Бог злости

– Куда мы приехали? – шепчет она.

– Твои гламурные друзья не возили тебя на экскурсию в эту часть острова? Здесь мы хороним тела.

Она давится, сглатывая, и я смеюсь. Боже. И я мог бы привыкнуть к ощущению, когда проникаю под ее кожу, наблюдаю, как она волнуется, как краснеют ее щеки и расширяются глаза. Или смотреть, как меняется цвет ее радужки от яркого до слабого.

Я изучаю эмоции с тех пор, как понял, что отличаюсь от других, – еще с того случая с мышами – и впервые я встретил кого-то, чьи эмоции настолько чисты, настолько заметны, что это чертовски увлекает.

Даже становится любопытно.

Хочется исследовать ее сильнее, углубиться, зацепиться за ее самые темные части и обнажить все.

Все.

Я хочу заглянуть внутрь нее.

Буквально и фигурально.

– Я пошутил, – говорю я, перестав смеяться.

– У тебя плоские шутки.

– А ты не ответила на мой вопрос. Если мне придется спросить еще раз, то я не буду использовать слова, Глиндон.

Она бросает на меня неприязненный и немного снисходительный взгляд.

– Тебе нравится угрожать людям?

– Нет, и мне бы не пришлось угрожать, если бы ты не стала все усложнять из-за пустяка.

– Значит, моя личная жизнь теперь пустяк?

– В наше время нет такого понятия, как личная жизнь. Любая форма приватности – это дымовая завеса, закодированная цифрами и алгоритмами. И вообще твоя девственность теперь не секрет, поскольку я уже знаю об этом.

– Ты невероятен.

– А ты тянешь время.

Она тяжело вздыхает, то ли разочаровавшись, то ли покорившись, я не знаю. Но она молчит некоторое время, пока шум двигателя наполняет салон.

– Мне просто не хотелось заниматься сексом. Теперь ты доволен?

– Мое удовлетворение тут ни при чем. Почему тебе не хотелось заниматься сексом?

– Это уже другой вопрос.

– Я никогда не говорил, что количество моих вопросов будет ограничено.

– И позволь предположить: мне придется ответить. Или ты пригрозишь мне чем-нибудь ужасным, и если я продолжу сопротивляться, твои угрозы будут становиться страшнее, пока ты не зайдешь слишком далеко.

Я не могу сдержать улыбку.

– Знал, что ты быстро учишься.

Она смотрит на меня секунду, две, три и не разрывает зрительного контакта.

Ага. Понял.

Вот что и привлекло меня в ней в первую встречу. То, как она выдерживала мой взгляд, когда многие не в силах долго смотреть на меня – в том числе мой брат и мама.

То ли им неловко, то ли я их пугаю. Не знаю.

Джереми как-то сказал, что у меня такой взгляд, что людям становится не по себе. Поэтому все стараются держаться подальше.

Но не Глиндон.

Она ни разу не отвела взгляд. Как будто ей нужно постоянно видеть меня.

А мне не нужно, чтобы на меня постоянно смотрели.

Мое тело – это скопление атомов и молекул, однородная, идеальная комбинация генов моих родителей, которая породила человеческое существо, не приспособленное к человеческим отношениям.

Поэтому тот факт, что она заинтересована в том, чтобы увидеть, разглядеть мою сущность – даже из страха, – это еще одно редкое явление.

Совокупность всех этих случайных, несовпадающих черт в одном человеке должна насторожить.

С очередным вздохом, на этот раз определенно покорным, она позволяет своему тихому голосу заполнить машину:

– Я не встретила того, с кем хотела бы заняться сексом.

– Почему? Наверняка ты не была обделена вниманием.

– Мне просто не хотелось. У вас остались еще вопросы, Ваше Величество?

– Пока нет. Я сообщу, когда появятся.

Она прищуривается.

– Правда? И ты больше ничего не скажешь об этом?

– Например, как я хочу трахнуть тебя? С радостью обсужу этот вопрос, но не думаю, что ты готова к такому разговору.

– Я никогда не позволю тебе притронуться ко мне.

– Никогда не говори никогда, малыш.

– Мне больше нравилось, когда ты требовал ответов.

Я тянусь к ее бедру.

– Хочешь, задам больше вопросов, когда буду в тебе в следующий раз?

– Нет! Я просто так сказала. – Она рассеянно заправляет прядь за ухо. Она блондинка, и, конечно же, в ее медового цвета волосах есть белокурые пряди.

Глиндон смотрит на меня из-под ресниц.

– Мы можем вернуться? У меня с утра занятия.

– Пока нет. Ты еще не увидела то, ради чего мы сюда приехали.

Ее зрачки немного расширяются, но она сохраняет спокойствие.

Хм.

Наверное, все дело в ее воспитании. Кто-то научил ее не сдаваться, даже когда страшно. Держать спину ровно и смотреть вперед.

Соответствовать своей фамилии.

– Я думала, мы собирались просто прокатиться. Разве мы не накатались еще?

– У поездки должны быть цель. – Я выхожу из машины.

Она не выходит.

Тогда я подхожу и распахиваю дверцу.

Глиндон – невинная, сладкая и вкусная, как ее духи, – думает, что сможет спастись, если срастется с сиденьем.

– Выходи, малыш.

Она качает головой.

– Вдруг ты загоняешь меня в мою же могилу? Может, ты не шутил, и именно здесь вы хороните трупы. Или, может, что еще хуже, несколько твоих подчиненных ждут в лесу, чтобы изнасиловать меня.

– Если бы я хотел тебя похоронить, то убил бы около часа назад, до того, как меня избили за твое пока еще отсутствующее доверие. И никто не прикоснется к тебе, пока мой член не будет в твоей крови.

Она поджимает губы.

– Теперь я должна успокоиться?

– Нет. Просто констатирую факты.

– Ты настолько жестокий, что вызываешь отвращение.

– А ты повторяешься, что начинает бесить. – Я наклоняю голову. – Выходи.

Когда она колеблется, я расстегиваю ремень безопасности и хватаю ее за запястье. Она пытается сопротивляться, напрягается, вероятно, поддавшись панике.

Я с легкостью тащу ее из машины. Она маленькая, я мог бы раздавить ее одной рукой. Не прилагая особых усилий.

В темноте ее кожа кажется бледно-голубой, как у свежего трупа. Если вдруг у нее начнется кровотечение и к белому добавится красный, ее кожа будет выглядеть нереальной под луной.

Тот факт, что я решил не воплощать эти фантазии с этой девушкой, является чудесным проявлением моего контроля.

Подавляй, ублюдок.

– Я могу идти сама. – Ее голос дрожит, когда она пытается освободиться и терпит неудачу. Бесчисленное количество раз.

Она достаточно упряма, поэтому продолжает вырываться. Я позволяю ей.

– Ты не пошла сама, когда я дал тебе шанс, так что теперь решаю я.

– Хватит, Киллиан.

Я замираю, прислушиваясь, как она произносит мое имя своим милом голоском, которым можно петь колыбельные. В основном мне не нравятся голоса людей. Некоторые из них высокопарны, другие низки, а большинство чертовски раздражают.

Однако в ее голосе правильное количество сладости и мелодичности. Столько мягкости и парализующего ужаса, сколько нужно.

Я смотрю на нее.

– Что хватит?

– Что бы ты ни задумал – не надо.

– Даже если тебе понравится?

– Я сомневаюсь, что мне понравится все, что ты делаешь.

– Уверена? – Мы останавливаемся возле небольшого озера, и Глиндон замирает.

Ее попытки бороться давно забыты, так как она смотрит на озеро перед нами.

Сотни крошечных желтых точек освещают деревья и сияют на поверхности воды, похожие на маленькие лампочки.

Пока она наблюдает за светлячками, я наблюдаю за ней.

Становится трудно дышать, когда расслабляются ее плечи и приоткрываются губы. И в ее глазах, словно в зеркалах, отражаются светлячки.

Они сияют, становятся ярче, быстрее, и я, не раздумывая, достаю телефон и делаю снимок.

Запечатлеть этот момент ощущается как потребность, а не как простое действие. Это не импульс, это гораздо хуже.

Глиндон даже не обращает внимания на вспышку, все еще увлеченная светлячками.

– Они такие красивые. Не могу поверить, что не знала об этом месте.

– Это территория нашего университета.

– Ты приводил сюда своих жертв?

– Так вот кто ты теперь – моя жертва? Мне нравится. И нет, сюда я прихожу, когда хочу побыть один, так что ты первая.

– Я во многом первая.

– Меня это тоже удивляет. Тебе нравится?

– Очень.

– Я же говорил. Мне показалось, что художница оценит мрачную красоту природы.

Наконец-то она обращает внимание на меня.

– Откуда ты знаешь, что я рисую?

– Я много чего о тебе знаю, Глиндон.

– Почему? Чего ты хочешь?

– Я много чего хочу. О чем именно мы сейчас говорим?

– Это ты привез меня сюда. Может быть, преследуешь какие-то цели.

– Я же сказал тебе, что ты должна мне доверять. Просто подумал, что это место тебе понравится.

Глиндон прищуривается.

– И это все? Ты не собираешься шутить надо мной?

– Что значит шутить?

– Тот факт, что ты вообще спрашиваешь, означает, что точно что-то задумал.

– Я просто обдумываю варианты. – Сажусь на край причала, свесив ноги, достаю сигарету и закуриваю.

Глиндон подходит ко мне, но останавливается и отмахивается от дыма.

– Почему я даже не удивлена, что у тебя зависимость от этого яда?

– Я ни от чего не зависим.

– Сигарета у тебя во рту говорит об обратном.

Я убираю сигарету от губ и рассматриваю ее в свете светлячков.

– Просто привычка, чтобы занять руки.

– Значит, ты бросишь, если захочешь?

– Брошу, если ты займешь мои губы и руки.

– Нет, пожалуй, откажусь.

Я поднимаю руку и касаюсь места рядом с собой.

– С этого ракурса вид лучше.

– На что? – спрашивает она испугано, и какого черта мой член твердеет?

– На светлячки или тела – что первое приплывет.

– Твое мрачное чувство юмора действительно выше всяких похвал. – Глиндон медленно подходит, но колеблется, прежде чем сесть.

Полагаю, привычка подвергать все сомнению скоро исчезнет.

– Не переживай. Сегодня я тебя трахать не буду.

– Вау. Спасибо. – Она опускается рядом со мной, ее запах становится все сильнее. Или мое обоняние обостряется?

– Не за что.

– Я не по-настоящему тебя поблагодарила.

– Тогда зачем ты это сказала?

– Сарказм. Слышал о таком?

– Слышал. Просто издеваюсь над тобой. – Я заправляю светлую прядь ей за ухо, и она краснеет. И шея тоже.

– Тебе нравится издеваться над людьми?

– Не над всеми, нет. Только над избранными.

– Значит, я теперь избранная?

– Если хочешь.

– Серьезно, разговаривать с тобой, точно разговаривать со злобным роботом.

– Злобный робот, да?

– Да, знаешь, тех, которых уничтожают в конце фильмов.

– Ты про тех, чьи красные глаза вспыхивают на последней секунде фильма, намекая на их возвращении?

– Не нужно гордиться тем, что ты злой.

– О том и речь, малыш. Я не считаю себя злым.

– Пожалуйста, только не говори, что считаешь себя героем. – В ее голосе появляется еще больше страха.

– Нет, не считаю. Я просто нейтральный. Не черный, не белый и не серый. Я бесцветный.

– Ты – человек. Ты не можешь быть бесцветным. – Она хмурится. – Ты просто черный.

– Черный?

– Да, я ассоциирую людей с цветами, и ты определенно черный, как твоя душа, сердце и эта твоя озабоченная голова.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Нон-кон – сексуальное принуждение.

2

Даб-кон – сомнительное согласие; когда один из партнеров не уверен либо подавляет свои сексуальные потребности, а другой его убеждает с помощью давления, иногда жестокого. В результате оба достигают удовлетворения.

3

Платформа Meta Platforms Inc и ее социальные сети Facebook и Instagram запрещены в России.

4

Ариэлла-нимфетка-Нэш

5

Chip on one’s shoulder – носить груз обид, обвинять других в своих бедах, вести себя провокационно, вызывая сопротивление.

6

Крей Крей (по англ. Cray-Cray) – сумасшедший (сленг).

7

Королевская Элитная Школа.