Бросок наудачу

– Угу.

Он встречается со мной взглядом, и через мгновение я отворачиваюсь и провожу пальцем по полированному столу.

– Пожалуй, продолжу звать тебя Модницей, – продолжает Брайс, и я снова смотрю на него. – Милое прозвище.

– Как тебе удобно, – пожимаю плечами, но сердце странно колотится в груди, и я едва сдерживаю улыбку при мысли, что у меня теперь есть прозвище. Причем не унизительное. Оно, как сказал Брайс, довольно милое.

– Похоже, ты очень дружен с секретарем, – говорю я, кивая в сторону картотеки с хлопающими шкафами.

– Да… – смущенно смеется он и слегка меняет позу.

– А поподробнее?

Он снова смеется.

– Мой отчим – директор школы. Вот это родственная связь, скажи?

– О. Думаю, учителя к тебе не слишком строги.

Брайс смеется еще громче и качает головой.

– Если бы! Нет, мой отчим не потерпел бы особого обращения.

– А, ясно, – неловко соглашаюсь я, не зная, как еще ответить.

– Ну, вот! Держи, Мэдисон. – Миссис Уиллис снова появляется за столом с аккуратной стопкой бумаг для меня. Она скрепляет пару листов, кладет их обратно в стопку и подталкивает ее ко мне.

– Здесь расписание занятий… и карта школы. Вот список всех внеклассных мероприятий на случай, если заинтересуешься, и школьные правила… И код от твоего шкафчика.

– Спасибо.

– Брайс, может, ты все здесь покажешь Мэдисон? Или хотя бы кабинет ее класса? – спрашивает миссис Уиллис и добавляет, обращаясь ко мне: – Уверена, ты быстро найдешь друзей, и кто-нибудь, если потребуется, проводит тебя в кабинет, где пройдет следующий урок.

Я киваю, хоть и очень сомневаюсь по поводу «быстро найдешь друзей».

Просматриваю свое расписание, просто чтобы узнать, какие меня ждут предметы: живопись и фотография, углубленный курс алгебры, французский, английская литература, углубленный курс мировой истории, физкультура, биология и…

– О черт, – шепчу я.

– Что? – спрашивает Брайс.

– Какие-то проблемы? – с любопытством поворачивается ко мне миссис Уиллис.

– Да, есть такое… – Я кладу расписание обратно на стол и разворачиваю его так, чтобы она могла видеть. – Углубленный курс физики.

– Да, – кивает она. – В твоем табеле …

– Нет, вы не понимаете, – перебиваю я и чувствую, как в животе нарастает паника. – Я плохо знаю физику. В прошлом году мне с трудом натянули четверку. Я не могу проходить углубленный курс.

Секретарь хмурится, а потом говорит:

– Минуту… посмотрю, есть ли на это время свободные места на других уроках.

– Все будет хорошо, – успокаивает меня Брайс. – Не волнуйся, наверняка для тебя найдется другой предмет.

Закусываю нижнюю губу. Я не могу изучать физику – тем более углубленный курс. Я ее завалю. Я не самая лучшая ученица, но дала себе обещание стараться. Проблема в том, что, как ни старайся, такой курс мне не осилить.

Может, Брайс и продолжает произносить слова утешения, но пульсация в ушах заглушает все звуки. Я ничего не слышу, пока секретарь не откашливается. У нее это получается несколько зловеще, словно она готовится сообщить плохие новости.

– Извини, Мэдисон, похоже, в твоем табеле успеваемости произошла путаница. Единственные подходящие по времени занятия, куда я могла бы тебя записать, – это углубленный курс тригонометрии и история Америки, но ты и так изучаешь историю и…

– У меня тройка по тригонометрии.

– Да. Мне жаль, Мэдисон, но я больше ничего не могу для тебя сделать, не меняя расписание полностью, а если учесть, что большинство предметов уже забито под завязку… Возможно, к следующему семестру я смогу что-то придумать, но не уверена, что тебе пойдет на пользу переключаться на другой предмет посреди года…

Мне хочется начать задыхаться, психовать и требовать от нее как угодно перекроить мое расписание, лишь бы в нем не было углубленного курса физики (или тригонометрии), вне зависимости от того, сколько времени или сил у нее уйдет на это. Но ничего из этого я, конечно, не делаю, а просто глубоко вдыхаю, вежливо улыбаюсь и говорю:

– Ничего страшного. Все равно спасибо.

Ухожу, и через секунду ко мне присоединяется Брайс.

– Проклятье, – произносит он. – Вот отстой.

– Угу. Да ладно. Я уже ничего не могу изменить, так что нет смысла кипятиться.

– Знаешь, ты очень странная, – смеется Брайс.

– Это плохо?

Он останавливается, и я тоже. Он долго рассматривает меня с легкой улыбкой, едва обозначающей ямочки на щеках. Я отвечаю ему прямым взглядом, словно ничего не боюсь и не сомневаюсь в себе, словно не продолжаю мысленно сходить с ума из-за углубленного курса физики.

– Нет, – признается он, – это точно не плохо.

Глава 7

Прошло всего несколько минут, но школа уже похожа на муравейник: толпы учеников хлынули через двери внутрь и наводнили все коридоры.

Мы с Брайсом еще не добрались до моего шкафчика. Школьники быстро заполняют холл; звуки возбужденной болтовни и смеха отражаются от стен. Шкафчики с грохотом открываются, но большинство подростков просто тусуется возле них и обсуждает прошедшие каникулы.

Подобное мне доводилось видеть каждый год. Все были рады снова встретиться с друзьями, поговорить, обменяться историями, посмеяться и пошутить. И каждый год я стояла у своего шкафчика, прокручивала песни на айподе, пытаясь выглядеть занятой, и подчеркнуто не замечала всего, что происходило вокруг.

Теперь, однако, я стою без спасительных наушников рядом с потенциальным собеседником. И ощущаю себя потерянной. У меня начинается клаустрофобия.

Ничего не могу с собой поделать: очутившись в знакомой ситуации в первый учебный день посреди коридора со шкафчиками, наполненного школьниками, я цепенею. Даже если теперь мое положение в обществе изменилось, воспоминания еще слишком свежи. Я помню тот первый учебный день в год, когда Дженна уже окончила школу.

Я опаздывала на классный час. Ужасно разнервничалась из-за того, что старшей сестры больше нет рядом и некому за мной приглядеть, и пряталась в туалете, закрывшись в кабинке. Я была готова даже получить замечание за опоздание, лишь бы только держаться подальше от людей.

Это не помогло.

Меня толкнули к шкафчику, врезав локтем по позвоночнику.

– С дороги, – буркнул парень, который налетел на меня.

Мне следовало промолчать. Я не собиралась говорить громко, просто пробормотала:

– Мог бы и обойти. Не обязательно переть напролом.

К сожалению, меня услышали. Какие-то девчонки захихикали. Я даже не разобрала, кто этот парень, для меня все они были на одно лицо. Задиры. Однако мельком я увидела спортивную куртку и догадалась – он спортсмен. Конечно, кто же еще.

– Обойти? – переспросил он, издевательски смеясь, и у меня свело живот. Я была рада, что не позавтракала и вырвать нечем. – Это довольно сложно сделать, когда ты перегородила собой весь чертов коридор, Толстуха Мэдди.

Мои щеки едва не вспыхнули, но я не отрывала взгляда от шкафчика и делала глубокие вдохи, не собираясь показывать им, как сильно меня это ранит. Именно это их и заводило; слезы мне бы не помогли, и уж точно ни от кого я не получила бы сочувствия.

– Хрю, хрю, – изобразил мой обидчик свинью. Я сгорбилась и сжала кулаки. Одного наушника было недостаточно, чтобы заглушить их всех, хрюкающих и фыркающих в попытке вывести меня из себя. Когда они наконец поняли, что я не собираюсь рыдать, то сдались и прошествовали мимо, толкая плечами и локтями, а один даже подставил подножку, стремясь повалить меня на шкафчик. Я уже практически задыхалась. Все, чего мне хотелось, – побежать в туалет или даже домой. Но я удержалась. Забрала несколько книг, пролежавших все лето, закрыла дверцу шкафчика и вставила в ухо второй наушник, прибавив громкость на айподе.

Теперь меня снова переполняет желание убежать в туалет или даже в наш новый дом.

Но я держусь.

Делаю вдох и догоняю Брайса, который здоровается со всеми и даже не заметил, что я отстала.

– Брайс! Привет, чувак, как провел лето?

– Эй, Брайс!

– Привет, Брайс!

Я ожидаю, что он забудет обо мне и примется болтать с приятелями, но Брайс лишь кивает и отвечает на приветствия, договариваясь увидеться позже. Он останавливается возле предположительно моего шкафчика. Так как мне не нужно ничего в него класть, я даже не собираюсь его открывать.

Раздается звонок, и толпы учеников расходятся по классам.

Брайс смотрит в мое расписание и говорит:

– Поднимись по лестнице и сверни в коридор налево. Кабинет 27б.

– Э-э, ладно…

– Как-то неуверенно ты это сказала, – смеется он.

– Вовсе нет.

– Хочешь, чтобы я тебя проводил?

– Н-нет, – заикаюсь я, но тут кто-то врезается в меня, и я, теряя равновесие, заваливаюсь на шкафчики. Сглатываю. – Нет, – повторяю. – Все нормально.

– Давай я провожу тебя. – Брайс хватает меня за руку.

Я следую за ним к лестнице. Толпа редеет, пока мы поднимаемся и сворачиваем в коридор, и Брайс останавливается у кабинета 27б.

– Пришли.

– Спасибо. – Меня накрывает волна облегчения. – Я очень тебе благодарна.

– Без проблем. Слушай, э-э, увидимся позже, ладно?

Брайс сверкает одной из своих сногсшибательных улыбок, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ.

– Конечно. Да. Еще раз спасибо.

– Не стоит благодарностей, Модница. – Он произносит это с усмешкой и идет обратно тем же путем, каким мы недавно пришли. Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как он уходит, – сама не знаю зачем, – то обнаруживаю прямо за собой какую-то девушку.

Первая мысль при виде нее – это угроза. Все дело в позе девушки: одна рука с идеальным маникюром лежит на бедре, другая грациозно опущена вдоль тела, одна нога чуть отставлена, голова высоко поднята, – и ее облике. В джинсовых шортах и обычной майке каким-то образом незнакомка умудряется выглядеть моделью с обложки глянцевого журнала; я по сравнению с ней просто погулять вышла.

Следующая мысль: насколько же она красива – из тех красавиц, которым девчонки завидуют и с которыми в то же время отчаянно хотят дружить. У нее темно-коричневая кожа, круглое лицо с мягкими, будто кукольными, чертами и большие карие глаза. Подозреваю, что передо мной весьма популярная особа.

– Откуда ты знаешь Брайса? – Даже в ее голосе звучит высокомерность представительницы элиты общества.

– Э-э… я, э-э, познакомилась с ним на… на пляжной вечеринке… – с трудом произношу я и сглатываю.

Непонятно, разозлило ее мое общение с Брайсом или вызвало любопытство.

– Ты ведь новенькая? – На этот раз ее голос звучит мягче, дружелюбнее.

Я киваю и проглатываю комок волнения, возникший в горле.

Затем происходит неожиданное. Она широко улыбается и говорит:

– Я – Тиффани.

– Мэдисон.

– Откуда ты?

– Из штата Мэн. Переехала летом.

– Класс.

– Вообще-то, нет, – возражаю я. – Не знаю, почему все так думают.

Она смеется и перебрасывает волосы через плечо, прежде чем закинуть на него сумочку. Похоже, это дизайнерская вещица. Пытаюсь разглядеть металлическую застежку спереди – я почти уверена, что это Gucci.

Тиффани перехватывает мой взгляд и снова улыбается, поворачиваясь так, чтобы было лучше видно.

– Нравится? Я купила ее в Милане в июле. И, предвосхищая твой вопрос, это не копия. Запоздавший подарок на день рождения от тети.

– Не сомневаюсь в ее подлинности, – честно отвечаю я. Не удивлюсь, если все, от сережек до джинсовых шортов, окажется дорогим и дизайнерским.

– Классный пирсинг, – кивает она на меня. – Выглядит мило. Особенно с твоей прической. Типа такой панк-рок. Полный улет.

– О-о… – Я улыбаюсь во весь рот, польщенная комплиментом. А еще чувствую облегчение: сделала пирсинг и подстриглась не напрасно. – Спасибо.

Внезапно раздается многозначительное покашливание, мы поворачиваемся и видим учителя, который стоит со скрещенными на груди руками и хмурит седые брови.

– Девушки, вы вообще в класс заходить собираетесь?

– Это Мэдисон, – произносит Тиффани бодрым, веселым тоном, хватая меня за руку, словно старую подругу. – Она новенькая.

– Ах, вот оно как. Что ж, Мэдисон, – обращается учитель ко мне, – давай не будем в первый же день портить о тебе впечатление прогулом уроков?

– Простите, – тихо отвечаю я, слегка пригибая голову. Я не получала замечаний в Пайнфорде – но, опять же, я там почти ничего не делала. Но мне не хочется в этом году брать за правило раздражать учителей, пусть даже я – новая Мэдисон.

Класс гудит, как встревоженный улей, и шум слегка затихает, когда я в сопровождении Тиффани появляюсь в дверях. Вопреки моим ожиданиям, это не превращается в мерзкую многозначительную паузу. Никто не пялится, не обсуждает шепотом, не ухмыляется. Просто в разговорах наступило затишье: люди смотрят на меня и гадают, кто я такая. Самое неприятное, что на меня все глазеют; от этого сердце болезненно колотится о ребра. Но затем гул голосов возобновляется, и я перестаю быть центром внимания.

– Тифф! Сюда! – звонко окликает мою спутницу какая-то девушка, и, оглянувшись, я вижу, как она выдвигает стул из-за парты, которая находится в среднем ряду. Парта, стоящая перед этой, тоже свободна.

– Пойдем… – манит меня Тиффани и проходит мимо. Она грациозно опускается на выдвинутый стул рядом с окликнувшей ее блондинкой. Я иду следом, но медленно, нерешительно. Ноги дрожат и ступают нетвердо, а каблуки совсем не облегчают жизнь.

– Это, – объявляет Тиффани достаточно громко и четко, чтобы слышал весь класс, хотя обращается только к блондинке, – Мэдисон. Мэдисон, это Мелисса.

– Э-э, привет, – улыбаюсь я.

У Мелиссы прекрасные кудри и загорелая кожа, и одета она почти так же хорошо, как Тиффани. Я слегка завидую их умению превратить повседневный образ в… в бомбу.

Она оглядывает меня с головы до ног, не упуская ни одной детали. Внезапно я замечаю пятнышко грязи на своих туфлях и опускаюсь на стул перед партой Тиффани, лицом к девчонкам.

– Привет, – говорит Мелисса. – Добро пожаловать в Мидсоммер, Обитель гончих.

– Итак, внимание, – начинает учитель. Я поворачиваюсь к нему. – Здесь у меня расписание ваших занятий. Раздай это, – обращается он к ближайшему мальчику и кладет на стол стопку бумаг.

Мальчик вздыхает и встает, чтобы раздать всем расписание. Все тут же начинают сравнивать, и либо ворчат по поводу учителей, либо вздыхают с облегчением – все в порядке.

Везет же некоторым.

Я просто сижу и жду звонка на первый урок, задаваясь вопросом, как так получилось, что со мной в одном классе учатся две, пожалуй, самые популярные девушки в школе, а в моем расписании значится углубленный курс физики.

И не могу решить, то ли жизнь новой Мэдисон превращается в полный отстой, то ли реально становится потрясающей.

Глава 8

Утро я провела довольно неплохо – по крайней мере, лицом вниз больше не падала.

Войдя в кабинет живописи и фотографии на третьем уроке, я вижу человека со знакомыми жидкими, мышиного цвета волосами и полутора бровями в окружении мольбертов и столов, уставленных вазами с цветами или чашами с фруктами.

– Картер! – бросаюсь я к нему через весь класс. По пути натыкаюсь на стол с деревянной чашей, в которой лежат два яблока и несколько виноградин. Подпрыгиваю, пытаясь сохранить равновесие, и ухитряюсь придержать стол и одно яблоко. Все остальное слетает на пол.

– Извините, – бормочу я и наклоняю голову, но – сюрприз – за длинной завесой волос мне больше не спрятаться. Я чувствую себя такой уязвимой: все собравшиеся в классе смотрят на странную новенькую, которая только что уничтожила экспозицию.

Собирая виноградины, слышу скрип стула и приближающиеся шаги. Кто-то опускается на колени, чтобы помочь поднять чашу и второе яблоко.

– Эффектное появление, – замечает Картер.

– Все видели? – бормочу я и качаю головой, складывая виноград и яблоко в чашу, которую он вернул на место.

– Почти весь класс. Но мисс Огастен еще нет, так что тебя ругать не будут.

Я перекладываю виноградины для большей гармоничности экспозиции, а затем иду за Картером к его стулу. Занимаю мольберт рядом с ним.

– Ну как первый день? – спрашивает он меня.

– Э-э, по-моему, хорошо.

– Подружилась с кем-нибудь?

– Думаю, да. В моем классе есть пара приятных девчонок. Тиффани и Мелисса? – Я произношу имена вопросительным тоном, чтобы побудить его рассказать мне о них.

– Ух ты… стоп – Картер поворачивается ко мне всем телом. – Тиффани? Та, которая Тиффани Бланш?

– Э-э, наверное… Темные волосы, очень красивая…

Я замолкаю, потому что Картер выглядит потрясенным. И слегка растерянным. А как еще это назвать: широко раскрытые глаза, нахмуренные брови, полуоткрытый рот, словно в нерешительности, говорить ли мне о чем-то.

– А что? Что…

Прежде чем я успеваю закончить свой вопрос, а Картер – рассказать о Тиффани, кто-то хлопает в ладоши, и раздается мелодичный голос:

– Итак, класс, рассаживайтесь, рассаживайтесь! Нам предстоит еще один учебный год, и я жду от всех вас великих свершений!

Мисс Огастен, высокая, стройная, с длинными волнистыми волосами, одета в джинсы и перепачканную краской белую футболку – в таком наряде она совсем не похожа на учителя.

Широко улыбаясь, она обводит всех взглядом и останавливает его на мне.

– Ты новенькая, не так ли?

– Да.

– Как зовут?

– Мэдисон. Э-э, то есть Мэдисон Кларк.

Мисс Огастен кивает.

– Ты много рисуешь? Фотографируешь? Работаешь в фотошопе?

– Не очень. Но в старой школе мне это нравилось.

– На мой взгляд, этого достаточно, – веселым тоном говорит учитель. – Добро пожаловать на мой урок, Мэдисон. Итак, ребята, начнем год с несложного задания. Я расставила вазы и чаши с фруктами. Пишите их. Рисуйте их. Акварелью, пастелью, шариковой ручкой – как хотите. Чем и как угодно будет вашему воображению! Но по итогам этого двойного урока мне нужны работы с изображением одной из экспозиций!

На мгновение в классе воцаряется тишина, а затем все начинают переговариваться и с шумом доставать ручки, карандаши и краски.

Я смотрю на столик у мольберта. Палитра красок с примерно дюжиной оттенков, пара черных шариковых ручек, набор мягких и твердо-мягких карандашей для скетчинга, пара кистей и ластик. Протягиваю руку, раздумываю и останавливаю выбор на шариковой ручке.

Но сразу к работе не приступаю; несколько раз прокручиваю в пальцах ручку, затем поворачиваюсь и смотрю на Картера, который выводит пастелью изогнутую зеленую линию.

– Итак, – многозначительно говорю я, – что там насчет Тиффани?

Картер вздыхает. Его рука замирает, но ко мне он не поворачивается.

– Тиффани Бланш, – сообщает он, – навроде королевы школы. Учись она в двенадцатом, это был бы ее неоспоримый титул. Она… – Рот Картера кривится, словно он с трудом подбирает нужные слова. – Она… стерва, но постоянно притворяется хорошей. Например, она улыбается всем в коридоре, однако ты видишь – это неискренне. И самое ужасное, что ты начинаешь стыдиться ненависти к ней. Но в школе у нее своя роль, которой она и предпочитает придерживаться, как и все они. Как и все мы, – поправляется он.

Я понимаю, что он имеет в виду, и киваю. Затем отвечаю:

– Она казалась очень милой, когда я с ней говорила. То есть… когда она говорила со мной.

– Значит, теперь у тебя тоже есть роль, – откликается Картер беззлобно и слегка улыбается, чтобы смягчить впечатление от своих слов. – Если она говорила с тобой, – продолжает он, – тогда тебе лучше со мной не общаться. Один из ее приспешников может увидеть. – Его зловещий тон заставляет меня откинуть голову и захихикать. Но Картер продолжает без тени улыбки сверлить взглядом полотно, на котором медленно появляется яблоко.

– О чем ты? – слегка занервничав, уточняю я.

Картер пожимает плечами.

– Мне принести словарь, чтобы прочесть значение слова «приспешник», или ты сама его знаешь?

– Не надо словаря, – хмурюсь я в замешательстве. – Просто… я не понимаю.

– А что тут понимать? – говорит он. – Как я уже сказал, если ты хочешь дружить с Тиффани, перестань общаться со мной.

– Но почему?

– Думаю, ты и сама знаешь ответ. – Он наконец-то поворачивается ко мне с прежним серьезным выражением лица, но теперь в нем есть и что-то печальное. Почти жалостливое. – Ну ты же умная девочка, Мэдисон.

И тут до меня доходит: Тиффани, судя по всему, самая популярная девушка в школе. А Картер не тянет на одного из тех парней, что вхожи в модную тусовку. И если я хочу попасть в эту тусовку и завести дружбу с Тиффани, тогда мне нельзя иметь ничего общего с Картером.

Но я больше никого не знаю в этом классе, и неизвестно, есть ли здесь кто-нибудь из друзей Тиффани. И вообще, мне вроде как нравится Картер. Он показался мне хорошим парнем, когда мы болтали на вечеринке.

Поэтому я спрашиваю:

– Как именно ты лишился половины брови?

Он посмеивается и качает головой, но во взгляде его все равно остается жалость:

– У моего четырнадцатилетнего кузена была паяльная лампа, и он решил опробовать ее на мне.

– Ой-ой, – отвечаю я и возвращаюсь к работе.

Через пару минут Картер произносит:

– Знаешь, про паяльную лампу я наврал.

Я медленно поворачиваю голову и смотрю на него с легким прищуром.

– Я уже дважды поверила в твои сказки.

На его лице появляется ухмылка, а затем он смеется.

– Знаю. Я спец по сказкам.

– А правду рассказать не хочешь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это и вполовину не так круто, как другие версии. Кроме того, чертовски весело, когда кто-то им верит. Как ты.

– Ха-ха.

Но потом я тоже начинаю смеяться, и мы хохочем вместе, пока за спиной не появляется мисс Огастен.

– Некоторые считают смех музыкой души, – обращается она к нам, – но вашей работе он не помогает.

– Простите, – бормочу я, она хмыкает в ответ и идет рассматривать другие работы.

Картер ловит мой взгляд, и я сильно прикусываю губу. Он хихикает, и я сосредотачиваюсь на своем наброске, стараясь не рассмеяться снова. Не хочу неприятностей в первый же день. Хватило уже того, что чуть не разбила нос на ступеньках на виду у Брайса.

На выходе из класса кто-то кричит: «Мэдисон!», – и я поворачиваюсь, чтобы увидеть в дальнем конце коридора Тиффани в компании нескольких других школьников. Она с улыбкой машет мне рукой, и, поколебавшись, я иду к ней.

Сама не знаю, почему так нервничаю; на уроке Тиффани вела себя вполне дружелюбно. Мои ладони вспотели, руки дрожат, но подбородок поднят, и я натягиваю небрежную улыбку, как будто полностью уверена в себе.

– Привет, – обращаюсь в основном к Тиффани, поскольку никого из остальных не знаю. Рядом с ней стоит высокий худой парень с темными торчащими волосами и высокомерным выражением лица. У двух других парней волосы темно-каштановые, один из них обнимает за плечи стройную рыжеволосую девушку.

– Знакомьтесь все, это Мэдисон, – объявляет Тиффани, махнув в мою сторону рукой с французским маникюром. Вид белоснежных кончиков ее ногтей напоминает мне о собственных обкусанных пальцах, и я смущенно поджимаю их в кулаки.

– Мэдисон, это Кайл, Адам, Маркус и Саммер.

Называя имена, она показывает на каждого. Рыжеволосая девушка – это Саммер, а парень, обнимающий ее, – Маркус. Кайл – это тот, с черными волосами и ухмылкой, а третий – Адам. Замечаю на Адаме и Кайле одинаковые спортивные куртки – и понимаю, что они футболисты или игроки еще какой-то школьной команды.

– Привет, – к моему ужасу, говорят все они в унисон.

– Привет, – отвечаю я, закидывая сумку повыше на плечо.

От неловкой паузы меня спасает до боли знакомый голос, который кричит:

– Эй, ребята, вот вы где! А я ищу вас повсюду. – Затем, приблизившись, Брайс добавляет: – Ох, вы только посмотрите на эту Модницу, вовсю заводит друзей.

Глава 9

– Привет, Брайс, – здоровается Тиффани, откидывая волосы назад.

– Значит, вы уже познакомились с Мэдисон, – говорит Брайс, кивком указав на меня.

– Ага, – откликается Саммер. – А ты откуда ее знаешь?

– Мы встречались на пляжной вечеринке, – отвечает он. – Что нового?

– Ничего, – сообщает Кайл.

– Энн-Мари Томпсон все лето крутила роман с Джейсоном Уиллсом, – говорит Тиффани, – хотя все еще встречалась с Сэмом. Можно подумать, он бы об этом не узнал. – Подумав, она добавляет: – Они расстались.

– Ребята, а вы случайно не знаете кого-то, кто проходит углубленный курс физики? – спрашиваю я без особой надежды, отчасти из-за чувства, что тоже должна поучаствовать в разговоре, а отчасти из-за мыслей, что было бы неплохо познакомиться хоть с кем-то, кто изучает этот предмет.

Кайл и Тиффани смеются.

– Нет, никого, – обращается ко мне Кайл. – Сожалею, Мэдисон, но, похоже, на этом предмете ты останешься одна в море «ботанов».