скачать книгу бесплатно
Сложив руки на пыльном подоконнике, я уткнулась в них лицом. Кому я сумею помочь, если даже себе помочь не в состоянии? Холодный ветер ласково трепал мои волосы, будто убаюкивал, погружал в сон – тревожный и бессмысленный.
– А с тобой что приключилось?
Я вздрогнула, услышав неожиданно прозвучавший басовитый голос. Ну надо же, кое-кто соизволил обратить на меня внимание!
– Какая-то нечестная игра получается, – обиженно буркнула я, не поднимая головы.
Мужчина усмехнулся. Эта его усмешка действовала мне на нервы. Он будто бы злорадствовал, насмехался над моим бессилием, словно я была для него каким-то идиотским развлечением. Как будто бы все мои слова, вся моя поддержка и попытки помочь – лишь жалкое зрелище.
– Представь себе особняк на окраине города, уютный деревянный дом в подлеске. – Вдруг произнёс он, задумчиво вглядываясь вдаль. – Вид из окна – просто сказочный. Кругом деревья, клумбы со всевозможными цветами, выложенные дорогой плиткой тропинки, пара небольших декоративных озёр с золотыми рыбками – словно в парке.
Я представила себе эту картину. Мне вполне даже понравилось то, что я увидела в своей голове.
– Представь, что ты просыпаешься утром в мягкой бархатной постели, а с кухни доносится аромат горячих бутербродов с ветчиной. Представь, как, с наслаждением потягиваясь, ты проходишь на кухню, и крошечная девчонка, шлёпая босыми ножками по паркету, бежит к тебе в объятия. Представь, ты крепко обнимаешь её, а затем идёшь целовать любимую женщину, подарившую тебе это счастье. И вы все вместе садитесь за стол, и завтракаете, такой простой едой, в таком роскошном месте, и думаете, что впереди у вас ещё целая вечность этого неземного, нечеловеческого счастья.
Я подняла голову и взглянула на говорившего, жадно слушая его речь. Мужчина затянулся, а затем прерывисто выдохнул в утреннюю прохладу. Густой дым несколько секунд клубился в воздухе, прежде чем раствориться и исчезнуть из виду. Запах сигарет пропитал каждую молекулу этого места, но я не ощущала его – все чувства разом отключились, обратившись в слух.
– Представь, ты едешь на любимую работу, чтобы, возвратившись домой после трудного дня, снова обнять жену и дочь и поговорить с ними за ужином по душам обо всём на свете, и вот так, день за днём, думать о том, какое же это счастье – быть живым.
Взгляд светлых глаз выражал абсолютную пустоту. Мне стало необъяснимо тревожно, даже сердце забилось быстрее. Говоривший, как нарочно, вновь сделал долгую паузу, держа меня в неприятном напряжении.
– Представь, что твой рабочий день прерывает неожиданный звонок. Ты берёшь трубку и слышишь мольбу о помощи. Бросив дела, ты прыгаешь в машину и со всей скоростью летишь по трассе, обгоняя других, и вскоре оказываешься дома. Поднимаешь заряженный пистолет, выставив его перед собой, врываешься внутрь. И, представь, прямо тут, у твоих ног, на пороге – те, кого ты любишь больше жизни. В живых осталась только наша горничная – она и позвонила мне, сообщить, что произошло. Я вызвал скорую, у женщины была серьёзная травма позвоночника – видимо, её столкнули с лестницы, у которой я её и нашёл. К счастью, она выжила, и после рассказала мне, что произошло. В дом ворвались люди, их было несколько, число точно неизвестно. Каким-то неизвестным мне способом они отключили систему сигнализации, выбили окна, вынесли всё, что могли, и устранили тех, кто им мешал. И скрылись. Просто исчезли. Полгода прошло, – не маленький срок – а этих людей так и не нашли.
Холодный ветер вдруг стих, будто специально, погрузив всё вокруг в абсолютную тишину, но мне стало так холодно, словно лето в один миг сменилось морозной зимой. Я взглянула на мужчину, ища в его лице хоть какие-то чувства, но не увидела ничего. Безумная тоска сжала в тисках сердце, мне захотелось обнять этого человека, утешить его, подбодрить. Но я не стала. Я не смогла бы вылечить то, что умерло. И ему это вряд ли нужно.
– Когда это случилось? – осторожно спросила я, глядя туда же, куда и он – в пустоту.
– Восьмого декабря, днём. И той же ночью я окончательно убедился в том, что всё потерял. Когда я вызвал скорую, врачи сказали, что моя дочь ещё жива. Однако помочь ей так и не успели. Я отчётливо помню тот момент, я всё время смотрел на часы, это была ночь, 3:45. Врачи пытались меня успокоить, пока я крушил больницу, а потом вкололи успокоительное и попросили ехать домой, но домой я вернуться не смог, потому что ещё издалека увидел столб дыма, и стоило мне подъехать к дому, всё, что я там обнаружил, – огромная груда догорающих досок и пожарные машины, борющиеся с огнём. Дом сгорел. Сгорело всё, что мы с женой вместе строили несколько лет. Я бросил работу и переехал сюда. Эту квартиру мы с моим старым другом купили ещё в студенчестве и жили тут все годы учёбы, а потом выросли, обзавелись деньгами и купили дома получше этой старой квартирки. Но ключи оставили, на память, и иногда приезжали сюда, чтобы встретиться, как раньше, и обсудить пролетевшие годы. Тут совсем неплохо. Очень даже неплохо…
Глубоко задумавшись, я уже несколько минут подряд чесала левый висок. Парочка странных совпадений никак не давали мне покоя после услышанного.
– Моя мама работала горничной в одном большом особняке на окраине города и восьмого декабря получила серьёзную травму позвоночника. Но она не рассказывала мне, что произошло в тот день.
Во взгляде мужчины промелькнуло нечто похожее на заинтересованность.
– Думаешь, это могла быть она?
– Не знаю. – Я в недоумении пожала плечами.
– Есть фото? – неожиданно попросил мой собеседник, и я залезла в телефон.
За последние полгода у меня не было ни одной фотографии с матерью, хотя раньше она сама постоянно просила меня запечатлеть нас вместе, на память. Отмотав немного дальше, я наконец наткнулась на фото, сделанное этой осенью. На нём мы с мамой стоим рядом на набережной, сзади нас – чистое лазурное озеро, над нами – ясное тёплое небо. Я помню тот день.
С раннего утра мы гуляли по той набережной, ели сладкую вату и пили какао, а потом попросили прохожего нас сфотографировать. Мама потом в шутку ругалась, утверждая, что получилась на фотографии слишком старой, а я, смеясь, уверяла её, что фото вышло отличным. Приятное тепло разлилось по телу, стоило мне погрузиться мыслями в тот солнечный день.
– Это она. – Я и не заметила, что мужчина смотрит через моё плечо в экран телефона. Его глаза округлились от удивления. – Чёрт побери, это и вправду она!
Я удивилась не меньше.
– И что теперь? Хочешь увидеться с ней?
– Не думаю… – Мой собеседник нахмурился. – Скорее нет, чем да. Я помню её как отличную женщину, но… слишком смешанные чувства. Не уверен, что хочу вспоминать прошлое.
– А разве ты не вспоминаешь прошлое круглыми сутками? По-моему, в этом как раз и заключается твоя проблема.
Взгляд светлых глаз, прищурившись, уставился на меня.
– Не надо делать вид, будто знаешь лучше меня, что происходит в моей голове.
– Я и не делаю вид. Я просто знаю, о чём ты постоянно говоришь, когда напьёшься, и это позволяет мне делать кое-какие выводы.
Мужчина тяжко вздохнул, осознавая, что вновь проигал. Складывалось впечатление, что последние несколько месяцев после трагедии прошли для него как сон, который он помнил мутными обрывками и никак не мог проснуться.
– Иногда я жалею, что когда-то был так счастлив. Не будь у меня всего этого, не было бы так больно это терять.
Глава 5. Бумажка с адресом
Солнце всё ещё пряталось за густой пеленой кудрявых дождевых туч, когда мы вышли из подъезда панельной многоэтажки на пустующую улицу, пахнущую прохладным утром. Мужчина вышагивал рядом, в дорогом чёрном пальто, чинно и спокойно – и со стороны просто невозможно было сказать, что этот человек разбит на куски.
– Не уверена, что мать будет рада видеть тебя. – Прохладный ветер растрепал мои светлые волосы, а затем заботливо опустил обратно на плечи. – Судя по тому, что спустя полгода мы ни разу не обсуждали случившееся, она не очень хочет вспоминать об этом.
Мужчина обернулся на меня. В его взгляде замерло ледяное спокойствие.
– Как и я. Но я почти не сомневаюсь в том, что она – как и я – сама постоянно об этом думает.
Мы направлялись к нашему с матерью дому, и с каждым шагом мне становилось всё тяжелее от мыслей о возвращении. Наверное может показаться, что я ненавижу свою мать или злюсь на неё, но это не так. Всё намного хуже, ведь я люблю её, искренне люблю, так сильно, как только дочь может любить женщину, вырастившую её в любви и теплоте. Однако это не отменяет того факта, что мне невероятно тяжело уживаться с той, кем она стала за эти полгода. Холодная, безэмоциональная, абсолютно отстранённая и будто бы чужая. Я по прежнему люблю эту женщину, но я больше её не знаю, а она не торопится со мной знакомиться.
Оставшийся путь прошёл в молчании, которую прервал писк домофона, открывающего нам дверь. В подъезде было теплее, но меня почему-то трясло – наверное, уже не от холода. Непонятно почему, но я жутко нервничала, аж до разрядов тока в кончиках пальцев. Я всё боялась, что произойдёт нечто страшное, и не была уверена в необходимости этой встречи. Однако, пути назад не было. Нет, он был, конечно, но я уже решилась и не видела веской причины отступать.
Звонок, и за дверью послышался слабый шум. Через минуту на пороге возникла женщина в инвалидном кресле. Волнистые каштановые волосы, янтарные глаза, – как у меня, только более тёмного оттенка – тонкие руки и светлая кожа. Удивлённое лицо с бледной россыпью веснушек на щеках – очень красивое, даже сейчас, ставшее худым и тусклым.
– Привет, мам. – Я осторожно улыбнулась, но мама, похоже, не обратила на меня никакого внимания. Её взгляд был приковал только к стоящему на пороге человеку. Мужчина, в свою очередь, тоже не отводил взгляда от женщины в кресле. Они не улыбнулись друг другу, как старые знакомые при встрече, не пожали руки и даже не поздоровались, лишь обменялись короткими кивками.
Кресло отъехало от входа, пропуская нас внутрь.
– Проходите.
Взгляд матери был хмурым, когда мы заходили в маленькую квартирку, наполненную запахом лекарств. Этот аромат всегда вселял тревогу, заставлял чувствовать безнадёжность и какой-то непроглядный мрак, и даже сейчас, спустя полгода, я до сих пор к нему не привыкла.
Мама попросила меня заварить чай, а сама позвала моего спутника в гостиную и закрыла за собой дверь. Конечно, разговор без посторонних! Чёрт возьми, это я привела сюда этого человека – неужели мне нельзя там присутствовать? Иногда у меня складывается впечатление, что моя мать считает меня десятилетней дурочкой со слабой психикой и боится говорить при мне всякие «нехорошие вещи».
Вздохнув, я прошла на кухню. Набрав в чайник воды и поставив его кипятиться, я села на табуретку у окна и уставилась на улицу. Лето в этом году выдалось неприятным – оно больше напоминало начало осени, когда листья ещё не опадают, но солнце уже ослабляет свою тёплую хватку, медленно, неторопливо погружая всё вокруг в сон. Я ненавидела осень – серьёзно, она навевала какую-то необъяснимую тоску и безнадёжность, и теперь в такую погоду я как никогда остро чувствовала недостаток материнской любви. Такими прохладными днями раньше мы с ней сидели на этом самом месте, на этой крошечной кухне, у окна, пили кофе и обсуждали всё на свете – и плохое, и хорошее, и у нас никогда не было друг от друга секретов. Честно сказать, с отцом мои отношения никогда не были такими тёплыми – наверное поэтому мне не было тяжело отпустить его, когда он решил уйти.
Чайник вскипел. Я залила кипятком пакетики зелёного чая в трёх кружках и уселась у окна. Никто так и не пришёл, так что я хлебала свой чай в полном одиночестве, в компании лишь редких просыпающихся прохожих за окном. Я не слышала разговора за стеной, однако мне казалось, что разговор этот очень напряжённый и тяжёлый для обоих, и меня не покидал один вопрос: а есть ли в нём смысл, в этом разговоре? Что изменится, когда два пострадавших в трагедии человека вспомнят о случившемся и обсудят это с глазу на глаз? Неужели им полегчает? Признаться честно, изначально я так и думала. Однако сейчас я злилась на себя за то, что нарушила эту относительно стабильную ситуацию в своей семье и теперь мучаюсь, гадая, что же может произойти.
Когда дверь в гостиную скрипнула, открываясь, я тут же обернулась в сторону дверного проёма, в котором возникли мама и её гость. По виду обоих нельзя было сказать, что разговор прошёл гладко – их хмурые лица говорили об обратном. Но, вопреки моим сомнениям, мужчина не поспешил уйти и согласился на предложенный чай.
Я накрыла на стол и уселась на своё место, рядом с матерью и напротив нашего гостя. На протяжение минуты никто из присутствующих не проронил ни слова, пока я не нарушила эту паршивую напряжённую тишину.
– Кому-нибудь нужен сахар? – с нажимом спросила я, исподлобья глядя на мужчину и как бы намекая на то, что «больше двух говорят вслух». Иногда мне кажется, что мне действительно десять лет.
