TWIN

Рита Феденева

TWIN

Глава 1. Чужая роль

До новой жизни оставался последний перегон. Прислонившись к стеклу вагона, она размышляла о том, что любовь неимущих к недоступным благам богатых – это весьма опасное явление… Но отказаться невозможно, иначе жизнь пролетит мимо, как станция в метро.

Она вышла в Китай-город и попала под снегопад. Хлопья кружились и медленно падали, превращая обыденную суету в необыкновенный сказочный пейзаж. Шум улиц как будто стих, словно приглушённый ватой, и каждый шаг отдавался тихим хрустом.

Среди прохожих прогуливался Дед Мороз: он задавал вопросы, загадывал загадки, дарил ёлочные игрушки, фонарики и свистульки.

– Не желаете новогоднего чуда? – спросил он игриво, повернув большой красный нос.

Она посмотрела в глаза – молодые, голубые, дерзкие – на большой мешок, полный новогодних подарков, – и попросила волшебства.

Дед Мороз усмехнулся и, наклонившись к уху, громко произнёс, словно прозвучал колокол:

– Волшебство, как и чудо, надо уметь творить. А чудеса, как и шансы, нужно уметь ловить!

Она согласно кивнула: да, поняла! Изворотливость помогает выжить.

Дед Мороз не отставал, дышал наглостью, заглядывал в глаза и тряс белоснежной бородой.

– Так будете брать чудо?

– Нет, не буду.

Она потянула за бороду: резинка растянулась, и открылось молодое и симпатичное лицо. Дед Мороз моргнул. Девушка засмеялась, махнула рукой и побежала. Пока мчалась по Солянке, сердце колотилось, словно пойманная птица, а в голове пульсировала одна-единственная мысль: «Успеть! Успеть до обеденного перерыва!»

Забежав в контору, села, сложила руки на коленях и сосредоточилась. Руки слегка подрагивали, в горле стояла сухость, тело охватило острое едкое напряжение, как у настоящего артиста перед премьерой.

– Помогите мне, – произнесла она плачущим голосом.

Белокурая головка склонилась, печальный взгляд опустился, она всхлипнула, потом ещё… и громко разрыдалась.

Это возымело эффект на работников ЖКХ: потерянная сумка с паспортом, телефоном и ключами – действительно большое несчастье.

Поддавшись девичьим слёзкам, директор пообещал вскрыть замки и заменить их на новые. Внешне он напоминал советского чиновника: с большими залысинами, потеющим лбом и старым кожаным портфелем. За глаза его называли Управдомом. Он хорошо знал Фельдмана – не знать дочь столь уважаемого человека было бы неприлично. Управдом внимательно всмотрелся в девушку и ещё раз убедился: это действительно была она, только сильно изменившаяся за годы эмиграции. Исчезла глянцевость и надменность, появились сдержанность и скромность и ещё, пожалуй, голодный блеск в пронзительно синих глазах.

Забеспокоившись, он спросил:

– Кто является собственником квартиры?

Девушка выпрямила спину и смело встретила взгляд.

– Я. Валерия Фельдман. Единственная и законная собственница квартиры.

Брови управляющего взметнулись, и на лице запечатлелось удивление: девушке было не больше двадцати, а в квартире не меньше двухсот квадратных метров. В центре Москвы, на Солянке. Ответственность за вскрытие такой собственности граничила с непостижимым.

Управдом достал носовой платок и аккуратно промокнул лоб.

– Так-с.

Она легонько надавила:

– Надо вскрывать замки. Иначе я не попаду в квартиру.

– Да-да, – с мучительным видом произнёс он. – Надо вскрывать.

Она продолжала подталкивать.

– Если нужно вызвать полицию, то я готова.

Управдом кивнул.

– Да. Нужно вызвать полицию, пригласить понятых и составить протокол.

– Отлично! Пусть будут соседи, полиция и протокол.

Девушка возликовала – все пазлы сложились! Поблагодарив мужчину, она пообещала донат и стремительно покинула кабинет, оставляя за собой сладостный аромат молодости и нескончаемого задора.

Её звали Машей Красновой. Она была мошенницей – непрофессиональной, а скорее новичком и энтузиастом, мечтающей завладеть чужой недвижимостью. Воспользовавшись внешним сходством с Фельдман, она ввела в заблуждение управляющего домом и заняла пустующую квартиру. Ей казалось это справедливым: квартира простаивала, а Маше негде было жить.

Маша была студенткой, изучающей историю, обожала Ивановскую горку и ценила возможность проживать на Солянке, в бывшем доходном доме купеческого общества Варваринских.

По утрам она планировала ездить в университет, а после занятий работать в Исторической библиотеке, гулять в Милютинском парке и посещать концерты в Лютеранском соборе. Своё пребывание в квартире считала временным, надеялась, что быстро съедет. Не нанесёт вреда чужой элитной собственности.

Квартира принадлежала Валерии Фельдман, наследнице крупного российского капитала, и была запрещена к продаже из уважения к семейным корням.

О существовании Валерии ей стало известно два года назад.

Однажды, пошарив в интернете, она наткнулась на фото. Поражённая своим сходством с ней, она показала фото опекунше: «Почему мы так похожи с Валерией Фельдман?» Та пожала плечами: «Такое совпадение бывает. Миллионы людей похожи друг на друга, особенно на фотографиях».

Задавать вопросы было некому. Родители Маши погибли, когда ей исполнилось три месяца.

Фотография перевернула сознание и изменила всю жизнь. С упорным фанатизмом она принялась собирать информацию и превратила свою невинную страсть в план захвата чужой жилплощади.

План осуществился блестяще. Её признали соседи, консьерж и даже в полиции выдали новый паспорт. Для всех Маша стала Лерой.

Однако вжиться в чужую роль не удавалось: ей было чуждо то, что естественно и неотложно для роли светской львицы: брендовые вещи, гламурные тусовки, мишленовские рестораны. У неё не было фельдманских манер. Она смотрела на людей без холодности и высокомерия, привыкла к уважению и готовности помочь. Так её учили в школе, так требовала опекунша. Впрочем, на ведение светской жизни не хватало времени – всё время поглощало любование квартирой и наслаждение комфортом.

О! Какая это была квартира! Любая сорока удавилась бы от зависти, увидев такой блеск в домашних вещах! Пять комнат, включая кухню-столовую. В гостиной красовался красный рояль «The Red Piano», подобный тому, какой был у Элтона Джона. В венецианское зеркало встроен японский телевизор-невидимка. Над кожаным диваном висела акварель работы Владимира Лебедева. Здесь всё было великолепно. Но больше всего её восхищали гардеробные: там хранились наряды от Джорджио Армани, Пьера Кардена, Донателлы Версаче и других мировых дизайнеров!

Маша с удовольствием перемерила вещи. Они подошли идеально. И всё здесь было идеально, кроме одного: в квартире не оказалось денег. Придётся заложить золото: кулончик, цепочку, колечки, которые она нашла в ящике туалетного столика.

Перед выходом из дома она приоткрыла дверь и, убедившись, что встреча с соседями не грозит, тихо выскользнула наружу и побежала вниз по лестнице. Но добежать до выхода не удалось. На пролёте между третьим и вторым этажами ей встретился молодой мужчина с приятной скандинавской внешностью.

– Это ты! – воскликнул он удивлённо. – А я думал, что ты улетела в Лондон.

Растерявшись, она не сразу сообразила, что ответить – спасла заранее приготовленная фраза:

– У меня украли паспорт, телефон и ключи от квартиры.

– И ты осталась в Москве… Дай я на тебя посмотрю, – озадаченный мужчина осмотрел её сверху донизу. – Что-то не пойму… Лера! Это ты? Или не ты?

– Это я. Но я спешу.

Маша попыталась пройти мимо, но мужчина её остановил.

– Куда ты спешишь?

– Я иду в аптеку.

– Ты больна?

– Я? – она схватилась за голову и изобразила мигрень. – Я очень больна!

Мужчина нехорошо ухмыльнулся.

– Давай, полечу!

Он насупился и попытался прижать её к стене. Она сопротивлялась, ведомая оборонительным инстинктом, изогнула ногу в колене и ударила его в пах. Самец охнул от боли и скрючился. Ухватив его за лысеющий череп, оттолкнула от себя и пулей вылетела на улицу.

Смешавшись с толпой, побежала к метро.

«Кто этот человек?» – задавалась она вопросом. Какое отношение он имеет к Лере? И что ей делать, если она не Лера?

Злая и недовольная, она вышла на Арбатской.

На Арбате, суетном и помпезном, среди туристов, музыкантов, художников и ломбардистов её никто не опознал, что было огромным облегчением. Никто не спросил, откуда у неё золото и зачем она его закладывает в ломбард.

Получив вознаграждение, Маша отправилась в магазин и купила продукты: картофель, морковь, хлеб, кефир, яйца, варёную колбасу и чай. Этого должно было хватить на два дня. Оставшиеся деньги она спрятала в коробку из-под модельной обуви.

Вечером, закутавшись в плед и уютно устроившись на диване, она задумалась о том, как непроста жизнь под чужим именем. Отношение к квартире изменилось: теперь она не казалась такой комфортабельной – слишком велика, неуютна и очень сложна для освоения. Маша долго искала, как включить кофемашину, пока не догадалась, что вся кухонная техника роботизирована и включать её надо голосом.

– Хочу эспрессо!

Робот включился. Но она передумала – сварила кофе в старой потёртой турке, купленной, вероятно, на блошином рынке. Напиток получился крепкий, ароматный, с пикантным привкусом «панамской гейши». Один глоток, потом второй… и она наполнилась лёгкой эйфорией.

Зазвонил телефон – старинный, стационарный, с перламутровым диском и позолоченной ручкой. Она даже не знала, что он действующий. А телефон всё звонил и звонил, и рвал своими звонками душу.

Маша не хотела снимать трубку. Зачем? Можно прожить здесь десять дней и ни разу не поднять трубку. Потом закрыть квартиру, выбросить ключи и уехать к тёте в Подмосковье.

И что дальше? А дальше жить иллюзиями, дожидаясь, когда Богатая и Красивая жизнь сама найдёт Машу и распахнёт перед ней свои тёплые объятия.

Только этого не будет! Не дождётся! Найдутся другие, кто пошустрее да понаглее, они и расхватают Красивую и Богатую жизнь, а Машу оставят в тётиной хрущёвке.

Чтобы такого не случилось, надо действовать. Надо действовать! Двигаться! Движение всегда предпочтительнее покоя. Так решила Маша и сняла трубку.

– Алло!

– Ты дома?

Взвинченный женский голос действовал на нервы.

– Почему ты не улетела? Алло! Почему не улетела?

– Уже лечу! – выкрикнула Маша и швырнула трубку на рычаг, да с такой силой, что телефон жалобно звякнул: бзынь!

Каких только неприятностей можно ожидать от этой квартиры! За каждым углом скрывалась своя история, свой персонаж, играющий на нервах и капающий на мозги! Телефон зазвонил снова, а потом ещё и ещё. Мир сжался до резонирующего звона.

Маша отключила аппарат, и пространство исказилось. Стало ещё хуже. Время замедлилось и превратилось в бездарность, лишённую применения. Заняться было нечем. Разве что пошарить в интернете? Так это можно сделать в общежитии или в тётиной хрущёвке. А чем заняться здесь, в этой великолепной квартире?

Казалось бы, всё есть, чтобы развлечься: автомобиль, золото, бриллианты, виниловые пластинки и спиртное, и полный гардероб одежды. Но всё это не для Маши: она не умела водить машину, не знала, как носить бриллианты, неловко чувствовала себя в дорогой брендовой одежде.

«К богатой жизни надо привыкать», – вздохнула она и направилась в гардероб.

Пролистала тридцать вешалок и не нашла ничего подходящего: всё вычурно и нарядно, недопустимо ярко или безобразно блестяще! Вот разве что костюм от «Dolce & Gabbana»… Он был вполне подходящим: подчёркивал стройность фигуры, высокий рост и нравился ей фасоном: приталенный жакет с широкими лацканами, тремя карманами и высокой шлицей.

В гардеробе она нашла новенький шарф с этикеткой от «Burberry». Стоимость шарфа составляла тысячу долларов, и эта тысяча придавала Маше, надевшей этот шарф, невероятное ощущение избранности, принадлежности к миру богатых и счастливых. К такому шарфу нужна подходящая шуба.

Выбрать шубу оказалось непросто. Маша примерила зелёную из крашеного канадского песца. Зелёный контрастировал со светлыми волосами. Потом надела розовую из стриженой норки. Розовый подчёркивал нежность кожи.

Так что же выбрать: зелёную или розовую? Нужно подумать. А ещё нужно подумать, какую обувь надеть. Маше понравились замшевые ботиночки на высоком тонком каблуке. Но как встать на десятисантиметровый каблук и без привычки пройтись по Ивановской горке!

«Дурак примеряет красоту, а умный носит практичное».

Смирившись со своим определением, она надела ботинки и предстала перед зеркалом в сером твидовом костюме, зелёной песцовой шубе и культовом британском шарфе от Burberry. Хороша! Вот такой надо было явиться к Управдому! Тогда и комедию не пришлось бы ломать. Сам бы побежал открывать двери и паспорт в зубах принёс!

В дверь позвонили. Маша крутанулась на каблучках и, взглянув на себя в зеркало, смело открыла дверь.

Глава 2. Свои чужие

В дверях стояла незнакомая девушка. Невысокая, хрупкая, с коротко остриженными чёрными волосами и мрачной татуировкой на шее. Принадлежность к тинейджерской культуре подчёркивала кожаная косуха с металлическими застёжками.

Отодвинув Машу, как неодушевлённый предмет, она вошла в квартиру и порывистой походкой прошла в гостиную. В её поведении чувствовалась редко-стервозная странность. Она казалась испорченным ребёнком, тщеславным и больным, способным тратить деньги и не нести за это ответственность, виртуозно ранить и не испытывать ни малейшего сожаления.

Маша не знала, что делать с таким нервным ёжиком.

– Здрасте, – произнесла она на всякий случай.

Незнакомка не ответила. Она рассматривала Машу.

– Что с тобой? Ты на себя не похожа!

Бессознательное подсказывало, что это не Лера – не её подруга – а совершенно посторонний человек. Но девушка не прислушивалась к бессознательному. Ей не нравилось думать или беспокоиться. Всё это было не в её правилах: никакой трэш1 не должен был нарушать её безмятежный комфорт.

– Я тебе звонила. Почему не взяла мобильник?

Маша повторила хорошо заученную фразу:

– У меня украли сумочку с телефоном, паспортом и ключами от квартиры.

Незнакомка ахнула.

– У тебя украли сумочку?

– Да… украли.

– «Cleopatra Clutch 2»?

Маша повела бровью.

– Ну… может быть. Клеопатру.

– Oh, my God3!

Эмпатия забурлила и взорвалась в ней липкой слащавостью. Незнакомка бросилась к Маше и попыталась её обнять.

Маша оттолкнула её и, сурово сдвинув брови, утёрлась рукавом от «Dolce & Gabbana».

– Ты чего? Сдурела?

Незнакомка снова полезла целоваться. Маша оттолкнула сильнее, так сильно, что девушка ударилась затылком об угол и медленно сползла по стене на пол.

Застыв в недоумении, они некоторое время молчали. Первой опомнилась гостья. Она вскочила, вцепилась хозяйке в волосы и принялась остервенело трепать её с такой безумной застывшей ухмылкой, что просто жуть! Маша испытывала резкую боль. Наклонив голову, находившуюся во власти противника, она с трудом боролась за своё освобождение. Однако это было непросто. Свободу движений сковывали песцовая шуба и высокие каблуки. И всё же ей удалось извернуться, ударить Незнакомку в живот, опрокинуть её на пол и скрестить руки за спиной.

– Ой-ой! Больно! – заверещала девчонка.

Маша ослабила хватку.

– Сама уйдёшь? Или тебя вытолкнуть за дверь?

– Сама, сама.

Незнакомка поднялась и понуро пошла к дверям. Она уже вышла в подъезд и стояла лицом к лифту, но неожиданно развернулась и вставила в щель свою худенькую ножку в огромном чёрном ботинке.

Маша надавила на дверь.

– И-и-и!

Маша надавила сильнее.

– У-у-у!

Наконец Маша сдалась.

– Чего ты хочешь?

– Пятьсот баксов.

«Пятьсот долларов! – ужаснулась Маша. – Да лучше отдавить ногу, чем отдать пятьсот баксов!»

Незнакомка уловила её решимость и снизила сумму.

– Ладно. Триста. Давай триста. И я больше не приду.

Поколебавшись, Маша достала коробку с деньгами и отсчитала триста. Увидев деньги, Незнакомка оживилась и, поддавшись хватательному рефлексу, завладела долларами. Она зажала их в кулаке и закрыла глаза, испытывая истинное наслаждение. В деньгах она, конечно, не нуждалась, но патологически от них зависела. У неё были и другие психические расстройства. К примеру, она страдала патологической ревностью.

– Ты меня разлюбила? Скажи: разлюбила?

Брови сдвинулись, веки приподнялись, губы напряглись. Из-под взъерошенной чёлки выглянул сердитый ореховый взгляд. Нежно очертанный рот, казалось бы, вот-вот улыбнётся, но нет, злобно искривился и отрыгнул болезненную ревность.

– Сука! Сука! На кого ты меня променяла?

Не зная, что ответить, Маша растерялась.

– Кто она? – наезжала на неё Незнакомка. – Анжелка или Дашка?

– Какая Дашка? – недоумевала Маша.

– Значит, Анжелка, – заключила Незнакомка. И взрыв истерических рыданий огласил подъезд старинного дома.

Соседние двери открылись. Кто-то предложил вызвать полицию, кто-то побежал смотреть, что случилось. Маша затащила девчонку в квартиру и прикрыла рот рукой. Та укусила её за палец и отыграла истерику в полном объёме: кричала и плакала, размазывая слёзы по щекам, рвала на себе волосы и, в конце концов, задыхаясь от спазма, упала на пол и заколотила ногами.

Бедная девочка! Маша прыснула на неё водой.

– Принимаем душ. Бодрящий, освежающий душ!

Оставшуюся в стакане воду она вылила себе на голову и сладчайшим голосом пропела:

– Холодненький душик! Ах, какой душик!

Глаза Незнакомки расширились, лицо вытянулось, нижняя челюсть отвисла. Она поморгала ресницами – хлоп, хлоп! – и икнула: ик, ик!

– Если из-за меня, то… не надо… Шубу испортишь.

Она вытерла слёзы и легонько вздохнула, словно и не плакала вовсе. Резво вскочила и, не прощаясь, беззаботно и оголтело, как весёлая саранча, запрыгала вниз по старинной лестнице, размахивая долларовыми купюрами.

– Завтра приду. Жди! Ты мне должна двести долларов.

Хлопнула парадная дверь, и девушка растворилась среди домов и улиц большого и шумного города.

Обессиленная Маша упала на диван. Перед глазами стояло лицо Незнакомки, искажённое приступом истерики. Стресс и тревога никогда не покидали её и обесценивали не только её, но и личность окружающих. Сколько же несчастья она принесла себе, своим родным и близким!

Внезапно вспомнился Самец. О, господи! Она же совсем о нём забыла. Вскочила и бросилась к двери. Прислушалась: не слышно ли шагов? В подъезде было тихо… Шаги послышались за спиной. Она оглянулась и в тёмном проёме двери, ведущей в гостиную, увидела мужской силуэт. Испугавшись, присела за тумбой и, подобрав под себя ноги, втянула голову в плечи.

– В чём дело? – строго произнёс силуэт.

Маша не поднимала головы.

В свете луны она увидела босые ноги, массивные и крепкие, с чёткими контурами мышц и небольшим количеством жировой прослойки.

Ноги сами по себе жили, поворачивались и шевелили пальцами, как бы подчёркивая, что у хозяина происходили раздумья.

– У тебя передоз?

Ноги переступали: нога на ногу.

– Приду завтра. Только не закатывай истерик. Поняла?

– Поняла, – покорно согласилась Маша.

Ноги развернулись и пошли прочь. Скрипнула балконная дверь, прошлёпали босые ноги, и всё вокруг затихло.

– Фу-у-у! – выдохнула она, включила свет и выглянула на балкон: никого! Только тёмное небо и ухмыляющаяся луна. А завтра придут оба: Самец и Незнакомка. Что с ними делать? Как себя вести? И вообще, как играть роль Валерии Фельдман, если она её совсем не знает?

Маша подошла к зеркалу и вгляделась в своё отражение: глаза расширены, брови подняты, уголки губ опущены. Взгляд, как у перепуганной кошки. Разве такими бывают светские львицы? Разве таким взглядом они смотрят на мир? Взгляд должен быть прямым и ясным, ум – чистым и бесхитростным. Светская львица смотрит на мир властно, а не так… Маша сделала гримасу. Её движения свободные и вальяжные, а походка раскрепощена. Она продемонстрировала походку. Светской львице не нужно озираться, суетиться и завидовать. У неё всё есть! Она указала на гардероб, но рука повисла в воздухе и упала.

Нет, нельзя в одночасье превратиться в Валерию Фельдман. Маша взглянула на себя в зеркало и, криво усмехнувшись, поняла: всё есть, а жизнь пустая! И всё не то, о чём она мечтала!

На подоконнике угрожающе завибрировал телефон. На экране высветилось лицо опекунши. Маше не хотелось слушать нравоучений и навязчивых призывов к добропорядочности. Она отключила телефон и пошла спать.

В постели долго ворочалась, пока не погрузилась в тревожный муторный сон. Проснулась с головной болью, приняла горячий душ, надела простое платье и села ждать: глаза сверкали решимостью, мысли собраны, мышцы напряжены, готовые дать отпор любому насильнику или нахалу.

И вот он появился. Вошёл босиком, в короткой майке и трусах. Спортивный. Сексуальный. С красиво обозначенной мускулатурой на крупном загорелом теле.

От волнения она забыла заранее приготовленную речь.

Самец только того и ждал: распустил похотливые флюиды и стал крутиться по гостиной. Остановился у стеллажа с пластинками, включил проигрыватель, и чистый музыкальный звук рассеял нервное напряжение.

Маша любила танцевать: страстное танго, воздушный вальс, зажигательный чарльстон – всё у неё получалось легко и изящно.

Самец подхватил её. Она доверилась – в танго женщина всегда доверяет партнёру – и они понеслись в зажигательном ритме. Тра-та-та… Тра-та-та! Поворот и взлёт ноги! Тра-та-та… Поцелуй в шею! Тра-та-та! Пируэт! Приземление… Объятия и поцелуй в губы!

– Ты необыкновенная. Ты лучшая! Волшебная!

Вдруг он тяжело задышал. Она смутилась и, улыбнувшись, открылась перед ним. Поверила! Он повалил её на кровать и принудил к соитию. А дальше было так, как бывает в первом сексе: он пыхтел, она всхлипывала. Ритм движений всё ускорялся… И, наконец, наступил оргазм. Мужской, конечно. До женского дело не дошло.

Потом они лежали на спине, смотрели в потолок, расцвеченный скромным декабрьским солнцем, как вдруг Самец встрепенулся, как будто вспомнил – и всё же вспомнил!

– С добрым утром, любимая!

Маша простила всё и засветилась нежностью. Казалось, ничто не могло испортить утра. Но нет! Нашлось: утро испортил вопрос:

– Откуда у тебя эта родинка? Её вроде раньше не было.

Маша вытаращила глаза и натянула одеяло по горло. Самец, мохнатый от тестостерона, приподнялся на локте и вгляделся в её лицо.

– Откуда родинка?

Маша похлопала ресницами.

– Родинка была.

– Значит, я забыл, – согласился Самец, потому что так ему было проще. – А как тебя мама в детстве называла?

Маша похолодела под одеялом.

– Ты мне говорила, но я забыл: как тебя мама называла в детстве?

Маша подскочила и, не дожидаясь разоблачения, выскочила на кухню.

Зачем эти вопросы? Мамы давно нет. А родинка была всегда! Почему он допрашивал? Подозревал? Конечно, подозревал.

Громыхая посудой, она думала о том, что впредь нужно быть осмотрительнее. Больше молчать. Нельзя себя выдать ни словом, ни жестом, ни привычкой. Но как это сделать, если она совсем не знает человека, за которого себя выдаёт?

Маша сварила кофе и с подносом в руках появилась в спальне.

– Дорогой…

Самец стоял на коленях перед маленьким столиком. На столешнице из дымчатого кварца простирался трек белого порошка. Вооружившись тоненькой трубочкой, он втянул его через нос. Ноздри широко раздулись и, жадно вдыхая аэрозоль, он отвалился на пол, запрокинув голову и пальцем вправляя остатки порошка.

«Кокаин», – мелькнуло в её голове.

Она попятилась и вместе с подносом вернулась на кухню. Села за стол, подперев кулаком щёку, и задумалась: зачем он пришёл? За любовью или наркотиками?

Маша знала цену доверию: стоит лишь довериться, как вмиг окажешься на помойке. Не нужно мечтать, нужно действовать без страсти и соплей, по заранее разработанному плану.

Она вернулась в спальню. Самца уже не было. Он исчез так же внезапно, как появился – через балконную дверь. Всё хорошее в её жизни быстро заканчивалось. Мама умерла через три месяца после её рождения. Мечта сдулась после трёх часов проживания в квартире. А любовник исчез через тридцать минут после первого поцелуя.

Маша провела пальцем по кварцевой поверхности столика и лизнула порошок.

«Тьфу! Гадость!»

И тут она заметила, что с кровати съехало покрывало. Было очевидно, что кто-то заглядывал в прикроватный ящик. Подняв матрас, она открыла… а там находился целый чемодан наркотиков, расфасованных по маленьким пластиковым пакетам.

«Тьфу! Тьфу! Гадость!»

К наркотикам Маша относилась отрицательно, но выбросить не решилась – всё же это не её собственность. Пусть приедет Лера и сама разберётся, что с ними делать. А пока, чтобы они не достались Самцу, она надёжно их перепрятала: разложила по фарфоровым сосудам, предназначенным для сыпучих продуктов, и сверху присыпала гречкой, рисом и горохом. Когда посуды не хватило, она остатки засунула в посудомоечную машину, которой всё равно не пользовалась.