скачать книгу бесплатно
Моя собеседница кивает.
– Так это и есть электрозавод. Тот самый, в честь которого метро назвали.
– Непохоже, чтоб он работал.
– Старое здание. Сам завод сейчас рядом – бежевый куб через улицу.
Объяснение я выдаю на автопилоте. Теперь хоть ясно, куда он её тащил: старые раны открылись.
Началось это осенью. Ясным сентябрьским утром мой лучший друг, любитель рельсов и аварийных домов, схватил меня за плечи и заявил: «Я вчера такое видел! Такое!». Оказалось, он всего лишь электрозавод откопал.
Ну да, здание впечатляет: сбоку – индустриальная романтика, с фасада – крепость. Но Кампари утверждал, что там рядом – рельсы, узкая одноколейка, которая заворачивает прямо под ворота, и «от этой картинки башню сносит». Электрозавод я себе представлял, но никаких рельсов не помнил. Естественно, мы решили в тот же день отправиться туда и разрешить спор на месте.
Одноколейка действительно обнаружилась: невзрачная, заросшая, пересекающая улицу в нескольких метрах от фасада и уходящая на частную территорию под другие, вполне современные ворота.
Я никогда не видел у Кампари такого лица. Очевидность говорила против его свидетельств, но память явно подсказывала другое.
– Друг мой, а в каком состоянии ты вчера здесь гулял? – поинтересовался я.
Чтоб вы понимали, вопрос был не праздный. Этот человек никогда не брезговал химическими средствами расширения рамок реальности. Я сам – не ханжа и не стрейтэйджер. Нас обоих постоянно тянет на приключения. Но если мне девушки, с которыми я парой слов перекинулся, подсовывают в карман номера телефонов, ему в благодарность за протянутую зажигалку предлагают поделиться плюшкой. И я не о выпечке. Сила притяжения в действии.
– Не гулял, а пробегал мимо.
– То есть боковое зрение могло тебя обмануть?
– Нет. Я замер и уставился прямо сюда. На эти ворота.
Позже мы сошлись на том, что от бега кислород поступал в мозг слишком активно, и в спортивной эйфории воображение Кампари приукрасило действительную картину. Так себе объяснение. Я по глазам видел, что Кампари не может отделаться от чёткого образа в памяти, даже когда говорит: «Похоже, приглючилось».
Конечно, мы залезли внутрь, когда охранник на проходной зазевался. Не пропадать же такой красоте лишь потому, что в неё не впадают жалкие рельсы?
За стенами царила восхитительная разруха, а помещения вразнобой заняли фирмы-однодневки, пекарни, ритуальные услуги и арт-студии. Это место так и не стало нашей излюбленной штаб-квартирой. Чтобы обосноваться, нам требуется тотальное запустение. Посему мы забыли про электрозавод. Верней, как выясняется, я забыл.
Сволочь ты, а не лучший друг, Кампари. Задумал вылазку, и без меня?
– Там рядом какие-то пути, – продолжает Даша. – Узкие, наверное, трамвайные. Почему-то в одну сторону. Он спросил: «Ты видишь то же, что и я?» – и, кажется, на них смотрел.
Так. Совсем интересно.
– Обещаешь не смеяться надо мной?
– И в мыслях не было, – говорю я с лицом пионера.
– Я спросила, что я должна увидеть, но, по-моему, он меня не слушал. Он прыгнул на эти пути и побежал по ним, а потом… Обещаешь не смеяться? Я потеряла его из виду. Он был прямо передо мной, но я не знаю, куда он делся. Я его звала, ходила туда-сюда. Везде посмотрела. Потом позвонила, но он был недоступен. А ведь телефон у него был с собой, он при мне отвечал на какие-то смс.
– А охранник на проходной? Он ничего не заметил?
– Проходная была заперта. Было поздно, уже темнело. Там никого не было. Мы были одни.
– И проходная, и ворота были заперты? То есть просто войти внутрь он не мог?
Даша отрицательно качает головой. Уверен, в чём-то она ошиблась: не растворился же он. А Кампари хорош: заставил девушку возвращаться домой в одиночестве ради… Ради чего? Хуже то, что я собираюсь сделать то же самое.
– Я боюсь, что с ним что-то случилось. Но не знаю, как и кому такое рассказывать, – подытоживает Даша.
Я смеюсь, чтобы успокоить её.
– Не инопланетяне же его похитили. Наверняка это всё – случайность, недопонимание. Но я вынужден просить тебя об одолжении. Не могла бы ты позвонить Кампари домой, на городской, и попросить его к телефону?
Мне нужно выяснить, не возвращался ли он к себе со вчерашнего вечера. Привлекать Дашу к расследованию – некрасиво, но его родители знают мой голос. А что, если он «ночевал у меня»? Он априори «ночует у меня», если не является домой без предупреждения. Подставить его из-за того, что я поддался панике – последнее дело.
Результат я вижу по Дашиному лицу. «Дома нет. Когда будет – не знаю. С вечера не звонил».
– Его мама говорит, что он у тебя, – Даша распахивает глаза.
– Это шифр, – отвечаю я и залпом допиваю остывший кофе. – Слушай, глупый вопрос, но… Одноколейка, в смысле, рельсы эти, они куда упирались?
Даша смотрит непонимающе. Я чувствую себя полным придурком.
– Они шли под кованные ворота или мимо?
– Я не обратила внимания.
Ну конечно. Целого Кампари потеряла, какие уж тут рельсы.
Поскольку отделаться от девушки мне не позволяют ни совесть, ни инстинкт, я провожаю Дашу домой и только потом еду на Электрозаводскую. К недоделанному шедевру промышленной архитектуры подхожу уже после пяти. Всё на месте: рельсы идут мимо, охранник дремлет на посту.
Здороваюсь, желаю хорошего вечера с самой положительной из моих улыбок. Вежливо интересуюсь, не находил ли вчера кто-нибудь мою куртку? А то потеплело внезапно, вот я без неё и ускакал. Для верности сыплю деталями насчёт куртки: чёрная такая, из потёртой замши, на язычке молнии подвеска. Короче, рассказываю про то, в чём мог быть Кампари.
Куртки никто не находил. Охранник вообще расслаблен – непохоже, чтобы за последние сутки имели место какие-то инциденты. Впрочем, мой визит его раздражает: «Раньше надо было вспоминать, я собираюсь закрывать проходную».
– Но мне только туда и обратно, я мигом!
– А где ты был? – спрашивает дозорный для проформы.
Я беру себя в руки и не реагирую на «тыканье». Не до того сейчас.
– В этой… В галерее, – говорю я наобум.
Какая-то галерея тут точно есть, то ли открытая, то ли нет, но это прокатывает.
– В пять тридцать закрываюсь. Опоздаешь – застрянешь, – ворчит охранник, а я пулей пролетаю мимо него.
За десять минут я не успею обыскать весь завод. Но что я, через ворота не перелезу? Да они созданы для того, чтобы через них перелезать!
Обегаю всё пространство под открытым небом, заглядываю под ржавую арматуру, бесхозные листы железа, грузовики, по видимости, брошенные, автомобили держателей здешних фирм – новенькие, игрушечные на фоне потемневшего кирпича с пробивающейся травой.
Честно говоря, я представлял, и даже отчасти надеялся, что найду Кампари в отключке в каком-нибудь особенно живописном углу. Найти человека в коридорах с бесчисленными дверьми, половина из которых заперты, гораздо трудней.
В семь часов собственное бессилие выводит меня из себя, тем более что, с тех пор как я миновал проходную, интуиция не желала затыкаться и твердила, что я зря теряю время. Надо взять себя в руки, отдышаться, вернуться со свежей головой.
Перелезаю через ворота осторожно, чтобы джинсами или рубашкой не зацепиться за пики. Почему я, собственно, решил, что искать Кампари надо внутри завода?
Допустим, Даша опустила взгляд или медленно моргнула. Но не мог же он перемахнуть через ворота за долю секунды – так, чтобы она не заметила?
Я иду вдоль забора, вверх по улице, но потом возвращаюсь к фасаду с башенками. Сердечный ритм угрожает синяками на рёбрах. Если не успокоюсь, буду бестолково метаться по округе.
Перехожу улицу к жёлтому особнячку – тоже, видать, культурное наследие. Опираюсь спиной на забор: плавные изгибы переплетённых линий, ненавязчивый модерн. Взгляд так и цепляется за треклятые рельсы. Над головой шелестят кленовые листья. Закуриваю и пытаюсь собраться с мыслями.
Часть вторая
Семь сотен дней командора Кампари
(два года до событий первой части)
«Слишком точные сведения о судьбе человеческой уничтожили бы всякую нравственную заслугу.»
Эрнест Ренан
VII
По вторникам, ровно в семь часов вечера, на восточную стену монастыря обрушивались пищевые курьеры. Вооружённые списками и тележками, дисциплинированные, как муравьи, они разбегались по обитаемым помещениям, наполняли морозильные камеры, а к восьми уезжали по одиночке, чтобы на следующий день обеспечить продуктами другой сектор Агломерации.
Кампари не любил присутствовать при этих визитах, однако, через пару недель после вступления в должность, возглас «Твою ж мать, вот это хоромы!» застал новоиспечённого командора в спальне. Он уже собирался выскользнуть в коридор, когда услышал рыдания – отрывистые, злые.
– Если горе мешает исполнять обязанности, стоило обратиться в Медицинский Совет, а не выходить на службу, – пробасил камердинер.
– Не стоило.
Звучало гундосо, но хлёстко. Смысл – «Отвалите» – сомнений не вызывал, в отличие от пола говорящего: голос высокий, но в интонации проскользнуло нечто мальчишеское.
Кампари заглянул в кухню. Она – всё-таки она, ни один мужчина в Агломерации не стал бы ходить с каштановым хвостом до пояса – стояла на коленях перед морозильной камерой и снарядами ненависти метала в неё содержимое тележки. Камердинер, серьёзный, словно следил за стройкой новой Линии, нависал над курьершей – длинной, узкобёдрой и, насколько успел разглядеть Кампари, плоскогрудой. Ощутив мгновенную симпатию к этому фиаско генетической селекции, он обратился к камердинеру:
– Оставьте нас ненадолго.
Тот недовольно вздохнул и исчез в коридоре.
– Я собираюсь лезть не в своё дело, – предупредил командор. – Бросайте тележку и бегите.
Курьерша обернулась, и он растерялся. По действующим стандартам девушка была так себе, по его мнению – на редкость хороша. Опухшие веки. Жёстко очерченные скулы, сжатые зубы. Тощее тело, но язык не поворачивался назвать её хрупкой. Под кожей на предплечьях проступали натянутые мышцы. Пальцы приобрели воспалённый, алый цвет после морозильной камеры.
– Руки, наверное, отваливаются, – заметил Кампари, с фальшивой ленью привалившись к дверному косяку.
– Привыкла, – девушка встала и отряхнула колени.
– В любом случае, вам стоит умыться.
Она подняла глаза – зелёные, испытующие. Оценила перекрытый выход.
– У вас тут личная ванная. Ну разумеется.
Кампари отлепился от косяка, перешёл в спальню, не оборачиваясь, но слыша шаги за спиной, открыл дверь в ванную и подтвердил без лишней стыдливости:
– Да, мне повезло.
Девушка задержалась на пороге, окинула его медленным, тяжёлым взглядом с головы до ног.
– Ещё как.
Она не ванную имела в виду – в этом Кампари был уверен. Но тогда что? Его «нечеловеческую привлекательность»? Непохоже.
На кухне он нашёл термос с «кофе», разлил его по кружкам и щедро насыпал в одну из них пудры, в обиходе именуемой сухим молоком.
– Чёрный или белый? – вооруженный дымящимися кружками, Кампари раскачивался с пятки на носок на пороге ванной.
Девушка выключила воду. Ворот и рукава её рубашки промокли насквозь.
– Чёрный или белый что?
– Цвет, – честно ответил он.
– Тогда чёрный. Теперь вы должны сказать, что угадали.
– Вечно я что-то должен.
Кампари закатил глаза, протянул ей кружку и ушёл в спальню, где уселся на пол, скрестив ноги. Девушка рухнула рядом с ним и привалилась спиной к кирпичной стене. За прямоугольником окна уже темнело.
– Хотите знать, почему я распустила сопли? Забудьте. Вы не поймёте из-за чего тут реветь.
– Обещаете?
– Гарантирую.
– А если меня тянет к непонятным вещам?
Она отставила кружку и усмехнулась недобро:
– Почему бы и нет. Внимайте. Мне пришла повестка из Медицинского Совета.
– Какая повестка? – Кампари нахмурился, соображая, потом неловко рассмеялся. – Та самая? Медицинский Совет счёл, что вам пора произвести на свет нового гражданина Агломерации? Да ладно, – он сознавал, что недвусмысленно рассматривает её грудную клетку под мокрой рубашкой, но вместо того, чтобы отвести взгляд, ещё раз выдал: – Да ладно.
Она не выглядела обиженной, наоборот, оживилась:
– Знаю. Всю жизнь знакомые жалели: «Ой, вряд ли тебе придёт повестка, бедненькая».
– Злорадствовали, то есть.
– Ага. В тринадцать расстраивалась. В шестнадцать вздыхала с облегчением. Оказалось, зря: на последнем осмотре установили, что я отвратительно, безвыходно здорова, и возраст сейчас – «самый благоприятный».
