скачать книгу бесплатно
Он напоминает мне о том, какой идеальной она была. Каждое ее движение было утонченным, наполнено грацией, будто она перышко, вечно парящее в воздухе.
Я даже вспоминаю, с каким восхищением отец каждый раз любовалась ей в домашней балетной студии. Однажды он спроектировал ее для нашей матери, но, когда она умерла, туда не ступала ни одна душа, пока Мэл не начала интересоваться балетом. Тут же моя задавленная совесть вспоминает, как я ревновала отца, потому что он мог часами смотреть на мою сестру, танцующую подобно сказачному лебедю. Мне же было чуждо подобное и скучно, балет не был тем, чего желала моя взбалмошная избалованная натура. И все же если это могло обеспечить внимание отца, я могла полюбить все, что угодно. Даже балет.
Конечно, я наивно полагала, что с легкостью освою столь непростое искусство. И каково же было мое разочарование, когда я поняла, как сильно ошибалась. Однажды я влезла в пуанты сестры, напичкав их изнутри ватой, чтобы подогнать по размеру, но в конечном счете все закончилось моим первым вывихом и папиным подшучиванием, что я картошка с грацией бегемота. Мне было лет восемь. Но я не была ни картошкой, ни бегемотом. Моя фигура была не хуже, и танцевать, как мне казалось, я могла не хуже Мэл.
Как грустно, что мне все это лишь казалось.
Зато моему упорству можно было лишь позавидовать. Правда, мне требовались тренировки. Много тренировок. Но самое худшее, что Мэл разоблачила мои ночные походы в балетную студию. Ох, в каком же я была бешенстве! Думала, выцарапаю глаза собственной сестре, лишь бы она не донесла на меня отцу, но я была слишком дурного мнения о ней, чего Мэл, разумеется, не заслуживала. Наверное, поэтому ее слова поддержки и любовь в малахитовых глазах заставили меня почувствовать себя самой настоящей восьмилетней стервой. Нет, в том возрасте я уже была настоящей сучкой. Только несмотря на мои глупые выходки и необоснованные обиды, Мэл любила меня и, чтобы мне не влетело от отца, сама взялась за мои тренировки.
Тогда мне стало так стыдно, что я расплакалась и позволила Мэл успокоить себя. Впервые мы слились в крепких объятьях. Конечно же слезы Мэл я осознала позже.
В тот день мое соперничество с родной сестрой впервые дало трещину, а после каждой новой тренировки казалось, что нет роднее душ, чем мы с ней. Это так сблизило нас, и я даже не успела осознать, как моя старшая сестра заменила мне все, чего мне когда-то не хватало. Именно она одарила меня материнской любовью и заботой. Мама ушла слишком рано, и я не успела ощутить сполна, каково это иметь обоих родителей. Боюсь представить, какой занозой я выросла бы без сестры…
Но моя неуклюжесть все испортила, и, какой бы стройной и спортивной я ни была, балет отказывался мне подчиняться. Так же, как и я ему. В конечном счете я стала постояльцем травмпункта, что конечно же добило терпение отца. Вскоре наш маленький мир с Мэл разбился, как снежный шарик, когда в конец разъяренный отец выбросил из дома все пуанты, пластинки и закрыл на замок студию, запретив Мэл даже думать о глупых танцах. С того дня я больше никогда не слышала в нашем доме классической музыки. А ведь она так мечтала попасть на большую сцену. Стать частью «Лебединого озера». Но все это осталось запертым в той же студии. Вместе с нашими воспоминаниями.
В тот день я слышала их ссору с отцом, а потом у Мэл началась депрессия, и ее улыбки, которые я так полюбила, тоже стали исчезать, пока мы обе не забыли о том, как хорошо нам было в той маленькой студии. А потом за ней пришел голубоглазый мужчина. Он был похож на бога. И со временем он стал им для меня. А заодно и новой причиной зависти к родной сестре…
Прикрываю глаза и делаю протяжный вздох, прежде чем перестать предаваться воспоминаниям у портрета сестры. Как многое я хотела бы изменить, как многое желала бы рассказать…
Под тягостные мысли я дохожу до восточного крыла, где пустует стеклянная шахматная доска с одинокими хрустальными фигурками. Тут же останавливаюсь, понимая, – что-то не так.
Перевожу взгляд на настенные часы и убеждаюсь, что Эзио нет на привычном месте. Он нарушил распорядок своего дня. А он никогда этого не делает. Каждый его день напоминает день гребаного сурка. Одно и то же. Строго и по расписанию. Будто он холодный робот с запрограммированными настройками на целую жизнь вперед.
Качаю головой, отказываясь думать об этом, и прохожу мимо шахмат, чтобы распахнуть двери на балкон. И, как только я делаю это, в поле моего зрения тут же попадает черная лошадь на берегу моря. В седле которой сидит мой муж.
У меня перехватывает дыхание.
Подхожу к перилам и облокачиваюсь, продолжая любоваться Эзио. И все-таки это очень странно. За все время, сколько здесь живу, я еще ни разу не видела его в седле. Я знала, что раньше у Эзио было много лошадей, целая конюшня, ведь они так нравились Мэл, но когда я переехала в его дом, обнаружила лишь пустые стойла…Конечно же, подобную тему я так и не рискнула обсудить с ним.
Но каково же было мое удивление, когда он купил этого коня. Более того, он купил его для девушки, которую однажды привез в этот дом и выхаживал ее, будто она была чем-то важным для него. Не знаю, как пережила это адское для меня время. Ведь помимо портретов сестры и равнодушия мужа, я изо дня в день наблюдала, как чертовски много он дарил ей своего внимания.
Тогда я просто сгорала заживо от ревности до несправедливости. Потому что ей доставалось все, что было недоступно мне. Вот так просто, появилась неизвестно откуда и забрала все, что было моим. Эзио даже завтракал в компании той незнакомки. Более того он позаботился о том, чтобы весь периметр оснастили пандусами для ее инвалидной коляски, чтобы она могла спокойно добираться до конюшни. Вот и что мне оставалось думать?
Я ненавидела ее, всей своей душой. И боялась, что когда она встанет на ноги, то завладеет моим мужем окончательно, ведь он прикладывал все усилия, чтобы девушка вернулась к жизни. Пару раз я ловила на себе ее взгляды, и меня до жути злило то, что я видела в них. Жалость.
Этой девушкой была Джиа де Сандро, с которой со временем мы сблизились, и врервые за всю жизнь у меня появилась подруга. Не картонная. Теперь я с теплотой вспоминаю нашу перепалку по пути в Нью-Йорк. Тогда я думала, Эзио решил убить меня таким образом, отправив вместе с ней гостить к отцу. Но он сделал то, что подарило мне кусочек счастливых воспоминаний.
Первая экскурсия, после которой мы напились в Колумбийском кампусе. Вечера, проведенные за простыми разговорами обо всем на свете. А еще она научила меня петь по-русски. Бедный Гектор, тогда ему сильно досталось от нас. Не каждый выдержит пять часов хмельных воплей на ломаном русском. Хихикаю и тут же прикусываю губу, будто боюсь быть застигнутой кем-то врасплох.
Поймав себя на мысли, что я чертовски соскучилась по ней, прямо сейчас решаю взять и позвонить Джи. В конце концов, мы давно не виделись, и я не думаю, что Эзио будет против моей поездки в гости к нашей общей знакомой.
Странное щекочущее чувство заполняет мою грудную клетку, и я делаю несколько глубоких вдохов, все больше и больше обретая уверенность, что мне следует взять тайм-аут в поединках с равнодушием мужа и погостить у подруги.
Решено, так и сделаю.
Позволяю себе напоследок взглянуть на Эзио, чтобы запомнить его таким беззаботным и таким… свободным. Возможно, ему стоит задуматься о том, чтобы снова заниматься лошадьми. Судя по всему, они ему на пользу, в отличие от депрессивной Нагайны.
Отмахиваюсь от малоприятной картины со змеей вокруг его шеи и отталкиваюсь от перил, направляясь в свою комнату. И с каждым шагом я ощущаю, как моя былая раздражительность и тревога уступают место чему-то теплому, так приятно прокатывающемуся под кожей. Может быть, у нас еще все же есть шанс попробовать сделать этот брак чуточку лучше?
Однако мое приятное томление обрывается так резко, будто мне в затылок прилетел удар чем-то холодным. Снова и снова. Отчего мое сердце леденеет в груди. Там же, где спирает дыхание.
Потому что это был не удар.
Это голос моего отца.
И я вновь его слышу. Правда, не могу разобрать его слов, а в следующую секунду все разбивается его стоном и криком боли. Мое сердце окончательно перестает существовать, и я замираю как вкопанная перед коридором, ведущим к кабинету мужа, откуда и доносятся ужасающие звуки.
Очередной вопль отца вынуждает меня сорваться с места. Что он здесь делает? И как я могла пропустить его приезд? Что за… Толкаю чертову дверь, ожидая увидеть отца, но…
Пульс застревает в горле, и я не понимаю, в чем дело, потому что в кабинете никого нет, пусто. Но потом я улавливаю, откуда исходит этот звук.
На дрожащих ногах подхожу к столу и, развернув ноутбук к себе экраном, теряю испуганный крик. Он кажется бесконечным, пока я не врезаюсь в шкаф с книгами и не зажимаю рот ладонью.
8
Дыхание частое и рваное, пока я умываю лицо ледяной водой. Еще раз, и еще. Она настолько холодная, что мои пальцы уже онемели, а щеки неприятно покалывает, будто изнутри все покрывается инеем, который своими иглами протыкает мою кожу насквозь.
Но я продолжаю умываться, потому что никак не могу остановить истерику. А если я хочу воспользоваться отсутствием мужа и уехать из логова этого монстра, то должна успокоиться. Должна, чтоб меня! Вот только ужасающие кадры с окровавленными руками мужа, ножом и воплями отца лишают меня этой возможности.
Как он мог? Ка-а-ак? Он совсем из ума выжил. Что подтверждает фотография сестры, которая стояла прямо перед ноутбуком. Будто все это представление было для нее.
Господи… Трясу головой, не желая верить в увиденное. Но это так. Мой муж убил моего отца. За что он так издевался над ним? Как гребаное чудовище, отрезал от него кусок за куском. А его невозмутимое спокойствие в тот момент испугало меня еще больше. Перед глазами снова воспроизводится его облик.
Черные пряди, агрессивно свисающие на лоб. Пустой взгляд. Белоснежная рубашка, рукава которой закатаны и зафиксированы на локтевом сгибе цепью. А на вздымающихся плечах накинута кобура с ножами. И кровь. Много крови.
Обхватываю голову, мотая ей из стороны в сторону, и опускаюсь по стене на пол, глотая беззвучные рыдания. Как я могу любить это чудовище? И как мне теперь с ним жить после этого? Ка-а-ак? Зачем он снова заставляет ненавидеть ее? Это ведь все из-за нее.
Среди всех звуков агонии я слышала его голос. Спокойный и размеренный, будто он намазывает масло на багет, а не уродует тело живого человека. И этот голос… этот проклятый, но, к моему ужасу, все еще любимый голос сказал одну фразу:
«Ты видел в Мэл ее, верно? И ты злился, когда она делала то, что разрушало эту иллюзию»
Потом еще одна: «Ты никогда не любил ее».
И еще: «Ты виновен в смерти моей жены».
Почему он винил нашего отца в том, что случилось с Мэл? Это была трагедия. Несчастный случай.
«Возмездие. Ты помнишь библейский принцип, Анджело? Оно должно соответствовать преступлению».
Соответствовать. Прижимаю колени к груди и стискиваю голову руками еще сильнее.
Соберись, соберись, Фили. У тебя нет времени на все это дерьмо. Ты больше не можешь оставаться с человеком, руки которого в крови твоего отца. С человеком, чье сердце забрала твоя покойная сестра. Он не твой. И никогда им не был. Хватит любить этого монстра.
В этот момент я сдаюсь и выпускаю все, что бурлит внутри меня. Я рыдаю в голос, вою, вцепившись в колени зубами, сотрясаясь всем телом. И пусть. Наверное, мне это необходимо. А если придется, все следы своей боли я скрою, воспользовавшись солнцезащитными очками и горстью таблеток успокоительного.
Впоследствии я так и делаю, глотая все, что нахожу из седативных препаратов в своей аптечке.
Он убил последнюю хрупкую надежду, которая только-только ожила внутри меня. Официально: я отказываюсь от этой любви. Все кончено.
«Надеюсь, ты будешь страдать. Не ищи меня».
Резкими взмахами руки я оставляю ему послание на зеркале красной помадой и, прежде чем покинуть ванную комнату, смотрю на свое отражение.
Убедившись, что плотный слой макияжа и фальшивое безразличие на лице держатся дольше минуты, я делаю вдох и выхожу в коридор.
Уехать. Ты должна уехать. Гашу этими мыслями каждую нездоровую вспышку найти Эзио и причинить ему боль, царапать и хлестать его до тех пор, пока не перестану чувствовать собственных рук. Но в конце концов я заставляю себя поверить, что, исчезнув, причиню ему больше боли. Это и становится моим стимулом идти с высоко поднятой головой. Среди шакалов ее нельзя опускать.
– Синьора, – Киро, один из охранников, поднимается с дивана, когда замечает меня направляющейся к гаражу.
– Передай моему мужу, что я вернусь к ужину, – холодно останавливаю его. – На сегодня у меня запланирован косметолог и поход к стилисту.
– Синьора, вы не можете поехать одна, – врезается мне между лопаток. Значит, Киро уже догнал меня. – Босс отдал мне приказ не спускать с вас глаз.
Испустив протяжной вздох, я останавливаюсь и, обернувшись, бросаю на него небрежный взгляд.
– Значит, не спускай, – надеваю очки и добавляю как можно безразличней, – ты можешь поехать следом. Мне все равно, главное, держись на расстоянии. Я сегодня не в настроении.
С этими словами я выхожу на улицу, но снова замираю на полпути, чтобы предупредить громилу:
– И, Киро, не таскайся за мной хвостом по салону. Меня это раздражает. К тому же, – приспускаю очки, оценивая его габариты, и делаю взмах рукой, – твое тело отвлекает всех женщин, а мне это не нужно.
Знаю, что подобный комплимент заставляет его смущаться, но мне нужно, чтобы он держался от меня как можно дальше. И данный способ один из лучших, ведь скажи я это в присутствии мужа, он бы уже искал себе другого босса.
Поэтому, избегая моего острого языка, телохранитель молча открывает мне ворота в гараж и любезно помогает занять водительское место красной красавицы с диким жеребцом на эмблеме.
– Мне нужно сообщить боссу…
К черту!
– Послушай, Киро, – слишком резко обрываю его занудство. – Мой муж занят, а у меня нет времени ждать, я уже опаздываю. – Мои слова не оказывают должного эффекта, но я прекрасно знаю, как все исправить. – Если мы сейчас же не выедем, я попрошу мужа заменить мне телохранителя на более сообразительного. Что вообще за хрень?! Я ведь предупредила его с утра, что мне нужно будет уехать!
– Хорошо, синьора. Я улажу этот вопрос в пути, – он закрывает дверцу и невероятно быстро огибает капот, занимая пассажирское сиденье. Вот что за идиот?!
– Я плохо выразилась? – в полоборота наблюдаю за ним с раздражением. – Ты можешь ехать за мной, а не со мной.
– Не положено, – сухо парирует мне, поправляя пиджак. – Я не успею вам помочь, если случится внештатная ситуация.
– Она случится, когда мой муж тебя уволит!
Если я еще раз произнесу «мой муж», у меня случится рвотный позыв.
Находясь на грани взрыва, я завожу машину и уже хочу тронуться, как справа раздается нудное замечание:
– Вы забыли пристегнуться.
Бросаю на него гневный взгляд, и, уверена, он его видит даже сквозь мои очки. Или чувствует по моему громкому дыханию.
– Я отвечаю за вашу безопасность.
Да пошел ты. Пошли вы все нахрен.
Перевожу взгляд вперед и делаю успокаивающий вздох. Я должна быть сдержанной, чтобы не привлечь лишнего внимания. Поэтому выезжаю с парковки как можно спокойней. Вот только мою нервозность выдают дрожащие пальцы рук, и мне приходится вцепиться в руль в буквальном смысле. Но хуже всего, что из-за мудака, сидящего по правую сторону от меня, я не могу позвонить. Я теряю время, которого у меня и так нет.
Всю дорогу до города я выстраиваю в голове план дальнейших действий, и у меня нет уверенности ни в одном из пунктов. Но другой возможности у меня может не быть. Тем более, что Киро уже сообщил всем, кто сейчас на посту, о нашем местоположении.
– Припаркуй машину, – отдаю распоряжение телохранителю, выбираясь из машины раньше, чем он успевает мне что-то сказать. И направляюсь прямиком в центр. Разумеется, ни в какой салон я не записана, и, если мне откажут, это будет провал. Обычно я летаю к своим специалистам в Штаты. Не люблю менять мастеров, но сейчас не до личных принципов.
Быстро стуча каблуками, я добираюсь до ресепшена, где меня встречают с любезной улыбкой.
– Добрый день. Вы по записи?
– Добрый, нет. Но я бы хотела попасть к любому свободному специалисту. Есть такая возможность? – отвечаю с отзеркаленной миловидной улыбкой.
– Минуту. – Администратор скрывается за стойкой. – Ближайшее на завтра…
– Сегодня, – от нервов мой голос взлетает на пару октав. – Сегодня, умоляю, мне очень нужно сегодня. Мой стилист слег с гриппом, а у родного брата свадьба… – Отчаяние собирается влагой в глазах, но сейчас оно может сыграть мне на руку, и я снимаю очки. – Не бросайте меня в этой ситуации. Вы только посмотрите на мои волосы… Это же… – смахиваю дрожащими пальцами первые соленые капли. – Ради всего святого, моя дорогая, придумайте что-нибудь. Я заплачу любую сумму! Я… мне больше некуда обратиться…
– Так, так, так, только не плачьте, – она протягивает мне платок, и я благодарю ее сдержанным кивком. – Подождите минутку, у меня есть одна идея.
– Ох, вы такая милая, спасибо, – каждое слово вылетает из меня с искренней благодарностью, потому что я действительно рада, что успела разыграть этот театр до появления телохранителя.
– Синьора, – долетает до меня сзади, и я оборачиваюсь на громилу в дверях, который уже приближается ко мне. – Вы хотите моей смерти. Прошу вас, больше так не делайте.
– Извини меня, Киро, я ведь говорила, что опаздываю, – натягиваю улыбку. – Можешь присесть в зале ожидания, я попрошу принести тебе кофе.
– Не нужно. Я не пью и не ем в непроверенных местах. Я просто подожду. – Убедившись, что со мной все в порядке, он кивает. – Хорошего времяпрепровождения, синьора.
– Синьорина! – окликает меня администратор, и я чуть ли не подпрыгиваю на месте от нервного напряжения. Мне кажется, адренали выжег все успокоительное из моей крови. – Вас ожидают, присаживайтесь.
Боже! Спасибо!
На дрожащих ногах я каким-то чудом двигаюсь вперед к администратору.
– Это чудесно, спасибо вам! – крепко беру ее за руки и позволяю отвести меня к нужному месту, будто боюсь потерять последнюю каплю самообладания.
– Могу я вам что-нибудь предложить? – немного обеспокоенно интересуется она, но я тут же мотаю головой.
– Нет, благодарю, разве что, – указываю на Киро, едва помещающегося на миниатюрном диванчике, – не давайте ему скучать.
Девушка краснеет, оценивая моего охранника, но там и правда есть что оценить. Киро молод, спортивного телосложения и красив, как Адонис.
Хорошо, что она заинтересовалась, ведь мне нужно, чтобы кто-то его отвлекал, когда я отлучусь в туалет переодеться.
– У меня к вам не совсем обычная просьба, – обращаюсь к специалисту, занимая предложенное мне место. – Мне нужен длинный парик, неяркий, чтобы не привлекать внимания. Еще попрошу, чтобы вы помогли мне его надеть в туалете. Понимаете, мне нужно уйти отсюда как можно незаметней. – Мне не нравится, как меняется при этом ее лицо, и я посылаю деликатность к чертовой матери. – Умоляю, – цепляю женщину за руку, чтобы прошептать, – помогите, я заплачу вам любые деньги, у меня с собой наличка. Сколько скажете. Только назовите цену, – ей богу у меня сейчас глаза олененка Бэмби, и, если эта женщина откажет мне, значит, у нее нет сердца.
Но она не отказывает и помогает мне преобразиться в туалете, а после моего короткого рассказа, правда, немного видоизмененного, любезно провожает к запасному выходу.
Дальше все как в каком-то вязком тумане, в ушах белый шум, сердце долбится прямо в горле, а дыхание теряется в моих быстрых шагах. Господи, я это почти сделала. Последний штрих – и я избавляюсь от телефона, выкидывая его в первую попавшуюся урну. Позвоню с другого. Рисковать нельзя. А еще лучше найти кабинку с таксофоном. Так безопаснее всего, тем более я знаю одну неподалеку.
