скачать книгу бесплатно
– Почти четыре восьмиды зимы, и все они будут твоими. Не ахти какой подарок, но я его тебе дарю.
– Спасибо, – прослезилась Маргарита. – Лучшего подарка у меня еще не было…
________________
В это же предрассветное время зарождающегося дня юпитера, двенадцатого дня Нестяжания, из второй женской спальни на третьем этаже, вышла Хельха. Немного поболтав с Ольвором, она отправилась в кухню готовить завтрак. Ее шаги еще гулко звучали на лестнице, когда Гюс Аразак, тихо спустившись с четвертого этажа, скользнул в коридор к той же спальне и вошел в незапертую дверь.
Его ждали. Соолма, одетая в темно-багряное платье, с величавым спокойствием на лице сидела, выпрямив спину, на своей постели у окна. Гюс молча опустился на соседнее ложе – сел напротив нее. Эмильна осталась стоять – она нервно ходила по длинному проходу между кроватями, стеной и сундуками, то обхватывая себя руками, то прикладывая их ко лбу.
– Решайтесь, – заговорила первой Соолма. – На закате уже закроют ворота. У нас остался один день. Или сегодня или… для многих из нас может быть никогда… Нужно заканчивать этот поход. Чего же вы боитесь? Спросят только с меня. О тебе, Эмильна, никто не узнает. Ты, Гюс, будешь далеко.
– Но я не… – надула и без того пухлые губы черноволосая красавица. – Авось прознают? Меня Аргус удавит прежде, чем герцог доберется!
– Если с войной не покончить здесь и сейчас, то многих из нас не станет. Пойдем дальше на юг – и это затянется больше, чем еще на год. Прибудут войска из Лодвара и княжества Баро, возможно герцоги Мартинзы и Елеста ударят с севера… Войне не будет конца. А если Аргус погибнет, Эмильна? Он и так уже весь изрезан. Ранение под Тронтом, помнишь? Как он до конца зимы поправлялся? Ему может более не повезти…
– Уговорила! – вскричала девушка в красной юбке и тонкой рубахе. – Согласная я…
Соолма едва заметно улыбнулась и перевела черные глаза на Гюса Аразака – тот сидел, положив локти на широко расславленные колени и опустив в размышлении лохматую голову.
– А что же ты, Гюс? – взялась за смуглого здоровяка Черная Царица. – Ты же понимаешь, что она скоро от тебя избавится. Ей стоит одно слово сказать герцогу Раннору и… Даже не знаю, что будет. Ты ведь нарушил его приказ: не болтать о ней – рассказал Геррате про ее повара уже после. Рагнер этого не прощает. Если сказал, что язык и кишки вырвет,– значит: вырвет.
– Свиннак тоже меня убьет.
– Он будет тебе благодарен, Гюс. Ты вернешь ему законную жену – его честь. Уверена: у него сейчас мало людей, на которых он может опереться. Возможно, нет вообще никого. Он будет вынужден полагаться на тебя, зная, что тебе некуда податься. В конце концов, просто сбеги, но отплати ей напоследок.
– Но как мне найти Свиннака? Я не знаю, где он скрывается.
– Рагнер говорил мне про вонючего деда. Ее деда. Он, я уверена, знает, где градоначальник: не зря он ночует один в пустом доме. Это какой-то зеленый дом с фонарной башней, сразу за Судом – не думаю, что таких много.
Гюс поднял глаза.
– Я знаю этот дом, – задумчиво проговорил он. – Там была неплохая съестная лавка. Я туда заходил, когда ждал Свиннака в Суде и был голоден.
– Поезжай сразу туда. Я дам тебе письмо для градоначальника. Ее саму вези в бывший большой дом: уверена, король Ивар будет там через триаду часа. Если градоначальника нет в городе, то король сам ее спрячет до его появления. Всё будет просто. Людей в ратуше сейчас мало. Геррата уйдет отдыхать к повару на чердак, Хельха будет днем с Ольвором, раз ночью они в разлуке. Решайся. Это твоя возможность отплатить ей. Разве ты не этого хотел?
Гюс очень желал отплатить девчонке, что унизила его, сломала жизнь ему и его тетке, но он трусил – видение приближающегося Ортлиба Совиннака на крыше хлебной кухни его по-прежнему ужасало: как и тогда он был готов бежать со всех ног, если такое повторится.
– Рагнер унизил ее супруга, – словно прочитала его мысли Соолма. – Так, как это делает Рагнер, это весьма и весьма больно. Ты будешь полезен этому человеку – ты ведь так много знаешь обо всех нас. Не переживай – убьет он тебя не раньше, чем Рагнера. А этого не случится.
– Заговоренный он, что ли?
– Он Лодэтский Дьявол. А Дьявола нельзя убить, как и Бога.
Гюс ухмыльнулся и сказал:
– Согласен – я испытаю свою удачу и сделаю это… И вот что, Соолма, своего Дьявола ты, конечно, любишь, но и Свиннак не менее опасен, поверь. Его можно пригнуть, как это уже сделал герцог, благодаря шлюхе, но когда Свиннак разгибается, то сам Дьявол должен его бояться.
– Посмотрим, – ответила Соолма и в знак договоренности выставила полусогнутые руки.
Гюс приложил свою левую ладонь к ее правой – и получился крест. Эмильна перекрестила ладони с ними обоими – они образовали кольцо и сжали пальцами руки друг друга – так в Меридее заключались торговые сделки: считалось, что предатель креста, нарушитель клятвы, получит наисуровейшую Божью кару.
– Гюс, – добавила Соолма, разжимая пальцы, – даже не думай что-то ей сделать. Супруг должен принять ее невредимой, иначе он откажется помогать королю. Если не боишься возмездия свыше и думаешь обмануть меня, – сузила эта свирепая лицом меланка свои черные, с яркими белками глаза, – то знай: я нашлю на тебя змеиную болезнь.
Трусоватый Аразак невольно поежился, кисло улыбнулся и кивнул.
________________
Маргарита проспала всё утро и встала с постели за полтора часа до полудня. Она искупалась, надела зеленое платье и едва закончила покрывать белым платком голову, как Гёре принес ей второй завтрак. Вместе с Айадой они подкрепились пищей. С тех пор как дертаянская волчица стала есть из ее рук, девушка перестала ее бояться. Однако гладить себя Айада пока еле позволяла и неоднозначно относилась к Маргарите: ревнивая, как законная супруга, собака не понимала, почему хозяин предпочитает всё время проводить с пришлой незнакомкой, пренебрегая ее обществом, отгораживается завесой красного балдахина и уединяется на часы с двуногой особой, которая не может ни бегать так же быстро, как она, Айада, ни кусаться. Но преданная Рагнеру собака, переступая через собственное недовольство, послушно ему служила и старалась угодить – в этом она напоминала Маргарите Соолму.
После Маргарита пошла прогуляться с Айадой, но в коридоре решила ненадолго заглянуть к брату Амадею. Утопая в своей грешной любви и опасаясь упреков из-за блудного поведения, она не навещала праведника со дня своего рождения, то есть уже целых пять дней. Дверь оказалась незапертой. Лорко сидел на подоконнике. При появлении Маргариты он собирался молча выйти, но девушка его окликнула:
– Здравствуй, Лорко, я так рада тебя видеть.
Парень опешил и развернулся. Зеленоватые глаза в желто-зеленой оправе синяков забегали.
– Привет, – несмело сказал он.
– Мне Рагнер рассказал о том, что ты вытворял.
Лорко смутился, думая, что она имеет в виду его стычку с герцогом в зале собраний.
– Я так смеялась, – продолжала Маргарита. – Особенно про розыгрыш Эорика в бане с плащом-невидимкой. Ты – это нечто!
Лорко смутился еще сильнее.
– А еще он рассказал, какой ты храбрый. Он говорит, что ты мог бы меньше набить шишек, если бы… только не обижайся, прошу… если бы больше слушал, а не болтал всё время. Зато он еще называет тебя самым везучим человеком из всех, кого знает.
– Да, есть такое, – пробормотал парень, поглядел на нее исподлобья и по-доброму улыбнулся – шутовское лицо преобразилось и стало обаятельным. – Я пайду, болтайте… Амадюля, – Лорко прощально махнул рукой священнику и исчез за дверью.
– Амадюля? – удивилась Маргарита, садясь на стул перед кроватью праведника.
Брат Амадей спустя двенадцать дней лечения выглядел вполне здоровым, непривычно румяным и необычайно чернобородым; волосы на голове тоже заметно выросли и падали ему уже до середины груди.
– Мы подружились, сестра, – ответил брат Амадей. – Ему стало не с кем общаться, как и мне.
– Простите, пожалуйста, что не навещала вас, – виноватым голосом проговорила Маргарита. – Просто…
Праведник тепло усмехнулся ее розовеющим щекам.
– Я не в упрек, сестра. Я вовсе ничего такого не имел в виду.
– Я так счастлива, брат Амадей, – нежно улыбалась девушка. – Так счастлива… Не надо ничего говорить о том, что я опять поспешила… Я знаю… Но после того, что со мной сделал сын Совиннака, я не думала, что когда-нибудь смогу быть прежней. А сейчас я даже лучше, чем была, – звонко рассмеялась она.
– Я рад, – сказал брат Амадей. – Я должен был бы осуждать твой новый и уже осознанный грех, но, зная причины, не буду упрекать тебя, сестра, не бойся: всё же ты не замужем и не нарушаешь священных клятв…
Они немного помолчали.
– Как вы, брат Амадей? Выглядите вы очень хорошо!
– Да? Это так? – потрогал свою бородку пальцами священник. – Я хоть на себя еще похож?
– Не очень. Вы даже пополнели. Я могла бы вас не узнать. Так как вы?
– Хорошо, очень хорошо. Рана почти затянулась… Я уже пробую ходить на своих искалеченных ногах. Недолго пока, но с каждым днем всё больше. Скоро гулять буду… С палочкой, как старик! Да я и есть старик для тебя, да, сестра? Мне уже тридцать девять. Вот уже три года, как часы жизни пошли в обратную сторону, и я начал стареть.
– Вы вовсе не старый, – помотала головой девушка. – И, прости меня, Боже, очень красивый! – засмущавшись, встала она, а праведник шире улыбнулся. – Я зашла на минуту: с Айадой гулять надо, – показала она на собаку, сидевшую подле стула. – А то она терпит. Я к вам чуть позднее еще зайду… Зайти сегодня?
– Да, приходи обязательно. Как я понимаю, ты не желаешь притворяться женой Совиннака. Надо всё хорошо обсудить.
Маргарита кивнула и вышла с Айадой из комнатки. В коридоре она улыбнулась Лорко и хотела удалиться, но он ее остановил:
– Погоди, – попросил он. – Я сказать хочу… Ента я цурьезна сказжу, не смейся, – вздохнул рыжеватый парень, раскрашенный зеленым вокруг глаз и невольно вызывавший улыбку. – Праасти меня, – тихо произнес он. – За вся. Ну за то, дча трогал тябя… И за то, дча глядел… за то, дча гаварил… Я и перяд всёми на калени вцтану и повинюся – ты не сомненивайся. Амадей гаварит, дча и кароли вцтают на калени пяред дамами, оттага ча ръыцари. Ну коль уж дажа кароли, то и мяне не зазорное… Но малость позжа, а то герцог решит, дча я цдался – не вынес пуштяку… Он меня уважать перецтанет… А биться в бою я всё равное пойду. Сбёгу, огрябу, но пойду. А посля и повинюся за та, дча балтал про тябя, – слегка улыбнулся он. – Я и правда… чуцтва к тябе мел. Со мною так всёгда, – шутовской рот снова расплылся, а в зелено-карих глазах появились искры. – Кады я любляюсь, то делаюсь дурным… Вот и вся, дча я хотил сказать… Ну ащя то, дча я сам втащу каму угодно, коль дча пра тябя услыхаю. Амадей мяне сказал, какавая ты… цветлая и добрая. Ча он видал, как ты вся цветом сиаашь! И уж не обижайся, набила бы меньшею шизшек, – рассмеялся он, – коли бы слухала разуму, а не сердцу. Зато как раз патаму ты и добрая. Он гаварит, дча ты удвитяльна – пережидь стока бедов и не одчёрстветь, не созлобиться… Коль краткое, ты – как горшочак золоту, да ащя эка дика краса! И тябя незя не люблять – ента ужа я сам так сдчатаю.
– Спасибо… – растроганно прошептала Маргарита, понимая, что еще немного и заплачет, но теперь уже от радости. – Спасибо за добрые слова… Я пойду, а то бедная Айада уж едва терпит.
Она стала уходить, когда Лорко ее перегнал и пошел спиной вперед.
– Ты тама смёкни герцогу, дча мы вся за нёго дюже радае, а? – говорил он, широко, по-доброму, улыбаясь и становясь дьявольски очаровательным. – Яго таковским дажа Эорик и Ольвор не помнют. Вся мы – радае!
Маргарита почувствовала, как ее щеки начинают гореть – и снова от радости. На двадцать первый день ее знакомства с Лорко отвращение к нему сменилось обожанием.
________________
Пока Маргарита гуляла с Айадой во внутреннем дворе ратуши, то думала, что переживает идеальное начало идеального дня. Любуясь на весенние деревья, девушка ощущала себя необычайно легкой, будто бы ее тело стало сотканным из воздуха, а душа из белоснежно-сладкого цветения. И внезапно ей стало страшно: она вспомнила, что так же безмятежна была в Матронаалий – и тот день оказался последним светлым днем ее прежней жизни. Предчувствие чего-то темного набежало, как туча на голубое небо. Но отогнав прочь все дурные мысли, она пошла с Айадой назад, в главное здание ратуши.
«Что со мной может случиться под защитой Рагнера? – успокаивала она себя. – Он никому не позволит меня обидеть».
Ратуша опустела. Наступление войска Лиисема ожидалось уже в ближайшие сутки, и все бойцы Лодэтского Дьявола переместились к крепостям. Здесь в дневное время оставалось не более полусотни человек. Войдя в залу с колоннами, Маргарита встретила Эмильну и хотела пройти мимо, когда та ее окликнула:
– Подожди…
Черноволосая сиренгка подходила к светловолосой сиренгке. Айада загородила Маргариту и оскалила зубы – Эмильна остановилась.
– Что тебе нужно? – спросила Маргарита, надеясь не услышать ничего такого, что бы ее расстроило, ведь Рагнеру на Эмильну не пожалуешься, иначе признаешься в неспособности решить самостоятельно даже такие мелочи, как женские склоки.
– Я повиниться хочу, – ответила Эмильна. – Честно, – плюнула она на пол. – Ты теперя одна из нас. Наша семья. Я за тебя горло порежу, ежели надобно.
– Спасибо… – еле сдерживая свой восторг, ответила Маргарита.
«Удивительный день, – думала она. – И Лорко! И Эмильна! Может, и с Соолмой мы подружимся… через много-много лет».
– Ты меня тоже прости, – сказала Маргарита. – Я видела, как ты страдала. Я не виноватая, что так…
– Забыли! – весело воскликнула черноволосая девушка. – Как мне звать тебя… Госпожа Свиннак?
– Нет, ты неверно произнесла имя моего супруга. «Маргарита» – лучше зови меня так.
– Хорошо, – заулыбалась Эмильна. – А давай сладкого попьем, поболтаем… Делать всё равное нечего.
– Пошли наверх? – согласилась Маргарита.
– Чего ты! Мне в почивальню к герцогу незя ходить – Аргус взбеленится. И тебе в нашу тож. Герцог вовсе будёт не радый!
– Прости, – прижала ладонь ко лбу Маргарита. – Не подумала и глупость сказала. Конечно…
– Пошли в кухню. Там щас пу?стое, я точно знаю. Поварята отбыли к крепостя?м воинов кормить.
– Ну раз так, то давай.
В кухне Эмильна по-хозяйски начала делать какой-то травяной завар. Маргарита расположилась за большим столом, а Айада, присев на полу, с наслаждением нюхала воздух таком в милом для нее месте.
– Я тебе поклала тот же завар, как и себе, – щебетала Эмильна. – Цвет и травы, что тама, – очень вкусные с медо?м. И бодрит славно.
– Спасибо. А мне Рагнер рассказал, что ты Аргуса стрижешь.
– Да, а чё? – с двумя чашками в руках Эмильна подошла к столику и села рядом с Маргаритой. – Не спеши, еще дюже горючее… Так чё там, что я Аргуса стрижу?
– Я просто хотела сказать, что ему повезло с тобой, – беззаботно улыбалась Маргарита. – Я спросила Рагнера, почему у него длинные волосы, а он сказал, что так, как они живут, только три пути: бриться наголо и обрастать ежиком, как Ольвор, стричься нормально и неровно обрастать, как Эорик, или отпустить длинные волосы, как он. А потом я спросила, почему у Аргуса стрижка короткая и ухоженная, и он сказал, что это ты о нем заботишься.
– Да, ножи я пользую мастерски… Ты нашего герцога тож здорово причесала. Стоко болтовни былося! Но щас все свыклися. Всё, готовое, – попробовала Эмильна напиток из своей чашки.
– А ты правда из Сиренгидии? – спросила Маргарита, начиная пить сладкий завар. – Моя матушка была оттуда, из горного города Леэ.
– Да, по тебе видное. Но нынче таких тама уже малость – тока, наверное, в Леэ и есть. А по бережью все смешалися. Я из Орифа. Это столица.
– Я знаю. Мои папа и мама там познаааа… комились… – зевнула Маргарита. – Кажется, я всё же не выспалась. А мы остановимся там по пути в Лодэнию?
Эмильна странно посмотрела на «новую подругу».
– Герцог тебя в Лодэнию берет?
– В Ларгос, – сказала Маргарита и опять зевнула. – Говоришь, завар бодрит? Надо его пить быстрее, а то на этом столе засну. Извини.
– Ничего, – задумалась Эмильна и снова странно посмотрела на Маргариту.
В кухню, шурша темно-багряным платьем, вошла Соолма. Айада, увидев ее, обрадовалась и замахала хвостом.
– Можно? – добрым голосом спросила Соолма у Маргариты, протягивая руку к собаке. – Я соскучилась по ней.
– Конечно, – ответила девушка.
Соолма села на табурет неподалеку от стола, подозвала к себе собаку и, поглаживая черную, лоснящуюся шерсть Айады, стала что-то говорить ей на лодэтском.
– Маргарита в Лодэнию сбирается, – с нажимом проговорила Эмильна. – Герцог берет ее с собою. В ваш Ларгос.
Соолма, словно это не ей говорили, продолжала миловаться с собакой.
– Не важно, – помолчав, ответила она на лодэтском. – Мы договорились.
