скачать книгу бесплатно
Безобразная Эйвион, или Сон разума
Робер Дж. Гольярд
Говорят, что среди людей живет дочь повелителя чудовищ, та, которую зовут Чёрной девой. Одна половина ее человеческая, другая – отцова, безобразная. Долгие годы искала она суженого, а не найдя, обозлилась на род мужской, и теперь бродит по земле в разных обличьях и вредит ему всеми силами. И еще говорят, что ее любовь несет с собой смерть. Эйвион Ллир – сирота, дочь и единственная наследница родителей благородного происхождения, вынужденная влачить безрадостное существование в забытом богами замке своих опекунов. Она молода и привлекательна, но… только правой стороной лица. У неё нет будущего, ибо слева – тёмная отметина. И у несчастной девушки даже не всегда хватает сил удержать слёзы после очередной порции насмешек и издевательств. А потому неудивительно, что она преисполнена благодарности к молодому рыцарю, который вырвал её из унылой повседневности. Но не спешите протягивать руку помощи тому, кто к этому взывает. Как бы потом не пожалеть.
Робер Дж. Гольярд
Безобразная Эйвион, или Сон разума
Пролог
Кто выведет тебя из леса, если лес – внутри тебя?
Пальцы едва гнулись от холода, царившего в келье, и тело время от времени сотрясала мелкая дрожь, но послушник, мальчик лет одиннадцати на вид, упрямо продолжал листать страницу за страницей.
Снаружи лил дождь, и вода, лужей собравшаяся перед высоким порогом, уже нашла себе дорожку между камнями. По полу побежал ручеёк, но мальчик, мельком глянув в сторону открытой двери, лишь досадливо повёл плечом. Порыв ветра чуть не затушил фитиль, плававший в плошке с жиром, и он торопливо прикрыл её рукой.
Дверь была распахнута настежь, как все двери и ставни во всём монастыре Суон, ибо на дворе стоял Утиный месяц, иначе называемый месяцем Единения. Это было время ночи, когда врата подземного царства раскрываются и выпускают в мир людей тысячи тысяч душ умерших, давным-давно отправившихся в путешествие на ту сторону Глейра, и нет ничего страшнее для живых, чем оставить страждущих за враждебно закрытой калиткой.
Книга была старая настолько, что от неосторожных прикосновений дрожащих пальцев иссохший пергамент сыпался трухой. Ни единой миниатюры, ни красочных инициалов, лишь странные на вид знаки испещряли жёлто-коричневые с неровными краями листы. Закусив от старания губу, послушник с трудом разбирал выцветшие письмена, проговаривая некоторые слова вслух. «Кажется, так, – бормотал он, и тут же сердито кривился: – Нет, не так».
– Здесь не «э», здесь надо читать «а»! – наконец, с удовлетворением объявил он самому себе. – Не «Эйрон», а «Айрон». Айрон Добрый.
«…связали они доброго короля, и бросили его на колени, и Эдгар-варвар наступил ногой на его спину. Прочие конунги были там: Артайр, Вуффа, Гутрум, Крон, Волтер, а среди них и Рикберт Злой, что лишь недавно пировал за столом Айрона в его светлых чертогах, произнося лживые речи и клянясь в вечной дружбе. И каждый из них проходил мимо Айрона, и плевал ему в лицо.
Слёзы катились по щекам доброго короля, но не от жалости к себе, а от скорби по несравненной синеокой Гвендолин, и не мог он оторвать взора от дикого пламени, пожиравшего его единственную дочь, наследницу славного престола. И, не помня себя от горя, проклял Айрон жестокосердных, и призвал в свидетели обету своему Тёмного бога.
И сказал он: я призываю тебя, о, древний и единственный, Отец всего сущего, повелитель стихий, начала и конца, рождения и смерти, первого и последнего слова, прародитель, присутствующий всегда, распространяющийся беспрерывно и всеобъемлюще всюду, чьё благоволение дарует жизнь вечную, а гнев обращает камень в огонь, и семь морей застывают льдами…»
Послушник читал вполголоса, запинаясь и старательно водя пальцем по строчкам, словно заворожённый звуком собственного голоса, когда вдруг небо полыхнуло молнией, и спустя пару мгновений раздался оглушительный удар грома.
Он крупно вздрогнул, обернулся, и тут же соскочил с высокого табурета.
– Отец Адельм…
– Феон, что я вижу?!
В келью, нагнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошёл высокий монах. Голова его была скрыта под капюшоном, вода лилась с рясы ручьями. Выпростав руку из широкого рукава, он указал пальцем на раскрытый фолиант. Лохматые брови монаха гневно хмурились.
– Где ты взял книгу, Феон? Тебе не хуже моего известно, что послушникам вход в библиотеку и скрипторий закрыт! Или ты думаешь, что сыну рыцаря всё дозволено?
Мальчик смешался.
– Я… нет. Моя вина лишь в том, мейстер, что я не рассказал о ней. Я нашёл её…
– Вот как?
– Пусть матолух заберётся мне в глотку, мейстер! Она лежала в сундуке на чердаке над кухней. Сегодня во время вечерни там треснула потолочная балка, мусор посыпался, прямо в чан с кашей, и отец Элгмар сказал мне лезть наверх, прибраться.
– Книга на чердаке?!
– Да, мейстер, – закивал Феон, – я и сам удивился. Ей-богу, там с года Основания никто не прибирался, такая пылища, что жуть. Но было уже поздно, и я…
– Хм…
– Она на древнем языке, мейстер! Помните, вы говорили, что таких уже не осталось?
Рука монаха едва заметно дрогнула.
– О, боги… ты читал её?
– Да, – радостно сообщил послушник. – В наших молитвах много слов на древнем языке, я помню их все! Я даже не думал, что мне так быстро удастся разобраться в этих письменах. Они похожи на наши, только некоторые буквы произносятся не так, как пишутся, а другие вообще непонятно, что значат. Но я понял почти всё! А помните, вы рассказывали про прекрасную принцессу Гвендолин, которую первые корны сожгли на костре? – едва не захлёбываясь от восторга, продолжил Феон. – Там написано про неё…
– Глупец… – прошипел отец Адельм, заставив послушника испуганно замолчать. – Уметь читать – не значит понимать.
Монах с опаской приблизился к столу, и, лишь мельком заглянув в открытую книгу, захлопнул её. Затем обернул валявшейся тут же рогожей, и принялся засовывать в складки своего необъятного одеяния. Замер, задумавшись.
– А там было… что-то вроде заклинания? – тихо спросил он.
– Да. Когда Айрон Добрый призвал…
Монах поднял руку.
– Замолчи.
Феон дёрнулся, решив было, что сейчас схлопочет подзатыльник, но бешеное любопытство, светившееся в его глазах, видимо, пересилило страх.
– Мейстер, – шмыгая и вытирая нос рукавом, пробормотал он, – а можно оставить мне её хотя бы на эту ночь? Я очень хотел бы дочитать про ту принцессу. Очень хочется узнать, как она возродится…
– Глупец, – безнадежно повторил монах. – Молись богам, чтобы этого не произошло…
Он развернулся, взметнув подолом рясы, и шагнул под дождь. Остановился, и глянул через плечо.
– А если по твоему недомыслию это уже случилось, молись, чтобы ненароком не оказаться у неё на пути.
Фигура отца Адельма растаяла в темноте. Феон, не понимая, стоял посреди кельи.
Книга первая. Госпожа Ллир
Глава 1. Эйвион
– Это случилось в год Красной Шали, милые мои.
Старуха задумчиво пожевала губами и продолжила:
– Тогда, помнится, весь скот в Дарме вымер. И не только скот: жену Бадара на четвёртый день нашли. Она коз своих искать отправилась, да и сгинула. А выловили её в топях, с дырой в груди. Как её в те места гиблые занесло, непонятно.
– Что за дыра, бабушка?
– Неведомо. Я сама тогда маленькая была, знаю только то, что рассказывали. Говорили: дыра чёрная, словно выжженная, с кулак размером. И не людских это рук было дело. Ту женщину на болотах и похоронили, чтоб заразу не выносить. Так вот: собрались мы общиной, да к господину пошли, с просьбой разрешить к лесу обратиться, чтоб указал он на виновника, да наказал супостата. Господин милостиво позволил. Две ночи мы у сторхов траву жгли, а на третью прилетела Красная Шаль и забрала баронскую жену. И тут решили все, что именно она-то и повинна во всех бедах.
Две девичьи головки, торчавшие из-под дырявого одеяла, испуганно заохали.
– Да-да, милые. А барон тогда осерчал очень: не мог он вину супружницы своей признать. Налетел на деревню, как ворон, и столько домов пожёг, да народу загубил, что жуть. За то, значит, что мы своим поганым колдовством его жену уморили. Отца моего убили тогда, а матушка на следующий же день котомку собрала, и отправились мы в Озёрный Луг – здесь сестра её жила, моя тётка, значит. С той поры тут и обретаюсь. Слыхала я, что Дарму после этого конец пришёл: кто мог, разбежался, а остальных Круахова топь поглотила. Шали летали да мортохи, и народ в пучину утаскивали. Вот так-то.
Сжав губы в венчик, старуха покачала головой и, повернувшись к очагу, длинной кочергой принялась ворошить затухающие угли. Вспыхнувшие язычки пламени на мгновение осветили каменные стены и низкий потолок с тёмными от копоти балками. Комната была маленькая, с дощатым столом, табуретом, и большим топчаном в углу. Подруги на кровати шебуршились и повизгивали, укладываясь поудобнее.
– Она обзывается, – подала голос одна из них, – говорит, у меня на лице печать Вилова…
– А чего она пихается…
– А ну, молчать! – Старуха стукнула кочергой по камню, окружавшему очаг. – Словно дети малые… Уж замуж пора, а они всё никак не наиграются. Айрис, глупая… уж сколько раз говорила, что ты Эйвион не ровня. А то, что печать – так богам угодно было, и нет в том её вины. Смотри, отхватишь когда-нибудь плетей за то, что нет у тебя к крови почтения…
– Всё равно уродина. Ежели знатная такая, то чего с нами живёт? – упрямо заявила Айрис и тут же ойкнула, получив удар локтем в бок.
– Тише, вы! – грозно прикрикнула старуха. – Уж ночь на дворе. Вот прилетит сюда шаль да заберёт вас, неслушниц…
Девочки замолчали, натужно пыхтя и пытаясь поделить одеяло. Старуха уселась на табурет. Её лицо, с длинными космами седых волос, выбивавшихся из-под чепца, в дрожащих отблесках тлеющих головёшек казалось мёртвым.
– Матушка Маргет, а какая она… шаль? – наконец тихонько спросила Эйвион.
Старуха едва заметно пошевелилась, глянув искоса.
– Она… страшная. Спи, а то всю ночь кошмары будут мучить.
В щелях между ставнями свистел ветер.
* * *
– Вставай… – Старуха трясла Эйвион за плечо. – Зовут тебя…
– Кто? – Эйвион села на кровати, протирая глаза. Ногти у неё были неровные, обкусанные, с чёрными полосками грязи.
– Её милость Блойдеин. Айрис, воды принеси, два ведра.
– Зачем это? – недовольно спросила Айрис. Она тоже проснулась, но тут же отвернулась к стене, натянув одеяло на голову. Старуха бесцеремонно сдёрнула одеяло, попутно наградив внучку подзатыльником. Айрис ойкнула.
– Живее, говорю. Иначе мать твоя как вернётся, всё ей расскажу, уж оттаскает тебя за косы.
Буркнув что-то под нос, Айрис спрыгнула с топчана, незаметно для старухи показав язык.
– Зачем вода, матушка Маргет? – спросила Эйвион. – Ежели умыться, так я к ручью могу сходить.
– Велено в порядок тебя привести, говорят, приехали за тобой.
– Кто?
– Не знаю. Вставай. Помоги очаг разжечь.
Эйвион легко вскочила на ноги, чуть поежившись от холода. Старуха открыла ставни, и в комнату вместе с блёклым утренним светом ворвался свежий осенний ветерок. Небо было затянуто серыми тучами. Не обращая внимания на колючую солому, устилавшую каменный пол, Эйвион быстро натаскала веток, прихватив пару поленьев потоньше – всё из кучи дров, сваленных в углу комнаты, и, опустившись на колени, принялась чиркать кресалом.
– Помыться надо, расчесаться, – бормотала матушка Маргет, копаясь в сундуке. – Платье я тебе другое дам, всё поприличнее будет.
Тем временем появилась Айрис с двумя кожаными вёдрами. Повинуясь указаниям бабки, она наполнила большой таз. Маргет, вооружившись железными щипцами, вытащила из огня несколько камней и бросила их в воду. Булыжники зашипели, выпуская облачка пара. Подождав некоторое время, старушка кивнула.
– Раздевайся.
Эйвион послушно стянула рубаху и, под взглядом Айрис едва сдержав блаженный вздох, шагнула в чуть тёплую воду.
Эйвион уже вступила в тот возраст, когда девушки начинают обращать на себя внимание парней. За последний год она очень сильно вытянулась, и пока не могла похвастаться приятной взору округлостью форм: угловатые руки и ноги были непропорционально длинны, а маленькие груди торчали острыми конусами. Но рядом с ней даже почти безгрудая Айрис вызывала у мальчишек куда больший интерес: круглолицая, с забавными ямочками на щеках, озорными карими глазами и копной тёмно-русых волос.
Эйвион украдкой дотронулась до своей щеки, ощутив, как всегда, бугристую кожу.
Она плохо помнила ту ночь. Крики, звон мечей, треск ломающихся ворот, длинные языки пламени, лизавшие стены, и мать, бегущая к ней с протянутыми руками. Босиком, в разорванной рубашке, волосы лезли ей в глаза, а по ногам текла кровь. «Доченька, доченька…» Маленькая Эйвион плакала и тоже тянула ручонки, пытаясь слезть с высокой кровати. А потом мать упала, и за её спиной возникла фигура в шлеме и заляпанной красным кольчуге. Эйвион закричала от ужаса, а тот солдат, глянув на неё мельком, развернулся и ушёл.
А потом – страшный жар, грохот рушащихся балок и пылающий балдахин.
Больше Эйвион не помнила ничего, но до сих пор иногда просыпалась по ночам, видя перед собой тёмные прорези того шлема.
Уродина. Кроме Айрис, её подружки с детства, никто в нижнем дворе не смел говорить ей это в лицо, но за спиной Эйвион слышала такое нередко, особенно тогда, когда только появилась в Озёрном Лугу, и маленькие девочки с нижнего двора кричали обидные слова и кидались камешками. Она убегала, и время от времени плакала, забившись в какую-нибудь каморку. Кроме Айрис, у неё был только один друг – рыжеватый парнишка по имени Ивар, сын замкового плотника, который, кажется, совсем не обращал внимания на её ущербность. Но он был мелковат, и в случае надобности у Айрис с её острым язычком куда лучше получалось защитить достоинство подруги. Айрис свято оберегала за собой исключительное право говорить Эйвион гадости.
Ивар и Айрис были её самыми большими друзьями. Вместе они ходили собирать грибы, ежевику и землянику, играли в прятки и плескались в реке, часто в компании с другими мальчишками и девчонками из Озёрного Луга. Врагов у Эйвион не было, хотя время от времени всё же кто-нибудь прохаживался – беззлобно, либо наоборот, стараясь обидеть, – по поводу её обезображенного лица. А однажды – это случилось примерно с полгода назад, – во время купания и весёлых догонялок в Каменном ручье, один из парней, по имени Кадел, этакий дылда, вечно не дававший Эйвион прохода своими издёвками, затащил её в лес и прижал к дереву. Её платье осталось на берегу, и корявая кора больно раздирала голую спину.
– Ну, давай, – похотливо забормотал он, лапая по всему телу, – раздвинь ножки.
Она тогда еле вырвалась, врезав ему коленкой и расцарапав лицо, а после этого боялась пройти мимо Кадела. Нет, больше он никогда не делал таких попыток, но после этого не упускал случая отпустить ей вслед какую-нибудь гадость. Больше того: он поведал всей дворне, как Эйвион домогалась его, пока он, наконец, не дал этой уродине пинка под зад.
Кое-кто поверил этим россказням, но большинство, слава богам – нет; Кадел был известен своим мелочным и жестоким нравом, а Эйвион, как ни крути, всё же была дочерью рыцаря. Тем не менее при встрече госпожа Блойдеин прилюдно наградила её увесистой пощечиной. «Шлюхам не место в моём доме», – громко заявила она, окинув Эйвион уничижительным взглядом. А её дочь Дилис стояла рядом, насмешливо наблюдая за экзекуцией. Дворня перешёптывалась, а некоторые откровенно хихикали, показывая на Эйвион пальцами.
Впрочем, она давно заметила: если в ответ на насмешку не плакать, не говорить ничего, а лишь посмотреть холодно и презрительно, обидчик, скорее всего, замолчит. А если не замолчит, надо просто встать и уйти, так, как и подобает леди.
Холодно и презрительно смотреть получалось не всегда, но время шло, к её внешности привыкли, однако в последний год Эйвион всё чаще и чаще оставалась одна. Собравшись вечером возле прачечной, девочки увлечённо шушукались о том, как подмастерье кузнеца Брин вместе с Уной убежали куда-то вчера после заката, и вернулись уже заполночь. Брин считался завидным женихом: высокий, широкоплечий, и уже подмастерье. «Тоже мне, – с едва заметной завистью соглашались подружки друг с другом, – нашёл, с кем гулять. Она ж кривоногая…» При таких разговорах Эйвион словно и не было – они болтали, отводя глаза, а она сама просто сидела в сторонке и молчала. И вдруг, сговорившись о чём-то, девочки вскакивали и уносились, как ветерок, забыв позвать её с собой.
Со временем она привыкла к этому одиночеству, и чем дальше, тем больше мечтала о том, что когда-нибудь за ней приедут, и она навсегда покинет постылый Озёрный Луг. Там, за воротами замка, её ждала другая жизнь.
– Матушка Маргет, а вы совсем не знаете, кто за мной приехал?
– Не знаю. Кто-то на лошадях. Майлог сказал – рыцарь.
Старушка ожесточённо тёрла ей спину и худые ягодицы. Потом всунула в руки Эйвион клубок спутанных льняных нитей.
– Всё, дальше давай сама.
Маргет подошла к столу и, взяв нож, принялась тщательно его точить. Затем, покряхтывая, опустилась перед Эйвион на колени.
– Что? – изумилась девушка.
Старуха указала взглядом на её лобок, заросший тёмными волосами.
– Сбрить надо, некрасиво.
