скачать книгу бесплатно
Зурия подсказала мне его, когда рассказывала о природе стихийной магии и о том, как когда-то она была неделима для жителей Нуатла. Если я могла общаться с огнем, то, может, у меня получится поговорить и с водой?
Вода была иной стихией, сильно отличающейся от пламени. Мягкой, текучей, умиротворяющей. Именно поэтому океану удалось успокоить меня в тот раз после ритуала.
Конечно, нельзя было забывать о жрецах Океана, которые служили Асгейрру в Сердце Мира. Точно так же, как и жрецы Огня, они могли ощутить мое обращение к стихии, но что с того? Они и так знали, где я. Их интересовал только Анкхарат и тот факт, что я могу попытаться отыскать его при помощи стихии.
Океан был немым свидетелем тысячелетней истории человечества. Он мог рассказать лучше любых книг историю ушедших под воду земель. Читая мифы, мы видели под водой целый мир. А для древних людей «миром» был именно Нуатл с его столицей, прозванной Сердцем Мира.
Я шагнула в воду. Серые волны скользнули по моим лодыжкам. Я привыкла к холоду. Если спишь в ворохе соломы на голой земле, не может быть иначе.
Знаю, тебе о многом предстоит рассказать мне… Но прежде покажи мне родителей. Покажи тот берег, на котором остались рюкзак и открытая бутылка вина. Кроссовки, наверное, успело занести песком. Их откопали?
«Зачем разуваться, если собираешься топиться?» На этот вопрос нет ответа. Как и на тот, как можно уйти из жизни, когда куплены билеты и вещи собраны для переезда. «Она собиралась во Францию».
Я слышу голос.
Мама.
Окаменевший, ломкий голос, не верящий в происходящее. Другие голоса задают ей вопросы.
Папа говорит: «Хватит». Это не тот жизнерадостный голос, это не то действительно доброе утро. С тех пор, как на городской парковке найден брошенный велосипед, а на пляже мои вещи, ни одно утро не бывает для них добрым.
«Она собиралась оставить остров и никогда сюда не возвращаться, – говорит мама. – Зачем ей было оставаться навсегда в этом море, на этом берегу?»
Это разумный довод, мама, но его не слышат.
«Вашей дочери прописали антидепрессанты. Она регулярно принимала их?»
Ответ в опустевшей квартире с собранными чемоданами по центру – на кухонном столе баночка, купленная по рецепту. В ней полным-полном таблеток.
Раз не пила, а рецепт был выписан, то все ясно.
Мой голос – это шепот прибоя, и мама оборачивается к морю. Она смотрит на море так внимательно, словно ждет, что я сейчас выплыву обратно. Что все это лишь шутка. Розыгрыш. Ошибка.
Я маню ее к океану, хочу, чтобы она коснулась воды. Тогда я смогу подарить ей капельку того спокойствия, которое способна дарить стихия.
Мама идет по песку, медленно, завороженно, как очарованная колдуньей принцесса. Слишком медленно.
Ее окликает папа. Он катит перед собой мой «Швинн» с облупленной краской на раме. Мама останавливается. В шаге от воды.
Мама!
Поздно, папа обнимает ее и уводит от океана. Он не хочет рисковать.
«Выпьем кофе», – говорит он.
Океан шелестит прибоем, разлетаются искрами недовольные волны. Мама еще вернется на этот берег. Я знаю. И я буду ее ждать.
А пока… я решаюсь на невозможное, решаюсь попросить у воды показать Питера и Хлою. Какими океан и этот берег запомнили их.
Я слышу, как Питер рассказывает о древних наскальных рисунках. Он сидит на песке и сосредоточенно разводит в каменной ступке ярко-красную краску, подливая океанической воды. Это особая смесь из красной глины, золы и жира. Питер погружает в краску ладонь и касается камня. На нем остается ярко-красный отпечаток.
Питер пускается в рассуждения о древних художниках, которые оставили десяток отпечатков своих рук в пещере во Франции. Он говорит о знаменитой сцене охоты и изображенных на потолках бизонах, лошадях. Когда ты смотришь на эти рисунки, говорит он, создается полное впечатление, что животные бегут по потолку. Они были невероятными художниками, Майя, попробуй и ты, нарисуй что-нибудь одними только руками…
Волна вдруг вытолкнула меня из воспоминаний, накрыла с головой. Течение протащило по гальке.
Мои ладони были красными, но не от краски. Я расцарапала их о камни.
Пляж превратился в болото. На поверхности океана росли волны, и они ярились, заливая берег.
Я, конечно, решила, что это последствия моего общения со стихией, и не сразу поняла, что это не так. Громыхая, как сорвавшаяся с горы телега, высокая волна пронеслась по океану, и на всей скорости влетела в деревья на берегу, справа от меня. Захрустели под напором воды стволы. Орали запутавшиеся в ветвях птицы, которые остались живы к этому моменту.
Страх перед могуществом стихии парализовал меня, пригвоздил к месту, и я не сразу побежала прочь. Вместе со мной течение устремилось вглубь острова. Холодная морская вода бурлила и пенилась, подхватывая трофеи на своем пути: ветки, листья, молодые тонкие деревца. Кожаная одежда набухла и разом потяжелела.
Хотя лагерь был сравнительно недалеко, обратная дорога заняла куда больше времени. А еще я чуть не промахнулась и не пробежала мимо. Наши плетеные дома не были рассчитаны на девятый вал. Те, что плохо держались, просто смыло в лес, другие шалаши были затоплены по самую крышу. Я добралась до лагеря, когда и лагеря-то уже не было.
Безмолвные сестры не растерялись и спасли то, что ценили больше всего – бобы. Те самые бобы, что мы собирали столько времени, а я пустила на эксперименты по сотворению кофе.
Женщины поднимали высоко над головами кожаные узлы, из прорех в которых нет-нет, да высыпались крошечные зернышки. Они несли их в больших раковинах, плетеных корзинах, в узлах из шкур, одним словом, в чем угодно. Мне даже стало стыдно, что я спасала собственную жизнь, а не урожай. Но обо мне подумали за меня. И тут же вручили корзинку. Пришлось прижать ее к груди, чтобы дно не касалось воды, уровень которой уже достигал бедер.
Корзина мешала обзору и это еще мягко говоря. До того, как она оказалась в моих руках, я упрямо глядела под ноги, хотя ни ног, ни дна давно было не разглядеть. А с корзиной на руках я почувствовала себя ослепшей.
Остальные шли, точно зная, куда следует эвакуироваться в случае потопа, так что понемногу я успокоилась и просто двигалась за ними. Идти след в след, как по снегу, в воде, конечно, не получалось, но я старалась.
Вдали темнела единственная на острове гора, куда и стекались все жители.
Сначала что-то коснулось моей ноги – холодное, скользкое и явно живое. Уже одного этого было достаточно, чтобы умереть от разрыва сердца. Но я лишь сдавлено вскрикнула и побежала вперед. Зерна выпрыгивали из моей корзины, как живые.
Усеянная белыми горошинами вода забурлила.
– Стой! – крикнула мне Старшая сестра.
Ага. Я бы остановилась, обязательно остановилась, если бы рыбы не стали выпрыгивать из воды. Толщиной в две моих руки, с разинутыми ртами, в которых – ну конечно! – сверкали клыки.
Одна из них ударила по корзине хвостом. Я едва удержала ее в руках. Чье-то упругое гибкое тело скользнуло вдоль моих бедер, а затем рыбина, выпрыгнув из воды, все-таки выбила из моих рук корзину. Волны стали белыми от зерен.
Рыбами как будто овладело безумие, а я словно оказалась в центре котла с кипящей ухой. Они прыгали, брызгались, клянусь, пищали и даже дрались между собой.
Я бежала оттуда, не помня себя от страха.
В этот миг далеко в небе прокричал орел. Этот звук я могла различить среди тысячи других.
Глава 3. Последний из Пещерных медведей
Ауг не хотел умирать в землях, где не скованные льдом реки текли меж зеленых равнин. Чтобы выжить, он выкопал яму, в которой и спрятался, оставив небольшое отверстие для воздуха.
Черные люди в пятнистых шкурах хотели забрать Нуатл себе. Ауг не хотел. Он хотел вернуться в родные пещеры. Ауг был единственным, кто вернулся из того похода за соленое море. Погибли Вождь и остальные охотники. А женщин… сожгли.
Так было всегда – они жили, жили, пока снова не наступало время отдавать жрецам с красными волосами своих женщин. Им отдавали больных и старых, пока такие были.
Аугу повезло – у него родился сын, а не дочь. Он обещал своей женщине, что позаботится о сыне, когда ее не станет. Старейшины племени могли отдать его женщину мужчинам Нуатла, так было всегда.
Никто не ждал другого.
Раньше вокруг пещер всегда был снег, теперь сугробы исчезали, и летом в пещерах бывало так же жарко, как и на берегах Нуатла. Старики говорили, что надо уходить за снегом и морозами. Их никто не слушал.
Зря.
Раньше черные люди, которые звали себя Львами, никогда не забирались в земли Ауга так далеко. Их пленниками оказались почти все племена, о которых он знал, – Снежные барсы, Бивни мамонтов, люди из Лисьих нор и даже Пещерные львы. Когда-то все племена снежных людей воевали между собой. Теперь Ауг не понимал, почему замерзшая земля стоила того, чтобы проливать из-за нее кровь.
Когда напали Львы, Ауг успел крикнуть своей женщине, чтобы она унесла их сына в низкие пещеры под землей. Может быть, она успела.
Может быть, нет.
Ауг выживал раз за разом. Сначала на той песчаной тропе в океане после нападения крокодила, а теперь намерен выжить здесь, среди высоких деревьев. Он набросал на себя землю, траву и ветки, но все это осыпалось от дыхания, поэтому старался дышать неглубоко и редко. Он должен выжить и вернуться, иначе кто проводит мертвых на встречу с духом медведя, если все из его племени мертвы? Может статься, что теперь он – последний из рода Пещерных медведей.
Ауг никогда не сожжет тела родных, как поступают жрецы с красными волосами. Тогда на тропе он позволил жрецу сжечь тела охотников, которых убил крокодил, но кости своего сына, окрасив в цвет красной глины, он предаст мерзлой земле. Хватит с него чужих традиций. Пусть Львы правят Нуатлом, Ауг не против. Без костров Нуатла их женщины проживут дольше.
Львы быстро шли по Нуатлу, а Боги, ради которых мужчины со светлыми волосами столько лет сжигали снежных женщин, так и не пришли на помощь. Тела жрецов втаптывали в землю неповоротливые чудовища с одним рогом во лбу. Насадить на этот рог кого-нибудь из снежных людей для Львов было лучшим развлечением, пока они готовились к битве с Нуатлом. Пробить их шкуры были бессильны даже закаленные в огне копья.
Ауг не был одним из мудрых старцев, но даже его думалки хватало, чтобы понять: после завоевания Нуатла Львам больше не нужны снежные люди. Вот почему он сбежал этой ночью, пока на небе не было луны, и бежал так быстро, как мог, а на рассвете снова зарылся в сырую землю, оставив только нос снаружи. Он пролежал так весь день, никак не реагируя на лесных тварей, которые ползали и ходили вокруг.
Надвигалась ночь; скоро он поднимется и будет бежать до рассвета.
Он слышал звуки: рядом были уродливые каменные дома, которые строили мужчины Нуатла. Острый нюх уловил сладость терпкого масла. Им Львы обмазывали свои будто обугленные пламенем тела, отчего кожа лоснилась жирным блеском.
А еще дым… Где Львы, там всегда дым.
Шаманы с раскрашенными лицами поджигали и оставляли тлеть тонко скрученные сушеные листья. Ауг видел много безобразных ритуальных танцев и пережил не одну ночь, полную терпкого дыма и опаленную жаром костров, когда под рев охрипших глоток: «А-а-а у-у-ух! А-а-а у-у-х!» и безумный ритм барабанов воины призывали Бога Смерти благословить их оружие – копья, щиты и каменные топоры.
Если отсюда он чувствует запах масла, то нужно убираться.
Ауг рывком сел, сбрасывая с себя, словно тяжелую медвежью шкуру, пласт земли. На ходу подобрал личинок, которые копошились под телом в земле, сунул в рот и побежал, не отряхиваясь.
«А-а-а у-у-ух! А-а-а у-у-х!» – неслось в спину.
Ауг побежал быстрее. Бой барабанов превратился в единый гул.
А потом ночь перестала существовать. Стало светло, и Ауг увидел, как в дупла и норы разбегались ночные твари. Ему и самому хотелось убраться во тьму, но ее больше не было.
Он быстро оглянулся – перед горящим домом метались тени.
А потом услышал в оранжевом небе крик орла. Ему вторил другой, третий, а после затрубил слон.
Ауг развернулся. Он чувствовал дрожь земли, хотя и бежал. Он хорошо знал, что это значит: Львы выводили рогатых тварей на бой.
Он и не знал, что умеет бегать так быстро. Не иначе, это дух Пещерного медведя наделил Ауга силой.
Стоило ему подумать об этом, как земля вздыбилась, и он приложился о нее лбом. Кажется, он даже летел какой-то миг, как птица, пока не пропахал носом землю. Вокруг было темно. Грохот битвы был далеко – значит, можно идти спокойней.
Ауг хотел подняться, но вместо земли коснулся пальцами какого-то человека. Он лежал здесь, в сугробе из листьев, и не шевелился. Возможно, это мертвец. Ауг коснулся его тела, – кажется, это была рука, – и, к его удивлению, кожа оказалась теплой на ощупь. Плохо, что Львы рядом. И если они найдут его, бедняге не жить.
Ауг разгреб листья и провел пальцами по телу, нащупал бороду и рану на животе. Пальцы стали липкими от крови. Нагнулся и понюхал рану – хорошо. Может, он пролежал здесь недолго.
Ауг коснулся своей курчавой и спутанной бороды. Львы бород не носили. Мужчины Нуатла носили, но чаще всего короткие. У этого же… борода была внушительной, почти как у него самого. А если это один из снежных людей?
Он был одет в кожу и оружия у него не было. Ауг провел несколько раз пальцем по носу и лбу мужчины, но так и не понял, кто перед ним. Так что он обхватил мужчину за ноги и потащил. Тот сначала застонал, а потом притих. Ауг даже остановился проверить, не умер ли.
Не умер. Он потащил дальше.
Если звериные духи будут благоволить собрату, то с их помощью он окрепнет и тоже покинет земли Нуатла. Раненому нужно будет поблагодарить дух медведя, Ауг скажет ему об этом, если тот очнется. Без помощи духов Ауг вряд ли бы смог дотащить собрата до подземного укрытия. Низкий вход у самой земли был скрыт ветвями и забросан камнями. Никто не нашел бы его просто так.
Ауг знал, что здесь есть небольшие подземные пещеры. В них Львы держали снежных людей, скрывая их от Нуатла. Там они не давали им разжечь огня, а после того, как Ауг попытался, его жестоко избили.
Здесь будет лучше в пещере, чем на виду у Львов. Здесь запах его крови не привлечет хищников. Ауг оставил раненого, пролез в пещеру спиной вперёд и, вцепившись в плечи мужчины, подтянул к себе. Затем еще. Тот больше не стонал.
Ауг протиснулся внутрь, уложил мужчину и в полнейшей темноте пополз к выходу.
И тут ветер снова донес до него грохот и крики. С небес раздался громкий птичий выкрик – совсем рядом. Ауг спешно заложил проход камнями.
Похоже, он переждет здесь, пока его враги, наконец, перебьют друг друга. И только после двинется в обратный путь.
Глава 4. Орла не видали?
Я больше глядела вверх, чем под ноги, высматривая орла. Тогда-то я и оступилась. Взмахнула руками, но сумела повиснуть, только вцепившись за выступ левой рукой, четко понимая, что жить оставалось секунды две, не больше.
– Держись! – громыхнуло над головой.
Чья-то рука стала тянуть меня. Как будто на дыбе растягивают! Я взвыла от боли. На голову сыпались камни и мокрая земля, но кто-то уверенно тащил меня наверх.
Это оказался Шейззакс.
Он поднял меня на ноги, а я повисла на его плече, тщетно пытаясь вздохнуть полной грудью. Меня трясло. От холода и страха. Мгновение назад я взбиралась вместе с женщинами на гору, а потом она, словно необъезженный скакун, сбросила меня вниз.
– Шейззакс обещал Сыну Бога защищать тебя, помнишь? Шейззакс успел. Идем.
– Чей орел в небе? – спросила я, клацая зубами.
– Шейззакс не видел орлов.
Я не стала спорить.
Догнать сестер удалось только на вершине, и плач был единственным звуком, который царствовал там. Рыдания неслись отовсюду, как рев водопада. Люди продолжали взбираться с другой стороны горы, некоторые вели упирающихся волов, другие несли связки шкур или корзины продовольствия. Утирающие слезы взрослые вели хныкающих детей.
Шейззакс привел меня. И только я умудрилась ничего не спасти, а ту единственную корзину, что мне доверили, скормила рыбам. Они первые на меня напали, могла бы сказать я, если бы кто-то стал меня слушать. Но всем было не до меня. Мир этих людей уходил под воду у них на глазах.
Над головами висело низкое серое небо. Белой птицы нигде не было.
По сути, я впервые видела настоящих обитателей острова – изуродованных шрамами, болезнями, старостью, голодом и тяжелым трудом. Их ссылали на остров умирать. Говорили они шепеляво и неуверенно, закрывая руками прогнившие зубы или беззубые челюсти. Хотя у всех, даже у рабов, каких я встречала в Нуатле, зубы были на месте.
