скачать книгу бесплатно
Я кивнул и оттянул висевший на шее шнурок с бусинами на нем, по числу лет, проведенных в Лагере полукровок. С прошлого лета там висел еще и плоский морской еж, которого отец подарил мне на пятнадцатилетие. Он тогда сказал, что я сам пойму, когда придется его «потратить»[3 - Игра слов. «Плоский морской еж» по-английски – «sand dollar».], но до сих пор я не понимал, что он имел в виду. Я только знал, что еж не пролез бы в щели для монет на торговых автоматах, которые стояли в моем школьном кафе.
– Это время уже близко, – заверил меня Посейдон. – Если повезет, я приду на твой день рождения на следующей неделе, и мы как следует его отпразднуем.
Он улыбнулся, и на какой-то миг в его глазах зажегся прежний огонь.
Затем все море перед нами потемнело, словно накатывала чернильная буря. Грянул гром, хотя ему вообще-то не положено громыхать под водой. К нам приближалось нечто огромное, некая холодная, равнодушная сила. Я ощутил, как по рядам воинов за нашими спинами пробежала волна ужаса.
– Я должен принять свою истинную божественную форму, – заявил Посейдон. – Иди, и удачи тебе, сын мой.
Я хотел подбодрить его, обнять, сделать хоть что-то, но почел за лучшее просто уйти и не путаться под ногами. Когда бог принимает свою истинную форму, от него исходит такая мощь, что простой смертный может просто рассыпаться.
– Прощай, отец, – только и сказал я.
Потом повернулся к отцу спиной и пожелал, чтобы океанские течения мне помогли. Вода закрутилась вокруг меня, и я помчался к поверхности со скоростью, от которой любой нормальный человек просто лопнул бы, как воздушный шар.
Когда я обернулся, то увидел только сине-зеленые вспышки – это мой отец сражался с титаном, и само море разрывалось из-за противостояния двух армий.
Глава 3
Я узнаю кое-что о собственной смерти
Если хотите стать популярным в Лагере полукровок, не возвращайтесь с задания с плохими новостями.
Весть о моем прибытии распространилась моментально, стоило мне только выйти из океана. Наш пляж расположен на северном побережье Лонг-Айленда, и он зачарован так, чтобы люди его не видели. Нельзя просто появиться на пляже, если только вы не полубоги, боги или заблудившиеся разносчики пиццы (такое случается, но сейчас речь не об этом).
В общем, тем утром на страже стоял, точнее, сидел Коннор Стоулл из домика Гермеса. Когда он меня заметил, то от переизбытка чувств упал с дерева, а потом затрубил в рог из раковины моллюска, оповещая лагерь, и побежал мне навстречу.
Улыбался Коннор кривой усмешкой, очень подходившей его извращенному чувству юмора. Он довольно приятный парень, просто, когда он поблизости, нужно постоянно держать руку на бумажнике и ни при каких обстоятельствах не подпускать его к крему для бритья, если не хотите, чтобы его весь выдавили вам в спальный мешок. У Коннора вьющиеся каштановые волосы, и он малость пониже своего братца Трэвиса (только поэтому я их и различаю). Они оба совершенно не похожи на моего старого врага Луку, с трудом верится, что все они – сыновья Гермеса.
– Перси! – завопил Коннор. – Что стряслось? Где Бекендорф?
Потом глянул мне в лицо и перестал улыбаться.
– О, нет. Бедняжка Селена. Святой Зевс, когда она узнает…
Вместе мы поднялись по песчаным дюнам. В нескольких сотнях ярдов от берега к нам уже бежали обитатели лагеря, улыбающиеся и веселые. Наверное, они думали: «Перси вернулся, он герой дня! Может, он даже привез сувениры!»
Я остановился у обеденного павильона и стал ждать, пока они приблизятся. Нет смысла вприпрыжку бежать им навстречу, чтобы сообщить, какую я дал промашку.
Я смотрел на долину, пытаясь вспомнить, как выглядел Лагерь полукровок, когда я впервые сюда попал. Казалось, это было давным-давно.
От обеденного павильона открывался довольно внушительный вид. Долину окружали холмы, на самом высоком из них, холме Полукровок, росла сосна Талии, на ее ветвях висело золотое руно, волшебство которого защищало лагерь от врагов. Сторожевой дракон Пелей, такой крупный, что я видел его даже с такого расстояния, свернулся вокруг ствола дерева, похрапывая и выпуская из ноздрей струйки дыма.
Справа от меня раскинулись леса, слева поблескивало озеро и высилась стена для лазания, с одной стороны которой стекала раскаленная лава. Двенадцать домиков (по числу богов-олимпийцев) выстроились в форме подковы, внутри которой находилась площадка для собраний. Дальше на юге располагались клубничные поля, арсенал и пятиэтажный Большой дом с выкрашенными в небесно-голубой цвет стенами и бронзовым флюгером в виде орла.
В каком-то смысле лагерь не изменился, но войну не увидишь, рассматривая здания и поля. Она отражалась на лицах полубогов, сатиров и наяд, поднимавшихся на холм.
Четыре года назад народу в лагере было больше: кто-то ушел и не вернулся, кто-то погиб в битве.
Другие – мы старались о них не говорить – перешли на сторону врага.
Оставшиеся закалились в боях, хотя порядком от них устали. В лагере теперь редко раздавался смех, даже обитатели домика Гермеса шалили меньше обычного. Трудно получать удовольствие от розыгрыша, если вся твоя жизнь похожа на одну неудачную шутку.
Хирон первым подскакал к павильону, для него это просто, потому что ниже пояса он белый жеребец. Борода у него отросла за лето. Он носил футболку с надписью: «ВМЕСТО МАШИНЫ У МЕНЯ КЕНТАВР», за плечами у него висел лук.
– Перси! – воскликнул он. – Слава богам. Но где же…
Следом за ним подбежала Аннабет, и, когда я ее увидел, признаю, мое сердце забилось чаще.
Она не прикладывала никаких усилий, чтобы хорошо выглядеть. В последнее время мы выполнили столько боевых заданий, что Аннабет, похоже, вообще перестала расчесывать свои вьющиеся светлые волосы. Ей было все равно, какую одежду носить, как правило, она надевала одни и те же старые джинсы и оранжевую футболку, какие носили в лагере, да еще время от времени – бронзовые доспехи. Глаза у нее были цвета грозового неба. Обычно мы не могли с ней нормально поговорить, потому что у нас обоих моментально появлялось сильное желание придушить друг друга. И все же, едва увидев ее, я сразу утратил способность нормально соображать. Прошлым летом, до того как Лука превратился в Кроноса и все пошло наперекосяк, я несколько раз думал, что, возможно… мы могли бы перешагнуть уровень отношений «придуши собеседника».
– Что случилось? – она схватила меня за руку. – Лука…
– Корабль взорван, – сказал я. – Но он не уничтожен. Я не знаю, где…
Через толпу протолкалась Селена Боргард, непричесанная и без макияжа – очень нетипично для нее.
– Где Чарли? – требовательно спросила она, оглядываясь по сторонам, как будто ожидая, что Бекендорф где-то спрятался.
Я беспомощно посмотрел на Хирона.
Старый кентавр откашлялся.
– Селена, дорогая, поговорим об этом в Большом доме…
– Нет, – прошептала девушка. – Нет. Нет.
Она заплакала, а мы, ошеломленные, стояли вокруг, не зная, что сказать. Прошлым летом мы уже потеряли слишком многих, но на этот раз дело обстояло еще хуже. Гибель Бекендорфа все восприняли так, словно у лагеря украли стержень, на котором все держалось.
Наконец вперед вышла Кларисса из домика Ареса и обняла Селену. Они дружили – вот уж удивительная парочка: дочь бога войны и дочь богини любви, но с тех пор, как прошлым летом Селена дала Клариссе совет насчет ее первого бойфренда, Кларисса считала себя личным телохранителем дочери Афродиты.
На Клариссе были ее кроваво-красные боевые доспехи, темные волосы забраны под бандану. Сложением и массой она напоминала игрока регби с вечно насупленными бровями, но с Селеной заговорила мягко:
– Идем, девочка, я отведу тебя в Большой дом и сделаю тебе горячего какао.
Все повернулись и по двое, по трое побрели к домикам. Больше никто не выражал восторга по случаю моего возвращения, никто не хотел услышать о взрыве корабля.
Остались только Аннабет и Хирон.
Аннабет стерла со щеки слезу.
– Я рада, что ты не умер, Рыбьи Мозги.
– Спасибо, я тоже, – ответил я.
Хирон положил руку мне на плечо.
– Уверен, ты сделал все, что мог, Перси. Расскажешь нам, что произошло?
Мне не хотелось снова бередить эту рану, но я рассказал все, в том числе и свой сон про титанов, опустив часть про Нико. Мальчишка заставил меня пообещать, что я никому не расскажу о его плане до тех пор, пока не приму решение, а от одной мысли об этом плане становилось так жутко, что я совершенно не горел желанием кому-то о таком рассказывать.
Хирон смотрел вниз, на долину.
– Нужно немедленно созвать военный совет, чтобы обсудить информацию о шпионе и другие дела.
– Посейдон упомянул новую угрозу, – вспомнил я. – Что-то похуже «Царевны Андромеды». Думаю, речь о сюрпризах, которые заготовил титан из моего сна.
Хирон с Аннабет переглянулись, как будто знали что-то, чего не знал я. Ненавижу, когда они так делают.
– Это мы тоже обсудим, – пообещал Хирон.
– Еще кое-что, – я глубоко вздохнул. – Когда я беседовал с отцом, он велел вам передать, что время пришло. Я должен узнать все пророчество, целиком.
Плечи Хирона поникли, но он явно не удивился.
– Я страшился этого дня. Хорошо. Аннабет, мы расскажем Перси всю правду. Идемте на чердак.
* * *
До сего дня я бывал на чердаке Большого дома трижды – на три раза больше, чем мне бы хотелось.
На верхней площадке лестницы стояла стремянка. Интересно, как Хирон собирается подняться по ней, будучи наполовину конем? Однако кентавр и не думал лезть на чердак.
– Ты знаешь, где оно, – сказал он Аннабет. – Принеси его вниз, пожалуйста.
Девушка кивнула.
– Идем, Перси.
Солнце уже садилось за горизонт, но на чердаке было темнее и мрачнее, чем обычно. Повсюду грудами лежали призы героев, живших в лагере до нас: покрытые вмятинами щиты, банки с заспиртованными головами разных чудовищ, пара потертых игральных костей с табличкой: «УКРАДЕНЫ ИЗ ПРИНАДЛЕЖАВШЕЙ ХРИСАОРУ «ХОНДЫ ЦИВИК» ГАСОМ, СЫНОМ ГЕРМЕСА, В ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОМ ГОДУ».
Я поднял кривой бронзовый меч, его так сильно погнули, что он походил на букву «М». На клинке до сих пор остались зеленые пятна от когда-то покрывавшего его волшебного яда. На бирке, датированной прошлым летом, значилось:
«КРИВАЯ ТУРЕЦКАЯ САБЛЯ КАМПЫ, УНИЧТОЖЕННОЙ ВО ВРЕМЯ БИТВЫ В ЛАБИРИНТЕ».
– Помнишь, как Бриарей швырял каменные глыбы? – спросил я.
Аннабет нехотя улыбнулась.
– А как Гроувер вызвал панику?
Мы посмотрели друг на друга, и мне на память пришел прошлогодний случай под горой Сент-Хеленс, когда Аннабет, думая, что я умираю, поцеловала меня.
Девушка кашлянула и отвела взгляд.
– Пророчество.
– Точно, – я положил саблю на место. – Пророчество.
Мы подошли к окну, у которого на трехногом стуле сидела Оракул – высушенная старая мумия в окрашенном цветными спиралями платье. К ее черепу липли пучки черных волос, с огрубевшего, морщинистого лица смотрели остекленевшие глаза. От одного взгляда на нее у меня по спине забегали мурашки.
Прежде, если кто-то хотел покинуть лагерь летом, то отправлялся сюда, чтобы получить какое-то задание. Этим летом старым правилом пренебрегли: обитатели лагеря постоянно отправлялись на боевые задания. Поскольку мы хотели остановить Кроноса, другого выбора у нас не осталось.
Впрочем, я прекрасно помнил странную зеленую дымку – дух Оракула, обитавший внутри мумии.
Теперь она выглядела неживой, но в те минуты, когда изрекала пророчество, она двигалась. Иногда туман струйкой вылетал у нее изо рта и принимал необычные формы, а однажды она даже покинула чердак, отправившись на зомби-прогулку по лесу, чтобы доставить послание. Интересно, что она придумает для изречения великого пророчества? Я почти надеялся, что самое меньшее, что она выкинет – станцует чечетку, или что-то в этом духе.
Но мумия сидела неподвижно, как мертвая, каковой она и являлась.
– Никогда этого не понимал, – прошептал я.
– Чего? – спросила Аннабет.
– Почему это мумия.
– Перси, она не всегда была мумией. Дух Оракула тысячи лет обитал в какой-то прекрасной деве, в каждом новом поколении переселяясь из одного тела в другое. Хирон мне говорил, что пятьдесят лет назад и она была такой, – Аннабет указала на мумию. – Но она – последняя.
– И что случилось?
Аннабет хотела было что-то сказать, но потом передумала.
– Давай просто сделаем дело и уйдем отсюда.
Я нервно глянул на сморщенное лицо Оракула.
– И что нам делать?
Аннабет приблизилась к мумии и протянула к ней руки, повернув их ладонями вверх.
– О, Оракул, время на исходе. Прошу тебя, открой нам великое пророчество.
Я обхватил себя за плечи, но мумия не шевельнулась, зато Аннабет подошла поближе и расстегнула одно из висевших на шее мумии ожерелий. Я никогда прежде не обращал особого внимания на ее украшения, полагая, что это обыкновенные побрякушки, мечта любого хиппи, только и всего. Но когда Аннабет повернулась ко мне, в руках она держала украшенный перьями кожаный мешочек на шнурке, похожий на те, в которых индейцы прятали амулеты. Девушка открыла сумочку и достала пергаментный свиток, длиной с ее мизинец.
– Не может быть, – поразился я. – То есть все эти годы я допытывался, что это за дурацкое пророчество, а оно висело на виду, у нее на шее?
– Время настало только сейчас, – возразила Аннабет. – Поверь мне, Перси, я его прочитала в десять лет, и мне до сих пор снятся кошмары.
– С ума сойти, – сказал я. – Так могу я наконец его прочитать?
– Прочитаешь внизу, на военном совете, – сказала Аннабет. – Не перед… ну, ты понял.
Я посмотрел в неподвижные глаза Оракула и решил не спорить. Мы пошли вниз, чтобы присоединиться к остальным. Тогда я этого еще не знал, но больше мне не суждено было подняться на этот чердак.
* * *
Старосты собрались вокруг стола для пинг-понга. Не спрашивайте почему, но комната отдыха стала негласной штаб-квартирой для военных советов, хотя когда мы с Аннабет и Хироном вошли, собрание скорее напоминало соревнование «кто громче крикнет».
Кларисса так и не сняла боевые доспехи, за плечами у нее висело электрическое копье. (Вообще-то это ее второе электрическое копье, потому что первое сломал я. Она назвала копье «Калечащий», но все втихомолку прозвали его «Калека».) В руках дочь Ареса держала свой шлем в виде кабаньей головы, за пояс был заткнут нож.
