скачать книгу бесплатно
– А точнее?
Она обернулась ко мне, воинственно расправив плечи.
– Я должна буду позаботиться о вашем ребенке, если вам угодно точнее.
– Вы? – Я улыбнулась, но щемящая тревога уже завладела мной, и я невольно прижала руки к животу. – Каким же образом?
– Ваш отец поручил мне пристроить его в подходящую семью.
Мне показалось, что эта странная дама лишилась рассудка. Она несет какой-то вздор. Или, может быть, я неправильно ее поняла?
– Что значит «пристроить»?
– На воспитание.
– Вы, наверное, сошли с ума, – сказала я. – Мой ребенок не сирота, и только я буду его воспитывать.
– Это совсем не так, мадемуазель де Тальмон. Вы вернетесь в Париж.
– А он? Ребенок?
– Он останется здесь.
– Не понимаю, как это может быть.
– Ваш ребенок останется на Мартинике. Ваш отец не допускает даже мысли, что вы вернетесь во Францию с незаконнорожденным ребенком на руках.
– Вы… вы хотите сказать, что разлучите нас?
– С того мгновения, как он родится. Ваш отец дал мне предписания, которые не допускают двойных толкований. Есть даже семья, готовая принять ваше дитя на воспитание.
У меня во рту все пересохло. Я вздрогнула, пытаясь осмыслить то, что услышала.
– По какому праву? – воскликнула я. – Вы не посмеете прикоснуться к моему ребенку!
– Если вы будете упрямиться, то…
– Что «то»?
– Мне поручено просить помощи или у Воклера, или у солдат в форте.
– Ах вот как! – прошептала я в ужасе. – Так вот почему вы везете меня туда!
Я поняла, что попалась в ловушку. Подлая мадемуазель Дюран, она одурачила меня и лишила поддержки даже Маргариты!
– Вот черт! – воскликнула я в негодовании. – Остановись сейчас же!.. Стой!
Вместо ответа она хлестнула лошадей, и от неожиданного рывка я упала на спину, больно ушибив плечо. Внутри меня словно что-то надорвалось.
– Проклятая старуха! – вырвался у меня возглас. – Заставить меня родить раньше времени тебе тоже приказано, да?
Я понимала, что с ней не справлюсь: она была выше и сильнее меня, к тому же я была на сносях. Но радостное, почти торжествующее восклицание сорвалось у меня с губ, когда я вспомнила, что у нее вывихнута нога. Как вовремя случилась с ней эта беда!
Я не размышляла более. Изловчившись, насколько это позволяла мне раздавшаяся фигура, я соскользнула с повозки – благо, что моя спутница еще не выжила из ума и опасалась погонять лошадей слишком сильно. Спотыкаясь и прижимая руки к животу, я побежала к лесу.
Мадемуазель Дюран, очевидно, не ожидала такого маневра с моей стороны: я успела углубиться в лес на добрых тридцать шагов, прежде чем услышала сзади отчаянный крик старой девы:
– Стойте! Принцу де Тальмону все станет известно!
– Можно подумать, этим ты меня испугаешь, – отвечала я громко, лихорадочно пробираясь между деревьями.
Потом я вспомнила, что Дюран идет очень медленно, и мне пришла в голову мысль беречь силы, потому что от ходьбы я очень уставала. К тому же внутри меня от толчка и бега было что-то нарушено, надорвано. Я чувствовала, что это так.
Я не могла сейчас ориентироваться на местности и лишь предполагала, что ферма Шароле находится где-то в западной стороне. Там, где совсем недавно садилось солнце… Я рассчитывала добраться туда пешком и подобрала юбки, чтобы они не цеплялись за колючки.
– Стойте, – стонала сзади мадемуазель Дюран, – из-за вас я лишусь вознаграждения. Как я тогда оплачу дорогу во Францию?
– Да хоть бы ты тут и навсегда пропала, мерзавка!
Мы шли так десять-двенадцать минут, до тех пор, пока я, обернувшись, не заметила с испугом, что расстояние между нами значительно сократилось. Я побежала вперед, опасаясь, что она меня схватит.
– Мадемуазель! – закричала она, ковыляя следом. – Сейчас станет совсем темно. Вас здесь съедят дикие звери!
Мороз пробежал у меня по коже, но я ничего не ответила и не остановилась.
Куча поваленных бурей деревьев преградила мне дорогу. Осторожно пробираясь через бурелом, я поняла, что здесь мадемуазель Дюран пройти не удастся. Вскорости, проковыляв еще какое-то время, я перестала слышать позади себя стоны и возгласы.
– Эй! – осторожно крикнула я в непроглядную темень. Мой крик замер на кронах деревьев, оставшись без ответа.
– Ну, – прошептала я, стараясь отдышаться, – эта старуха, кажется, отстала. Надеюсь на это…
Какое-то время я простояла в нерешительности, растерянная и подавленная. Я ощущала, как что-то струится у меня по ногам, и знала по рассказам Маргариты, что это околоплодные воды. Что же будет? Потом я сообразила, что мадемуазель Дюран может вернуться и привести помощь. Надо идти вперед…
Было темно, как в аду. В воздухе слышался странный жуткий свист, шипение, шуршание, повизгивание, даже старческое кряхтение, и от этих звуков мне становилось тошно. Здешние места мне были незнакомы. Я уже осознала, что возвращаться в усадьбу для меня так же опасно, как и ехать в форт.
Корявое раскидистое дерево, ветки которого я заметила слишком поздно, впилось колючками мне в платье, больно оцарапало щеки. Я вскрикнула.
– Ах, Боже мой! – сказала я сквозь слезы. – Это невыносимо!
Одежду мне так и не удалось отцепить, и я в сердцах рванула платье, оборвав себе весь подол. Заплакав, я побрела дальше. Какое ужасное положение! Где я найду приют в эту ночь?
Мне встретился водопад, ниспадающий со скалы. Я не столько увидела его в темноте, сколько услышала его шум; наощупь, скользя руками по заросшим мхом камням, я нашла холодную струю воды и умылась. Затем напилась, глотая воду с какой-то судорожной жадностью. Я бы пила еще дольше, но мне было страшно долго стоять в одной позе: в это время кто-то мог напасть на меня сзади. Кроме диких животных, на Мартинике было полно всяких злых духов – по крайней мере, рабыни в Шароле без конца судачили об этом.
– Пресвятая Дева, как же мне страшно!
Я не понимала, куда иду, и брела, брела наугад, насилу переставляя ноги. Сердце у меня сжималось. Предчувствие говорило мне, что роды застанут меня не через неделю, а уже сейчас, этой ночью. Может быть, в эту минуту…
5
–– Нужно было повернуть немного вправо, – прошептала я, – да-да, немного вправо! Там, кажется, дорога полегче…
Я осторожно стала спускаться по склону. Здесь лес был реже, и сквозь щели между деревьями лился лунный свет. Я цеплялась за стволы и ветки, боясь упасть, – земля была влажная после недавнего ливня, и мои туфли с гладкой подошвой очень скользили. Как устали у меня ноги… Непреодолимая сила тянула меня к земле; я думала о том, как было бы хорошо, если бы я хоть на полчаса прилегла. А то бы и заснула.
Ребенок круто повернулся во мне, и его движения вызвали во мне не приятные ощущения, к которым я уже привыкла, – напротив, резкая боль заставила меня согнуться.
– О Господи! – проговорила я, переводя дыхание.
Боль исчезла так же внезапно, как и появилась, но потом стала возникать периодически. Чем больше и быстрее я шла, тем чаще повторялись приступы боли, тем дольше и пронзительнее они становились.
На лбу у меня выступил пот, я тяжело дышала, едва успевая переводить дыхание, которое сковывалось болями, мучившими меня теперь почти каждую минуту.
– К-кажется, – прошептала я, с трудом выговаривая слова, – это уже начинается.
Меня обуял страх. То, что вот-вот должно было произойти, представлялось мне совсем не таким, каким сейчас было. Родить ребенка здесь, в этом диком лесу, где, чего доброго, ползают змеи? Нет, это было бы слишком ужасно!
Забывшись, я слабым голосом звала Маргариту, Нунчу и даже так мало известную мне мать, потом мои губы назвали и имя мадемуазель Дюран, но – увы! – никто из этих людей не мог оказаться поблизости.
Тело с трудом повиновалось мне, я хотела кричать, кричать громко, но боялась собственного крика – мало ли каких зверей он мог призвать сюда, в чащу?
– Боже, ну когда же этому будет конец? – простонала я, сгибаясь едва ли не вдвое.
От боли я искусала себе губы, но самые сильные страдания доставляла не боль, а те короткие промежутки затишья, когда я с ужасом прислушивалась к происходящему во мне и ожидала новых мучений.
Я медленно выпрямилась, чувствуя, как струйка крови из прокушенной губы стекает у меня по подбородку, и с изумлением заметила, что лес находится уже за моей спиной, а я сама стою на посевах чьей-то кофейной плантации.
Боль на некоторое время, кажется, оставила меня, и я могла передохнуть. Схватившись руками за ствол ближайшей пальмы, я ощущала, как мои ноги подкашиваются и я оседаю на землю. Идти до домика, видневшегося на горизонте, у меня уже не было сил.
Время, похоже, близилось к полуночи. С неба на меня равнодушно взирала луна. Мне тоже на какой-то миг стало все безразлично. Я замерла в неподвижности, как истукан, обхватив руками дерево.
Я просидела несколько минут, не в силах пошевелиться и с безумной радостью осознавая, что боль не возвращается. Значит, есть надежда, что мне удастся дойти до какого-нибудь жилища.
Вдруг чьи-то голоса раздались поблизости. Деревья скрывали фигуры незнакомцев, но я ясно слышала разговор, из которого заключила, что они осматривают окрестности.
– Посмотри там, в лощине, – произнес властный мужской голос, – нам не нужны соглядатаи.
– Хорошо, господин Пьомбино, – отвечала женщина.
– Напрасно ты так беспокоишься, – сказал другой мужчина по-итальянски. – У властей есть другие заботы, кроме как наблюдать за нами.
– Я знаю, что говорю! За некоторые дела мне грозит виселица, так что надо быть начеку.
– Ты преувеличиваешь.
– Заткнись! Вы должны выполнять то, что вам сказано.
– Смотри, смотри! – закричал мужчина. – Куда это бросился наш Вуайю?
Я едва успела уяснить, что оказалась на ферме Пьомбино, и еще не успела удивиться тем путям, что привели меня сюда, как огромный клыкастый пес, глухо рыча, очутился в двух шагах от меня и вцепился зубами в мое платье. Я закричала от страха.
– Эй, Луиджи! Там кто-то есть!
Они оба устремились ко мне и оттащили пса.
– Эй, кто ты такая? – спросил один из мужчин, направляя свет фонаря мне в лицо. – Что ты здесь делаешь?
– Она, кажется, вот-вот должна родить, – сказал другой.
– Я это вижу, черт возьми! Но какая разница? Она не негритянка, не мулатка, даже не креолка; судя по платью, она обыкновенная «гран-блан», которых я терпеть не могу…
– Кто вы такая, мадам, и что вы здесь делаете?
Я молчала, не находя слов для объяснения. Слишком уж странно было то, что со мной случилось.
– Может, ты знаешь, кто это, Селина? – спросил старший мужчина у девушки.
Селина? Я подняла голову. Да, это была та самая рабыня, из-за которой в Шароле произошел такой переполох. Значит, Воклер не зря подозревал, что она все еще на Мартинике!
– Пречистая Дева! – сказала Селина. – Это моя хозяйка, господин Пьомбино, это мадам де Бер!
Пьомбино снова посветил фонарем мне прямо в лицо.
Я взглянула на него и его младшего спутника. Пьомбино был очень высок – около шести футов и четырех дюймов роста, худощав и вытянут. Лица его я не видела, зато разглядела волосы – длинные, взлохмаченные, связанные сзади. Его спутника, стоявшего в тени, я совсем не различала.
– Убирайтесь отсюда, – довольно грубо сказал Пьомбино, – и забудьте все, что здесь видели, в том числе и Селину.
– Что вы говорите! – воскликнула квартеронка. – Вы же видите, в каком она состоянии. Разве можно прогонять ее?
– Так и быть, я найду для нее повозку, – сказал Пьомбино, – если она даст честное слово не приводить сюда полицию.
– Вы не можете вот так просто прогнать эту даму! – горячо сказала Селина. – Вы же добрый человек, господин Пьомбино.
– А была ли она добра к тебе?
– Да! У мадам явно случилась какая-то беда. Иначе она не оказалась бы здесь, а была бы в своей уютной спальне. Кроме того, мадам беременна.
– Пустяки! Разве у меня здесь родильный дом?
Он поднял фонарь, и тусклый свет выхватил из тьмы его собственное лицо, лицо его спутника и Селину. Этого было достаточно, чтобы заставить меня пережить самое сильное в жизни потрясение.
Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание – теперь уже не от боли, а от невероятного изумления. Возможно ли это?
– Риджи, – прошептала я. – Антонио, Луиджи!
Они переглянулись и смотрели на меня как на помешанную. Но ведь я-то видела, собственными глазами видела, кто стоит передо мной. Я узнала… О Господи, я узнала собственных братьев!
– Луиджи, – проговорила я, вспоминая полузабытую тосканскую речь. – Это что-то невероятное. Я и подозревать не могла… Ну, неужели вы не понимаете? Я же Ритта. Ритта, ваша сестра!
– Еще один сюрприз за этот вечер, – со смешком заметил Антонио. – Мадам не в себе!