Казмах, читающий сны

Сакс Рохмер

Казмах, читающий сны

ГЛАВА I

ПОСЛАНИЕ ДЛЯ ИРВИНА

Монте Ирвин, старейшина города и будущий лорд-мэр Лондона, беспокойно расхаживал из конца в конец хорошо обставленной библиотеки своего дома в Принц-Гейт . Между зубами он сжимал огрызок догоревшей сигары. Возле камина лежал крошечный спаниель, его черные глазки-бусинки следили за нервными движениями хозяина дома.

В свои сорок пять лет Монте Ирвин не отличался плохой внешностью, более того, иногда о нем говорили как о красавце. Его фигура была полной, но не корпулентной; ухоженные черные волосы и усы, свежий, хотя и грубоватый цвет лица, вместе с достоинством его прямой осанки, придавали ему что-то военное. Он старательно культивировал эту внешность, как и подобает бывшему офицеру, хотя, поскольку он не был на действительной службе, он скромно воздерживался от использования каких-либо званий.

Некоторые качества в его блестящей улыбке, восточная выразительность темных глаз под опущенными веками намекали на семитские корни, но в остальном они не были заметны в его внешности, свободной от вульгарности и, в сущности, принадлежащей успешному деловому человеку.

В сущности, Монте Ирвин преуспел во всех делах, за прискорбным исключением женитьбы. В последнее время лоб его стал впалым, и друзья-бизнесмены, знавшие его как человека воздержанного, заметили в городской столовой, где он обедал почти ежедневно, что если раньше он был известным обжорой, то теперь ест мало, а пьет много.

Внезапно спаниель вскочил на ноги с лихорадочной, паукообразной активностью, свойственной игрушечному виду, и принялся лаять.

Монте Ирвин приостановился в своем беспокойном патрулировании и прислушался.

– Ложись! – сказал он. – Тихо.

Спаниель подбежал к двери и жадно принюхался. Послышался приглушенный шум голосов, и Ирвин, после минутного колебания, переступил порог и открыл дверь. Собака выбежала наружу, тявкая в своей раздражающей манере стаккато, и выражение надежды исчезло с лица Ирвина, когда он увидел высокую светловолосую девушку, стоявшую в коридоре и разговаривавшую с дворецким Хинксом. На ней был испачканный Бёрберри, высокие сапоги из дубленой кожи и фуражка с козырьком явно военного образца. Ирвин хотел было снова удалиться, но девушка подняла глаза и увидела его, стоящего у дверей библиотеки. Он улыбнулся и подошел к ней.

– Добрый вечер, мисс Халли, – сказал он, стараясь говорить искренне, поскольку из всех друзей жены Маргарет Халли нравилась ему больше всех. – Вы ожидали застать Риту дома?

Выражение лица девушки было смутно-тревожным. У нее был чистый цвет лица и яркие глаза, как у здорового человека, но сегодня вечером глаза казались слишком яркими, а лицо слегка побледнело.

– Да, – ответила она, – то есть я надеялась, что она дома.

– Боюсь, я не могу сказать, когда она вернется. Но, пожалуйста, заходите, и я наведу справки.

– О, нет, я бы предпочла, чтобы вы не беспокоились, и я не останусь, тем не менее спасибо вам. Думаю, она позвонит мне, когда придет.

– Могу ли я передать ей какое-нибудь сообщение?

– Ну, – она на мгновение замешкалась, – вы можете сказать ей, если хотите, что я вернулась домой только в восемь часов, так что не могла прийти раньше. – Она быстро взглянула на Ирвина, прикусив губу. Жаль, что я не могу ее увидеть, – добавила она низким голосом.

– Она хочет видеть именно вас?

– Да. Она оставила записку сегодня днем. – Она снова бросила на него обеспокоенный взгляд. – Что ж, полагаю, ничего не поделаешь, – добавила она и с улыбкой протянула руку. – Спокойной ночи, мистер Ирвин. Не трудитесь подходить к двери.

Ирвин прошел мимо Хинкса и вышел под крыльцо вместе с Маргарет Халли. Влажный желтый туман плыл мимо уличных фонарей и, казалось, собирался в подвижный риф вокруг маленького автомобиля, стоявшего у дома, мотор которого трепетно стрекотал.

– Чудовищная ночь! – сказал он. – Туманная и мокрая.

– Ну и зверь, правда? – со смехом сказала девушка и повернулась на ступеньках так, что свет из прихожей блеснул на ее белых зубах и поднятых вверх глазах. Она натягивала большие уродливые меховые перчатки, и Монте Ирвин мысленно противопоставил ее свежий, спортивный тип красоты нежному, экзотическому очарованию своей жены.

Она открыла дверцу маленького автомобиля, села в него и уехала, помахав Ирвину огромной рукой в перчатке, когда он стоял на крыльце и смотрел ей вслед. Когда красный задний фонарь скрылся в тумане, он вернулся в дом и снова вошел в библиотеку. Если бы все друзья его жены были такими же, как Маргарет Халли, размышлял он, он мог бы избавиться от невыносимых предчувствий, которые доводили его до безумия. Наполнив свой разум ядовитыми подозрениями, он вновь принялся расхаживать по библиотеке, ожидая и страшась того, что должно было подтвердить его самые черные предположения. Он не замечал, что на протяжении всей беседы держал огрызок сигары между зубами. Он так и держал его в зубах, расхаживая взад-вперед по длинной комнате.

Затем последовал ожидаемый вызов. Зазвонил телефонный звонок. Монте Ирвин сжал руки в кулаки и глубоко вдохнул. Его цвет изменился так, что вызвал бы интерес у врача. Сделав над собой видимое усилие, он подошел к небольшому столику, на котором лежал прибор. Закатив огрызок сигары в левый угол рта, он взял трубку.

– Алло! – сказал он.

– Некто Брисли, сэр, желает…

– Соедините его со мной.

– Очень хорошо, сэр.

Небольшой перерыв, затем:

– Да? – сказал Монте Ирвин.

– Меня зовут Брисли. У меня сообщение для мистера Монте Ирвина.

– Говорит Монте Ирвин. Есть что сообщить, Брисли?

Глубокий, богатый голос Ирвина был не совсем под контролем.

– Да, сэр. Леди проехала на такси от Принцевых ворот до Албемарл-стрит.

– Ага!

– Прошла в покои сэра Люсьена Пайна и была принята.

– Ну?

– Через двадцать минут вышла. Леди была с сэром Люсьеном. Оба шли по старой Бонд-стрит. Достопочтенный Квентин Грей…

– Ах! – вздохнул Ирвин.

– Обнаружил их там. Он вышел из такси. Он присоединился к ним. Все трое поднялись в квартиру профессионального любителя кристаллов, называющего себя Казмахом, читающим сны.

На лице Монте Ирвина появилось озадаченное выражение. При звуке телефонного звонка он несколько побледнел. Теперь он начал возвращать себе привычную яркую окраску.

– Продолжайте, – приказал он, так как собеседник сделал паузу.

– Через семь-десять минут, – продолжал гнусавый голос, – спустился мистер Грей. Он окликнул проезжавшее мимо такси, но тот отказался остановиться. Мистер Грей выглядел очень раздраженным.

О том, что невидимый собеседник читал из блокнота, свидетельствовали его монотонная интонация и сокращенные фразы, напоминающие показания констебля в полицейском суде.

Он быстро пошел в сторону Пикадилли. Коллега последовал за ним. Возле Ритца он поймал такси. На нем он вернулся на старую Бонд-стрит. Он поднялся наверх и отсутствовал от четырех с половиной до пяти минут. Затем он снова спустился вниз. Он был очень бледен и взволнован. Он вышел из такси и пошел прочь. Коллега последовал за ним. Он видел, как мистер Грей вошел в ресторан «Принц». В холле мистер Грей встретил незнакомого коллеге мужчину. После некоторого разговора оба джентльмена отправились ужинать. Сейчас они там. Я говорю из метро на Дувр-стрит.

– Да, да. А леди?

Туземец, возможно, египтянин, очевидно, слуга Казмаха, вышел через несколько минут после того, как мистер Грей ушел за кэбом, и уехал. Сэр Люсьен Пайн и леди все еще находятся в комнатах Казмаха.

– Что? – воскликнул Ирвин, доставая часы и глядя на диск. – Но сейчас уже восемь часов!

– Да, сэр. Здесь все закрыто, а другие офисы в квартале закрываются в шесть. Дверь Казмаха заперта. Я постучал и не получил ответа.

– Черт побери! Вы говорите чепуху! Здесь должен быть другой выход.

– Нет, сэр. Коллега только что освободил меня. Оставил двух джентльменов следить у «Принца».

Цвет лица Монте Ирвина начал медленно угасать.

– Значит, это Пайн! – прошептал он. Рука, державшая трубку, задрожала. – Брисли, встретимся на Пикадилли в конце Бонд-стрит. Я уже иду.

Он положил трубку, подошел к стене и нажал на кнопку. Крепко зажав между зубами огрызок сигары, он встал на ковер перед очагом, лицом к двери. Вскоре она открылась, и вошел Хинкс.

– Машина готова, Хинкс?

– Да, сэр, как вы и приказали. Пусть Паттисон подойдет к двери?

– Сейчас же.

– Очень хорошо, сэр.

Он удалился, тихо закрыв дверь, а Монте Ирвин остался стоять в библиотеке, глядя на портрет в полный рост своей жены в платье пьеро, которое она надевала в третьем акте Служанки масок.

Часы в холле пробили половину восьмого.

ГЛАВА II

АПАРТАМЕНТЫ КАЗМАХА

Прошло менее двух часов того же вечера, и Квентин Грей вышел из кондитерской на старой Бонд-стрит с аккуратной посылкой. Желтые сумерки опускались на этот базар Нового Вавилона, и многие торговцы драгоценными камнями, продавцы богатых вещей и изготовители мод уже покинули свои магазины. Нарядно одетые девицы, продавщицы, девушки-клерки и прочие толпились на тротуарах, которые в полдень были заполнены модными дамами. Здесь портной, там шляпник задержались на некоторое время, чтобы закрепить железные ставни и решетки, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись и направились к метро и автобусам. Рабочий день закончился. Общество одевалось к ужину.

Грей уже собирался сесть в поджидавшее его такси, и на его свежем мальчишеском лице появилось выражение нетерпения, которое, должно быть, выдало бы опытному зрителю, что он спешит по назначенной встрече. Затем, когда его рука легла на ручку двери кэба, это выражение внезапно сменилось выражением настороженной подозрительности.

По противоположной стороне улицы пешком прошел высокий смуглый мужчина в сопровождении женщины, закутанной в серые меха и с шелковым платком на волосах. Грей видел их из окна такси.

Его гладкие брови наморщились, а рот сжался в тонкую прямую линию под честными усами. Он пошарил под шинелью в поисках рассыпавшейся мелочи, вытащил горсть и расплатился с таксистом.

Иногда ступая по канаве, чтобы избежать толпы на тротуаре, и не обращая внимания на то, что его блестящие парадные сапоги забрызганы грязью, Грей поспешил за парой. Ярдов через двадцать он нагнал их, когда они проходили мимо витрины торговца картинами, из которой во влажные сумерки лился желтый свет. Они медленно шли, и Грей остановился перед ними.

– Привет, вы двое! – крикнул он. – Куда это вы собрались? Я как раз шел звать тебя, Рита.

Он стоял перед ними раскрасневшийся и мальчишеский, и его раздражение усиливалось от того, что они не могли скрыть, что его появление было неловким, если не сказать нежелательным. Миссис Монте Ирвин была миниатюрной, симпатичной женщиной, хотя некоторые из ее волос с бронзовым отливом наводили на мысль о применении хны, а ее естественный прекрасный цвет лица был деликатно и артистично дополнен искусством. Тем не менее лицо, похожее на цветок, выглядывающее из складок марлевого шарфа, как роза из тумана, а ее маленький мягкий подбородок вжался в мех, могло бы объяснить даже в случае пожилого мужчины то увлечение, которое Квентин Грей не пытался скрыть.

Она невозмутимо смотрела на своего спутника, сэра Люсьена Пайна, смуглого, циничного аристократа. Затем:

– Я оставила для вас записку, Квентин, – поспешно сказала она. Казалось, она была в опасном напряжении.

– Но я заказал столик и ложу, – вскричал Грей с оттенком юношеской обидчивости.

– Мой дорогой Грей, – холодно ответил сэр Люсьен, – мы люди мира и не ищем постоянства в женщинах. Миссис Ирвин решила проконсультироваться с хиромантом, гипнотизером или каким-нибудь подобным оккультным авторитетом, прежде чем ужинать с вами сегодня вечером. Несомненно, она хочет узнать, будет ли пьеса, на которую вы собираетесь ее пригласить, интересной.

Его сардоническая улыбка показалась Грею почти невыносимой, и, хотя сэр Люсьен воздерживался от взгляда на миссис Ирвин, было достаточно очевидно, что его слова имеют какой-то скрытый смысл, ибо:

– Вы прекрасно знаете, что у меня есть особая причина для встречи с ним, – сказала она.

– Особая причина женщины – это слабое оправдание мужчины, – грубо пробормотал сэр Люсьен. – По крайней мере, так утверждает один знающий арабский философ.

– Я собиралась встретиться с вами у «Принца», – поспешно сказала миссис Ирвин и снова взглянула на Грея. В ее манере чувствовалась жалкая нерешительность, нерешительность слабой женщины, которая придерживается цели только благодаря огромным усилиям.

– Могу я спросить, – сказал Грей, – как зовут извращенца, с которым вы собираетесь посоветоваться?

Она снова заколебалась и бросила быстрый взгляд на сэра Люсьена, но тот невозмутимо смотрел в другую сторону.

– Казмах, – ответила она низким голосом.

– Казмах! – воскликнул Грей. – Человек, который продает духи и притворяется, что читает сны? Какая необычная идея. Неужели нельзя завтра? Он наверняка уже закрыл магазин!

– Я постарался удостовериться, – ответил сэр Люсьен, – по настоятельному желанию миссис Ирвин, что этот загадочный человек все еще на приеме и примет ее.

Под маской беззаботности, которую он надел, можно было обнаружить волнение, подавляемое с трудом; и если бы Грей был более уравновешен и не был одержим мыслью, что сэр Люсьен намеренно вторгся в его планы на вечер, он не смог бы не заметить, что миссис Монте Ирвин лихорадочно занята делами, не имеющими отношения к ужину и театру. Но его личные подозрения становились все острее.

– Тогда, если ужин не отменяется, – сказал он, – могу я пойти и подождать вас?

– У Казмаха? – спросила миссис Ирвин. – Конечно. Она повернулась к сэру Люсьену. Вас подождать? Это не очень удобно, поскольку я ужинаю с Квентином.

– Если я не помешаю, – ответил баронет, – я провожу вас до пещеры оракула, а затем пожелаю вам спокойной ночи.

Троица направилась по старой Бонд-стрит. Квентин Грей считал историю с Казмахом очень плохой ложью, придуманной на скорую руку. Если бы он был менее увлечен, его природное чувство достоинства должно было бы подсказать ему предложение освободить миссис Ирвин от обещания. Но ревность стимулирует худшие инстинкты и разрушает лучшие. Он был намерен привязаться к ней так же крепко, как Морской старик к Синдбаду, чтобы разоблачить ложь. Ощутимое смущение и нервозность миссис Ирвин он объяснил тем, что она догадалась о его замысле.

Из-за группы продавщиц и других людей, ожидающих автобусы, трое не могли идти в ногу, и Грей, отстав, наступил на ногу маленькому человечку, шедшему чуть позади них.

– Простите, сэр, – сказал тот, подавив возглас боли, – ведь виноват был сам Грей.

Грей пробормотал неблагодарное признание, стремясь вновь оказаться рядом с миссис Ирвин, так как она, казалось, быстро и взволнованно говорила с сэром Люсьеном.

Он вернулся на свое место, когда они свернули в освещенный дверной проем. На стене висела бронзовая табличка с надписью:

КАЗМАХ

Второй этаж

Грей вполне ожидал, что миссис Ирвин предложит ему вернуться позже. Но она, не говоря ни слова, стала подниматься по лестнице. Грей последовал за ней, сэр Люсьен посторонился, чтобы дать ему преимущество. На втором этаже находилась дверь, расписанная на восточный манер. На ней не было ни звонка, ни молотка, но стоило ступить на порог, как дверь бесшумно распахнулась, словно немо приглашая гостя войти в открывшуюся квадратную квартиру. Квартира была богато обставлена на арабский манер и освещалась изящной медной лампой, свисавшей на цепях с расписного потолка. Замысловатые перфорации лампы были вставлены в цветное стекло, и в результате получился приглушенный и теплый свет. Из тени ниш выплывали странные восточные сосуды, длинногорлые кувшины, кувшины с хлипкими носиками и приземистые чаши с гравированными и фигурными крышками. От двери в один из углов комнаты тянулся низкий диван с пестрыми матрасами, который заканчивался возле своеобразного шкафа. За ним находился длинный низкий прилавок, заваленный статуэтками нильских богов, амулетами, бусами из мумии и маленькими пробковыми фляжками из синей эмали. Рядом стояли два стеклянных ящика, наполненные другими странными на вид предметами старины. Чувствовался слабый аромат духов.

Сэр Люсьен вошел последним, дверь за ним закрылась, и из шкафа справа от дивана вышел молодой египтянин. На нем был привычный белый халат, красный кушак и красные туфли, а на голове – тар буш, маленькая алая шапочка, которую обычно называют феской. Он подошел к двери слева от прилавка и бесшумно распахнул ее. Поклонившись, он произнес с мягкой интонацией уроженца Верхнего Египта: Шейх эль-Казах ожидает.

Теперь даже для увлеченного Грея стало очевидно, что миссис Ирвин находится под влиянием сильного волнения. Она быстро повернулась к нему, и ему показалось, что ее лицо выглядит почти изможденным, а глаза словно изменили цвет и стали светлее, хотя он не мог быть уверен, что этот эффект не был вызван особым освещением комнаты. Но когда она заговорила, голос ее был неуверенным.

– Попробуйте найти такси, – сказала она. – Ночью это так трудно, а мои туфли страшно испачкаются, пересекая Пикадилли. Я задержусь не более чем на несколько минут.

Она прошла через дверь, и египтянин посторонился, когда она проходила мимо. Он последовал за ней, но почти сразу же вышел, закрыл дверь и удалился в кабинет, который, очевидно, был его личным кабинетом.

В квартире воцарилась тишина. Сэр Люсьен невозмутимо опустился на диван и достал портсигар.

– Не хотите ли закурить, Грей? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответил тот тоном задушенной враждебности. Ему было не по себе, и он нервно расхаживал по квартире. Пайн прикурил сигарету и бросил погасшую спичку в латунную миску.

– Пожалуй, – отрывисто сказал Грей, – я пойду поймаю такси. Вы уходите?

– Я ужинаю в клубе, – ответил Пайн, – но могу подождать, пока вы вернетесь.

– Как пожелаете, – отмахнулся Грей. – Я не собираюсь задерживаться.

Он быстро пошел к наружной двери, которая открылась при его приближении и бесшумно закрылась за ним, когда он вышел.

ГЛАВА III

КАЗМАХ

Миссис Монте Ирвин вошла во внутреннюю комнату. В воздухе витал аромат ладана, тлеющего в латунном сосуде, поставленном на поднос. Это был зал для аудиенций Казаха. По сравнению с переполненными креслами, диванами и шкафами первой комнаты, она была скудно обставлена. Пол был устлан толстым ковром, но, за исключением богато инкрустированного столика, на котором стояли поднос и благовония, и длинного кресла с низкой подушкой, расположенного прямо под висячей лампой, тускло горящей в шарообразном зеленом абажуре, она была лишена украшений. Стены были задрапированы зелеными занавесками, так что, если не считать присутствия расписной двери, все четыре стороны квартиры казались однородными.

Проводив миссис Ирвин до кресла, египтянин поклонился и снова удалился через дверной проем, через который они вошли. Посетительница осталась одна.

Она нервно двигалась, глядя в глухую стену перед собой. Маленькой атласной туфелькой она постукивала по ковру, покусывая нижнюю губу и, казалось, прислушиваясь. Ничто не шевелилось. Даже эхо оживленной Бонд-стрит не проникало сюда. Миссис Ирвин расстегнула плащ и позволила ему упасть на диван. Ее обнаженные плечи выглядели восковыми и неестественными в странном свете, падавшем на них. Она учащенно дышала.

Минуты проходили в нерушимой тишине. В комнате было так тихо, что миссис Ирвин слышала слабый треск, издаваемый горящими углями в латунном сосуде рядом с ней. Сквозь перфорированную крышку вырывались струйки серо-голубого дыма, и она завороженно наблюдала за ними, такими легкими они казались, словно змеи, ползущие по зеленым драпировкам.

Так она и сидела, все еще беспокойно постукивая ногой, но ее взгляд был прикован к гипнотическим движениям дыма, когда, наконец, в комнату проник звук из внешнего мира. Церковные часы пробили семь часов, их звон вторгся в тишину лишь в виде приглушенного гула. Почти одновременно с последним ударом откуда-то издалека донеслась более сладкая нота серебряного гонга.

Миссис Ирвин вздрогнула, и ее взгляд мгновенно обратился в сторону задрапированной зеленью стены перед ней. Ее зрачки внезапно расширились, и она крепко стиснула руки.

Свет над ее головой погас.

Теперь, когда наступил момент, которого она ждала со смешанной надеждой и ужасом, давно сдерживаемые эмоции грозили одолеть ее, и она дико задрожала.

Из темноты забрезжил неясный свет, и в нем показалась какая-то фигура. По мере того, как свет усиливался, создавалось впечатление, что часть стены стала прозрачной, открывая внутреннее убранство комнаты, где в массивном кресле из черного дерева сидела фигура. Это был восточный человек в богатой одежде и белом тюрбане. Его длинные тонкие руки цвета старой слоновой кости лежали на подлокотниках кресла, а на первом пальце правой руки сверкало большое кольцо-талисман. Лицо сидящего мужчины было опущено, но из-под тяжелых бровей на нее неподвижно смотрели его ненормально большие глаза.

Свет был настолько тусклым, что разглядеть детали было невозможно, но в том, что чисто выбритое лицо мужчины с этими удивительными глазами было поразительно и интеллектуально красивым, сомневаться не приходилось.

Это был Казмах, чтец снов, и, хотя, миссис Ирвин уже видела его раньше, его статная осанка и странность непоколебимого взгляда привели ее в неописуемый восторг.

Казмах слегка приподнял руку в знак приветствия: в приглушенном свете блеснуло большое кольцо.

– Расскажи мне свой сон, – раздался любопытный насмешливый голос, – и я прочту его предвестие.

Такова была формула, с которой Казмах начинал все беседы. Он говорил с легким и не слишком музыкальным акцентом. Он снова опустил руку. Взгляд блестящих глаз оставался прикованным к лицу женщины. Увлажнив губы, миссис Ирвин произнесла.

– Сны! То, что я хочу сказать, относится не ко снам, а к реальности! – Она невесело усмехнулась. – Вы прекрасно знаете, почему я здесь.

Она сделала паузу.

– Почему вы здесь?

– Вы знаете! Вы знаете! – Внезапно в ее голосе прозвучала безошибочная нотка истерии. – Ваши театральные трюки не производят на меня впечатления. Я знаю, кто вы! Шпион, подслушивающий, наблюдающий и подслушивающий! Но вы можете зайти слишком далеко! Я почти в отчаянии – вы понимаете? Почти в отчаянии. Говорите! Двигайтесь! Отвечайте!

Но Казмах сохранял свою удивительную невозмутимость.

– Вы растеряны, – сказал он. – Мне жаль вас. Но почему вы приходите ко мне со своими историями отчаяния? Вы настаивали на встрече со мной. Я здесь.

– И вы играете со мной, дразните меня!

Лекарство в ваших руках.

– В последний раз говорю вам, что никогда не сделаю этого! Никогда, никогда, никогда!

– Тогда почему вы жалуетесь? Если вы не можете заплатить за свои развлечения и отказываетесь пойти на простой компромисс, зачем вы обращаетесь ко мне?

– О, Боже! Она застонала и покачнулась – сжальтесь надо мной! Кто вы, что вы, вы можете навлечь гибель на женщину, потому что… – Она издала задыхающийся звук, но продолжала хрипло, – поднимите голову. Дайте мне увидеть лицо. Как свидетельствуют небеса, я уничтожена, уничтожена!

– Завтра…

– Я не могу ждать завтрашнего дня…

Этот дрожащий, хриплый крик свидетельствовал о состоянии отчаянного лихорадочного возбуждения. Миссис Ирвин была способна дойти до самых диких крайностей. Очевидно, таинственный египтянин понял, что дело обстоит именно так, потому что медленно поднял руку:

– Я не буду общаться с вами, – сказал он, и слова были произнесены почти торопливо. – Уходите с миром… – формула, которой он заканчивал каждый сеанс. Он опустил руку.

Снова прозвучал серебряный гонг, и тусклый свет начал меркнуть.

И тут несчастная женщина начала действовать; долго подавляемая вспышка наконец-то вырвалась наружу. Быстро подойдя к зеленой прозрачной завесе, за которой сидел Казмах, она разорвала ее и бросилась к фигуре в черном кресле.

– Ты не обманешь меня! – задыхалась она. – Выслушай меня, или я отправлюсь прямо в полицию – сейчас же!

Она вцепилась в руки Казмаха, которые неподвижно лежали на подлокотниках кресла.

Наступила полная темнота.

Из нее вырвался хриплый, испуганный крик, второй, более громкий, а затем долгий, истошный вопль… полный ужаса, как у того, кто прикоснулся к дремлющей рептилии….

ГЛАВА IV

ЗАКРЫТАЯ ДВЕРЬ

Не прошло и пяти минут, как на старой Бонд-стрит остановилось такси, и из него стремительно выскочил Квентин Грей и бросился к двери, ведущей на лестницу Казмаха. Он так спешил, что с силой столкнулся с маленьким человечком, который, пригнувшись, скрытно пробирался к выходу.