Три

Мы, пассажиры рейса 3М-321, послушно побрели за стюардессой.

Кафетерий

Кафетерий выглядел в точности как салон «Боинга» – всё до мерзости пластиково-сине-бело-ковролиновое. Запах – химический, кресла – узкие, расстояние между креслами – минимально. Мне-то всё равно, я крошка, а колени высокого «кудряша» упёрлись в спинку впередистоящего кресла. Наверно, он завидует тем, кто купил билеты в бизнес-классе.

Самолетную тележку, по закону подлости, начали везти с конца салона. Впрочем, я была неголодна, просто не люблю ждать. За круглым окошком белел туман, аккумулятор смартфона разрядится через пару часов. Вдруг в моей ватной голове мелькнула яркая мысль – и я вышла из режима «в самолете», позвонила сестре – гудки идут!

– Я уже пробовал, – хмуро, глядя в поднятый столик, и так, словно обращался не ко мне, проговорил «кудряш», – никто ни разу не ответил…

– Вас, кажется, зовут Эдуард?

– Ненавижу это имя еще со школы. Эдиот… – так меня дразнили. – Или Эд-дурард…

– «Эд» – звучит неплохо. А меня Клэр зовут…

– Ну да… Надо бы сказать «приятно познакомиться», но мне отчего-то лень.

– Лень? – улыбнулась я. – Из-за лени ты вместо двух слов произнес восемь.

– Не знал, что мы перешли на «ты», – поморщился «Эдиот».

– Тридцать три дня как минимум будем встречаться, – буркнула и я, отворачиваясь к иллюминатору.

– А я до сих пор надеюсь, что через миг проснусь, – другим тоном молвил «кудряш». – Я бы тогда тебя в реальной жизни, пожалуй, на радости расцеловал бы. А сейчас почти что тебя ненавижу.

Я ничего не ответила – включила музыку, вставила «уши», закрыла глаза. Солист из «SOAD» утверждал, что это у него такой одинокий день, и этот день его, – самый одинокий день в его жизни…

Так я провела полчаса – слушала песни, листала брошюрку «Дьюти фри», еще пару раз попробовала дозвониться до родных, до друзей, – лишь гудки, противный писк и голос бабы-робота «сорри, зе сабскрайбер ю а коллин…» Внезапно я поняла, что это голос Джейн Доу.

Джон Доу помогал ей в кафетерии. Он оказался беловолосым, полноватым, приятным старичком в очках с тонкой серебристой оправой. Носил стюард темно-синие форменные брюки и жилет, белую рубашку, васильковый галстук. Черты его добродушного, смуглого лица навевали образ то ли Чингачгука (фильм о нем я, кстати, не смотрела ни разу, но почему-то пришло именно это имя – Чингачгук), то ли какого-то другого «вождя краснокожих». Джон Доу предлагал на выбор сэндвич с курицей или сэндвич с сыром, подавал в прозрачной обертке дорожный набор: пластиковая ложечка, зубочистка, салфетка, сахар, влажная освежающая салфетка. Джейн Доу разливала напитки: минералка, три пакетированных сока, чай, кофе.

Кушать не хотелось (я, вообще, в самолетах редко кушаю, тем более сэндвичи – вкус у хлеба в них бумажный), но взяла треугольную коробку «с курицей» – сытость убаюкивает, нервозность отступает. Вкус у самолетного кофе особенный – описать подобную гадость слов не подберешь, зато узнаешь ее по первому глотку. А и к черту! – если из головы, благодаря кофе, уйдет сонное отупение, то гадость не гадость, а выпью пару кружек.

– Я читал, – глотая из прозрачного стаканчика минералку, заговорил «Эдиот», – что кофе в самолетах наливают в грязные кофейники, лью туда ту же, что и в туалете, воду, в какой порой есть кишечных бактерии, и что сами стюардессы кофе или чай никогда не пьют в полетах…

– Мы всё равно уже мертвы, – ответила я, хотя пить кофе, кажется, расхотела на всю жизнь. – А тебя, похоже, передразнили в школе дураком. Теперь читаешь много всякой… – «хрени» хотела сказать я, а выговорила: – чепухи… А очки тебе, правда, больше не нужны?

– Нужны… Хотя вижу я теперь отлично.

– Зачем тогда нужны?

– Затем…

Отворачиваясь, я почему-то закрыла окно, и немедленно появился Джон Доу.

– Светлана Анатольевна, шторки иллюминатора должны быть всегда открытыми, – ласково сообщил он, и я послушно подняла пластиковую заслонку.

– Мистер Доу, я бы хотела купить конфеты в «Дьюти фри».

– Сперва, Светлана Анатольевна, вам нужно приобрести наши купоны. Это вы сможете сделать вечером, в свое свободное время.

– Еще мне нужно зарядить телефон. Где у вас розетки?

– Электричество продается по купонам, и сперва, Светлана Анатольевна, вам нужно приобрести наши купоны. Это вы сможете сделать вечером, в свое свободное время, – как робот, повторил улыбающийся Джон Доу.

– А что кушают в бизнес-классе?

– На этом рейсе в салоне повышенной комфортности мы подаем для наших гостей зеленый салат, коктейль из орехов и сухофруктов, три соуса, стейк из семги или стейк из говядины на выбор, пирожное, мед, булочку, масло, напитки, включая вино, без ограничения. О, с радостью сообщаю, что освободилось аж три места – и можно купить билеты в салон повышенной комфортности. Но сперва, Светлана Анатольевна, вам нужно приобрести наши купоны. Это вы сможете сделать вечером, в свое свободное время

«Обязательно приобрету! Стейк! Зеленый салат! Три соуса!»

– Спасибо…

Джон Доу лучезарно улыбнулся и ушел, а «Эдиот» хмыкнул:

– Клэр?

– Это имя для друзей… – проворчала я. – А за что ты меня ненавидишь?

– Например, за то, что ты лишь недавно впервые позвонила домой. Ты сразу же смирилась со смертью, как и все в этом самолете.

– А ты что, надеешься ожить?

– Надеюсь.

– И как?

– Не знаю.

Помолчав, я сказала:

– Честно говоря, мое спокойствие меня саму удивляет. Чувствую себя лунатиком… и не верю до конца во всё это. Тоже кажется, что вот-вот и проснусь. Хотя, если подумать, ради кого мне жить? Детей у меня нет, любимого нет, а родители… Ну, они двое есть друг у друга, еще у них есть старшая дочь и внук. Плакать, конечно, сильно будут, но… все ведь рано или поздно умрут… Я сильно боялась смерти, а как всё нестрашно оказалось, да? Совсем без боли или ужаса…

Парень, не отвечая, засунул в уши наушники, запустил на экране смартфона фильм. «Эдиотическое хамло! Видеть тебя не хочу!»

«Эдиотическое хамло» мгновенно исчез.

Работа

В кафетерии мы просидели час, не меньше. После нас пригласили к выходу. Шесть широких кресел в начале самолета уже пустовали – конечно, первыми позвали «приорити». Еще когда я в Москве, при посадке, проходила мимо бизнес-класса, то запомнила пятерых: мужчина в костюме, без галстука, шептал что-то на ухо красивой блондинке, полноватая женщина средних лет рылась в дорогой сумке, еще один мужик читал газету, закрыв ею лицо (из его внешности я одну газету и запомнила), рядом с ним «залип в планшет» пятнадцатилетний мажор. А еще – недавно я видела мужчину в костюме и того юного мажора в снежно-горном Аду. «Интересно, кто третий освободил место в салоне повышенной комфортности?»

Вышли мы из кафетерия-лайнера по телетрапу. В конце «рукава» стояла женщина с безразличными серыми глазами, неухоженная. В ее русых волосах, стянутых канцелярской резинкой в куцый хвостик, поблескивали серебристые ниточки седины. Одежду она носила как у медика – бирюзовые штаны, явно ей большие и висевшие мешками, свободный топ, белый халат. На босых ногах – одноразовые тапочки из отеля. Педикюр она точно в местном салоне красоты не удосужилась сделать, как и маникюр – ногти на руках были обкусаны. Ее хотелось назвать теткой.

– Дюжина идет со мной, – неприветливо махнула «тетка», развернулась и, шаркая по гладкому полу тапками, побрела вглубь терминала С. Я оказалась одной из дюжины, что направилась за женщиной. На моем плече по-прежнему висела небольшая дорожная сумка, куртка была надета поверх свитера. Ни жары, ни холода, ни усталости я не чувствовала.

«Тетка» привела нас в вытянутую белую комнату без окон. Длинный проход, с двух сторон его, у стен, дешевейшие столы из кремового пластика, разделенные дешевейшими белыми перегородками, как в офисе, с потолка ярко льется дешевейший искусственный свет. Первые от входа столы были пусты, лишь на одном громоздилась микроволновая печь, а возле нее находился алюминиевый поднос, заполненный пластиковыми ложечками. Такая ложечка для чая или кофе входила в дорожный набор, подаваемый вместе с сэндвичами.

– Объясняю раз, показываю раз, на вопросы не отвечаю, – говорила «тетка». – Работа проста, с ней справится каждый. Укладывайте ложки на поднос так, как на этом подносе. Должно получиться четыре ряда из двенадцати пар, – итого: девяносто шесть ложек на подносе. Ошибаться нельзя – за ошибки снижаются ваши оценки. Затем ставите поднос в печь, закрываете печь, нажимаете на «старт», – сделала это «тетка», – достаете пустой поднос, – достала она через пару секунд поднос, – и заново заполняете его ложками, заново ставите ложки в печь. Один поднос – один купон. Сколько заработаете – столько потратите. О начале и окончании рабочего дня или перерыва услышите по громкоговорителю. Идите сейчас вперед и, где увидите стулья, садитесь, приступайте к работе. На работе надо молчать, не отвлекать других и самим не отвлекаться. Я же вас видеть больше не хочу, – озлобленно произнесла «тетка» и исчезла.

– Объявляется посадка для рейса 3М-321, – заговорил сверху робот голосом Джейн Доу. – Пассажиров просим пройти на работу к своим местам.

Помню, мы тогда помялись немного, и пошли вперед. Пустые столы, перегородки, снова столы, столы, столы… и бесконечный коридор. Изредка попадались столы с подносом и микроволновой печью, у каких стояло по черному стулу. На один из таких стульев села и я, повесила сумку на его спинку, огляделась: соседей у меня нет, на левой стенке перегородки кнопка вызова бортпроводника, на стене спереди выемка с ложечками – сколько эти ложки не бери, там не убудет.

Справа от меня – белая «микроволновка» без лейбла, передо мной – поднос из алюминия. «Один поднос – один купон». Конфеты, на какие я положила глаз, стоили в «Дьюти фри» восемьсот купонов. Я заполнила поднос рядом из ложек: одну ложечку надо положить черпалом вверх, следующую – черпалом вниз, снова черпалом вверх и черпалом вниз… «А в обычную микроволновку металл нельзя помещать – будет искрить, – пронеслась у меня мысль. – Значит, это необычная печь… может, вовсе не микроволновка». И я поместила заполненный на четверть поднос в печь, нажала на «старт» – интересно, что будет. Ничего не было – просто поднос не опустел. Тогда я полезла в сумку и достала пару монет, бумажный чек, пластинку мятной жвачки в фольге, – положила всё это в печь, нажала на «старт»…

– Хулиганите, Светлана Анатольевна? – спросила над моим левым ухом Джейн Доу. – Нарушаете одно из трех правил терминала C? Ай-ай-ай! Какая жалость, но отличницей вам уже не быть. Но пока еще можно быть хорошисткой!

– Эта работа не для меня. Скучно. Я способна на большее. К примеру я…

– Знаете английский и немного немецкий, французский и итальянский? Светлана Анатольевна, эти знания вам уже не нужны. И интересная работа не нужна. А нужно вам – умиротворение! Ваша цель – не провести приятно время в терминале С, а быстрее его покинуть! Мы здесь, в Раю, с пониманием относимся к тому, что ваши души успели привыкнуть к близким людям, питомцам, вредным привычкам, пище, увлечениям, интересной работе, фильмам, музыке… Мы не лишаем вас всего сразу, а даем время для адаптации. Не противьтесь распорядку дня, не хулиганьте, не унывайте, – эти три несложных правила помогут вам быстро смириться.

– А что будет в терминале В и в терминале А?

– Счастье, Светлана Анатольевна!

– За что мажорчик из бизнес-класса попал в Ад, на гору? Он же ребенок…

– Обычно мы не отвечаем на вопросы не родственников, но я вижу в вашем сердце сострадание, а сострадание нам в Раю импонирует. В том юноше уже не осталось невинности – богохульство, сквернословие, лжемыслие, непротивление гневу, винопитие в будни, блуд, гордыня, тщеславие, – всего не перечислишь, а кроме того – успел пристраститься к запрещенным порошкам… Наказан же он Адом за то, что не хотел жить. Что ж, ныне он очень хочет жить! – хохотнула Джейн Доу. – Очень! И молится Богу, ох как молится и кается! Наверняка всего-то лет через тысячу Всевышний над ним сжалится.

– А толстяк, мой сосед в самолете? За что ему Ад?

– Поверьте, Светлана Анатольевна, – ласково похлопала меня по плечу стюардесса, – он заслужил! Зас-лу-жил!

И она, отдаляясь, направилась по коридору, мимо перегородок и пустых столов. Я же продолжила заполнять поднос ложками. Надо было положить двенадцать пар ложечек в каждом ряду, располагая пару валетом, да ни в коем случае не ошибаться – всего на подносе должно быть девяносто шесть ложек, ни больше и не меньше. «Ни в коем случае не ошибаться, иначе мне снизят оценки и я вечно буду класть проклятые ложки на проклятый поднос! Лучше пересчитать, прежде чем сунуть поднос в микроволновку…»

Свободное время

Забавно, но раскладывать ложки по подносу мне в итоге даже понравилось. А что? – легкотня! Всего-то надо не ошибиться в первом ряду, затем и считать ложки необязательно – просто выложить верхние над нижними. По окончании четырех часов «микроволновка» показала мне, что я заработала сто сорок два купона.

После по громкоговорителю попросили пройти на ужин в кафетерий, даже поблагодарили за работу. На этот раз тележку повезли с начала салона, я выбрала сэндвич с сыром и томатный сок, – невкусно: сыр будто из целлофана, сок точно из томатной пасты. Место «10D» пустовало, ведь я не хотела видеть «Эдиота»; еще пустовало место «10B», что при жизни занимал пятилетний мальчишка. Его родители кушали в молчании, молчала и я, и все в кафетерии-лайнере. Говорить ни с кем не хотелось, но тишина напрягала, – и я включила музыку на смартфоне. За окном – белый туман, моросит дождик. Через минут сорок аккумулятор смартфона разрядился полностью.

Однако я не огорчилась – час ужина заканчивался, и меня ждало «свободное время».

Вышли мы по телескопическому трапу в помещении выдачи багажа. На ленте крутились чемоданы, какие разбирали пассажиры рейса 3М-321. У меня багажа не было (я летела в Сочи на два дня), поэтому я проследовала дальше – туда, где можно было купить купоны.

Помещения там напоминали то ли таможню, то ли кабинки для личного досмотра – безликие двери, за дверью – стол и улыбающаяся Джейн Доу, попросившая выложить на стол все ненужные мне вещи. Дорогой ноутбук, всю одежду из сумки (белье, запасные носки, бейсболка и пара футболок), саму сумку, стеганую куртку, – всё это барахло я оставила на столе, себе сохранила косметичку, смартфон, зарядку к нему, кошелек…

– На моем счету в банке… – открыла я кошелек.

– Ни деньги, ни пластиковые карты былой ценности в терминале С не имеют, – ответила Джейн Доу. – Разве вы, Светлана Анатольевна, не слышали, что на тот свет богатства не унести? Монеты, купюры, банковские карты мы принимаем по цене сырья. Золотые монеты, конечно, стоят дороже всего.

– А могли бы вы, мисс Доу, звать меня «Клэр»?

– О, так мы друзья?! Конечно, Клэээр! Зови меня Дженни!

– Так сколько у меня купонов, Дженни? – нахмурилась я. – Хватит на бизнес-класс?

– Боюсь что нет, Клээр… Тебе надо доплатить десять тысяч купонов, а ты сдаешь имущества на… двести один купон.

– Ноутбук же!

– Твой лэптоп подержанный, Клээр, к тому же ему уж три года. По цене сырья он стоит сто семьдесят купонов – ни больше ни меньше!

– А моя косметика? – положила я на стол косметичку. – Она французская.

– Так… Косметика бывшая в употреблении… – не заглядывая в косметичку, говорила стюардесса. – Тональный крем, румяна, тушь, карандаш, крем для век, гигиеническая помада, пробник духов, средство для снятия макияжа, зубная паста, зубная щетка, стеклянная пилка, пинцет, расческа… Еще сто три купона, Клээр. Одежда, что на тебе, и обувь, потянут еще на семьдесят купонов.

– Где я могу зарядить смартфон?

– В своем номере отеля, – широко улыбалась Джейн Доу. – Ключ от номера не нужен, но, на всякий случай, держи при себе это, – подала она мне часть моего посадочного билета – ту, маленькую часть, какая остается при посадке у персонала аэропорта. Я машинально сунула квиток в задний карман джинсов, затем молча сложила всё со стола в сумку, повесила ее на плечо и вышла из кабинки.

– Спасибо, что воспользовались услугами терминала С, – бодро проговорила мне в спину Джейн Доу. – Добро пожаловать в Рай!

После меня в кабинку зашли молодые мужчина и женщина, закатывая за собой большой чемодан. В них я узнала своих соседей – пассажиров с мест «10A» и «10 C». Я же пошла в сторону указателя «Отель – Салон красоты – Duty free shop».

За переходом нашелся эскалатор, на втором этаже тянулся магазин «Дьюти фри», похожий на витрину рождественской сказки. Детские игрушки, брендовая одежда, украшения, часы, косметика, алкоголь, сладости… Я не пью крепких напитков, не курю и конфеты-то, по правде говоря, не обожаю, но сейчас нестерпимо хотелось чего-нибудь вкусненького. Я даже пожалела, что не курю, – самое время закурить: сигареты стоили всего десять купонов, тогда как самая дешевая шоколадка или банка пива – пятьсот!

Мне нравилось гулять по магазину, рассматривать там все, брать в руки, нюхать духи… Так я целых два часа и прогуляла, ничего не купив. Консультировала в отделе косметики Джейн Доу, Джон Доу стоял у кассы. Эта парочка обнаружилась и в салоне красоты. Естественно, я к тому времени поняла, что они были разновидностью роботов.

Номера на дверях в отеле – как места в самолете: «6F», «7A», «7B-C» (двухместный), «7D-E-F» (трехместный)… Я самую малость «похулиганила» – попробовала ради интереса открыть двери чужих номеров – никак. Зато дверь с номером «10F» открылась сразу, при нажатии на ручку. Внутри номер – безликий, но чистый. За стеклом – туман и дождик, окно – без створок, в шкафу – бирюзовая медицинская форма размера XXL, тонкие тапочки, белый халат. А вот ванная комната мне понравилась: мягкие полотенца, низкая ванна, раковина, унитаз, крошечные флакончики с шампунем и гелем для душа, плиточка мыла, зубной пасты в малюсеньком тюбике хватит на два раза. Я поставила смартфон на зарядку, сделала ванну с пеной, почистила зубы. Бывает так, что после горячей ванны чувствуешь себя заново рожденной, чистой-чистой, душой тоже чистой. Порой охота петь. И в этот раз я тоже получила несказанное удовольствие. Замотала голову и туловище в полотенца, вышла к двуспальной кровати, взяла смартфон с тумбочки. Вот черт! Аккумулятор зарядился на один жалкий процент! И сколько бы я ни меняла розетки, батарея более не заряжалась. Зато гостиничный будильник и лампа горели без питания от сети… Значит, я потратила все свои сто сорок два купона на электричество! Один процент за сто сорок два купона?! За четыре часа нудного труда с ложками?! Обдираловка, а не Рай!

Расстроившись, я разложила по кровати все свои вещи – трогала их, вспоминала, когда и где купила, когда и где носила или пользовалась ими. Затем включила ноутбук – листала фотографии, пока не погас экран, затем плакала, долго плакала – так хотелось обнять маму, папу, сестру, племянника, друзей, что разрывалось сердце, так хотела ожить, что не о чем ином думать не могла. Набрала номер лучшей подруги – лишь гудки… а когда вырубился смартфон, я снова зарыдала. Так и заснула в окружении вещей. Сон пришел молочно-ватный…

Купи мне спички

Наверно, кто сейчас это читает, думает, что я веду себя неубедительно. Что, по закону жанра из киношек, логично было бы не верить Джейн Доу, подозревая эксперимент правительства и пытаясь бежать… Извините, но когда из «микроволновки» пропадают ложки, то понимаешь, что ты в бреду и этот бред – явь. И еще четко понимаешь – не сбежать, потому что, кроме Ада, бежать душе из Рая некуда.

К одиннадцатому дню пребывания в терминале С я сдала все-все свои вещи, кроме смартфона и зарядки к нему. Ходила я в бирюзовой медицинской форме, висевшей на мне мешком, в белом халате, в отельных тапочках. Краска из-за ежедневной ванны с волос почти сошла, и я стала рыжеватой, косметикой я больше не пользовалась. Многие из пассажиров рейса 3М-321 выглядели как я или около того, друг с другом мы едва разговаривали, ходили как сомнамбулы из отеля в кафетерий, на работу, в кафетерий, на работу, в кафетерий… В свободное время я чаще всего гуляла в магазине «Дьюти фри», ничего не покупая. Сколько у меня набралось купонов, я не интересовалась. Раз купила шоколадку и банку пива. Удовольствия от них вышло ноль, и я перестала тратить купоны. (Подозреваю, что стейк в этом странном Раю тоже походил на резину.) Перестала есть и сэндвичи, но в кафетерии нужно было сидеть час, и я сидела с безразличным лицом, уставившись в окошко – за ним всегда туман и дождик. По родным, друзьям, любимой работе я уже не скучала, правда, почему-то скучала по «Эдиоту». Я даже пожелала вновь его увидеть, но он не возник. Душу согревала одна мечта – быстрей бы покинуть терминал С!

После работы, в одиннадцатый день, я впервые пошла гулять не по «Дьюти фри», а поднялась на этаж выше, где находилась библиотека. Читать книги я, кстати, не любила. Зачем? – столько фильмов, роликов! Зайди в «интернеты» – и тебе всё расскажут, всё покажут, а читать – это слишком долго, времени нет… не было.

На третьем этаже указатель «Библиотека» показывал налево, указатель «Детская зона» направо. Подумав немного, я пошла направо – из интереса. И увидела игровую комнату за стеклом, как в торговых центрах. Там детишки катались с горки в бассейн с мячиками, ползали по лестницам, прыгали на батутах. На скамейке перед игровой комнатой сидела моя соседка с места «10A». И наблюдала за своим резвящимся сыном.

– Здравствуйте, – села я рядом с ней. – Меня зовут Кл… Света. И у меня есть племянник такого же возраста, как ваш сын…

Женщина молчала.

– Я просто хотела узнать: нравится ли вашему сыну здесь. Меня бы это успокоило, если бы нравилось…

Я встала и хотела уйти, когда женщина ответила:

– Ему очень нравится здесь. Но это не мой сын. Леша был таким бесенком, а этот мальчик – ангелок… Мой муж уж и не ходит к… этому ребенку. Говорит – ненастоящий. И я знаю, что ненастоящий, но хожу…

Моего ответа она не ждала, и я ее покинула, ничего не сказав. На сердце стало паршиво, и вместо библиотеки, я поднялась еще на этаж выше – оказалась на крыше. А там! – Эдиот! Сидел на полу и курил! Выглядел он в точности так, как в первый день, только весь вымок под моросящим дождиком.

– А я думала, что испарила тебя навсегда! – радостно сказала я и, так как он странно посмотрел на меня, пояснила: – Ну… в кафетерии тебя нет, нигде тебя не вижу.

– Я туда не хожу. И на работу не хожу. И в отеле не сплю. Живу на этой крыше. Вообще, хулиганю, как могу. Мне уже сказали, что я безнадежен.

– Зачем?

– Вдруг, если не соблюдать их правила, то оживешь? Не думала об этом? Если всё делать им назло? Задумывалась, почему сигареты так дешево здесь стоят? Потому что зависимости здесь нет, радости от сигарет нет, а мерзости во рту – хоть отбавляй. Я и курю-то только затем, что удовольствия не получаю. И это не дает мне позабыть о том, кто я такой.

– Видать, тебе есть ради кого жить…

– Всем есть! Я глупо жил… мечтал о многом, но часто это многое откладывал на потом… Думал – еще куча времени… Ладно, банальщина, не бери в голову.

– Да я точно так же поступала. Правда, не считала, что глупо жила. Просто жила, как получалось.

– Ты была счастлива?

– Вроде да… Не знаю…

– Значит, не была. А я был. Смотри… – поднялся он, отдал мне свои очки и с разбега прыгнул с крыши – туман его отбросил назад, как батут, – и «Эдиот» шмякнулся у моих ног.

– Больно?! – испугалась я.

– Ни капли, – смеялся он, вставая на ноги. – Хочешь попробовать?

– Нет… Страшно как-то… Всегда боялась высоты.

– А если бросить вниз сигарету, то она пропадает в тумане и не возвращается, – задумчиво проговорил Эдуард, надевая очки. – Еще здесь никогда не темнеет, никогда не прекращается дождик, никогда не пропадает туман.

– Тебе, может, что-то надо?

– Если не сложно, купи мне спички.

Сороковой день

Отныне я после работы шла на крышу, по пути покупая Эдуарду спички и пачку сигарет, тратя всего-то пятнадцать купонов. Он чаще был неразговорчив, грубоват, говорил, что я его раздражаю, – и тогда мы молчали, сидя на крыше. Иногда болтали о всяческом: о том, что фараоны дураками не были, раз тянули на тот свет побольше золота, или о том, что в древности с покойниками всегда хоронили ценную монетку…

Кто подумал, что я влюбилась, ошибается. Просто мне было некуда пойти, а «Эдиот» был интересным. Он тоже не влюбился в меня. В терминале С нас не посещали страсть, влечение, желания. Не разговаривали мы и о личном, сохраняя свою прежнюю жизнь в тайне. Да и тем для бесед, как оказалось, у нас было немного, общих увлечений тоже. Даже музыка нам нравилась разная. Я, к примеру, русскую музыку не слушала, а он обожал всякое «старьё» – Цой там и прочее под названием «русский рок».