скачать книгу бесплатно
Но, как ни странно, в пепельнице на столе возле окна дымилась трубка с изогнутым мундштуком. Казалось, откуда-то издалека доносился запах табака. Я почувствовал себя так, словно тело мое было в 21-м веке, а обоняние – где-то в другом времени.
Следуя гигантским следам салюки, я дошел до входа в Университет Южного Иллинойса и оказался в кампусе, впервые за двадцать прошедших лет.
Небольшой дождь моросил из низких облаков, из-за чего занимающий один прямоугольный квартал кампус стал выглядеть так, словно его построили в широкой пещере. «Уиллер-Холл», построенный из жуткого кроваво-красного кирпича, возвышался позади изящной железной ограды в готическом стиле. А перед старым женским спортивным залом «Девис джимназиум» стояла скульптурная композиция – маленький мальчик, что держит раскрытый зонтик над головой маленькой девочки.
Всё еще здесь!
Пол и Вирджиния безмятежно стояли на островке маленького фонтана уже больше столетия, но в этот вечер бронзовые лица этих двух детей выглядели холодными и бесчувственными.
Я пошел на запад. Обойдя мрачную статую, я прошел мимо бюста насупившегося Делайта Морриса, установленного там, где раньше пересекались корпуса «Олд-Мейн», и мимо похожего на мавзолей лектория «Шрайк» к отвратите тельному бетонному зданию «Фанер-Холл».
Но его там уже не было. Я подошел ближе и с треском стукнулся коленом в огромную катушку с проволокой. Потирая синяк, я огляделся по сторонам и увидел сваленные в кучи трубы и провода, рабочие вагончики и деревянные доски, лежащие в грязи и огороженные глубокими траншеями. Я понял, что здесь возводили новое здание, но куда же подевался «Фанер»? Его начали строить в 1970-м и закончили в 1975-м, после того как расширили, включив в него пространство для аудиторий, утраченных после пожара в «Олд-Мейн». «Фанер» продержался дольше, чем «Титаник».
Может, они снесли его, но почему?
Внезапно я услышал крики, доносящиеся с востока, и дюжина ног понеслась мне навстречу с эстакады через трассу 51. Это было похоже на прямую трансляцию беспорядков с удаленной утренней радиостанции, звуки которой то приближались, то удалялись.
Мой родной уютный университет начал наводить на меня жуть. В груди начал пульсировать мандраж, и я быстро пошел искать убежища в лес Томпсон-Вудс, позади того места, где должен был находиться «Фанер».
В лесу витали запахи влажного мха, листьев, травы, слезоточивого газа, страха и пота. Пока я пробирался в потемках по гладким асфальтовым дорожкам, мне казалось, что ветви деревьев нарочно преграждают мне путь, а скользкие листья под ногами приглушают звуки моих шагов. Множество деревьев лежало на земле, другие торчали из земли расколотые или с оторванными ветвями. Лес выглядел ужасно.
Я вышел из леса и, очутившись в клубящемся тумане, направился к зданию факультета сельского хозяйства. Вдалеке послышались звуки сирены. По мере приближения, высота звука становилась ниже, но громкость увеличивалась до разрывающего барабанные перепонки воя, и, наконец, появилась несущаяся на всей скорости университетская полицейская машина. Казалось, она не впишется в поворот и врежется в дерево, но она исчезла вдали.
Она не помчалась дальше. Нет, она просто исчезла, став неразличимой, и я физически ощутил, как исчезаю вместе с ней, хотя и стою неподвижно на перекрестке.
О боже.
У меня были галлюцинации. И тем не менее разум мой сохранял ясность, как у бриллианта. Я вытащил из кармана пузырек с таблетками и бросил его на дорогу. Упав, он раскрылся, и разноцветные таблетки рассыпались в тумане. К этому моменту голова моя уже была сильно перегружена, уши, казалось, стали ватными, и мне хотелось лишь развернуться, пойти на вокзал и вернуться в Чикаго. Но я знал, с чем мне придется столкнуться по пути на вокзал: беспорядки, призрак здания «Фарнер-Холл», грустные Пол и Вирджиния и та трубка в пепельнице на столе у окна «Американ Тап».
Я перешел на другую сторону улицы и пошел в лес, окружающий кампусное озеро, по направлению к навесу для пикника, воспоминания о котором до сих пор хранились в моей памяти. Приближаясь к навесу, я увидел женщину в длинном платье, лежащую на одном из столов, но ее образ сразу же растворился в тени, как я прошел мимо. Позади навеса я заметил геометрическую крышу кампусного причала, побрел туда и остановился у флагштока перед навесом для лодок пока заводил свои карманные часы. Было 6:34.
Мне было всё равно, день это или ночь. Потому что в тот момент я достиг той точки на временной шкале, когда тело перестало усваивать таблетки и алкоголь, оставив лишь жалкий осадок боли, смятения и глубокой депрессии. Я прилип к флагштоку и ощущал себя так, словно несусь к озеру.
Я вдохнул сырой воздух, и мелкие химические гремлины моей нервной системы загрязнили его такой глубокой меланхолией, что после выдоха лицо буквально утонуло в миазмах уныния. Казалось, голова была наполнена кипящим маслом, что выплескивалось из глаз с каждым биением сердца. Полыхающее масло изливалось в горло, неслось вниз по пищеводу и выплескивалось в желудок едкой кислотой. Я давился, но кислота поднялась к горлу, и я начал кашлять, выплевывая слизь. Казалось, мой правый плечевой сустав крепился к плечу металлическим штырем, а ниже, бедра и ступни пульсировали в агонии. Но больше всего у меня болели глаза: мягкий серебристый свет заливал их едким маслом, пока всё, что находилось в пределах моей видимости, не окрасилось красным цветом. Я попытался сощуриться, чтобы уменьшить это сияние, но веки невольно затрепетали и могли закрыться в любой момент. Внезапно, туман немного рассеялся, приоткрыв корпуса общежития «Томпсон-Поинт».
Эти корпуса выглядели точно так же, как я себя чувствовал: размытые, обесцвеченные и безрадостные. Здания инженерного факультета позади меня превратились в настоящие призраки в тумане. Деревья в лесу казались нарисованными кляксами на клубах тумана. Их отражения цвета оружейного металла, казалось, были выгравированы на поверхности воды. Множество деревьев, поломанных, с зазубренными обломками, лежало наполовину в воде возле причала и на другом берегу озера возле корпуса «Томпсон-Поинт».
Боже, ни в чём вообще нет ни капли цвета.
Начал моросить холодный мелкий дождь, и я почувствовал, как серость земли стала проникать в тело через подошвы туфель, двигаясь дальше вверх, к голове, пока мои чувства не приобрели темно-серую окраску. Кипящее масло в плечевом суставе, кипящее масло в ступнях, руках и шее. Кипящее масло в кашле.
Это был худший день в моей скучной 58-летней жизни.
Полицейская машина, которую я видел ранее, пронеслась назад в противоположном направлении от Линкольн-Драйва и со скрежетом остановилась. Большая угловатая патрульная машина выглядела так, словно была создана сорок лет назад, но оказалось, что она совершенно новая.
Я смог увидеть тень полицейского за рулем, который потянулся вниз и включил сирену. Пространство огласил такой пронзительный вой, словно эта проклятая штука включилась прямо в моей долбанной голове.
Сирена визжала примерно минуту – целых 60 секунд, на протяжении которых мне казалось, что в уши мне забивают острые гвозди. Отвернувшись от сирены, я увидел, что поломанные черно-белые деревья несутся мимо меня, и чувствовал себя так, словно лечу на реактивном истребителе в диапазоне числа Маха 1 прямо через лес.
И это сработало.
Словно катастрофический финал, сломанные деревья, Тамми, «Тестинг анлимитед», Боб, мой трейлер, водка, таблетки и гремлины обрушились на меня как огромный рояль, толкнув меня вниз, на колени, с такой силой, что даже остались вмятины в земле.
Я оказался на коленях, рядом со стойкой с байдарками, закрыв уши руками, пока сирена, наконец, не замолкла. Рухнув на землю, я закатился под одну из байдарок и отключился.
Проснулся я от того, что в грудь мне вонзился механический карандаш. Наверное, солдат незаметно засунул его в карман моей рубашки, пока я спал. Я выкатился из-под перевернутой байдарки и почувствовал, как яркие лучи утреннего солнца, отражающиеся от глади озера, на миг ослепили меня своим светом.
Я медленно встал и удивился своему самочувствию, учитывая вчерашний кутеж. У меня не было ни головной боли, ни головокружения. Небольшие боли в ступнях и спине тоже исчезли, так же, как и хроническая боль в правом плечевом суставе. Зрение обострилось до такой степени, что я смог рассмотреть отдельные листочки на зеленых деревьях на фотографии.
Светло-голубая крыша лодочной станции приятно сочеталась с лазурным небом, отражавшимся в голубой ряби на поверхности воды озера. Обоняние усилилось до такой степени, что я почувствовал легкое опьянение от приятных запахов: ароматы распустившихся цветов, влажной травы и легких волн, мягко накатывающих на прибрежный песок. Я услышал стрекот сверчков, звук которого показался мне более высоким и музыкальным чем раньше. Температура воздуха, наверное, была чуть выше 25 градусов тепла, – не слишком жарко и не холодно, и я чувствовал всё это с такой интенсивностью, о которой давно забыл.
Но что произошло с осенью?
Также мне показалось, что деревья, причал, трава и озеро были немного не на своем месте. Или они или я.
Направившись к столу для пикника перед причалом, я увидел, как яркий кузнечик выпрыгнул из травы, и почувствовал себя так, словно вешу 20 килограммов. За флагштоком виднелись корпуса «Томпсон-Поинта», их отделка цвета красного дерева красиво сияла в лучах яркого солнца. Но что-то было не так с этими зданиями. Они стояли там, как на ладони, но мне понадобилось около минуты, чтобы осознать, что деревья возле них снова стояли целые и невредимые. Никаких поломанных веток, ни одно дерево не валялось кроной в воде и не торчало обломком из земли. Хотя теперь они выглядели гораздо ниже, чем должны были быть, учитывая, что жилому комплексу «Томпсон-Поинт» уже пятьдесят лет.
Я быстро прошел между деревьев у причала и вскоре уже шагал по дорожке вокруг озера, минуя навес для пикников с его геодезическим куполом, который сегодня оказался белым. Прошлой ночью цвет купола был коричневым.
Я почувствовал, как гремлины уже собираются в кучку в основании позвоночника в ожидании еще одного странного открытия, чтобы начать свою атаку. Поэтому начал урезонивать себя, что, возможно, вчера вечером я находился в таком состоянии под влиянием таблеток, что не мог отличить белый цвет от коричневого.
Ускорив шаг, я пошел по небольшому мосту из дерева и металла, переброшенному через речушку, что пробегала позади жилых корпусов. Я ощущал, как обострились мои чувства, пульсируя во всем теле, по мере того, как я подходил к дорожке, что соединяет общежитие и общий корпус «Ленц-Холл». На вид здание не казалось новостройкой, но и совсем не походило на здание, построенное пятьдесят лет назад.
Из него как раз выходила девушка, образ которой показался мне знакомым. Это сходство ощущалось так же, как узнавание статуи, которую видел в последний раз десятилетия назад. Распущенные медового цвета волосы спускались до талии, а абрикосового цвета платье с рисунком из больших цветов липло к ее юному телу, открывая худые ноги, подсвеченные солнечными лучами. Внезапно эта фигурка помахала мне рукой.
– Привет, Питер! – крикнула она.
Девушка, казалось, не шла, а скользила по дорожке, держа себя так, словно всем своим видом сообщая, что для нее окружающий мир пребывал в настолько прекрасном состоянии, насколько это вообще возможно. И луна, и звезды и все планеты были на своем месте, о чем, без сомнения, рассказал ей этим утром ее гороскоп.
Когда она оказалась примерно в 15-ти метрах от меня, ее смутно знакомая фигурка стала леденяще реальной. Она выглядела как Марта, та женщина, что посылала мне письма этим летом.
Но это невозможно!
Глаза девушки скрывали солнцезащитные очки в розовой оправе, а голову прикрывала большая шляпа, поля которой падали ей на лицо, наполовину скрывая его. Несмотря на ощущение нереальности происходящего, я чувствовал себя так, словно был единственным человеком на планете. И когда она оказалась в полутора метрах от меня, я почувствовал себя так, словно меня втолкнули в пузырь бесконечного счастья. От ее одежды исходил сильный запах шафрана.
– Питер, как ты поживаешь? – спросила она так, словно я был самым важным человеком в мире, и встреча со мной была самым важным событием в ее жизни. Более того, ее «ты» несло в себе дополнительное значение. Она словно подразумевала, что независимо от моего ответа, со мной всё в полном порядке.
– Ты... Ты? Ты как будто Марта?
– Да, я Марта! – прочирикала она гордо.
– Что... Но ты выглядишь... Что тебя сюда привело?
Девушка посмотрела на меня искоса.
– Ты имеешь в виду прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас!
– Пришла проверить, есть ли письма.
– Что? Я имею в виду, что ты делаешь в этом кампусе?
Девушка посмотрела на меня так, словно я рехнулся.
– Иду на лекции, так же, как и ты... И уже опаздываю.
На какой-то момент она стала серьезной.
– Я не иду на лекции! Ну же, перестань, что ты здесь делаешь?
Я испытывал ужас. Она задрала голову, словно оценивая мое настроение.
– Ладно, ты меня подловил, – призналась Марта. – Я правда не иду на лекции. На самом деле я с планеты Нептун. Мы прибыли сюда для изучения землян. И, если позволишь, могу сказать, что вы, приятели, довольно странные создания... В особенности, ты... – она расхохоталась. – Питер, тебе нужно расслабиться, чувак!
Хихикая, Марта махнула мне рукой и пошла к зданию факультета сельского хозяйства.
– Увидимся за обедом, – бросила она через плечо.
Не может этого быть!
Даже учитывая то, что ее очки и шляпа закрывали большую часть лица, Марта выглядела так, словно не постарела ни на день с момента, когда я видел ее в последний раз сорок лет назад!
Пока я стоял, в шоке уставившись на удаляющуюся фигуру девушки, я обратил внимание на старомодные угловатые машины, что проезжали по Линкольн-Драйву. Резко повернув голову, я увидел, что такие же старомодные угловатые машины были припаркованы на стоянке возле корпуса «Ленц» и вдоль Поинт-Драйв.
Я бросился к проезду и проверил машины, припаркованные выше и ниже по Поинт-Драйв. Там я обнаружил старомодные машины в таком отличном состоянии, каких не видел уже много лет: Impala 1970 года, Fury 1966, Mustang 1965. И на каждом автомобиле были номера Иллинойса, датированные 1971 годом.
Внезапно Поинт-Драйв заполонили студенты. Многие были одеты в футболки, на других были рубашки, застегнутые на все пуговицы, а на некоторых – полностью расстегнутые. Были также армейские полевые куртки, джинсовые пиджаки, а иногда попадались спортивные куртки. Также эта детвора была одета в вельветовые брюки или расклешенные джинсы, которые держались на широких ремнях. И вся одежда была унисекс – не было ни одной юбки. Книжки студенты носили в руках, или в подержанных армейских рюкзаках. Волосы у них были длинные, с начесанными челками, или разделенные пробором посредине таким образом, что блестящие на солнце пряди каскадом спадали по обе стороны лица.
Несколько студентов показались мне смутно знакомыми.
Взгляд мой неистово перескакивал со студентов на машины, потом на кафетерии, оттуда на деревья и озеро в поисках чего-либо, что могло подтвердить, что я всё еще в 21-м столетии.
Я залез в карман, чтобы достать карманные часы, но они исчезли. А на их месте оказался брелок с прикрепленным к нему логотипом университета вместе с единственным ключом, на котором был наклеен номерок 108.
Я стоял перед трехэтажным кирпичным зданием во всей его красе середины 20-го века, на стене которого блестящими металлическими буквами было написано «БЕЙЛИ-ХОЛЛ». Филенки из красного дерева на створках окон выглядели свежеокрашенными, а стеклоблоки в окнах лестничного пролета сверкали в ярких лучах солнца. Это здание было мне домом на протяжении всего второго курса в университете.
Я не смотрел по сторонам, потому что боялся, что могу увидеть всё, что угодно, – от розовых носорогов до Ричарда Никсона. Я прошел к входу и попробовал вставить ключ в замочную скважину... И дверь отворилась.
Чувствуя себя так, словно за мной вот-вот придет полиция университета, я украдкой нырнул в смутно знакомый вестибюль. В каком-то трансе я прошел к комнате 108, вставил ключ в замок, осторожно открыл дверь и окунулся в запахи несвежего табака и виски. Передняя часть комнаты была в безупречном порядке: кровать аккуратно застелена, книги выстроены на стеллаже у письменного стола из светлой древесины. Рядом со столом, на поставленной вертикально деревянной колоде расположился кофейник и маленькая газовая плитка.
Проходя мимо зеркала над раковиной, я заметил в нем отражение худощавого студента. Я обернулся назад, чтобы повернуться лицом к студенту, но за моей спиной никого не было. Снова повернувшись к зеркалу, я опять увидел отражение юного паренька. Словно вихрь, я развернулся назад: в комнате никого, кроме меня, больше не было. Я опять резко повернулся к зеркалу. Из него на меня смотрел паренек с взволнованным выражением на лице. Он выглядел так, как чувствовал себя я, за исключением того, что он весил на двадцать килограммов меньше и был на сорок лет моложе, к тому же у него были нелепые усы и...
Глаза его расширились словно блюдца. Я рванулся прочь от зеркала, словно увидел в нем призрака, и оказался перед окном, что выходило на Поинт-Драйв. Перед ним стоял еще один письменный стол из светлой древесины, заваленный ворохом книг и бумаг. У стены, напротив раковины, стояла не застеленная кровать со смутно знакомой темно-красной простыней, о которой я уже давным-давно забыл. Рядом с кроватью стояла прикроватная тумбочка с радиоприемником, корпус которого был отделан имитацией под древесину орехового дерева. Это был точно такой приемник, что у меня украли, когда я останавливался в молодежном хостеле в Сан-Диего на пьяной вечеринке в 1981 году. Тогда, когда я был бездомным.
Мысли мои завертелись вокруг осознания того, что в памяти стали оживать давно забытые мельчайшие подробности. Хотя еще минуту назад я их едва помнил. Если всё это галлюцинация, тогда у меня большие проблемы. А если нет, мои проблемы еще больше.
Я осторожно сделал шаг к зеркалу и рискнул снова бросить в него быстрый взгляд, чтобы посмотреть на паренька. Затем я задержал на нем взгляд дольше, потом еще раз взглянул, пока не обнаружил, что стою, уставившись на него во все глаза. То, что я видел, было не просто изображением двадцатилетнего юноши.
Черт... И что же тут для меня уготовано? Снова колледж? Нет! Всё в будущем. Трейлер, женитьба, «Тестинг Анлимитед»... Нет! В будущем у меня ничего нет! Ни в прошлом, ни в будущем у меня ничего нет!
Я утратил равновесие, упал на стул у своего стола и уставился на страницы открытой книги просто, чтобы остановить ощущение вращения. Первая прочитанная мною строка гласила: «Нервные люди должны в своей ежедневной жизни безжалостно отделять мнения от фактов, потому что, независимо от того, плохие они или хорошие, полагаться можно только на факты».
Я посмотрел на страницу с содержанием. «Укрощение взбудораженного ума: Руководство для нервных людей», автор Роберт Фон Рейхман, доктор медицинских наук.
Усевшись поудобнее, я начал читать, ухватившись за эту книгу так, словно перед смертью. Моя концентрация достигла отчаянной интенсивности. Я был готов делать что угодно, лишь бы не смотреть по сторонам и не думать о том, что я на самом деле делаю в комнате общежития из моего прошлого, в моем молодом теле, управляемом 58-летним мною, мозг которого перегорел в 1971 году.
Глава IV
Я заснул у «своего» стола, упав головой на книгу Фон Рейхмана. Затем я проснулся, вздрогнув от какого-то громкого, грубого и резкого звука. Я не слышал звуков звонка старого дискового телефона уже многие годы. Но подпрыгнул с невероятной скоростью, перевернул стул и снял трубку с телефонного аппарата на стене как раз в тот момент, как затих грохот упавшего на пол стула.
Подняв трубку, я подумал: «Где, черт возьми, я нахожусь?» Но к тому моменту, как я поднес ее к уху, я снова сознал, что вернулся назад в комнату 108 корпуса «Бейли-Холл» жилого комплекса «Томпсон-Поинт» в университете Южного Иллинойса в Карбондейле.
– А-алло! – ответил я.
– Любимый!
Я почти не узнал ее голоса.
– Тамми? Это ты?..
– Конечно, это я. А ты ждешь звонка какой-то другой девушки?
Ее идеальный голос звучал так юно, так глубоко, но без тех скрипучих обертонов, что испортили его годы спустя. Как будто никогда не было нашего жалкого четырехлетнего супружества, – которое пока еще не случилось. Я ощутил в теле прилив желания, который быстро сменился тревожностью по мере того, как сознание окончательно проснулось.
– Алло? Алло? Питер, ты всё еще там? Питер...
– Да, я всё еще здесь, но жалею, что не могу быть в другом месте...
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что мне здесь не место.
Глаза мои перескакивали с предмета на предмет в комнате, пока я мысленно представлял Тамми на другом конце провода, возможно, в Урбане, в ее комнате в общежитии. Перед мысленным взором возник ее образ – идеальная фигура, возможно, в одном нижнем белье, рыжие волосы раскинулись по подушке...
– Что с тобой, Питер? Что-то случилось? Расскажи мне.
– Я имею в виду...
Я не знал, что я имел в виду помимо того, что внезапно почувствовал головокружение и приступ тошноты.
– Что ты имеешь в виду, Пит? Ты уже делал так раньше. Просто прекращал общаться. Ты должен сказать мне, что происходит.
Я смотрел на стену, на тени возле небольших отверстий. Зеленого цвета шлакоблок должен был уже выцвести до серого цвета от старости, но вместо этого он был таким же ярким и красочным, как слайд. Я тяжело опустился на красную простыню на своей кровати, чувствуя себя как в тумане и в каком-то дурмане. Вскоре я осознал, что из трубки, что осталась висеть у стены, всё еще доносится печальное щебетание.
– Питер, Питер! Ты еще там? Что происходит?
Я повесил трубку.
