Филфак. Записки скверного мальчишки

– А почему?..

Он и она

Как-то так получилось, нет, так говорить неправильно. Точнее будет Брихаспати был в сильной фазе и его воздействие выразилось в том, что меня выбрали культоргом этажа в общежитии. В университете мне доверили целый курс и назначили старостой курса. По утрам приходилось чуть ли не в обязательном порядке приходить к первой паре, причем ни в коем случае не опаздывая, проводить хотя бы выборочную перекличку, а потом требовать с отсутствовавших оправдательный документ.

Конечно, ничего постоянного в жизни не бывает и через месяц, полтора Брихаспати стал негативным, все это наскучило и приелось, я начал все больше и больше манкировать своими обязанностями. Проверки и переклички проводились все реже, и проводить их большей частью стала девочка, числившаяся моим заместителем.

А вот в общежитии наоборот. Каждую субботу вечером играла музыка. У меня каким-то образом осел проигрыватель и стала образовываться все более увеличивающаяся пачка грампластинок. Именно такое у нас тогда было мультимедиа.

Вечером в семь часов, а опаздывать мне не давала группа добровольных помощников, вернее помощниц, заводился проигрыватель. Музыку подхватывали на четвертом и пятом этажах. И теперь она непрерывно звучала до конца суток, до двенадцати ночи. Холл посредине коридора был не очень больших размеров. Но его расчищали от избыточной мебели, вытаскивали стол, стоявший обычно по центру, на котором раскладывалась почта и пара диванов. Эта мебель размещалась вдоль коридора. На место предстояло мне все вернуть воскресным утром.

Танцевальная эпопея длилась благополучно и аналогичные субботние мероприятия проходили не только в нашем пятом корпусе, но и в остальных корпусах ФДСа. И нигде это не считалось нарушением порядка. Каково же было мое удивление, когда однажды в деканате выплыло заявление бедных студентов, которым не было жизни в общежитии из-за музыкальных разгулов и дебошей, которые я лично по своему хотению и желанию устраивал на этаже.

А однажды танцевальное мероприятие вообще перевернуло всю мою жизнь. Была очередная суббота. Народ неуклонно собирался в холле. Мы с ребятами приняли свои законные и дежурные сто пятьдесят, и я вернулся в холл. Так сказать людей посмотреть, да себя показать. Поскольку я считал себя ответственным за проведение столь важного культурного мероприятия, то и самозабвенно старался следить за порядком в холле. По крайней мере на первичном этапе протекания культурного действа. Завершалось все глубоко ночь-за полночь, и куда к этому времени занесет судьба отдыхающего студента было никому не известно.

Надо сказать, что в общаге с самого начала складывались своеобразные дружеские отношения между мужскими и женскими комнатами. Ребята всегда с охотой по первому зову бежали выручать своих сокурсниц в случае возникновения хозяйственно-бытовых неурядиц. В смысле гвоздь заколотить, полку какую повесить или лампочку вкрутить.

А женский контингент снабжал добрых молодцев ниткой-иголкой, порой пришивали пуговицы и частенько выделяли приятелям никогда не возвращаемые килограмм картошки или грамульку подсолнечного масла. Вот такие дружественно-хозяйственные отношения сложились и у нашей комнаты с одной из женских.

Итак, я все продолжаю эту душещипательную историю о танцах в холле пятого корпуса. Дансинг только-только набирает обороты и достигает необходимого градуса общей температуры. Подходит ко мне Алена, девушка из дружественной нам комнаты и сразу с претензиями и плохо обоснованными наездами:

– Что же ты, дорогой товарищ и уважаемый Валерий Петрович, девушке голову закрутил, весь ум-разум ей позаморочил, сердце вдребезги, как ненужный утиль, и душу в трубочку, прямо хоть сейчас на пункт вторичного сырья уноси?

Я, конечно, в полной бессознательности и абсолютной непонятливости. Что и откуда, и зачем это сразу и взахлеб.

Оказывается, подружка легла в постель, когда общага вся гуляет, и наблюдается у нее прямо сумеречное состояние, вызванное моим двубортным пиджаком и шестью пуговицами, красующимися в два ряда на этом самом пиджаке

– Иди, иди! Гибнет девчонка-то ни за что, ни про что, – вложила свой довесок в общий кавардак еще одна подружка.

Я человек гуманный, воспитанный в духе помощи и взаимовыручки и я не мог позволить, чтобы мой товарищ пусть даже и противоположного пола погибал в соседнем помещении в расцвете лет.

Но на всякий случай я попробовал стать в позу и обозначить свою непричастность:

– Я здесь что? Скорая помощь? Вон народу сколько!..

– Ей не народ, ей ты нужен, – толкает одна в правый бок

– Помнишь в том месяце с ней на вокзал за посылкой ездил? Вот теперь и расхлебывай! – вторит другая, напирая на вторую мою половину.

– А я может предохранялся, – я пытаюсь проявлять стойкость, но сладить с женщиной, тем более настроенной очень решительно, мне никогда не удавалось.

Действительно, в прошлом месяце, как сейчас помню, вечером в среду, заявились к нам в комнату Алена и ее подружка Галка, о которой сейчас и идет речь.

– Ребята, выручайте! Мама посылку передала, а мамина посылка – это святое! – сразу с порога пошли в атаку девицы.

Оказывается, этой самой Галке завтра в четверг проводник привозит посылку от мамы. Весу в посылке ерунда – килограммов пять и ехать не в тридевятые страны, а на Курский вокзал. А у какого студента не найдется часа свободного времени, чтобы привезти с вокзала вкуснейшую посылку от мамы вместе с симпатичной девушкой!

Так что проблемы никакой не оказалось, и назавтра мы с ней отправились на явку к проводнику. Галка всю дорогу смеялась, видимо довольная, что сейчас получит материнский гостинец.

Галя была очень симпатичной девушкой. Глаза у нее были зеленоватые и чуть раскосые: видимо кто-то из предков согрешил с чалдонами, алтайцами или еще какими-то аборигенами. А в глазах при смехе постоянно прыгали какие-то светящиеся желтовато-оранжевые искорки, что создавало внутри зрачка оттенок аквамарина.

На переносице все время возникали три складочки и, казалось, что она с трудом сдерживается, чтобы не расхохотаться. А челка до самых глаз и два интригующих завитка там, где у мужчин располагались бакенбарды, делали весь ее вид притягательным и крайне симпатичным.

До курского от общаги ехать всего-ничего, а за разговорами, за шутками, прибаутками мы и не заметили, как приехали обратно.

Я поставил сверток на стол в их комнате, девчонки засуетились, разыскивая ножницы, а я отправился к себе, резонно полагая, что моя задача выполнена и дальше мне здесь делать нечего.

Полчаса пройти не успело. Нет, абсолютно точно, что прошло не более двадцати минут.

Когда кто-то из нас дома, мы на ключ двери не закрываем, толкни – и они откроются. Вот и в тот раз двери открылись, но как-то странно. Сначала они открылись, а затем лишь в них постучали.

На пороге стояла Алена, но Боже! На кого она была похожа

Лицо красное, растянутое в ширину и из-за этого ставшее плоским как здоровенный алый блин. Глаза затекли и превратились в две узенькие еле различимые на лице щелочки.

Сначала мы в один голос ахнули. Именно в один голос все вчетвером. А потом заржали, именно не засмеялись, а заржали. Удержаться было невозможно.

– Ну вы чего? Лучше скажите, что это такое? И что мне делать теперь?

– А что ты ела?

– Причем в одиночку ела?

– Давай колись! Чистая совесть – легкая душа!

– Ничего я не ела-а-а! – Алена рыдала в полный голос, как малый ребенок… – Я только меду попробовала чуть-чуть… И даже не все сорта

Последние слова сопровождались новым взрывом хохота. Мы все служили в армии и видели, что происходит с молодыми бойцами, если они с избытком наедятся поливитаминов

В армии солдатам через определенный интервал времени выдают драже поливитаминов. Если принимать норму, то ничего (плохого) не происходит. Но молодые воины, особенно прибывшие из сельской местности, путают витамины с конфетами, тащат их у медиков и едят неумеренное количество. В результате приходит аллергия. Эдакая строгая дама интеллигентной наружности и очень серьезного поведения. После ее прихода с проштрафившимся бойцом происходили примерно такие же видоизменения. Круглая алая распухшая физиономия, слезящиеся глаза-щелочки. Но через час-полтора все заканчивается и благополучно исчезает без последствий.

Мед при всей своей полезности и целебности, а может как раз благодаря этому, для очень многих людей является сильнейшим аллергеном и вызывает аллергию часто даже запахом. А тут она пять сортов начала тестировать – дегустировать!

Мы успокоили Алену, усадили ее за стол, налили несладкого чая. Прибежала перепуганная Галка, ей тоже немедленно налили чаю, а через полчасика Алену начало отпускать.

Так что на вокзал ездили и поездка запомнилась надолго всем посвященным в подробности.

Собственно, я особенно и не сопротивлялся тому, что меня посылают проведать сумрачную девицу. Если б я, конечно, знал, чем придется расплачиваться в последствии за легкомысленное решение и что платить проценты за минутное действие придется всю жизнь… Сколько воспоминаний было впоследствии, сколько сожалений! Но, увы!..

Знать бы это в юности, по младости,

Может не искал нечайной радости…

Не болело б сердце может к старости

От бездумной и безумной ярости…

Где тот колледж, универ, шарага,

Где бы рассказали пацану,

Что в любви нужна своя отвага,

Что любить – как мчаться на войну!

Полюбить – как лечь на поле брани,

Пусть с годами позабудешь сечь,

Боль напомнит о минувшей ране,

Вновь пройдет и вдоль и поперечь!

Ну откуда мне гуляке, пьянице

Знать, что вдруг в двухтысячном году

Снова до меня она дотянется,

Вновь гореть мне пламенем в аду!

Я славлю завтраки и ужины

А у меня система нервная слишком нервная, наверное,

Я голодный – сволочь сволочью, а сытый я не так уж плох.

Нервы щавелем не лечатся, организм тоскует, мечется:

Мяса просит. Тигры, граждане, не едят чертополох!

Тимур Шаов

Что за предрассудки

Есть три раза в сутки

И ложиться в теплую кровать?!

Мы ж без предрассудков

Едим один раз в сутки,

А на остальное наплевать

Фольклор

За свою жизнь мне довелось прочитать немало мемуаров, воспоминаний, записок, заметок, дневников и прочей литературы с рассказами о былом, с записями о прошедших событиях, начиная от воспоминаний царского генерала Бонч-Бруевича и царской фрейлины Анны Александровны Вырубовой и заканчивая повествованиями советских стиляг Славкина и Петрова и эмигрантов Рубины Арутюнян, Андрея Альмарик, а также многих и многих других.

Что можно сказать? Познавательно, интересно, порой захватывающе. Многое полемично, спорно, другое наоборот абсолютно бесспорно. Но! Практически для всей этой литературы обязательно свойственно одно преогроомнейшее «НО!» Но почти нигде в этой разнообразнейшей литературе нет рассказов о еде.

Да, да! О еде, о пище, о закуске, о перекусе, о трапезе, о снеди, о кушаньях, о яствах, о блюдах, о переменах, о подачах, о приемах, о порциях, о порционах, о рационах, о вкушении, об отведываньи, о съедении. Я думаю хватит, хотя можно было бы подобрать не менее еще нескольких десятков синонимов.

Люди спорили, страдали, воевали, гибли, воскресали шли напролом или дожидались возможности обхода и никогда не кушали. Поэтому я решился и один рассказ посвящаю историям о еде. Что мы кушали, где, как. Мы – это наша конкретная компания из нескольких человек, отслуживших в армии и ведущих свой, несколько специфический образ жизни на филологическом факультете МГУ и в первую очередь я сам.

* * *

Столовая в ДАСе была большая. И готовили по студенческим меркам приемлемо. Хотя в Главном корпусе было немножко дешевле, но здесь играло свою роль время. Вставать на полчаса или даже на целый час раньше, чтобы успеть забежать позавтракать в высотку – нет уж, увольте! Таких героев у нас не было. Может быть кто-то и был способен изредка совершать подобные подвиги, но это происходило от случая к случаю, а совсем не регулярно.

В местной столовой в ДАСе на раздачу следовало попасть строго в определенное время. Приходишь слишком рано или чуть попозже и в результате получаешь бесконечную череду вареных яиц. Остальное или еще не готово, или уже не готово, потому как съедено.

Я знал за свою жизнь только одного человека способного поглощать бесконечную последовательность яиц. И то подобная яичная экзекуция была жертвой его увлечению. Он то ли поднимал штангу, то ли кого-то там пытался побороть уже не помню. Но ему очень было нужно, чтобы поедание пищи обязательно приводило бы к росту мышечной массы, как он сам выражался, а для этого требовалось максимум белка. В памяти сохранилось лишь то, что он работал банщиком в Москве в Дорогомиловских банях, совмещая приятное с полезным: получая чаевые, обеспечивал семейный бюджет, а зарабатывая эти чаевые, делая массаж, он обеспечивал нагрузку на разные группы мышц собственного тела. Молодая жена не выдерживала яичных нагрузок и каждое лето на три-четыре месяца сбегала в деревню к дальним родственникам куда-то на край Московской области. А он поглощал эти самые яйца десятками, по составленному графику. Если этот процесс экранизировать, то получится фильм ужасов. Я уже вижу красочные плакаты с названием большими буквами: ЯЙЦА! И вручение статуэтки Оскара после этого.

Вот и мы яичные завтраки долго не выдерживали. Если приходить точно в срок, то попадаешь в период, когда приходят все. И аспиранты, и студенты, и прочие жильцы нетрадиционной трудовой ориентации, а в ДАСе почему-то иногда жили и музыканты, и журналисты, и какие-то актеры, да иногда еще и некие командировачные. Чтобы получить желанный завтрак приходилось стоять и полчаса, и иногда даже час в очереди за своей порцией.

Через месяца три проживания в этом Доме Нового быта мы стали отыскивать иные пути добычи завтраков. Можно было воспользоваться преподавательским буфетом в гуманитарном корпусе в перерыве между парами, сбегать на второй этаж и срочным порядком поглотить яичницу по-Университетски (та же самая яичная диета только на сковородке) или сосиски. Сосиски были или студенческие, или московские. Отличались стоимостью, порция студенческих была на две копейки дешевле порции московских, и цветом вареного изделия. Но цветовые оттенки были настолько трудно воспринимаемы, что считалось в народе, что сосиски ничем не отличаются.

Питание в преподавательском буфете имело два недостатка. Во-первых, стоили такие завтраки почему-то раза в полтора дороже, чем в студенческой столовой, что выдерживал далеко не любой бюджет. А во-вторых, еда в преподавательском буфете резко и постоянно действовала на память. Уже к следующему перерыву ты напрочь забывал о том, что что-то ел, да и вообще о том, что посещал этот пункт приема пищи. Воздействие было избирательное. На другие области памяти оно не действовало, а только на те, которые запоминали процесс завтракания.

Можно было вообще отказаться подчистую от приема завтрака, но было неизвестно наступит ли когда-нибудь обед, и наступит ли он именно сегодня. А ежедневно отказываться от завтрака, с тем, чтобы обедать через два-три дня, на это мы были не готовы.

И только с наступлением весны мы нашли самый оптимальный, самый рациональный, самый экономичный и наиболее приемлемый способ позавтракать.

Все началось с того, что как только снег сошел и дорожки просохли, некоторые ребята стали ходить на занятия пешком. На автобусе 20 минут, а пешком сорок. Зато полезней, заменяет утреннюю физзарядку и восполняет недостающие физические нагрузки. И во время такой прогулки с абсолютно пустым желудком меня осенило. Так мы стали брать в булочной калорийку, в ближайшем киоске, а тогда еще встречались молочные киоски, или гастрономе поллитровый пакет молока и желающий приобретал кусочек вареной колбасы. Иногда молоко заменяли кружкой кваса. Мы устраивались на каких-нибудь лавочках или просто в глубине кустов и получался великолепный завтрак на природе. Прямо как у Эдуарда Мане или братьев Стругацких.

Как пел Константин Никольский:

Боже, как давно это было,Помнит только мутной реки вода.Время, когда радость меня любилаБольше не вернуть ни за что, никогда.

Я просто с завистью вспоминаю те дни. Больше никогда не было у меня такого аппетита и таких завтраков, да, пожалуй, уже и не будет.

* * *

Занятия заканчивались около двух часов. Самое время было подкрепиться. Если, конечно, в кармане есть деньги или кто-то твердо решил профинансировать этот безумный проект. Естественно, когда на занятиях присутствовала вся компания, а до стипендии, как до горизонта, то наверняка у кого-то деньги были и мы твердым шагом, достаточно уверенно маршировали в высотку, где очередь побольше, порядку поменьше, но и выбор шире и стоимость меньше. Второй вариант был опять таки Дом Аспиранта и Стажера. Недаром Александр Александрович восклицал: «ДА! Скифы мы!». Еще Блок понимал значение ДАСа для русского человека.

Только на нашем пути как всегда неодолимой преградой стоял и стоит национальный вопрос. Мы с Клыковым учили английский язык. У нас почти всегда лингафонные занятия. Если в лингафон сразу после занятий не пошел, значит в этот день ты английским не занимаешься.

У Пилата, у Кольки Пилатова лингафона не бывает, но ему по всей вероятности надо в библиотеку. А Михалыч скорей всего домой, значит он в столовой за всех и отъестся.

Конечно же, где-то мы обедали, но, как правило, на бегу, на ходу, так что очень хорошо, что булкой с квасом позавтракали утром, а то бы повторять пришлось подвиги схимников неоднократно.

А вечером кто-то ел по дороге в общагу, кто-то запасался какой-то едой. Чаще всего это были картошка, пельмени, колбаса, и пакетик супа. И часов в шесть вечера, с кем-то скооперировавшись, варим пельмени, жарим картошку или наоборот, занимаемся приготовлением шикарнейшего супчика со звездочками или с вермишелью.

* * *

Сейчас ресторанчики и трактирчики пытаются вспомнить какие-то старые полузабытые блюда, чтобы привлечь посетителя. Делают топленое сало с толченым чесноком или малосольные огурчики мгновенного приготовления. А тогда нас молодых и вечно голодных жизнь сама учила небывалым рецептам.

Моей подружке заботливая мама прислала какие-то вещи. А среди различных вещей положила здоровенный пакет с замороженными домашними пельменями. В этом пакете было ну никак не меньше килограмм пяти. Но как всегда сработал главный закон современной жизни – закон подлости. Да и как он мог пропустить эту посылочку, если ее передали с проводником пассажирского поезда, а поезд шел суток пять пересекая никак не меньше половины страны.

Испортиться пельмени не испортились, да и как могли испортиться такие пельмени слепленные самыми лучшими руками на свете – материнскими, сделанные из свежайших продуктов и пропитанные насквозь материнской любовью. Но климат есть климат, а погода – это погода. За время доставки эти пельмени никак не меньше раз пяти размораживались, тщательно прессовались по самой новейшей методике, вибрацией, так как висели за окном вагона, а затем опять замораживалась. И приехали эти пельмени на кухню пятого корпуса ФДС будучи уже единым монолитом.

– Я их выбрасываю! – полуспросила, полузаявила юная хозяйка.

– Что ты, что ты, радость моя! Ни в коем разе!

И пельмени плюхнулись на стол. Я их нарезал мелкой-мелкой соломкой. И на раскаленную сковородку. Ух, какое облако сразу же выпрыгнуло со сковороды прямо в кухонный потолок! Затем все содержимое сковородки очень быстро напиталось своим собственным жиром, подрумянилось и превратилось в жареную лапшу с мясом или, если хотите, лапшу по-флотски. То есть бывают макароны по-флотски, а у нас получилась лапша по-флотски. Вряд ли вам где-нибудь приходилось или придется столкнуться с подобным блюдом. И ведь вкусно то как!

* * *

Век нынешний и век минувший… Чем отличается двадцатое столетие от двадцать первого, от века компьютеров и электроники. Что мы навсегда потеряли и уже никогда и нигде не обрящем?

От каждой компашки засылается гонец в ближайший магазин. Вот одно из основных различий того времени и нынешнего. Сейчас как не гоношись, где не ищи, а приятного крепленого вина, хорошего вина не купишь. В семидесятые годы сколько хочешь. Самородное Токайское из Венгрии, Рымниковское из Румынии, Варна из Болгарии, Агдам из Азербайджана, Сахра из Узбекистана, Анапа из Анапы, Черноморское из Ливадии. Очень вкусные натуральные вина. Сегодня не всякий любитель эти названия вспомнит.

Размеренный отлаженный быт. Но такой образ жизни имеет один очень крупный недостаток. Деньги у тебя заканчиваются гораздо раньше, чем наступает вожделенный день стипендии. И тогда бросаешься на самые разные хитрости и ухищрения.

Можно напроситься в гости, как правило, к девчонкам. Чайку попить! Ну, к чаю всегда найдется бутерброд с вареной колбаской, жареная картошечка, наконец, солидный ломоть хлеба с вареньем. А страждущей душе много ли надо?

Можно попытаться пристроиться где-нибудь подработать. Только подработку следовало искать загодя и одноразовых работ для студентов почти не бывает. А обычных работ со скользящим или еще каким-то графиком выходов найти было не очень трудно.

Я, например, с полгода работал грузчиком-экспедитором в «Литературной газете». Всего одна ночь в неделю. Зато зарплата, чуть больше твоей стипендии, свежайший номер газеты, в то время очень популярной, бесплатный самый настоящий кофе в помещении редакции и зачастую новый фильм из закупленных у Голливуда до начала работы. Еще такие мелочи как постоянный пропуск в издательство и что-то совсем мелкое, что уже вытерлось из памяти. Но в среду после работы постоянно опаздываешь на занятия и на занятиях сидишь даже не вареный, а прокрученный через мясорубку.

Работали ребята в столовой в высотке. Там полы натирались натуральной мастикой и раз в две недели или раз в месяц нужно было специальными поломоечными машинами тщательно вымыть пол, чтобы к утру его натерли свежей мастикой. Работа не из легких, но платят деньги и рядом с общагой.

А сколько сторожей, а сколько охранников, фасовщиков и грузчиков. Иной раз кажется, что без студентов жизнь в семидесятые годы в Москве просто-напросто остановилась бы.

Уже давно не являясь студентом, вдруг совершенно неожиданно встречаю приятеля, который чуть не десять лет назад закончил Университет. Закончил, не взирая на все недочеты, просчеты и чрезвычайные ситуации в его учебной биографии, достаточно успешно и распределился куда-то в Одессу. Оказывается он работает на самом подработочном месте студента в продуктовом магазине типа «Гастроном» грузчиком-чернорабочим. В чем дело? Или земля закрутилась назад? Нет! Все вертится и крутится в нужную сторону, но распределение его не устроило. Он вернулся в столицу, здесь его послали, на словах обратно по месту распределения, а на практике куда подальше. Он решил отсидеться где-то до лучших времен. Вспомнил студенческую молодость и пошел грузить-разгружать, подносить-подавать. Вот так-то!

У меня знакомый, кстати, кажется, с мехмата, работал, ну, подрабатывал, на Очаковском ликероводочном заводе. Вот он по мере того, как истощались денежные запасы, набирал добровольцев на ночную работу. Новоявленных сотрудников переписывали на вахте, они регистрировались в отделе кадров, названия я могу давать с ошибками, и шли на разные работы. Работали грузчиками, уборщиками, мойщиками посуды. Была дефицитная специальность бить бракованные бутылки. Этот бой утром отправляли куда-то на стекольный завод, чтобы вновь пустить в производство.

Во время работы можно было выпить и не один раз. Выпить можно было и сухое вино и крепленое, даже на похищение некоторого количества коньяка смотрели сквозь пальцы. Категорически запрещалось продукцию выносить за территорию. Но никто, собственно, этим и не занимался. При выходе с территории отмечали где человек работал, время. На следующий день приезжали и получали расчет, в зависимости от того сколько времени и кем проработал.

Такая нехитрая арифметика. Но, если при выходе оказывалось, что работник пьян, его просто-напросто вычеркивали из списков, как и не было такого. Все! Приходи другой раз и веди себя по-Божески. Особых строгостей не было, но и вольницы не допускали.

Какая у нас главная пословица-поговорка? Про самых разнесчастных, брошенных, заброшенных? Про тех, кто попадает в самые жалкие и скрутные обстоятельства? Голь на выдумки хитра. Вот-вот. Так и здесь. Опытный работник с самого начала запасался стаканом-вторым коньяка. И за пять-десять минут до прохождения вахты коньяк выпивался за один-два захода. Всем известно, что в первые минуты коньяк ведет себя возбуждающе. Он вначале бодрит выпивоху, а затем лупит во все точки с двойной силой.