скачать книгу бесплатно
Тут Оля в ужасе понимает, что в гробу лежит ее мать, Анна.
– А кто тут? – заплетающимся языком шепчет она, показывая на маленький гроб, но Виктор не отвечает.
Девочка поворачивается к Виктору и в неизъяснимом ужасе видит, что лица у него нет – вместо него плоский кожаный блин.
Она хочет закричать, но крикнуть не может, ноги тоже не слушаются ее. Через бесконечные секунды гигантским усилием воли она заставляет голос прорваться наружу. Сначала тихо, как будто из-под воды, потом громче и громче раздаются ее вопли…
Проснулась она от собственного крика. Перепуганный отец держал ее за руки.
– А? Что? – первое время Оля не могла понять, где находится, и отличить морок от яви. Слезы катились по ее лицу, но она не делала даже попытки их вытереть.
– Касатка, дурной сон, что ли, приснился? – встревоженно спросил Иван. – Я уж перепугался, думаю, что воры в дом залезли или еще что…
– Да, сон, – рассеянно согласилась Оля.
– Ты вот что, выпей отвару мяты, – заботливо предложил Иван, – приготовить?
– Да, спасибо, – так же отстраненно, еще не вполне в себе, кивнула Оля.
Иван вышел, а девочка тем временем соскочила с кровати и, схватив какую-то рогожку, накинула ее на плечи и выскочила из избы. Порыв сильного ветра ударил ей в лицо, она чуть покачнулась, но, не колеблясь ни секунды, бросилась со двора на ночную улицу. Бушевала настоящая метель, но девочка упорно продвигалась к своей цели. Проваливаясь в сугробы по колено, набрав полные валенки снега, она долго шла по заметенной дороге и, наконец, добралась до дома матери.
Окна были темными – там уже спали. Оля бросилась к двери – заперта. Тогда она принялась барабанить в нее со всей мочи. Ей долго не отпирали, наконец, послышались шаркающие шаги, невнятное ворчание, а потом раздался голос матери:
– Кто там?
– Это я, – тоненьким голоском просипела продрогшая до костей Оля.
В проеме показалась заспанное лицо Анны, которая была совсем не рада приходу дочери. Она с недоумением смотрела на нее, потом спросила:
– Чего тебе? Ошалела, что ли, в ночь-полночь являться?
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Оля, и, слегка оттолкнув удивленную таким обхождением Анну, девочка прошмыгнула в дом.
Мать, зевая, в ночной рубашке, под которой круглился уже большой живот, отправилась следом. Она тяжело села на постель и, раздраженно посмотрев на дочь, спросила:
– Так чего ты приперлась-то? Случилось что? И Виктор уехал…
– Мамочка, – глотая слезы, заговорила Оля, – только запомни мои слова, запомни, что бы ни случилось. Ты сейчас, может, и осерчаешь, но запомни на потом.
– Да в чем дело-то? – нетерпеливо поинтересовалась Анна. – Ты как в горячке или бреду, – заметила она.
– Умоляю тебя, мамочка, не убивай дитя. Как бы дело ни повернулось – оставь его.
– Да о чем ты? Ты белены, что ли, объелась? – недовольно вскрикнула Анна.
Но с Олей приключилось нечто вроде истерики, ее было не остановить:
– Клянусь, чем хочешь, что угодно сделаю, в ногах валяться буду, но прошу – не убивай. Ведь это будет стоить жизни тебе самой.
– Ты с ума сошла, – рассердилась женщина, – совсем свихнулась? Врываешься ночью в дом и несешь всякую ерунду. Ушла к отцу жить – так ушла, нечего теперь ко мне приходить и жизни учить, мала еще. Ишь, чего надумала…
Сгоряча она ударила девочку, получилось неожиданно сильно. Анна даже испугалась. Но Оля не обратила на удар внимания.
– Не убивай ребенка! – истошно закричала она. – Помни, его смерть тебя убьет. Запомни это, что бы ни было – и не слушай его. Он плохой.
– Ну, хватит чушь нести, – Анна, грузно встала, – ложись лучше, куда в такую погоду… А утром в школу…
Владимир
На следующий день Иван хмуро рассматривал синяк на лице дочери.
– Они у меня за это ответят, – заявил он Оле, – ты не с ними живешь, и бить тебя они не имеют права. Я на стерву управу найду, если надо и в суд пойду.
При этих словах девочка вдруг затряслась как в лихорадке, сползла с лавки на пол и, опустившись на колени, быстро зашептала:
– Папочка, я только умоляю, умоляю, ничего не делай ей за этот синяк. Я не часто тебя прошу о чем-то. Ну, пожалуйста!
Отец изумленно взглянул на дочь:
– Это еще почему?
Оля только сокрушенно покачала головой:
– Я умоляю! Дай слово.
– Даю, – твердо сказал он, помолчав, – слово сдержу, но зачем тебе это, не знаю. Дурость какая-то…
И, с досадой махнув рукой, вышел.
Вскоре после ссоры, закончившейся потасовкой, Виктор уехал в город. «По делам…» – туманно ответил он на вопросы Анны. Они к тому времени кое-как помирились. Уезжал он каким-то сосредоточенно-серьезным, а вернулся совсем хмурым и сумрачным. Правда, подарков Анне привез много – а их она любила. Колечко с затейливым украшением, шаль блестящую, расписанную цветами, колбасу какую-то деликатесную – такую, что Анна отродясь не пробовала.
– Ты чего такой мрачный, а, Вить? – улыбнулась женщина, примеряя обновки перед зеркалом и любуясь собой.
– У тебя пузо скоро лопнет, – недовольно буркнул он.
– Ну да… Что-то я тебя не понимаю, Витюша. Ты же знал, сам согласен был на дите. А тут вроде как не рад? Я ведь тебя на аркане в отцы не тащила.
Он кивнул:
– Так-то оно так, – и быстро перевел разговор на другую тему.
Но какая-то мысль не давала ему покоя, вечером он снова завел прежний разговор. Тяжело вздохнув и не глядя в глаза женщине, он сказал:
– Аня, тут такое дело… Вот… возьми, – и протянул ей какой-то сверток.
– Что это? – испуганно отпрянула Анна, какое-то неприятное предчувствие охватило ее.
– Да подумал я, посоветовался с матерью – я к ней в гости по пути заезжал, и решил… Знаешь, я понял точно, что ребенок мне не нужен. Ты прости, что так поздно про это говорю… Не сразу сообразил. Ты не бойся, глянь, – с этими словами он развернул бумагу. В ней лежал маленький пузырек темного стекла.
– Как не нужен? – выдохнула Анна. – Да ты же говорил…
– Я снадобье хорошее достал, – перебил он ее, – выпьешь – и никакого ребенка – только крови немного.
– Уже ведь скоро рожать, самое крайнее – через месяц, – испуганно прошептала женщина.
– Это иностранное лекарство, от него никакого вреда не будет, даже на таком большом сроке. Баронесски ихние и миллионерши всякие его используют – и ничего…
– А почему же так-то, Витя? – Анна обессиленно опустилась на лавку, небрежно стянув с шеи подаренный платок.
– Я решил, Нюша, ребенок нам пока не ко времени. У тебя и свои дети есть, а мне без него проще. Работа у меня с разъездами, денег платят мало. На что его кормить будем?
– Да где ж мало? – растерянно прошептала Анна. – Нам хватит, зачем нам разносолы?
– А зачем нам лишний рот? – продолжал Виктор, не слушая женщину. – Будем вдвоем пока жить, я так считаю.
– Он же уже большой там вырос, – содрогнулась женщина, говоря будто бы самой себе, не слушая уже своего сожителя.
– Что? Где? – оторопело уточнил Виктор.
И тут Анне как ударило в голову – вспомнила недавние слова дочери, и какой-то нездешний страх обуял ее. Она попятилась от Виктора как от привидения.
– Смерти моей хочешь? – прошипела она.
– Да ты что? – ошеломленно возразил он. – Что с тобой?
– Уходи! Уходи! – Она как в беспамятстве вскидывала руку, указывая на дверь.
– Я тебя, Анна, не понимаю, – сухо ответил он, – я тебе дело говорю. Не хочешь делать аборт – не надо! Только и меня тут тогда не увидишь.
– Ну и убирайся, подонок! – прорычала она.
– Прекрасно, не задержусь. Я как раз подумывал к жене вернуться.
– Ах, у тебя и жена, оказывается, есть, сволочь? А говорил, не женат.
– Так мы разошлись. А тут она назад позвала, – ухмыляясь, пояснил Виктор. – Счастливо оставаться!
В тот же вечер он собрал свои вещи и уехал, оставив сожительницу в крайне смятенном состоянии духа.
Анна не находила себе места и даже решила проведать детей. Все же сердце у нее не каменное, свои кровиночки, просто не заладилось у них. Пора и опомниться…
Оля была дома одна и готовила нехитрый обед – суп да оладьи. Увидев на пороге мать, она как будто ничуть не удивилась.
– Смотрю, ожидала меня, – неловко усмехнулась Анна, застыв на пороге, и тут же поправилась, сменила тон, глухо и виновато проговорила: – Ты меня прости, доченька, за все. Прощения просить я пришла. За то, что ударила тебя тогда, прости. Сгоряча я, дура была слепая. Не видела, что под носом творится.
– А я и не сержусь вовсе, забыла уже давно, – улыбнулась дочь, – что не проходишь? Садись, в ногах правды нет.
Анна неуверенно прошла в горницу.
– А где Ваня? – спросила она, помолчав.
– Да на работе, в колхозе. Он больше не пьет, – чуть хвастливо сообщила Оля.
– Знаю, знаю… Люди говорили, он вроде как переродился. Видно, хорошо ему без меня, – горько сказала Анна.
Оля ничего не ответила. Мать задумчиво потеребила бахрому скатерти, потом кивнула на нее.
– Новая? Тут отродясь такого не было.
– А это мы завели… У нас теперь тут много чего появилось, – приветливо ответила Оля, исподтишка наблюдая за матерью. Та мялась, хотела сказать что-то важное, но никак не решалась. Наконец, она поднялась и направилась к двери.
– Постой, – кинулась за ней дочь, – куда ты?
– Как думаешь, простит меня Ваня? – собравшись с духом, спросила Анна. – Верно, простит, он добрый… Как было бы славно! Помирились бы мы, да жили б все вместе… Ведь может быть такое? – она с надеждой взглянула на девочку.
– Про счастье ничего не скажу, но долго нам с батей жить не придется, – тяжело вздыхая, сказала девочка, отходя к столу.
– А что ж так? – изумилась мать.
Оля долго молчала, потом, словно решившись, прошептала:
– Помрет он скоро, батька-то наш…
Анна испуганно вскинулась:
– Ваня хворает? Чего с ним? Что он тебе сказал?
– Он-то ничего не сказал, сам еще не ведает… А только жить ему осталось до следующей весны. Я вижу…
Анна ошалело поглядела на дочь, села на стул и долго молчала, потом, сжав губы, выдавила:
– Ну, сколько отмерено – столько отмерено… С ним хочу жить.
Схватки начались в полдень. С самого начала все пошло плохо – стало ясно, что Анна никак не может разродиться. Деревенская повитуха мрачно причмокивала губами, качала головой и никаких прогнозов не давала. По тем временам звать врача или хотя бы фельдшера было не принято.
– Либо дите, либо Анна, либо оба сразу умрут, – помяните мое слово, – говорила собравшимся женщинам худая сухонькая старушонка, вредная и слегка выжившая из ума. Про нее ходили слухи, что ее поколачивал сын-бобыль, и потому она была зла на весь свет.
– Да типун тебе на язык, – в сердцах плюнула бабка Агафья, – что ты такое говоришь.
– Да Анна в бреду уже пять часов, тут, и правда, дело худо, – заметила другая соседка.
Вдруг в круг взрослых протиснулась Оля.
– Пустите меня к матери, – насупленно, ни на кого не глядя, попросила она. На ее личике заметно проступили следы мучительного напряжения, как будто она силилась решить трудную задачу, да все никак не выходило.
– Куда ты, куда, такое детям нельзя видеть! – всполошились женщины. На девочку зашикали, со всех сторон раздавались ахи и охи.
– Пустите меня к матери! – сжав кулачки, закричала девочка.
