Путешествие на ночь глядя

Нежинский тоже не любил эту шавку, это единственное, что объединяло его и служанку. Особенно его раздражало, когда в постели у них вместо четырех ног было восемь. И самым неприятным было, когда Элла целовала своего питомца, а потом его. Как безумно надо было любить женщину, чтобы на это пойти. Теперь можно было представить эту дикую силу его любви.

В номере было сумрачно, занавес опущен, как в театре после спектакля. Сам Нежинский, уставший и серый, нервно жевал сигарету. Видно было, что в Вене поселился испуг. Теперь он бродил по венам, как путешественник, открывающий для себя столицу Австрии – Вену. Из всякой открытой вены хлестала бы кровь, но в этой кровь застыла от страха. Нежинскому тоже хотелось вскрыть свои вены, такую оторопь вызывало в нем незнакомое чувство. Раньше ему неведом был страх, он ничего не боялся. Неужели теперь есть что терять? Ведь страх появляется, когда есть что терять.

Я ощущала в поэте страх, он крупным планом, у его подруги дождь, она в слезах. Как сейчас помню ее большие серые глаза, как серый Петербург. Они бегали туда-сюда, пока не нашли выхода и она не вышла в другую комнату. Взгляд Нежинского холодным током пробежал по мне. Он повернулся, чуть ссутулился и выдал свой усталый профиль. Стал гораздо старше своих лет. А в этой позе спрятался вопрос.

В том, как нервно он курит и молчит, сквозит тревога, нервный беспокойный тонзиллит. Он кашляет. Где-то в спальне всхлипывает дама. И это похоже на музыку. Очень грустный джаз. Лампочка в светильнике моргает. Атмосфера наэлектризована, и вот-вот ударит гром. «Как бы я хотела, чтобы он, Нежинский, пронзил меня своим электричеством. Глаза его блеснули. Молния прошила меня взглядом.

– Уберите только здесь, в спальню заходить не надо.

Нежинский накинул пальто и вышел.

* * *

Когда я закончила уборку, женщина успокоилась и наступила полная тишина. Я ушла и где-то через час вернулась и принесла чистые полотенца. Дверь по-прежнему была открыта.

На столе лежала записка:

«Я буду ждать твоего звонка.

Элла».

Я прочла записку, потом вскрикнула, увидев, как из темноты вышел Нежинский. Он был в халате и с бутылкой.

– Нехорошо читать чужие письма.

– Я думала, это стихи, – все, что я смогла тогда выдавить из себя.

– Хотите искупить вину?

Я посмотрела на Нежинского с радостью и страхом одновременно. По спине пробежал холодок. Я знала, куда он побежал, в магазин нижнего белья. Ах, зачем я тогда не купила его, пусть дорогое, но в нем я бы увереннее сейчас стояла на своих стройных интересах. Ноги у меня красивые, это мне еще мама говорила.