Последний экспонат

Рина Лаврена

Последний экспонат

Тени прошлого никогда не исчезают. Они лишь ждут подходящего момента, чтобы выйти на свет.

Анна Соколова знала, что музей – это место, где время застывает. Но в тот день, когда в запасниках она нашла старый чемодан с дневником серийного убийцы, она поняла: некоторые истории не хотят оставаться в прошлом. Последняя запись в тетради была сделана свежими чернилами – и в ней значилось её имя.

Теперь в городе снова появляются жертвы, каждая – безупречный "экспонат" в чьей-то извращённой коллекции. Кто-то внимательно следит за Анной, кто-то знает о её связи с этим кошмаром. И самое страшное – "Реставратор" уже начал свою новую выставку.

Анна – её главный экспонат.

Но чтобы выжить, ей придётся раскрыть тайну, которую хранили стены музея сорок лет. Тайну, которая касается лично её.

Потому что в этой игре нет случайных жертв.

Только тщательно отобранные участники.

Часть 1. Тень в запасниках

Кто-то в тени стоит.Тихо скрипят половицы, Ветер в окно стучит. Кто-то стирает границы,А ты – лишь новый ров.Чемодан с секретом чёрным, Дневник, что кричит без слов. Первый экспонат – узором,Или это часть затей?Беги, но куда? Не знаешь. Следы ведут в музей. Тень за спиной – ты её слышала,Или это часть затей?

Глава 1. Пролог, 1972 год

Ледяной ноябрьский ветер гулял по пустым аллеям парка, срывая последние пожухлые листья с голых ветвей. Фонари, редкие и тусклые, создавали на асфальте дрожащие круги света, за пределами которых царила непроглядная тьма. В одном из таких островков света, на скамейке с облупившейся краской, сидела женщина. Ее пальцы нервно перебирали прядь темных волос, снова и снова накручивая ее на указательный палец – привычка, сохранившаяся со школьных времен, когда она так волновалась перед экзаменами.

Часы на городской ратуше пробили полночь. Звук, обычно едва слышный здесь, в глубине парка, сегодня казался оглушительно громким. Женщина вздрогнула и резко обернулась, почувствовав, как по ее спине пробежали мурашки. В темноте между деревьями что-то шевельнулось.

Шаги. Медленные, размеренные. Кто-то не спешил, словно знал, что ей некуда бежать.

"Кто… кто здесь?" – ее голос прозвучал неестественно высоко, почти детским.

Из тени вышел мужчина. Высокий, в длинном драповом пальто, с лицом, скрытым под полями шляпы. Его перчатки из тонкой кожи неестественно белели в лунном свете.

"Вы знали, что грех оставляет следы?" – его голос звучал мягко, почти заботливо, как у врача, объясняющего пациенту ход процедуры. "Как клей на страницах старой книги. Как трещина в венецианском зеркале."

Она попыталась вскочить, но ее ноги вдруг стали ватными. Перчатка коснулась ее щеки – прикосновение было удивительно нежным.

"Не бойтесь. Это будет… реставрация."

Лезвие блеснуло, отразив лунный свет.

Когда часы пробили час, на скамейке осталось лишь безупречно уложенное тело. Руки аккуратно сложены на груди, волосы расчесаны, лицо выражало почти блаженный покой. На соседнем сиденье лежала аккуратная карточка из плотного картона, на которой каллиграфическим почерком было выведено: "Экспонат №1. 12 марта 1972 года. Грех – ложь. Форма – чистая." Буквы "Р" и "С" были выведены с особым изяществом – автор явно гордился своим почерком.

Глава 2. Находка

Анна Соколова ненавидела воскресные смены. Музей современной истории в выходные превращался в склеп – пустые залы, тишина, нарушаемая лишь скрипом старых паркетных досок, и этот вездесущий запах – смесь нафталина, пыли и чего-то еще, чего она никогда не могла определить. Может быть, запах времени? Или забвения?

Она шла по длинному коридору запасников, где стеллажи с архивными коробками поднимались до самого потолка. Ее кроссовки (Анна всегда нарушала дресс-код, предпочитая удобство формальностям) мягко шлепали по бетонному полу. Сегодня ей нужно было найти фотографии для новой выставки "Город в 70-е" – очередная попытка директора привлечь посетителей ностальгией.

Когда она наклонилась к нижней полке, что-то блеснуло в глубине стеллажа. Анна нахмурилась и, отодвинув коробку с этикеткой "1976-1979", увидела кожаный уголок. Потянув на себя, она обнаружила старый чемодан – модель "дипломат", какие были популярны в советские времена. Кожа потрескалась по краям, металлическая фурнитура покрылась темным налетом, но замок блестел, словно его недавно трогали.

Сердце Анны почему-то забилось чаще. Она оглянулась – коридор был пуст. Дрожащими пальцами (почему они дрожат? она ведь просто нашла старую вещь) она нажала на замки. Они поддались с глухим щелчком, издав при этом звук, похожий на вздох.

Внутри, аккуратно уложенные, лежали:

Пятнадцать фотографий формата 9х12. Верхняя была слегка надорвана по краю. На ней – женщина на парковой скамейке, уложенная в неестественно красивой позе, как спящая принцесса из сказки. Но что-то было не так… Слишком бледная кожа. Слишком неподвижная грудь. И этот странный блеск открытых глаз.

Анна резко перевернула фотографию. На обороте карандашом было написано: "Эксп. №1. Проверка экспозиции."

Ее руки сами потянулись к следующему предмету – ножу с узким клинком. Даже спустя столько лет сталь сохранила зловещий блеск. Анна невольно провела пальцем по лезвию и тут же отдёрнула руку – ей показалось, что она почувствовала липкую теплоту, хотя разум твердил, что это невозможно.

И наконец – тетрадь в кожаном переплете. Страницы пожелтели от времени, но переплет выглядел почти новым. Анна открыла первую страницу.

"Экспонат №1. 12 марта 1972 года. Женщина, 28 лет. Грех – ложь. Форма – чистая. Примечание: экспозиция требует более тщательной подготовки, заметны следы волнения."

Следующая страница: "Экспонат №2. 15 апреля 1972 года. Мужчина, 35 лет. Грех – жадность. Форма – очищена. Примечание: материал сопротивлялся, испортил симметрию левого рукава."

Анна листала страницу за страницей, ее дыхание становилось все чаще. Последняя запись…

Чернила были свежими. Буквы – та же каллиграфическая вязь, но выведенная с особым тщанием, словно автор готовил особый подарок.

"Выставка начинается. Анна – идеальный финал."

В этот момент где-то в дальнем конце коридора громко хлопнула дверь. Звук был таким резким, что Анна невольно вскрикнула, роняя тетрадь. Страницы раскрылись на последней записи, где буквы "А" в ее имени были выведены с особой любовью – с изящными завитками, как в старинных рукописях.

Глава 3. Полиция

Анна стояла перед массивной дверью кабинета следователя, сжимая в руках чемодан так крепко, что пальцы побелели. Через матовое стекло двери угадывалась тень человека, склонившегося над бумагами. Она знала эту позу – Дмитрий всегда так сидел, когда был погружен в работу, слегка наклонив голову влево, будто прислушиваясь к чему-то, что никто, кроме него, не слышал.

Она глубоко вдохнула и постучала.

– Войдите.

Голос за дверью был усталым, но узнаваемым. Три года брака оставили в ее памяти не только шрамы, но и эти мелкие детали – как он кашляет по утрам, как скрипит его голос, когда он не выспался, как пахнет его одежда после рабочего дня – кофе и старой бумагой.

Дмитрий поднял глаза и замер. Его пальцы непроизвольно сжали ручку, оставив на документе маленькую кляксу.

– Анна?

Она молча поставила чемодан на стол. Металлическая фурнитура глухо стукнула о дерево.

– Мне нужна твоя помощь.

Он посмотрел на чемодан, потом на нее, и в его глазах мелькнуло что-то знакомое – та самая смесь раздражения и беспокойства, которая появлялась всякий раз, когда она приходила с очередной «невероятной» догадкой во время их совместной работы.

– Опять какая-то тайна? – он потянулся к замку, но она резко положила руку на крышку.

– Сначала обещай, что не будешь смеяться.

Дмитрий вздохнул, откинулся на спинку кресла и провел рукой по лицу. У него появилась новая морщина между бровями – глубокая, резкая.

– Когда я последний раз смеялся?

Она открыла чемодан.

Следующие десять минут Анна наблюдала, как его лицо меняется – от скептицизма к недоумению, от недоумения к настороженности, а затем к тому выражению, которое она знала слишком хорошо. Выражению человека, который видит перед собой нечто, что не должно существовать.

Дмитрий осторожно взял фотографию, провел пальцем по краю, как будто проверяя, настоящая ли она.

– Это…

– Да.

Он перевернул снимок, прочитал надпись на обороте, затем медленно открыл тетрадь. Его глаза бегали по строчкам, иногда возвращаясь назад, перечитывая.

– Анна… – он отложил тетрадь и посмотрел на нее. – Ты понимаешь, что это может быть чьей-то больной шуткой?

Она достала из кармана последнюю фотографию – ту, что нашла у себя в ящике стола сегодня утром. На ней была она сама, спящая в своей постели. Снято через окно.

– Они уже начали, Дмитрий.

Тишина в кабинете стала густой, почти осязаемой. Где-то за стеной звонил телефон, кто-то смеялся в коридоре, но здесь, в этом маленьком пространстве, время словно остановилось.

Дмитрий наконец пошевелился. Он аккуратно сложил все обратно в чемодан и закрыл крышку с мягким щелчком.

– Хорошо. Давай по порядку.

Он потянулся к телефону, но в этот момент дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял молодой сотрудник с папкой в руках.

– Волков, вам срочно. Нашли тело.

Дмитрий и Анна переглянулись.

– Где? – спросил он, уже зная ответ.

– В парке. На скамейке.

Молодой человек нервно облизнул губы.

– Вы не поверите, сэр. Он выглядит… как экспонат.

Тень от найденного чемодана ложится на настоящее – первая жертва нового «Реставратора» найдена в том самом парке, где начиналась история. Анна и Дмитрий оказываются втянуты в игру, правила которой написаны сорок лет назад. Но самое страшное – убийца уже сделал Анну частью своей коллекции. Дальше Анне предстоит узнать, насколько близко он подошел, и как далеко готов зайти.

Глава 4. Журналист

Дверь редакции "Вечернего города" скрипнула, будто возмущаясь несвоевременному визиту. Анна переступила порог, и сразу же на нее обрушился хаос – грохот печатных машинок, крики редакторов, клубы сигаретного дыма. В воздухе витал запах свежей типографской краски и дешевого кофе.

Она пробиралась между столами, цепляясь локтями за стопки газет. В дальнем углу, за горой бумаг и пустых бутылок из-под чернил, сидел Максим Бережной. Его кабинет напоминал логово – стены были увешаны вырезками, фотографиями, перекрещенными красными нитями.

– А-а, Соколова! – Он поднял голову, и в его глазах вспыхнул тот самый опасный блеск, о котором ее предупреждал Дмитрий. – Наконец-то решила осчастливить меня историей про пыльные архивы?

Анна молча поставила чемодан на стол, смахнув ворох бумаг.

– Ого. – Максим приподнял бровь. – Похоже на дипломат моего деда. Только он хранил в таком бутылку и закуску.

Она щелкнула замками. Крышка открылась с тихим стоном.

Максим замер. Его пальцы, только что летавшие по воздуху в экспрессивных жестах, вдруг стали неестественно осторожными. Он взял верхнюю фотографию, повертел ее в лучах лампы.

– Интересно. Очень интересно. – Его голос потерял всю свою театральность. – Где ты это нашла?

– В музее. В запасниках.

– Врешь. – Он резко встал, задевая стол. Чернильница опрокинулась, оставляя кровавый след на бумагах. – Эти фотографии… их не должно существовать.

Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Почему?

Максим вдруг схватил ее за руку и потащил к стене, где висела карта города, испещренная булавками.

– Потому что все доказательства по делу Реставратора были уничтожены в семьдесят девятом. – Он ткнул пальцем в район парка. – По приказу сверху. И знаешь, кто этим занимался?

Его глаза горели.

– Твой драгоценный Дмитрий Волков. Вернее, его отец.

Анна почувствовала, как земля уходит из-под ног.

– Ты… ты ошибаешься.

– Ошибаюсь? – Максим сорвал со стены желтую вырезку. – Вот статья из закрытого выпуска. "Дело закрыто в связи с отсутствием вещественных доказательств". Подпись – старший лейтенант Волков.

Он бросил бумагу на стол.

– И теперь, через сорок лет, чемодан с уликами вдруг появляется у тебя в музее? Слишком удобно, не находишь?

В этот момент зазвонил телефон. Максим схватил трубку, выслушал, и лицо его стало каменным.

– Понял. Еду.

Он повесил трубку и посмотрел на Анну.

– В парке Горького нашли тело. Мужчина, сорок пять лет. Уложен как экспонат.

Анна схватилась за стол.

– Как… как на фотографиях?

– Хуже. – Максим уже натягивал пальто. – У него в руках была записка. "Для куратора Соколовой".

Тень прошлого накрывает настоящее – Максим оказывается не просто наблюдателем, а человеком, слишком много знающим о старом деле. Его обвинения в адрес семьи Волковых бросают новый свет на историю, но самое страшное ждет впереди – первая жертва нового убийцы уже ждет Анну, и послание адресовано лично ей. Анна направляется в морг, где правда окажется страшнее любых догадок.

Глава 5. Первая жертва

Морг городской больницы №4 встретил их ледяным дыханием. Анна шаркнула ногой по линолеуму, оставляя мокрый след от подтаявшего снега. Ее пальцы судорожно сжимали края медицинской маски, пытаясь перекрыть запах формалина, который въелся в стены за десятилетия.

"Ты уверена, что хочешь это видеть?" Дмитрий задержал руку на ручке двери. Его глаза в тусклом свете коридорных ламп казались почти черными.

Анна кивнула, чувствуя, как ком в горле мешает дышать. Она уже знала, что там увидит. Знала с того момента, как Максим показал ей ту самую фотографию из чемодана. Но знать – одно дело. Увидеть – совсем другое.

Холодильная камера встретила их белым светом и гулом работающих вентиляторов. На металлическом столе лежало тело, накрытое простыней до подбородка. Руки сложены на груди, пальцы сплетены – точь-в-точь как на снимках 1972 года.

"Показывайте," – голос Дмитрия прозвучал резко, как удар хлыста.

Судебный эксперт, тощий мужчина в очках с толстыми линзами, вздохнул и откинул простыню.

Анна закусила губу. Мужчина лет сорока пяти выглядел так, будто его только что подготовили к выставке. Кожа была неестественно белой, почти фарфоровой, волосы аккуратно зачесаны назад. Но самое жуткое – это его лицо. Уголки губ были слегка приподняты, создавая иллюзию улыбки.

"Причина смерти – кровопотеря," – эксперт указал на аккуратный разрез на шее. – "Но самое интересное вот это."

Он приподнял левую руку покойного. На запястье была прикреплена бирка, как в музее. Анна наклонилась ближе, различая мелкие буквы: "Экспонат №1. Грех – гордыня. Форма – удовлетворительная."

"Блядь," – выругался Дмитрий, резко развернувшись к стене. Его кулак ударил по металлическому шкафу, оставив вмятину.

Анна же не могла оторвать взгляд от бирки. Те же аккуратные буквы, тот же стиль оформления. Даже бумага была похожа – плотный картон с желтоватым оттенком, будто состаренный искусственно.

"Есть еще кое-что," – эксперт достал из кармана халата прозрачный пакет. Внутри лежала сложенная записка. – "Нашли в кармане пиджака."

Дмитрий протянул руку, но Анна была быстрее. Ее пальцы дрожали, разворачивая листок. Буквы были выведены тем же каллиграфическим почерком:

Реставратор""Дорогая Анна Васильевна, Первый экспонат новой коллекции готов. Как вам оформление? Я старался сохранить стиль оригинала, но современные материалы, увы, не сравнятся с качеством прошлого. Жду вашей профессиональной оценки. Ваш покорный слуга,

Бумага выскользнула из ее пальцев и медленно закачалась к полу. В ушах стоял гул, а перед глазами плясали черные точки. Последнее, что она почувствовала перед тем, как мир поглотила темнота, – это крепкие руки Дмитрия, ловящие ее падение.

Первая жертва нового "Реставратора" становится не просто трупом, а посланием, адресованным лично Анне. Но как убийца воспроизвел стиль сорокалетней давности с такой точностью? И почему он ждет именно ее оценки? Анна приняла решение, ей срочно нужно попасть в кабинет криминалиста, где анализ улик откроет шокирующие детали, связывающие настоящее убийство с архивными материалами из злополучного чемодана.

Глава 6. Дневник (1973)

Вечерний свет, просачивавшийся сквозь грязные музейные окна, рисовал на столе дрожащие золотистые прямоугольники. Анна сидела в своем кабинете, окруженная коробками с архивными материалами, которые принесли из запасников после находки чемодана. Воздух был густым от пыли, поднятой за день, и каждый вдох оставлял на языке горьковатый привкус старых бумаг.

Она осторожно открыла кожаную тетрадь на странице с пометкой "1973". Бумага хрустела под пальцами, издавая едва слышный треск, будто предупреждая об опасности. Чернила за сорок лет выцвели до бледно-коричневого цвета, но почерк оставался четким и удивительно красивым – каллиграфические завитки, идеальные интервалы между словами, будто перед ней не дневник убийцы, а образцовый школьный конспект.

"15 июня 1973 года. Сегодня пришлось наказать библиотекаря с Лермонтовской улицы. Грех – воровство (присвоил редкие издания из фонда). Форма получилась неудовлетворительной – пришлось работать в спешке, мешали посторонние. Раствор не успел проявить все оттенки, оставил разводы на правой руке."

Анна невольно провела языком по пересохшим губам. За этими аккуратными строчками стояла смерть реального человека – библиотекаря, который, возможно, просто хотел заработать на старых книгах. Она перевернула страницу, и вдруг ее пальцы замерли.

"Но главная предательница остается безнаказанной. Архивариус Соколова. Она украла три моих лучших экспоната, спрятала их среди музейного хлама. Ее грех – гордыня (считает себя хранительницей истории, но защищает лишь грязь и ложь). Готовлю особую композицию – ее очищение потребует времени."

Страница слегка дрожала в ее руках. Анна знала эту фамилию слишком хорошо – Соколова Мария Ивановна, ее бабушка по материнской линии. Та самая, о которой в семье говорили шепотом и только в прошедшем времени. "Она работала в архивах", "у нее было слабое сердце", "умерла внезапно, в своем кабинете". Никто никогда не упоминал, что она имела отношение к делу серийного убийцы.

Анна лихорадочно перевернула несколько страниц. Записи становились все более эмоциональными – ровные строчки начали скакать, чернильные кляксы появлялись там, где их раньше не было.

"3 августа 1973. Соколова продолжает скрывать мои работы. Сегодня видел ее в музее – смеялась с тем реставратором, темноволосым ублюдком. Она думает, что победила. Не знает, что я уже приготовил для нее специальный состав. Не такой, как для других. Ее грех требует особого очищения."

Следующая страница была вырвана. Затем шла запись от декабря:

"Все испорчено. Соколова умерла. Сердце. Слишком быстро, слишком просто. Моя лучшая композиция так и не была реализована."

И тут Анна заметила то, что пропустила в первый раз – на полях чьей-то другой рукой (более неровной, угловатой) было написано:

"Но кровь ее течет в других. Выставка может быть завершена."

Эти слова были подчеркнуты несколько раз так сильно, что перо прорезало бумагу в двух местах. Анна вдруг почувствовала, как по ее спине побежали мурашки. Она машинально провела рукой по своему лицу и только сейчас заметила, что пальцы у нее дрожат.

За окном стемнело. Тени в кабинете стали гуще, и внезапно Анна осознала, что сидит здесь одна, в пустом музее, с дневником убийцы в руках. И что кто-то – возможно, тот самый человек, который сделал пометки на полях – считает, что "выставка" должна быть завершена… через нее.

Открытие связи между бабушкой Анны и "Реставратором" переворачивает все с ног на голову – почему архивные материалы оказались именно в ее музее? Кто сделал эти угрожающие пометки на полях?

Глава 7. Взлом

Дождь стучал по крыше такси неровным ритмом, словно кто-то нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Анна прижала лоб к холодному стеклу, наблюдая, как городские огни расплываются в водяных потоках. В руках она сжимала копии страниц из дневника – их смятые края впивались в ладони, напоминая, что все это реально.

Таксист резко затормозил перед ее домом, и Анна едва не ударилась головой о переднее сиденье.

– Извините, – пробормотала она, расплачиваясь.

– Да ничего, – таксист покосился на нее через зеркало. – Ты только осторожнее. В такую погоду всякая нечисть по улицам шастает.

Анна не стала отвечать. Она выскочила из машины под ледяной дождь и, натянув капюшон, побежала к подъезду.

Ее квартира находилась на четвертом этаже старого дома с скрипучими лифтами, которые она избегала. Лестница пахла сыростью и жареной рыбой с нижних этажей. Поднимаясь, Анна вдруг почувствовала себя так, будто за ней следят – спину словно пронзил ледяной осколок. Она резко обернулась.

Никого.

Только мокрые следы на ступенях, которые вели вниз.

– Паранойя, – прошептала она себе, доставая ключи.

Дверь в квартиру открылась с привычным скрипом. Анна щелкнула выключателем, и свет заполнил прихожую. Все было на своих местах: куртка на вешалке, зонт в углу, стопка нераспечатанных счетов на тумбе.

Она сняла мокрое пальто и прошла на кухню, чтобы поставить чайник. Вот тут что-то было не так.

Чашка, которую она точно помнила в раковине, стояла на столе. Чистая.

Анна замерла.

– Я не мыла тебя, – сказала она пустой чашке, как будто та могла ответить.

Сердце начало колотиться чаще. Она медленно обошла квартиру, проверяя каждую комнату.

Спальня…Гостиная – ничего подозрительного. Ванная – полотенца на месте.

Анна остановилась на пороге.

Подушка на ее кровати лежала не так, как обычно. Она всегда клала ее вдоль, а сейчас она была повернута поперек. И на ней, аккуратно размещенный, будто выставленный на обозрение, лежал прямоугольник пожелтевшей бумаги.

Фотография.

Анна подошла ближе, ноги стали ватными. На снимке была женщина в темном платье, стоящая перед музейным стендом. Она улыбалась, держа в руках какую-то табличку.

Анна перевернула фото.

"М. Соколова. Награждение. 12.09.1971"На обороте, выцветшими чернилами:

Ее бабушка.

"Она украла не то, что нужно. Теперь твоя очередь вернуть."Внизу, свежими синими чернилами, кто-то добавил:

В этот момент на кухне свистнул чайник.

Анна вздрогнула так сильно, что уронила фотографию.

Кто-то был в ее квартире. Кто-то трогал ее вещи. Кто-то знал о связи ее бабушки с "Реставратором".

И этот кто-то явно считал, что Анна должна что-то "вернуть".

Тайный визитер оставил не только фотографию, но и невидимый след – ощущение, что стены квартиры больше не защищают. Было принято решение, следующая точка – ночной музей, где Анна, пытаясь найти ответы, останется одна среди теней прошлого, и поймет, что "Реставратор" наблюдает за ней куда ближе, чем она могла предположить.

Глава 8. Ночной музей

Темнота в музее была особенной – густой, насыщенной, будто кто-то развесил по залам черный бархат. Анна шла по главному коридору, и свет фонарика выхватывал из мрака обрывки экспозиций: стеклянный взгляд чучела волка, позолоту на рамах картин, мраморные лица античных статуй. Она знала, что нарушает правила, оставаясь после закрытия, но после находки в квартире спать было невозможно.

Запах старого дерева и пыли смешивался с ароматом воска, которым натирали паркет днем. Каждый ее шаг отдавался глухим эхом под высокими сводами.

– Только спокойствие, – прошептала она себе, направляясь к запасникам. – Никто не мог знать, что ты придешь сюда ночью.

Дверь в хранилище скрипнула, как старый корабль. Воздух здесь был другим – спертым, с привкусом нафталина и чего-то еще, чего она не могла определить. Может, запах времени? Или страха?

Фонарик скользнул по стеллажам, где в строгом порядке стояли коробки с архивными материалами. Анна подошла к тому месту, где нашли чемодан. Полка была пуста.

– Странно… – она провела пальцем по пыльной поверхности.

И тогда услышала.

Шаги.

Тихие, осторожные, где-то в дальнем конце хранилища.

Анна замерла, выключив фонарик. Темнота сомкнулась вокруг, плотная и недружелюбная.

– Кто здесь? – ее голос дрогнул.

Ответом была тишина.

Может, показалось? Или старые трубы?

Она сделала шаг вперед, и в этот момент где-то упала коробка. Грохот разнесся по хранилищу, как выстрел. Сердце Анны бешено заколотилось.

– Я… я сотрудник музея! – крикнула она, уже не скрывая присутствия.