скачать книгу бесплатно
Единственными старыми постройками, сохранение которых на основных магистралях города было признано нецелесообразным, оказались культовые здания. В самом деле, имело ли смысл оставлять на наиболее оживленных улицах и проспектах заведения, рассчитанные на обслуживание ограниченного и весьма специфического контингента? Вдобавок храмы служили местами концентрации всевозможных бродяг, попрошаек, бездарной богемы, всегда тесно связанной с преступным миром, то есть представляли собой опасные в криминальном и санитарно-эпидемиологическом плане объекты. Особая планировочная структура культовых зданий максимально затрудняла их приспособление для других целей. Но даже в случае успешной перепланировки мелкие храмы выглядели бы провалами в ряду новых крупных зданий.
Вид Ипатьевского переулка в Китай-городе. 1910 г. На заднем плане – страшный брандмауэр роскошной гостиницы «Боярский двор» (ныне – Старая площадь, 8)
Сомнительной была и художественно-архитектурная ценность большинства церквей. Сегодня модно представлять все снесенные в 1930-х годах храмы шедеврами зодчества, хотя на самом деле многие из них являлись довольно безвкусными творениями посредственных мастеров XIX – начала XX века. Примерно так же обстояло дело и с историческим значением. Несуществующую историю храмов церковные (а за ними и нынешние светские) писатели восполняли наивными и зачастую просто глупыми преданиями и легендами, ими самими же и сочиненными. Культурную роль, которую играли московские храмы в средневековой Москве, они давно утратили, превратившись в рассадники мракобесия.
Но, руководствуясь этими резонными соображениями, московские градостроители кое-где перегнули палку. Было напрасно уничтожено несколько на самом деле выдающихся памятников зодчества, не создававших серьезных помех реконструктивным работам.
Планомерную борьбу приходилось вести и с особо безобразными элементами улиц московского центра – брандмауэрами. Средством преодоления разновысотного беспорядка должны были стать надстройки капитальных, но низких домов, которым следовало подравняться под своих многоэтажных соседей. Специально для этих работ возник трест «Моснадстрой», на который была возложена ответственная задача – оформление и реконструкция главных улиц центра города. Июньский 1931 года пленум ЦК ВКП(б), намечая программу социалистической реконструкции Москвы, решил сконцентрировать усилия строителей на ряде основных магистралей с целью добиться их архитектурной выразительности.
Надстройку предполагалось сопровождать реконструкцией и новым оформлением зданий. В результате такой деятельности средняя этажность, составлявшая в московском центре около трех этажей, должна была подрасти до пяти-семи[13 - А. О. М. Надстройка – важнейшая часть реконструкции Москвы // Строительство Москвы. 1932. № 5.].
Однако реализация этих широких планов оказалась делом не столь простым, как казалось с первого взгляда. Возведение новых этажей на старых зданиях требовало серьезных исследований несущей способности их фундаментов и стен, а задуманная реконструкция помещений часто наталкивалась на непреодолимые технические сложности. Из-за этого помимо вполне благопристойных надстроек Москва получила и ряд совершенно безобразных, в том числе и оказавшихся на важнейших магистралях.
Такая же ситуация складывалась и с оформлением фасадов надстраиваемых зданий. Вскоре среди занимавшихся этим делом зодчих наметились два крайних течения. Одни, не считаясь с архитектурой существующего здания, уничтожали все оформление и вводили нечто совершенно иное, принципиально новое. Другие надстраивали этажи в своем стиле, оставляя нижние без всяких изменений. На практике и тот и другой подходы чаще всего лишь ухудшали внешний вид домов[14 - Заславский А., Бумажный Л. За архитектурно-художественное оформление Москвы // Строительство Москвы. 1932. № 6.]. Напуганные неудачами зодчие ударились в новую крайность, почти дословно копируя в оформлении надстроек бездарно решенные старые фасады. И далеко не сразу дошла до мастеров архитектуры немудреная истина, что, проектируя надстройки, следует тщательно изучать особенности реконструируемого сооружения, анализировать его связь с окружающей средой и лишь после этого принимать проектные решения.
Надстройка дома на улице Горького, 91. 1930-е гг.
Также не сразу осознали градостроители и тот факт, что при проектировании нарядных фасадов домов, сооружаемых вдоль новых улиц, нельзя было забывать и спрятанные за этими домами дворы и целые кварталы. Реконструируя магистрали, московские зодчие не связывали два фронта застройки с внутриквартальными пространствами, не использовали всех возможностей объемно-планировочных решений, обогащающих композицию, и зачастую сводили архитектуру дома к оформлению переднего фасада[15 - Корнфельд Я. О наших творческих разногласиях // Архитектура СССР. 1940. № 7.]. Это привело, в частности, к сохранению тесных и неуютных дворов на улице Горького, ряду других серьезных просчетов. К чести архитекторов следует отметить, что свои ошибки они осознали довольно быстро и уже к началу 1940-х годов были готовы перейти к комплексной реконструкции магистралей и прилегающих к ним территорий. Но приближался страшный 1941-й…
Война внесла самые серьезные коррективы в широкие планы московских градостроителей. Ее влияние начало ощущаться за несколько лет до 22 июня 1941 года. Усиленная подготовка страны к неизбежному столкновению потребовала заблаговременного перевода значительных средств на оборонные нужды. В столице остановились многие крупные стройки, заводы самого мирного назначения срочно перепрофилировались на выпуск военной техники. Начало войны застало на полпути формирование нескольких магистралей, и завершать его пришлось спустя много лет, когда архитектурные вкусы претерпели значительные изменения.
Собственно говоря, времени на разработку детальных планов перепланировки Москвы, и особенно на их реализацию, московским градостроителям было отпущено совсем немного: с 1935 по 1941 год и примерно два десятка лет – 1950-е и 1960-е. А дальше подняли голову всевозможные ревнители старины, и процессы реконструкции сильно замедлились. Но и за эту четверть века было сделано немало. Неизмеримо выросли удобства проживания – в середине 1960-х годов смертность в советской столице стала ниже, чем в крупных западноевропейских городах.
Москва преобразилась, заблестела, стала достойной статуса столицы великой страны. Немалую роль в этом сыграли новые магистрали города. Конечно, не все удалось в равной степени, были и ошибки, и досадные промахи. Надолго растянулись поиски того самого московского стиля, о котором говорилось еще в 30-х годах. Был ли он в конце концов найден? Но, положа руку на сердце, кого этот самый стиль интересует, кроме узкого круга «архитектурной общественности»?
Где эта улица?
Магистрали, о которых пойдет речь в настоящей книге, неоднократно меняли свои названия.
Две улицы – Тверская (от центра до Триумфальной, позже площади Маяковского) и 1-я или Большая Тверская-Ямская (от этой площади до Тверской заставы) – составляли единое целое и в 1933 году были объединены под именем улицы Горького. В ходе непродуманных переименований 1990-х годов ее вновь разделили на две части со старыми, затхлыми названиями.
История большинства проспектов, о которых пойдет речь ниже, начинается с 1957 года. Именно тогда Исполнительным комитетом Московского Совета было принято решение о присвоении статуса проспектов и новых наименований нескольким важным городским магистралям.
Продолжение улицы Горького – Ленинградское шоссе (до 1924 года Петербургское) на участке от путепровода у Белорусского вокзала до развилки с Волоколамским шоссе превратилось в Ленинградский проспект. Следует порадоваться, что у современных переименователей хватило ума, чтобы оставить это название без изменений.
Название проспекта Мира получила магистраль, включившая 1-ю Мещанскую улицу (от Садового кольца до Крестовской заставы), часть Ярославского шоссе (до бывшей речки Копытовки), Большую Алексеевскую, Большую Ростокинскую улицы – до путепровода у платформы Северянин. Ленинский проспект, получивший название в 1957 году, включил в себя Большую Калужскую улицу, а дальше был проложен заново по трассе, в общем совпадающей с направлением бывшего Калужского шоссе. Расширение границ города в 1960 году вызвало удлинение проспекта до Кольцевой автомобильной дороги, превратив его в самую протяженную городскую магистраль.
Тогда же на карте Москвы появился и Кутузовский проспект. Его старая часть состояла из улицы Кутузовская Слобода (от Поклонной горы до Окружной железной дороги) и Можайского шоссе (до Большой Дорогомиловской улицы). Пробитый в 50-х годах прямой выход к Москве-реке некоторое время носил название Ново-Дорогомиловской улицы. Открытие Калининского (Новоарбатского) моста привело к объединению названных проездов в единую магистраль – Кутузовский проспект, причем в него включили и отрезок на левом берегу реки – от моста до Садового кольца. Однако после сооружения комплекса проспекта Калинина этот отрезок отошел к новому проспекту. Тем самым название Кутузовский проспект сохранилось за частью магистрали от Москвы-реки до Поклонной горы[16 - Проспекты столицы // Архитектура и строительство Москвы. 1958. № 1.].
Но и проспекту Калинина суждено было укоротиться. Ретивые переименователи (очевидно, в соответствии с принципом «разделяй и властвуй») разрезали его на два кусочка – Воздвиженку и Новый Арбат.
Новокировский проспект не связан ни с одной из старых улиц. Его прокладывали вновь через кварталы, и лишь на последнем отрезке на правой стороне сохранилось несколько домов бывшей улицы Маши Порываевой (до 1962 года – Домниковки), полностью исчезнувшей в ходе строительства 1970-80-х годов.
Наконец, Комсомольский проспект пролег на месте улицы Пудовки, Хамовнического (Фрунзенского) плаца, улицы Большие Кочки и далее – по вновь проложенной трассе до моста через Москву-реку, за которой магистраль продолжалась новым проспектом Вернадского.
Для простоты дальнейшего изложения там, где это не скажется отрицательно на понимании, магистрали будут называться именами, под которыми они замышлялись и создавались, то есть улицей Горького, проспектами Мира, Калинина, Кутузовским, Комсомольским и Новокировским.
Где этот дом?
Еще одна трудность в изучении истории магистралей связана с переменами в нумерации домовладений. Сегодня в большинстве случаев здания на магистралях числятся совсем под другими номерами, нежели восемьдесят лет назад. Первой причиной этого является, конечно, объединение улиц. Например, при включении Ярославского шоссе в проспект Мира дом № 1 по шоссе превратился в дом № 81 по проспекту, дом № 2 получил № 102 и т. п.
Еще одной предпосылкой к перенумерации послужило изменение масштабов застройки. Каждый новый дом возводился на месте двух-трех, а то и пяти старых хибарок и в соответствии с этим наследовал все их адреса. В результате, скажем, на том же проспекте Мира возникали дома № 101–107 или 61–67. Неудобство пользования подобными адресами заставляло через некоторое время после реконструкции присваивать домовладениям новые порядковые номера. Понятно, что сокращение числа домов вело и к уменьшению значений их номеров. Так, тот же самый дом № 101–107 после перенумерации превратился в дом № 79.
Окончательно запутала вопрос бестолковая деятельность по «возвращению исторических наименований» в 90-х годах прошлого века. В угоду замшелым, никому, кроме них, не нужным идеалам дремучего прошлого ревнители старины принялись рвать на части сложившиеся городские проезды. От проспекта Калинина, превращенного в Новый Арбат, оторвали начальную часть, названную Воздвиженкой. Улица Горького развалилась на две части – Тверскую и 1-ю Тверскую-Ямскую. В свое время объединение последней с бывшей Тверской стало логическим следствием исторического развития города, а относительно недавнее восстановление прежнего состояния – свидетельством общего падения культурного и мыслительного уровня московского руководства в период перестройки и демократизации. Бессмысленность наличия целой кучи Тверских-Ямских была очевидна даже нашим далеким предкам: «К чему, например, такое обилие Рогожских, Мещанских, Ямских просто, Ямских-Тверских и просто Тверских?»[17 - Стратилатов. Москва и ее памятники. Тверь, 1902. С. 98.]
На фоне того, что творилось в те времена, переименования выглядят мелочью, однако вред от них не так уж и мал. Прикрываясь красивыми словами о любви к отечественной истории, переименователи на самом деле грубо ее третировали. Ведь наибольшее значение для людей имеют исторические периоды, непосредственно предшествующие современности, тем более если отмечены они великими свершениями и победами. Чем дальше в глубь веков, тем менее важны давно минувшие события, и тем меньшее значение имеют они для воспитания нового поколения. Из туманной, зачастую полулегендарной дали времен на всеобщее обозрение нужно вытаскивать только самые яркие, славные эпизоды и достижения, способные вызвать гордость за своих предков. А что, кроме снисходительной иронии (дескать, чем бы дитя ни тешилось…), могут вызвать названия улиц – Мясницкая, Болотная, Варварка, Тверская и им подобные? Помимо вреда идеологического плана кипучая деятельность вызвала и вполне материальные негативные последствия – очередное (причем совершенно ненужное) изменение номеров домов.
В результате современный читатель, листая сегодня какой-нибудь путеводитель, изданный три-четыре десятка лет назад, не всегда сможет понять, о каком же, собственно, доме идет речь. Для устранения подобных затруднений в этой книге при рассказе о постройках, номера которых в последующем изменялись, будут указываться как старые, так и современные их номера.
Глава 2
в которой совершается неожиданное открытие, что первый блин не всегда выходит комом, а если даже так, то не совсем. Самое главное то, что последующие произведения кулинарного (и градостроительного) искусства оказываются лучшего качества
Честь стать первой магистралью новой, советской Москвы выпала улице, носящей сегодня имя проспекта Мира. В соответствии с решением Моссовета от 13 декабря 1957 года вся ведущая на север магистраль, начинающаяся у Колхозной площади и оканчивающаяся у путепровода близ станции Северянин, получила это славное название – в память прошедшего в Москве в 1957 году Всемирного фестиваля молодежи.
Часовни 1-й Мещанской
В начале 1930-х годов на трассе будущего проспекта лежало несколько заурядных улиц: 1-я Мещанская, Ярославское шоссе, Большая Ростокинская села Алексеевского. Застройкой, более или менее похожей на городскую, обладала только первая из них. Остальные представляли собой типичные пригородные шоссе, окруженные деревянными деревенскими домиками.
Да и 1-й Мещанской особо гордиться было нечем. Поскольку шла она не от центра города, а от Садового кольца, которое до 30-х годов XX века считалось почти окраиной, ее внешний вид был неказист. Лишь в самом начале улицы стояла пара представительных многоэтажных доходных домов да кое-где возвышались башенки и мезонины нескольких богатых особняков.
Эти отдельные капитальные сооружения тонули в безбрежном море двухэтажных деревянных и полукирпичных домишек, бараков, жалких хибарок. Правда, была у 1-й Мещанской одна особенность, выделявшая ее среди других московских проездов. Славилась улица исключительным обилием стоявших на ней часовен. Объяснялось это просто: издавна по дороге двигались богомольцы в Троице-Сергиеву лавру. Конечно, многие из них считали своим святым долгом заглянуть в каждую попавшуюся по пути «святыню» и по возможности оставить в заботливо повешенных у входа кружках свою копеечку, а то и целый алтын. Так что, несмотря на острую конкуренцию, монастырям – владельцам часовен – жаловаться на отсутствие доходов не приходилось.
Вид 1-й Мещанской улицы. 1935 г. Вдали видны Крестовские водонапорные башни
Страшный удар своеобразному бизнесу на 1-й Мещанской нанесло открытие железной дороги от Москвы до Сергиева Посада, оттянувшей на себя практически весь поток паломников. Лишь самые истовые из них предпочитали в качестве богоугодного подвига прошагать 75 километров до лавры пешим ходом. Сокращение людских и финансовых потоков негативным образом сказалось на часовнях – их почти перестали ремонтировать, яркая некогда окраска пожухла, кое-где даже начала обваливаться штукатурка. Украшению улицы они никак не способствовали.
И уж совсем деревенской выглядела застройка Ярославского шоссе – от Ржевского (Рижского) вокзала до села Алексеевского (где позже возник Главный вход ВДНХ). И хотя территории, по которым оно проходило, вошли в официальные границы города еще в начале XX века, за истекшие с той поры десятилетия никаких особых изменений ни в застройке, ни в состоянии инфраструктуры не произошло.
Конечно, большая часть домов была лишена элементарных городских удобств – водопровода, канализации, а многие – даже электроснабжения. Зато исправно коптили московское небо сотни печек самого разного калибра, а в тесных, антисанитарных кухнях отравляли воздух тысячи керосинок и примусов. Особо церемониться с этими наглядными свидетельствами вековой московской нищеты не приходилось, и потому можно было спокойно расчищать площадки для нового строительства. Важным был и тот факт, что и ширина 1-й Мещанской на большей ее части была вполне достаточной, работ по исправлению красных линий практически не требовалось. Это также упрощало задачу реконструкции.
К сожалению, ширина улицы использовалась не лучшим образом. По самой ее середине проходили трамвайные пути с опорами контактной сети, вдоль тротуаров тянулись узкие газоны. Оставшаяся часть улицы была покрыта грубой булыжной мостовой. В 1931 году ее попробовали привести в порядок, пригласив для этой цели американцев из фирмы «Сибрук». Те в течение нескольких дней заасфальтировали солидный участок улицы, а затем перекрыли на нем движение на целых две недели – для обретения асфальтом надлежащей прочности[18 - Щербо Г. М. Московские мостовые за 900 лет. М., 1996.]. Однако и это не помогло – американская технология не учитывала разницы климатических и гидрогеологических условий Вашингтона и Москвы. Широко разрекламированное заокеанское покрытие полностью сползло с булыг всего за два года. Да и двухнедельный перерыв в движении никак не подходил для благоустройства оживленных улиц, и потому, махнув рукой на американцев, московские дорожники занялись поиском собственных технических решений, ориентированных именно на московские условия.
Здесь же, на 1-й Мещанской, были проведены экспериментальные работы по бурению и изысканиям инженерно-геологического типа, ставшие первым этапом научной систематизации гидрогеологических данных Москвы[19 - Ломовский Ф. П., Малышенко Н. А. Геология, гидрогеология и условия проектирования подземных частей зданий // Строительство Москвы. 1938. № 12.].
В сентябре 1935 года с улицы исчезли трамвайные пути – их перенесли на параллельную 2-ю Мещанскую (ныне улицу Гиляровского). В 1938 году по улице пролег маршрут троллейбуса. Пришлось повозиться и с неровным, ухабистым рельефом – срезать небольшие горки, засыпать впадины. В ряде мест уровень тротуаров был опущен на целый метр, из-за чего кое-где полуподвальные этажи старых домов превратились в полноценные первые. Всего в ходе этих работ было перемещено более пяти тысяч кубических метров грунта.
Дорога к выставке
Наконец, в 1936 году произошло событие, благодаря которому 1-я Мещанская улица и Ярославское шоссе оказались в центре внимания градостроителей. На самом высоком уровне было принято решение о переносе места сооружения комплекса Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, первоначально планировавшейся в районе Лихоборы – Коптево, в Останкино. Тем самым будущий проспект превращался в главный путь, ведущий от центра города к выставке. И этот путь следовало сделать достойным отводимой ему почетной роли.
Поскольку открытие ВСХВ намечалось на 1937 год (правда, в действительности она открылась лишь в 1939-м), времени на раскачку у архитекторов и строителей не оставалось. Быка следовало брать за рога. В силу этого вполне понятно, что застройка будущего проспекта развернулась раньше, чем на других московских магистралях.
Стартовой точкой стало решение Президиума Моссовета о полной реконструкции 1-й Мещанской улицы. Согласно решению к строительству новых домов собирались приступить уже с марта. Всего между площадями Колхозной и Ржевского вокзала планировалось возвести 19–20 семиэтажных домов (всего 85 секций) объемом от 22 до 80 тысяч кубометров. Сохраняемые капитальные старые сооружения надстраивались для выравнивания высоты со своими новыми соседями[20 - Москва на стройке // Строительство Москвы. 1935. № 17–18.].
Для расчистки площадок под строительство требовалось снести 102 (из общего числа 172) стоявших на улице маленьких строений. Их жилая площадь составляла 18 тысяч квадратных метров, но эти потери с лихвой перекрывались новыми домами, жилплощадь которых равнялась 74 тысячам квадратных метров. Еще 9 тысяч должна была принести надстройка. Расширение улицы предусматривалось лишь незначительное, в основном с четной стороны. Между Грохольским и Больничным переулками сохранялась существовавшая ширина в 42 метра, а за Больничным улицу планировалось слегка спрямить при ширине в 47 метров[21 - Родин А. Ф. 1-я Мещанская // Там же. 1936. № 8.].
Наиболее узким оставался начальный участок, прилегавший к Колхозной площади. Здесь стояло несколько многоэтажных жилых домов. Среди них выделялись строения под номерами 3 (1890-е годы, архитектор В. П. Загорский), украшенный кариатидами работы С. Т. Коненкова, и 5, выстроенный в те же годы по проекту известного зодчего Р. И. Клейна.
Однако самое интересное в историческом плане строение стояло на противоположной стороне. Владение под нынешним номером 16 в XVIII веке принадлежало купцу Л. И. Долгову, дочери которого выходили замуж за архитекторов. По проекту одного из зятьев – В. И. Баженова – и выстроил купец свой особняк. А так как достоверных работ этого самого знаменитого московского зодчего известно совсем немного, небольшой домик входит в число первоклассных достопримечательностей.
Заслуживали сохранения и несколько домов, расположенных дальше по улице. Под номером 19 числится солидный доходный дом, выстроенный в 1903 году архитектором Н. П. Матвеевым. Дом № 41, возведенный в конце XIX века, интересен мощными атлантами на фасаде, а соседний особняк № 43 представляет собой работу известного мастера модерна Ф. О. Шехтеля (1896 год). Правда, надстройка 1930-х годов сильно изменила его первоначальный «готический» облик.
Большую часть остальной застройки составляли маленькие, ветхие, зачастую деревянные или полудеревянные домики. Видимо, поэтому руководимая Г. Б. Бархиным 4-я архитектурно-планировочная мастерская Моссовета, которой еще в 1933 году было поручено разрабатывать проекты реконструкции луча улица Дзержинского – Сретенка – 1-я Мещанская, уделяла больше внимания первым элементам цепочки, почти полностью обходя бедную застройкой Мещанскую[22 - Бархин Г. Реконструкция магистрали улица Дзержинского – 1-я Мещанская // Строительство Москвы. 1934. № 1.]. Считалось, что сколько-нибудь значительных в архитектурном отношении строений на 1-й Мещанской нет, поэтому особо церемониться с ней не приходилось. Согласно эскизным наброскам планировки практически вся прилегающая к улице застройка стиралась с лица города, а вместо нее должны были возникнуть прямые и широкие проспекты, идеально круглые площади, ряды одинаковых на вид и очень пышных домов, плотно окаймляющих периметры мелких кварталов. Единственным массивом старой застройки, который предполагалось пощадить, были многоэтажные дома с левой стороны в начале улицы[23 - Бархин Г. Б. Дзержинский район // Строительство Москвы. 1935. № 7–8.].
Эскизный проект планировки района 1-й Мещанской улицы. 4-я архитектурно-планировочная мастерская (руководитель Г. Б. Бархин). 1934 г. Проект предусматривает практически полное уничтожение всей застройки, включая капитальные сооружения – дома дешевых квартир имени Солодовникова, Рижский вокзал и другие, сохраняя лишь Крестовские водонапорные башни (на рисунке – справа внизу)
Реальная жизнь плохо согласовывалась с наметками проектировщиков. Реконструкция луча развернулась не от центра, а от окраинной 1-й Мещанской. И застраивать ее пришлось не сплошными шеренгами представительных зданий, а вставлять новые дома в разрывы между сохраняемыми капитальными старыми постройками. К такому повороту событий 4-я мастерская явно оказалась не готовой.
Первые проекты
В силу этих, да и ряда других более объективных причин реконструкция 1-й Мещанской была пущена практически на самотек. Быстро сносились наиболее безобразные хибарки, а на освобождаемых местах не менее быстро закладывались фундаменты многоэтажных зданий. Их заказчиками выступали различные ведомства и организации, проектировали их разные архитекторы, по-разному велось финансирование и материальное снабжение строек.
Справедливости ради нужно отметить, что попытку внести некий порядок в набиравшую скорость реконструкцию предпринял отдел проектирования Моссовета. В его экспертной комиссии должны были рассматриваться все проекты, которые начали поступать уже весной 1936 года. Поскольку никаких конкретных рекомендаций по облику новых зданий 4-й мастерской подготовлено не было, каждый автор творил так, как подсказывала ему «творческая индивидуальность» и позволяли способности. У некоторых архитекторов задача усложнялась необходимостью включать в проектируемые здания старые, относительно приличные строения.
С такой проблемой столкнулся, например, Д. Булгаков из 4-й проектировочной мастерской. Ему достался участок под № 7–9 (нынешний № 7-11), на котором стояли сразу два капитальных, хотя и страшноватых доходных дома. Зодчему удалось предложить решение, согласно которому надстраиваемые корпуса довольно органично включались в огромный объем нового здания. Удачно разрешил он и другую проблему – оформить своим домом пересечение улицы и вновь проектируемой магистрали. По Генеральному плану реконструкции Москвы 1935 года она должна была связать Белорусский вокзал с Комсомольской площадью. Забегая вперед, стоит отметить, что этот замысел так и не реализовался, оставив, правда, заметные вещественные следы в застройке города. Одним из них стала и особо нарядная отделка северного фасада булгаковского дома, обращенного в ничем не примечательный скверик сбоку проспекта Мира.
Экспертная комиссия признала разработанную зодчим объемную композицию удовлетворительной, но предложила коренным образом изменить внешнюю архитектуру, отметив ее излишнюю плакатность, грубость и полное отсутствие согласования с архитектурой соседних домов.
Эскизный проект застройки следующего участка (№ 13–17, ныне № 15) представил архитектор К. И. Джус (4-я АПМ). Экспертная комиссия проект одобрила, хотя и порекомендовала в ходе дальнейшей проработки уменьшить этажность башни, которой зодчий намеревался выделить угол своего дома. При этом эксперты как-то не обратили внимания на резкое различие в решении фасадов обоих зданий: строгость работы Джуса плохо сочеталась с подчеркнутой декоративностью дома Булгакова.
Следующим на суд комиссии переработанный проект восьмиэтажного жилого дома представил архитектор С. Г. Андриевский из 6-й архитектурно-проектной мастерской. Ему достался участок № 49–53 (ныне № 45). Предложенный чрезвычайно эффектный фасад с обильно остекленными лестничными клетками комиссия одобрила без существенных замечаний, рекомендовав его к дальнейшей разработке.
Меньше повезло архитекторам В. П. Егорову и В. Н. Колпаковой из 4-й АПМ. Их задача была непростой, поскольку на участке № 61–67 (ныне № 53) уже стояли два разномастных пятиэтажных дома. Их предстояло надстроить и включить в единый объем нового восьмиэтажного здания. Экспертиза приняла объемное решение, однако внесла существенные замечания по внутренней планировке и архитектуре фасада.
Проект жилого дома № 61–67 (не осуществлен). Архитекторы В. П. Егоров и В. Н. Колпакова. 1936 г.
Соседний участок № 69–73 (ныне № 57) должен был застраиваться по проекту Максимова (4-я АПМ). И вновь проект утвердили, хотя общее решение здания заметно отличалось от запланированного соседа.
Жилой дом на участке № 77–85 (ныне № 71) проектировали в 5-й АПМ, которой руководил Д. Ф. Фридман. Почтенный мастер доверил ответственную работу «молодежной бригаде» в составе архитекторов Нестерова, Минкова и Яковлева. Молодежь постаралась и снабдила фасад дома атрибутами «классической» отделки – колоннадами нижних этажей. Руководитель мастерской помощи авторам не подал, да и экспертная комиссия проект в целом приняла, отметив лишь отдельные недостатки. Как показали последующие события, на неопытных зодчих следовало обратить большее внимание.
Настоящую сенсацию вызвала работа одного из признанных лидеров архитектуры авангарда К. С. Мельникова. Ему поручили спроектировать жилой комплекс близ Ботанического сада. На этом весомом основании зодчий оформил балконы в виде букетов цветов, а между корпусами перекинул на уровне крыш легкие арки, украшенные мелкими выступами, которые в равной степени могли напоминать плакаты с лозунгами или засушенные для гербария растения[24 - Алабян К. С. Против формализма, упрощенчества, эклектики // Архитектура СССР. 1936. № 4.]. Кое-кому эти арки показались даже похожими на зубастые пасти. Естественно, проект был полностью отклонен.
Проект жилого дома (не осуществлен). Архитектор К. С. Мельников. 1936 г.
Большей части перечисленных выше проектов повезло – быстро или медленно, но они были осуществлены. Зато плачевной оказалась судьба нескольких других разработок, которые так и не дождались воплощения в кирпиче и бетоне. И это притом, что проекты были рассмотрены и одобрены. Так, экспертная комиссия утвердила проект жилого дома на участке № 87–95, составленный архитектором М. В. Крюковым. Другой зодчий, А. Е. Туркенидзе, из 11-й архитектурно-проектной мастерской, разработал целых два варианта застройки порученного ему участка. Комиссия утвердила один из них, дававший возможность объединить в комплекс старый четырехэтажный и новый дома. Но ни тот ни другой вариант реализации не получил.
Такая же печальная судьба постигла и еще несколько проектов жилых домов, которые были приняты экспертной комиссией за основу для дальнейшей разработки: на участке № 98-112 (архитектор Н. И. Транквилицкий из 7-й АПМ), на участке № 82–88 (архитектор М. С. Жиров из 4-й АПМ), на участке № 90–96[25 - Реконструкция 1-й Мещанской улицы // Строительство Москвы. 1936. № 2.]. Последнему дому на углу со Средней Переяславской улицей особенно не повезло. Первоначальным его заказчиком выступал Наркомтяжпром, для которого архитекторы А. Е. Аркин и А. С. Машинский из 3-й архитектурно-проектной мастерской еще в 1934 году выполнили проект многоэтажного здания[26 - Проектная практика // Там же. 1934. № 9.]. Устранение многочисленных замечаний потребовало немалого времени, и утвержден проект был лишь в 1936 году[27 - Москва на стройке // Там же. 1936. № 8.]. Однако по каким-то причинам стройка так и не развернулась.
Проект жилого дома № 90–96 (первоначальный вариант). Архитекторы А. Е. Аркин и А. С. Машинский. 1934 г.
Проект жилого дома № 90–96 (не осуществлен). Архитекторы А. Е. Аркин и А. С. Машинский. 1936 г.
Правда, в соответствии с этим проектом (с учетом некоторых изменений) в 1940 году дом все же выстроили, но не на проспекте Мира, а совсем в другом месте. Нынешний адрес этой работы Аркина и Машинского – Беговая улица, 4.
Спустя два месяца комиссия вновь собралась для рассмотрения переработанных и доработанных проектов, предназначенных к реализации на 1-й Мещанской. Проект дома № 38–46 (нынешний № 40), авторами которого были Парусников и Соболев (1-я АПМ) удостоился утверждения. Архитекторы спроектировали обширный комплекс, который должен был протянуться от Ботанического сада до угла Безбожного (ныне Протопоповского) переулка. В состав комплекса следовало включить доходный дом (под нынешним № 36). Его предполагалось надстроить и одновременно привести фасад в соответствие со вновь проектируемым домом.
Жилой дом № 45. Архитектор С. Г. Андриевский. 1936–1938 гг.
Менее удачно выступили архитекторы М. С. Шерфетдинов и А. В. Пекарев из 1-й архитектурно-проектной мастерской. Представленный ими проект дома на участке № 52–58 (нынешний № 50) комиссия потребовала доработать, изменив оформление двух верхних этажей.
Общее одобрение вызвала работа Д. Д. Булгакова (4-я АПМ), который учел замечания предшествующего обсуждения. Комиссия проект утвердила, предложив лишь повысить среднюю часть (впадину) здания, сделав это за счет парапета, и обогатить фасад балконами. Заодно с небольшими замечаниями утвердили и проект соседнего дома № 9-17 (нынешний № 15), представленный К. И. Джусом.
На сей раз отрицательную оценку получила разработка архитектора С. Г. Андриевского (№ 49–53), которая ранее была в принципе одобрена. Комиссия отметила неприемлемое решение арок и эркеров на фасаде. Однако сроки начала строительства поджимали, а потому автору предложили представить новый проект в кратчайшие сроки, причем даже разрешили выполнить его не тушью, как полагалось, а карандашом.
За дело!
Осуществление одобренных комиссией проектов начиналось сразу: открытие выставки планировалось на 1936 год, и ведущую к ней магистраль следовало преобразить быстро. О роли ВСХВ в формировании будущего проспекта напоминали две откровенно декоративные башенки, открывающие застройку его обеих сторон. В 1938 году эти башни пристроили к углам старых домов по проекту архитектора М. Рубина[28 - Архитектор в солдатской шинели. М., 1985.]. В то время их украшала дата 1939 – год открытия выставки. Возобновление работы ВСХВ после войны вызвало перестройку башен и замену даты открытия на 1954 год. К сожалению, одна из них была уничтожена в 1997 году.
В 1936 году, раньше многих других, начал сооружаться жилой дом Артиллерийской академии. Первая очередь по переработанному проекту А. В. Пекарева и М. С. Шерфединова была завершена в 1938 году, вторую очередь этого же дома, но для ОГИЗа (объединения государственных издательств) начали строить в 1940 году, а завершили в 1946-м, правда, уже для сотрудников Наркомата электростанций.
В 1936–1938 годах был воплощен в жизнь и проект П. А Нестерова с И. В. Минковым, также основательно переработанный. Новый комиссия утвердила, правда вновь предложив решить фасад здания в более свежих формах, ликвидировав остатки архаичности.
На правом углу Капельского переулка и проспекта Мира возвышается импозантный шестиэтажный жилой дом (№ 51) с колоннадой из восьмигранных колонн по первому этажу и с балконами. Выстроенный в 1937 году, он предназначался для сотрудников Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС). Архитектор Г. И. Глущенко в проектировании дома удачно избежал превращения здания в скучную коробку, вычленив и выдвинув вперед центральную часть фасада по проспекту, отодвинув назад боковые части, сделав их, таким образом, как бы флигелями.
Башни при въезде на 1-ю Мещанскую улицу. Архитектор М. Рубин. 1939 г.
Жилой дом № 71. Архитекторы В. И. Минков и П. А. Нестеров. 1937 г.
Жилой дом № 51. Архитектор Г. И. Глущенко. 1937 г.
Но красивый дом ТАСС, основной массив которого тактично отступает от красной линии, открывает вовсе не привлекательный брандмауэр следующего строения под № 53. Стоявший здесь старый дом был надстроен и заново оформлен, однако его не слишком удачное в новых условиях местоположение изменить не смогли. Винить зодчих в этом просчете нельзя – в данном случае наиболее наглядно проявились недостатки пунктирного характера реконструкции улицы.
Несмотря на все трудности и промахи, к 1937 году успели завершить строительство домов № 55 (нынешний № 51) для ТАСС, № 66–68 для Наркомвода, № 77–85 для управления канала Москва-Волга, № 90–96 для АН СССР. Помимо этого были надстроены дома № 48–50 (нынешний № 44) и 57–59 (нынешний № 53)[29 - Мандель Е. В., Родин А. Ф. Ростокинский район // Строительство Москвы. 1937. № 23–24.].
Широкое строительство на проспекте продолжалось и в последующие годы, причем его плоды становились все совершеннее.
В число лучших вошел дом по проспекту Мира, 40, выстроенный в 1939 году по проекту И. Н. Соболева, который использовал для украшения фасадов не роскошные и никому не нужные колоннады, арки и карнизы, а элементы, являющиеся необходимой принадлежностью жилого дома: оконные проемы, двери, эркеры и конечно же балконы. Главным акцентом стали прямоугольные эркеры, поднимающиеся на семь из восьми этажей фасада. Внешняя обработка их была выполнена в духе многоярусных сооружений Древнего Рима. К бокам эркеров прилепились большие, просторные балконы, держащиеся на подпорках. В этих чисто конструктивных элементах архитектор увидел возможность показать свое знакомство с классикой и решил их в виде легких портиков.
Решение И. Н. Соболева казалось более разумным, чем оснащение дома всевозможными бутафорскими колоннадами, портиками. Но, правильно выбрав основной мотив, архитектор реализовал его в архаичных формах, позаимствованных в итальянском зодчестве эпохи Возрождения. Большой вынос балконов обусловил наличие подпорок под ними в виде ярусов колонок, в совокупности создавших мощную, самодовлеющую конструкцию. Вставленная посередине нее вертикаль эркера обработана в духе ярусных сооружений Древнего Рима. На этом фоне довольно нелепо смотрятся мощные бетонные подкосы, поддерживающие балконы, выходящие в переулок и хорошо просматривающиеся с улицы.
Впрочем, сам автор утверждал, что строго судить его творение рано – ведь дом представлял собой лишь первую очередь широко задуманного комплекса, который должен был протянуться до Ботанического сада. Возможно, осуществись эти планы, весь прилегающий участок проспекта выглядел бы лучше, но, увы, все планы спутала война…[30 - Шасс Ю. Образ жилого дома // Архитектура СССР. 1939. № 4.]
И хотя дом по проспекту Мира далеко не шедевр архитектуры, внешность его ярка и оригинальна – благодаря балконам.
Опыт первых новостроек на проспекте показал, к каким печальным последствиям ведет рассогласованность деятельности зодчих. Однако серьезных выводов сделано не было, и все продолжалось по-прежнему. Проектирование трех очередных домов, строительство которых намечалось в конце улицы по ее правой стороне, было передано трем архитекторам, причем ни один из них ничего не знал о работе своих коллег. Архитекторы Бумажный, Кельмишкайт, Вайнштейн ни разу не обсуждали вопросы совместного проектирования. В результате творения Бумажного и Кельмишкайта оказались немного схожими, а вот проект Вайнштейна был выполнен совсем в другом плане[31 - Булгаков Д., Маркузе И. Нет единого архитектурного решения // Строительство Москвы. 1938. № 15.]. Это, правда, не имело никакого значения, поскольку из трех запроектированных домов выстроенным оказался лишь один – архитектора Л. О. Бумажного (нынешний № 73). После завершения строительства в 1939 году он удостоился премии Моссовета, присуждаемой за лучшее жилое здание года. В качестве достоинства призера отмечался его простой и строгий фасад, удобная планировка квартир.
Жилой дом № 73. Архитектор Л. О. Бумажный. 1939 г.
Дом № 54 на углу с Орлово-Давыдовским переулком был начат в 1940 году по проекту архитектора А. В. Власова для сотрудников автомобильного завода имени Коммунистического интернационала молодежи (КИМ). Основным элементом решения фасадов архитектор определил балконы, придав их ограждениям различный рисунок и разбросав их по стене в живописном порядке. При этом, как и везде на 1-й Мещанской, даже не было сделано попытки согласовать оформление с уже выстроенными и еще проектируемыми соседями. Правда, последний фактор уже не имел существенного значения – вновь запроектированным домам не суждено было появиться, да и стройка дома № 54 остановилась летом 1941-го. Закончили дом лишь в 1946 году, для Министерства транспортного машиностроения[32 - Чернопыжский Д. Новые проекты жилых зданий в Москве // Архитектура СССР. 1940. № 9.].
Да, судьба одобренных проектов сложилась по-разному. Некоторым из них посчастливилось после многочисленных переработок и доработок воплотиться в жизнь, другие же так и остались на бумаге. Причинами столь обидного явления могли быть как органические пороки самого проекта, так и не зависящие от архитекторов факторы – отсутствие финансирования, передача участка другому застройщику и прочие тому подобные объективные обстоятельства. Но самым печальным оказалось даже не это.
Первый этап массового строительства на Мещанской далеко не оправдал надежд на появление в Москве архитектурного ансамбля, способного служить примером для последующих реконструктивных работ. Каждый из архитекторов-авторов работал сам по себе, в изоляции от своих коллег. В такой обстановке о согласовании проектов, выпускаемых даже зодчими одной проектировочной мастерской, говорить не приходилось. Помочь в этой беде могла бы экспертная комиссия, но она рассматривала проекты по отдельности, оценивая их индивидуальные качества, не обращая внимания на вклад каждого в общий облик улицы.
И конечно, никак не способствовал украшению 1-й Мещанской принятый точечный, пунктирный способ реконструкции. Новые здания становились в шеренгу среди сохраняемых лучших старых домов. Эти последние, ранее возвышавшиеся над убогим окружением, теперь потерялись, провалились в ряду новой застройки. В результате застройка улицы подросла, но не подравнялась.
За парадным фасадом. Необыкновенный квартал
