила, как водила пальцем по воде, пытаясь выманить золотого карпа… затем среди ряби отражения появилось лицо матери, идеальное, без шрамов, лишь солнечный свет отражался от серебряного дракона у ее горла.

Этот момент теперь казался чьей-то чужой жизнью.

Сейхан изо всех сил пыталась соединить прошлое и настоящее. Возможно ли это? Наверное, нет. Как и два их кулона, их две жизни были выкованы и впаяны в твердый металл, сделав их навечно похожими, но никогда – одинаковыми.

– Джек так вырос, – прошептала Гуань-инь в ночь, наконец нарушив тишину.

Сейхан услышала в этих трех словах нотки упрека. Гуань-инь явно была сердита, что дочь слишком редко навещает ее.

– Меня не отпускала работа.

Вместо ответа мать просто выдохнула струю дыма, оставив обвинение висеть в воздухе так же, как и сигаретный дым. Сейхан отмахнула сизое облако, а с ним и тему разговора.

– Я не знала, что ты куришь.

– Чжуану это не нравится. Он вечно прячет мои сигареты.

– Очевидно, он серьезно относится к своей роли твоего телохранителя. Может, тебе стоит прислушаться к нему?

– Я могу позаботиться о себе, Чжи.

Услышав свое старое детские имя, Сейхан ощетинилась. На вьетнамском Чжи означало «прутик». Мать назвала свою триаду «Дуань Чжи», «сломанная ветка», думая, что ее дочь умерла. Впрочем, да, во многих отношениях эта девушка умерла.

– Ты же знаешь, я предпочитаю имя Сейхан. Или мне начать называть тебя твоим старым именем, Май Фыонг Ли?

Мать мгновенно напряглась. Они обе давно были не те, что в прошлом. Обе не любили, когда им напоминали о понесенных ими потерях и последующих страданиях.

Первые девять лет своей жизни Сейхан провела в маленькой вьетнамской деревне, где ее воспитывала мать. Эти светлые и счастливые годы закончились одной ужасной ночью, когда в их дом ворвались люди в военной форме и утащили ее мать, окровавленную, заходящуюся в крике.