скачать книгу бесплатно
– Ты абсолютно верно решил, – папа направился к нему для приветственного рукопожатия. – Мы всегда рады гостям, в какое бы время суток они не приходили. Будешь кофе?
Даниэль пожал руку в ответ, и, казалось, немного успокоился:
– Пожалуй, не откажусь, – согласился он и, сделав пару шагов, сел на свободное место между Лео и папой.
– Отлично! Ты какой кофе любишь? Я тут совсем недавно приобрел агрегат, варит вкуснейший кофе! – энтузиазму отца можно было только позавидовать. – Молочную пену для латте взбивает лучше, чем в кофейнях! Я, честно говоря, не знаю, что у них там, но пена там и рядом не стояла с этой. А, может, эспрессо?
Дальше Вайолет не стала прислушиваться к разговору. Папа мог заболтать любого, и ему совсем неважно было, кто перед ним стоит. Кругозор его был настолько широк, что он мог поддержать любую тему для разговора, от периода цветения роз до ремонта грузовых машин. Вот что действительно было интересно, так это подлинная реакция мамы: по характеру ее движений и как человек, проживший с ней всю жизнь, она могла понять, что хоть на ее лице и светится приветственная полуулыбка, однако внутри нее клокочет целый вулкан эмоций. Любой здравомыслящий человек, осознающий свое участие в организации такого «приподнятого» настроения, оставил бы ее в покое, дав немного остыть, но Ви, в силу своего характера, всегда лезла на рожон.
– Мне поджарить еще яиц? – спросила она аккуратно, заглядывая маме в глаза, словно проверяя и так очевидное настроение.
– Нам хватит, Вайолет, спасибо, – ответила мама показательно спокойно. – Поешь сама, а то опоздаешь в университет.
Кивнув, она взяла из рук мамы только что вытертую насухо тарелку, и аккуратно положила в нее стандартную английскую яичницу с беконом.
– Даниэль, расскажите нам о себе, как давно вы знакомы с Вайолет? – миссис Фоул расслаблено облокотилась на спинку стула.
– Со второго курса университета, когда я сменил направление на политологию. Мы долго дружили и совсем недавно начали встречаться, – ответил он, непринуждённо ковыряя вилкой яичницу, только что поставленную перед ним.
Яичница моментально встала поперек горла, а щеки залились краской.
– Надо же, какая неожиданная новость! – удивилась миссис Фоул. – Вайолет нам ничего не рассказывала об этом.
– Неудивительно, – Даниэль хитро посмотрел на Ви, давая понять, что именно этого эффекта он и добивался. – Она вообще скрытная. Я, например, только вчера узнал, как зовут ее брата.
Вайолет, наконец, отправила застрявший в горле кусок по месту его назначения и смогла заговорить:
– И, видимо, Даниэль был так очарован Лео, что непременно решил как можно скорее познакомиться со всеми членами моей семьи.
Лео тихо засмеялся, стараясь не привлекать лишнего внимания.
– И не зря, как оказалось, – Даниэль пожал плечами. – Не представляю, зачем надо было скрывать таких потрясающих людей.
«Потому что ты очень удивишься, если узнаешь о нас всю правду, дорогой!» – подумала Вайолет, оглядывая родственников.
Гнетущая атмосфера, казалось, понемногу рассеивалась. Даже мама стала улыбаться на пару градусов искреннее, а папа так вообще был в восторге от появления нового человека в окружении. Бабушка и Лео пока сохраняли вежливый нейтралитет, каждый по своим причинам – миссис Фоул присматривалась, пытаясь, по одной ей ведомым признакам, определить благонадежность гостя, а Лео выжидал окончательного общего вердикта, дабы не идти наперекор всем раньше времени.
Груз неопределенности будто свалился с плеч Вайолет. Теперь уже неважно было, что скажет ее семья. Своим поступком она будто сама себе доказала, что может принимать решения.
Глава 3.
Вайолет облегченно выдохнула, услышав за спиной щелчок замка закрытой двери. Утренний воздух, уже не такой ободряюще-прохладный, как ночью, был все еще свеж и приятен. Таким воздух бывает только по утрам, словно он создается для того, чтобы избавить народ от ночных кошмаров или трудных, как у Вайолет сегодня, завтраков. Хотя, стоит признать, что к моменту, когда им с Даниэлем настала пора уходить, атмосфера за столом если и не стала семейной, то явно потеплела.
– Все хорошо? – спросил Даниэль, взглянув ей в глаза.
– Да, переволновалась просто, – Вайолет ободряюще улыбнулась в ответ. – Ночь и утро явно не в рейтинге самых спокойных.
– Я вообще не представляю, как сегодня учиться, – признался он.
– Я планирую отрешенно слушать лекцию, а еще лучше, если кто-нибудь поставит фильм и задаст его анализ, чтобы я отвлеклась и придумала пару новых закономерностей или может новую конспирологическую теорию, это всегда забавно.
– Ты тот еще конспиролог, – Даниэль чуть ускорил шаг и, развернувшись, пошел спиной вперед, чтобы иметь возможность смотреть ей в глаза. – Вспомни только курсовую о Рико-Сантарио.
Вайолет подняла брови:
– Между прочим, к вашему, Мистер Умник, сведению, мне ее загнули только по причине отсутствия фотографий и видеоматериалов.
– Что еще более удивительно, тебя словно в гугле забанили. Ты накатала несколько десятков листов теории о том, что наследников убили и держат это в секрете, но даже фотографию свергнутого Короля не приложила.
Вайолет отмахнулась. Даниэлю было невдомек, что все материалы по этой работе до сих пор заботливо хранились в папке в недрах ее ноутбука, защищенной несколькими паролями. На одной из них, красиво расправив широкие плечи, стоял светловолосый мужчина и радостно улыбался в камеру. Даже на старой фотографии, оцифрованной уже многими годами позднее, мужчина словно излучал свет и спокойствие, хоть одет он был в простой пиджак и брюки, что не могло скрыть его стать, частично унаследованную Лео. Может для Даниэля он и был «свергнутым Королем», но на той фотографии стоял ее дедушка, которого она не знала, и знакомства с которым ее лишили одним давним июльским днем.
– Это вовсе не теория, такое и раньше случалось в истории. Вспомни семью Романовых, – попыталась аккуратно перевести тему в немного другое русло Вайолет. С Даниэлем надо было быть предельно осторожной, ведь он сразу заметил бы попытку увильнуть от разговора.
– Это, как по мне, совершенно другая ситуация. Во-первых, никто не скрывал факта расстрела царской семьи, а во-вторых, там не менялся монарх, а сменилась форма правления полностью.
Вайолет одновременно и нравилось и не нравилось то, о чем они разговаривали. Она была рада, что какую бы тему для разговора она не завела, Даниэль готов был ее поддержать. Помнится, во времена активной работы над смежными темами курсовых, они могли до позднего вечера устраивать мозговые штурмы для повышения качества, что приводило их преподавателей в экстаз, однако, тема Рико-Сантарио для нее была подобна лезвию, на котором она пыталась балансировать, а с таким оппонентом это было весьма опасно.
К счастью, они приблизились к остановке и разговор сам собой сошел на нет, дабы не смущать стоящих рядом людей.
Он так и не отпускал ее руки на протяжении всей дороги от дома. Было в этом для Вайолет нечто уютное и, как ни странно, обыденное, но давно потерянное, будто в их отношениях, как в паззле, не хватало одного элемента для завершения картины. Его рука была теплой и слегка влажной, что бывало лишь тогда, когда он переживал. Забавно, как внешне спокойный, не растерявший своего порой ироничного чувства юмора, Даниэль пытается скрыть волнение. Это вызывало какие-то волны нежности по всему телу.
«Ладошки выдают вас с потрохами, мистер Кейси!»– подумала Вайолет и широко улыбнулась своим мыслям, предварительно отвернувшись, чтобы он этого не заметил.
Оглядев присутствующих на остановке, в ожидании того, когда схлынет очередная неконтролируемая волна чувств, и она сможет перестать улыбаться, а заодно, откусить от него небольшой кусочек, она увидела, как молодой человек позади нее сосредоточено сверлит ее взглядом. Заметив, что он привлек ее внимание, парень моментально отвел глаза, делая вид крайней заинтересованности асфальтом.
Вайолет быстро повернулась к Даниэлю, изучавшему расписание автобусов.
«Наверное, просто обознался. Может, перепутал со своей девушкой, вот и рассматривал внимательно, как она держится за руку с кем-то еще. Не накручивай себя» – успела подумать она, прежде чем спиной ощутила на себе пристальный взгляд. – «Слишком долго смотрит, уже должен был понять, что я не она. Так, если не прекратит смотреть, обернусь еще раз на счет «три» – раз, два и …»
Вместо счета «три» Вайолет резко обернулась, снова поймав на себе тот же сосредоточенный взгляд. И опять он опустил глаза в пол, глубже зарывшись в капюшон толстовки, что не давало возможность рассмотреть его лицо.
– Ты в порядке? – обеспокоено спросил Даниэль.
Она хотела тихо шепнуть ему на ухо о подозрительном незнакомце, но автобус, подъехавший к остановке и учтиво распахнувший двери для новых пассажиров, сделал это не важным. Вайолет, тряхнув головой, сделала шаг внутрь, все так же ощущая спиной сверлящий ее взгляд. И лишь после того, как все желающие вошли, а двери закрылись, она выдохнула, ведь странный парень остался на остановке.
Утренний инцидент растворился в суете учебного дня, ровно так же, как и мысли об этой ночи, за что Вайолет, несомненно, была благодарна, потому что как совмещать периодически порхающих бабочек в животе и хронологию правления восточно-европейский диктаторов, она пока не знала. К счастью, сегодня у нее явно будет время над этим подумать. Судя по хитрому сообщению, пришедшему ей секунду назад в мессенджер, Даниэль решил воспользоваться услугами опоры для цветов и сегодня ночью, а это значило, что вечер выдастся свободным.
«Надо как-нибудь намекнуть ему о функционале входной двери. Она ведь работает не только на выход, но и на вход …» – подумала Вайолет.
Домой идти совсем не хотелось, поэтому, выбрав самый длинный маршрут и решив пройтись пешком, она уверенно направилась в противоположную от остановки сторону. Весеннее солнце напитывало энергией, прогоняя прочь все ненужные и тяжелые мысли, ветер плавно покачивал еще совсем молодую, ярко зеленую листву на деревьях. Птицы пели друг другу песни на разный манер, создавая приятную уху и уму единую мелодию. Таким днем хотелось насладиться полностью, что она и делала, тихонько мыча какие-то песенки себе под нос в местах, где рядом с ней не было других людей. Так, улыбаясь самой себе и каким-то неуловимым, но приятным мыслям, Вайолет почти дошла до своей улицы.
Чем ближе виднелась серая крыша ее дома, тем острее внутри неё, где-то вверху живота, нарастало чувство тревоги, усиливавшееся с каждым шагом. И если поначалу Вайолет казалось, что это связано с неумолимо грядущим серьезным разговором с мамой, то вскоре стало понятно, что это вовсе не является настоящей причиной. Спиной она все сильнее ощущала уже знакомое с утра чувство, что за ней наблюдают. Ускорив шаг, она почти побежала к дому, попутно пытаясь усмирить рвущееся наружу сердце и начинавшуюся панику. Она знала, что почувствует себя в безопасности, стоит ей только коснуться ручки входной двери. Сжав ладонь еще сильнее, словно надеясь таким образом впитать в себя спокойствие векового строения, Вайолет решилась обернуться, но улица была пуста. Только деревья размерено покачивали ветвями.
«Просто твоя бурная фантазия!» – одернула она себя и зашла внутрь.
Когда за ней захлопнулась дверь, из-за старого дуба возле дороги выглянул молодой человек в черной толстовке. Он еще пару секунд задумчиво посмотрел на закрытую дверь, а после, натянув капюшон, быстрым шагом направился прочь.
– Я дома! – прокричала Вайолет как обычно.
– Привет! – раздался голос папы из кухни.
Папин одинокий ответ озадачивал. Если мама дома и молчит, значит, можно предполагать худший расклад – они не разговаривают. Спеша подтвердить или опровергнуть свою догадку, Вайолет буквально пролетела по коридору в сторону кухни.
– Привет, а где мама? – спросила она, стараясь скрыть свое волнение.
– Минут десять назад ушла к миссис Фоул, – папа, сидя за столом, доедал последний кусок какой-то выпечки.
Чем именно была эта булочка при жизни, сказать уже не представлялось возможным. Но одно можно было знать наверняка – она была съедена с почетом. Вокруг папы стояло, по меньшей мере, около десяти баночек с джемами, вареньями и конфитюрами, в чьи ряды как свои среди чужих затесались коробочка с арахисовой пастой и масленка. Вайолет, при виде всего этого разнообразия, слегка улыбнулась – это было так в духе ее отца. Если они всей семьей садились за стол, то она сама, мама и Лео заканчивали трапезу примерно одинаково, в то время как папа еще не притрагивался к своей тарелке – он, скользя по кухне, нарезал для себя несколько видов хлеба, красиво выставлял на стол рядом с собой соусы и шинковал зелень. Когда же он, наконец усевшись, вкушал первый кусок, вся семья уже разбредалась по своим делам, помыв за собой посуду.
Вот и сейчас, она не удивилась бы, если совсем недавно за столом находилась вся семья, однако так было даже лучше. Было время на то, чтобы разведать обстановку.
Не спеша налив себе в чашку крепкого чая, Вайолет села напротив отца.
– Как она? Злится? – спросила она, осторожно отпивая из кружки.
Папа пожал плечами.
– Да не особо, она больше не понимает, почему ты это не обсудила с ней прежде, а поставила ее в неловкое положение.
– Не верю, – Вайолет поставила кружку на стол, чтобы не пролить чай в случае, если разговор пройдет более эмоционально, чем она ожидает. – На все мои вопросы она всегда отвечает «нельзя» и при этом очень бурно реагирует. Это весьма логично, что я перестала спрашивать, тогда я имею хотя бы шанс не услышать «нет».
– Ты должна ее понять…
– В том-то и проблема. Я не могу ее понять, ведь она ничего не рассказывает. Я взрослая девочка и уже давно могу воспринять больше, чем «потому что я так сказала». – Вайолет почувствовала, как от накатывающих эмоций у нее начинают краснеть уши, и втайне обрадовалась, что они сейчас прикрыты волосами.
– Мама пережила очень тяжелую ситуацию, я думаю, она просто боится, – он старался говорить спокойно, чтобы не распалять Вайолет еще больше.
Джонатан, как непосредственный участник событий, никак не мог взять в толк, почему для Вайолет все не так очевидно, как для него самого. Когда она стала взрослеть, он успешно делегировал все полномочия по объяснению своей жене и до сих пор полагал, что дочка знает обо всем, что произошло, и противится принятию установленных правил не в силу непонимания ситуации, а просто оттого, что имеет привычку со всеми спорить, доказывая свою истину.
– Расскажи мне – тихо сказала Вайолет, не надеясь услышать ответ на ключевой вопрос, который мог бы изменить ее с мамой отношения, ведь нет ничего в мире более разрушительного, чем недопонимание.
– Ты не хочешь спросить об этом у мамы? – он уцепился за последнюю ниточку, уже понимая, что сейчас ему придется в своих воспоминаниях вновь пережить ночь, которая изменила его жизнь.
Отрицательно покачав головой, она сложила руки в замке на столе, ожидая рассказ.
– Что ж, – отец провел пальцами по затылку, собираясь с силами. – Тебе тогда была всего неделя, я все время находился рядом с Ианной, после родов она чувствовала себя не очень хорошо. Жили мы в покоях в восточном крыле, и старались оттуда не выходить. По дворцу ходили слухи о волнениях, но я, почему-то не придал им значения, ждал, когда твоей маме станет лучше, тогда мы сможем объявить прессе о твоем рождении и поедем показать тебя моим родителям. В день перед переворотом ты сильно капризничала и Ианна, уложив тебя спать, сказала, что очень устала и попросила меня покараулить, пока она отдохнет. Няня уехала на какой-то праздник, да и мне хотелось побыть с тобой, хоть я и боялся сломать что-нибудь, ты была такой крохотной. Ближе к полуночи ты поела и уснула, и я тоже решил поспать до момента следующего кормления. А в три часа ночи нас всех разбудил громкий стук в дверь. Долорес, видимо почувствовав что-то, схватила тебя на руки. На пороге стоял сам Король. Я никогда не видел его таким – всегда степенный, неторопливый, теперь же двигался будто рывками, волосы всклокочены, а глаза бегают. Он оттолкнул меня и кинулся к Ианне, быстро набросил ей на плечи пальто и сказал бежать за ним. Я схватил плед с дивана, чтобы укутать тебя, и мы побежали. Я не понимал что происходит, и твоя мама тоже этого не понимала. Мы все бежали и бежали, не запоминая поворотов, лестниц и пролетов, пока не оказались в каком-то гараже, который я ни разу до этого не видел. Артур кинул мне ключи от машины и сказал заводить, я не мог его ослушаться. Ианна какое-то время поговорила с ним, а потом, вся в слезах села в машину и сказа ехать к границе как можно быстрее. Надо отдать тебе должное, Вайолет, ты словно понимала, что сейчас не время и ни разу не заплакала. Возле границы нас уже ждали и посадили в лодку, сказав, куда плыть, потом нас встретили, посадили еще в какую-то машину, еще и еще, и так, к обеду следующего дня, мы оказались в Англии, без одежды, денег, и без понимания что происходит. У твоей мамы на этом фоне пропало молоко, так оказалось, что и тебя нечем кормить. На какой-то из переправ нам дали поддельные документы, я смог кое-как заложить в ломбард сережки твоей мамы – единственное, что было на ней, нам этого хватило на два дня ночлега в какой-то захудалой гостинице. Там мы и узнали, что Король мертв, а власть в Рико-Сантарио захвачена.
Папа глубоко вдохнул и сделал глоток из кружки Вайолет, которая при обычных обстоятельствах начала бы возмущаться такому варварскому захвату чая, но теперь не обратила на это никакого внимания.
– Потом, – продолжил он. – Нас нашла твоя бабушка. Ей повезло больше – в этот момент она находилась во Франции, но ей тоже пришлось срочно бежать, она узнала, что Грин хочет покончить со всем родом Фаулер. Она купила нам этот дом, себе – по соседству, и мы стали жить как обычные англичане, стараясь не светиться, и забыть, кем мы были в прошлой жизни.
Вайолет молчала, переваривая информацию. Ей срочно нужно было побыть в тишине и подумать. А после этого обязательно поговорить с мамой.
Папа все еще не сводил с нее глаз, пытаясь понять ее реакцию, и не сболтнул ли он лишнего.
– Спасибо, – Ви положила свою руку на его, но этого ей показалось катастрофически мало, поэтому она, обогнув стол, крепко обняла его. – Я не знала этого.
Джонатан ободряюще похлопал дочь по спине и, когда она, развернувшись, ушла, начал накручивать крышки на открытые баночки перед ним. Руки не слушались, а в груди пульсировала давно забытая боль, словно подсыхающая ранка, с которой по неосторожности содрали корочку.
Глава 4.
Вайолет измеряла шагами свою комнату, пытаясь унять мысли в голове, но ничто не могло расставить их по полкам: ни путешествия от окна к двери, ни обкусанные в кровь ногти и губы. Оно и было понятно – переосмыслять поступки человека и находить в них причину последующего поведения, которое раньше она считала бессмысленным, дается очень тяжело.
Удивительно, как порой самые близкие люди бывают слепы друг к другу, и видят лишь последствия, напрочь забывая о причинах. Даже без рассказа отца Вайолет знала, что ее родителям пришлось тяжело. Мама, выращенная, словно оранжерейный цветок, никогда не знавшая нужды в чем-либо, вдруг столкнулась с реальным миром, где она не нужна никому.
Внезапно, захотелось увидеть маму до всех событий. Мгновенье – и в плеяде запароленных папок находится одна – та самая, заветная папка с фотографиями из прошлого – жизни, которой не было у Вайолет, и которую у остальных членов ее семьи отобрали.
Три картинки. На первой – ярко улыбающийся дедушка на прогулке в парке через месяц после своей коронации. Тут ему тридцать три года. На второй – бабушка на той же прогулке, такая же утонченная и грациозная, как сейчас, сидит на набережной. Ей тридцать. И, наконец, третья – королевская семья Фаулер за неделю до свадьбы наследницы престола. Мама в атласном платье с чуть приспущенными плечами, копна светлых волос нарочно небрежно собрана в прическу, а на голове – диадема, та самая. К сожалению, это не было полноценной фотографией – просто оцифрованная вырезка из газеты. До страшных событий июльской ночи остается чуть больше года.
Вайолет увеличила фотографию, чтобы получше рассмотреть ее лицо. На фото она недовольна, но это, пожалуй, могут рассмотреть только те, кто знает ее очень близко. Причина этого явно кроется в украшении из белого золота с лимонными камнями на ее голове. Это и был тот день, когда бабушка заставила ее надеть диадему. Улыбнувшись и слегка прикрыв глаза, она ощутила, что по телу будто разлилась волна нежности.
«Она тут совсем ребенок. Прости меня, я не осознавала» – подумала Вайолет, проводя пальцами по экрану, словно пытаясь прикоснуться к той девочке, которая смотрела на нее сквозь года.
От раздумий ее отвлек стук в дверь.
– Я могу войти? – произнес папа после короткой паузы.
В его голосе что-то изменилось, будто он сам не был уверен, стоит ли ему наносить визит. Максимально беззвучно и быстро закрыв крышку ноутбука, Вайолет быстро втянула носом воздух и выдохнула через рот, тем самым предприняв попытку переключить свои мысли и ничем не выдать недавно пережитые эмоции.
– Конечно, входи!
Джонатан неуверенно вступил на темно-серый ковер и осмотрелся вокруг – он был не самым частным гостем в комнате дочери, да и собственно всего второго этажа, где находились комнаты детей.
– Тебе не мешало бы убрать тут, – сказал он, скорее просто чтобы заполнить молчаливую паузу.
Вайолет проследила за направлением его взгляда на прикроватную тумбу, где неровной стопкой лежало, по меньшей мере, пять книг, служивших пьедесталом для кружки, где некогда пребывало кофе. Во всей комнате присутствовало немало подобных инсталляций – то с распечатанными конспектами, то с блокнотами, где заполнена была всего лишь одна страница. В целом, любая горизонтальная поверхность на сто процентов использовала свой потенциал и была заполнена канцелярскими принадлежностями, одеждой и косметикой в абсолютно случайном порядке, словно подчиняясь только лишь одному правилу – полному отсутствию логики.
– Гений царствует над хаосом… – выдохнула она, осознавая правоту отца.
Ее взгляд, блуждавший по беспорядку комнаты, остановился на старом конверте в руках папы, довольно плотном, но пожелтевшем, и потерявшим гладкость, присущую новой бумаге.
– Что это?
Джонатан крепче сжал пальцами конверт, видимо, все еще раздумывая над тем, правильно ли он поступает.
– Я подумал, что нужно тебе это показать, – папа сделал несколько шагов и сел на угол кровати рядом с Вайолет. – Никогда не задумывался раньше о том, почему не показал тебе их.
Аккуратными движениями он извлек из конверта стопку старых фотографий и протянул их дочери.
Мысленно улыбнувшись тому, что их мысли с отцом сошлись, она взяла фотографии и внимательно всмотрелась в первую. Это был оригинал той самой оцифрованной газетной вырезки, которую она рассматривала пару минут назад, только на сей раз изображение было в цвете: мама, оказывается, была одета в платье небесного цвета, которое удачно гармонировало с желтыми камнями в диадеме, той, которую совсем недавно примеряла Вайолет.
Листая фотографии одну за другой, она все сильнее погружалась в море чужих воспоминаний, словно они были ее собственными. Будто и она знала людей, случайно запечатленных в залах дворца, где она жила, но просто забыла это время. Словно и она помнила вкус того шампанского, что искрится в бокале в руках ее бабушки на каком-то празднике, словно и она помнит какой была на ощупь грива у лошади, которую гладит ее мама и словно она сама слышала дедушкин смех, когда ему с серьезным лицом пытается что-то объяснить мужчина в военной форме.
От всех этих несуществующих воспоминаний на глазах Вайолет наворачивались слезы, которые казались настолько горячими, что обжигали. Когда одна из них все же собралась в уголке глаза и покатилась вниз, оставляя за собой соленый след на щеке, Джонатан, молча, и словно не дыша, смотревший на ее реакцию, беспокойно спросил:
– Что случилось?
Она оторвалась от фотографий и посмотрела на папу. Новые слезы, поняв маршрут движения благодаря первопроходцу, посыпались вниз градом.
