banner banner banner
Тришестое. Василиса Царевна
Тришестое. Василиса Царевна
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Тришестое. Василиса Царевна

скачать книгу бесплатно


Федька только головой замотал, да ручки на груди сложил.

– Седай, говорю!

– Угу, – насилу кивнул Федька и на краешек лавки взгромоздился. Сидит, дыхнуть боится.

– Слухай сюды, какую я каверзу измыслил, – зашептал Андрон, поведя головой по сторонам, нет ли кого рядышком.

– А может, не надоть, а? – захныкал Федька.

– Надоть! Как есть надоть. – И придвинулся ближе к Федьке. – Слыхал я, на болотах разбойнички обитают. Ох, лютые, спасу от них нет!

– Ну? – Федька аж глаза выпучил.

– К ним подамся, к атаману ихнему прибьюсь, а там уж… – Андрон сжал кулак перед носом Федькиным.

– Чего? – лупнул глазами Федька.

– Того! Эх, балда ты пупырчатая. То не разбой был у них – шалости детские, а я уж расстаюсь для царя-батюшки. Пошли со мной!

– Н-не-е, – замотал головой Федька. – Я лучше тут.

– Эх ты, – только и махнул рукой Андрон. – Тюлень!

– Кто?

– Животина такая: рук-ног нет, ласты токма, целый день спит да жрет, и ничем ее не расшевелишь.

– Не тюлень я! – рванулся обиженный Федька. – А токма на что мне шевелиться лишний раз. Нашевелился ужо, – потрогал он зудящую морду.

– Во-во, тюлень и есть! – загоготал Андрон, неприятно так, обидно.

Федька надул и без того распухшие щеки и ничего на то не ответил.

– Ну, бывай, раз так, – хлопнул себя по коленкам Андрон, поднялся с лавки и оправил рубаху. – Пойду я. Недосуг мне тут с тобой лясы точить.

– Бывай, Андрон. Заходь, если что, – с радостным облегчением отозвался Федька.

– Может, как-нибудь и свидимся еще.

Андрон прищурился на солнце, поморщился – синячище дал о себе знать, – и потопал к лесу.

– А то! – запоздало крикнул Федька дружку вослед. – «Уф-ф. Насилу отвязался. Вот же приклеился, ирод проклятый, морда твоя разбойная. Свидимся… Еще и тюльменем каким-то обозвал, боров проклятущий, шоб у тебя чирь на языке вскочил!» – буркнул про себя Федька, тяжело поднялся с лавки, потер ноющий от предательского нападения зад и зачал взбираться на колокольню: дело близилось к вечерне.

А между тем царь Антип, вздохнув полной грудью – ведь надо же, как лихо с окаянным Андрошкой все вышло! – возвернулся на трон, устроил посох меж колен и взглянул на бояр думских орлом.

– А что, други, не пора ль нам в завтре заглянуть?

Бояре переглянулись меж собой. Странные речи какие-то царь-батюшка завел, с неясным таким намеком.

– Налоги, что ль, повысить? – осторожно вопросил боярин Филимон.

– С чего энто? – уставился на него царь-батюшка.

– Снизить? – испугался Филимон, вцепившись в посох до хруста в пальцах.

– Да ты чего, Филька, белены никак объелся? Кто ж енто налоги-то снижает?

– Какой новый изобресть? – округлил глаза Филимон, то ли с радости, то ли с перепугу.

– Филька, ты головкой, что ль, с утречка больно приложился? Все-то тебя в одну сторону клонит.

– Ох, батюшка наш, ты так не пужай боле, – обмахал себя ладошкой Филимон.

– А чегой-то ты вдруг пугливый такой стал?

– Дык я, грешным делом, подумал… – начал было Филимон и запнулся.

– Верно мыслишь, Филька! О державе заботишься. Эй, писарь! – кликнул царь Антип мальчишку. – Пиши! – ткнул он сухоньким пальцем.

Бояре притихли, а мальчишка выдернул из-за уха перо, водрузил на коленки чистый лист, поставил рядышком с собой чернильницу и преданно уставился на царя-батюшку.

– Чего писать-то?

– Пиши: сим повелеваю ввесть державный налог на боярский кошель, то бишь державную боярскую десятину.

– А… – только и поразинули рты бояре, сходя с бородатых лиц.

– Правильно глаголете, – согласился царь-батюшка. – Куда ж это годится? Бояре – и десятину. Зачеркни! – приказал он мальчишке.

Тот лихо макнул пером в чернильницу, смахнул с него лишек и вычеркнул, чего требовалось.

– Уф-фу! – разом выдохнули бояре.

– И впиши: державную боярскую осьмушку – так даже краше звучит! Перепиши начисто и подай мне, а я уж росчерк завитой наложу.

Хлоп!

Это, значится, с Филимоном обморок чувственный приключился, да не ясно только на радостях али с печали. Остальные бояре сползли со скамьи на колени.

– Помилуй, царь-батюшка, да за что ж енто?

– Как, за что? – подивился царь Антип. – Харчи государственные жрете? Жрете! Платья новые требуете? Требуете! Охрану мою пользуете? Пользуете! К тому ж вози вас, мордоворотов, на повозках царских туды-сюды, будто безногих каких. Да и пристало ль мне брать с вас, таких важных бояр, вшивую десятину, как с холопа последнего. Я уж грешным делом подумываю, не четвертным ли вас обложить.

Хлоп!

Это едва пришедший в себя Филимон вновь затылком к полу припал.

– Не губи, царь-батюшка! – возопили остальные бояре.

– Э-э, да будет вам стенать. – Царь Антип подмахнул не глядя подсунутый ему начисто переписанный указ и возвернул перо мальцу. – В приказ!

– Слушаюсь! – Мальчишка скатал лист и кинулся вон из тронной залы.

– А теперича заглянем в заптрашний день.

– Что еще, царь-батюшка?! – застонали бояре, ломая высокие шапки.

– Да сядьте вы ужо, – зевнул царь Антип. – Чего рты-то пораззявили? И энтово припадошного с полу подымите. Неча мне полы кафтанами протирать. Не в дикой стране, чай, живем – в либеристической! – гордо закончил царь-батюшка.

Дума насилу взгромоздила на скамью боярина Филимона, прислонила к стеночке, чтоб в бесчувствии обратно на пол не сполз, и пристально, с опаской, уставилась в рот царю Антипу, что-то тот еще измыслит – крут у них царь-батюшка, как ни верти.

– Что ж молчите, бояре? Али языки проглотили?

– Слово боимся молвить, царь-батюшка, – подал голос боярин Семен.

– Чего так?

– Дык, невесть чем слово-то оброненное обернуться могёт.

– Истину глаголешь, Потапыч. А посему слушайте, чего я измыслил, коли у вас своих мыслей, словно в отхожем месте карасей.

– Ох, чует мое сердце… – помял ладонью грудь слева боярин Трофим.

– Цыц, борода! – пристукнул посохом царь Антип. – Значится, порешил я следующее: стар я ужо, власть надобно кому передать, да меж сыновей выбрать духу не хватает.

– Как же так, царь-батюшка? – всполошились бояре. – Да на кого же ты нас…

– Совсем умом тронулись али как? Я о приемнике им толкую, а они ужо хоронить меня вздумали.

Смутились бояре – радость-то преждевременной оказалась. Сидят, бороды жуют.

Филимон между тем очухался, глаз один приоткрыл, прислушивается, о чем царь речь ведет.

– Так вот, – между тем продолжал царь Антип, – есть у меня три сына: Данила, Козьма да Иван…

– Ведаем про то, надежа-государь, – важно кивнул Семен, который Потапыч.

– Ну и слава богу, – похвалил царь Антип. – Хоть чегой-то вы ведаете. Но я продолжу мысль свою: Данила – тот разбитной ухарь, вечно его не сыщешь, все по полям, по лугам за зверьем гоняется; Козьма день денской жрет- пьет – не просыхает, бока на часах отлеживает; Иван – энтот и вовсе малахольный какой-то.

– Дурак, – подсказал Филимон, открыв и второй глаз.

– Но-но! – погрозил посохом царь Антип.

– Так ты ж, царь-батюшка, сам изволил его так окрестить, – подивился боярин.

– То мое дело, чего я изволил, а ты язык прикуси.

– Так ведь…

– Цыц! Иди вон, бочками своими занимайся, худые они у тебя.

– Неправда то! – в сердцах воскликнул оскорбленный боярин Филимон, вскакивая со скамьи.

– А коли неправда, так посажу тебя в нее да пущу в море-океян, авось не утопнешь, коли не худые. Чего молчишь, энтот, как его… Диоген хренов? – блеснул своими историческими познания царь Антип.

Филимон заткнулся, вновь зажмурившись, так страшно было лицо царя-батюшки, нащупал под собой скамейку и опустился на нее, не чуя под собой ног.

– То-то же! Так вот, Иван телом хоть и силен вышел, да умом слаб.

– Так я ж и говорю: дурак, – обрадовался боярин Филимон и тут же получил локтем в бок от соседа своего, Семен Потапыча. Заткнулся.

– Не дурак он, а дите еще малое, неразумное, – горько покачал головой царь Антип. – Всего-то двадцать пять годков минуло. Поспешен, строптив, скор в суждениях и шибко несдержан.

– Это да, – качнул головой боярин Семен. – Это есть.

– Думайте, бояре, мыслите, как быть – поступить?

Задумались бояре, избороздили чела свои морщинами. Сидят, покачиваются, пол взглядами трут. Царь-батюшка глядит на них, сапогами нетерпеливо притопывает, посохом постукивает. Десять минут сидят, двадцать, полчаса минуло.

Хр-р-р!

То боярин Семен шибко глубоко задумался, в думы тяжкие погрузился. Филимон за рукав его дернул. Очухался боярин.

– Ась?

А царь-батюшка уж от нетерпения весь извелся.

– Чего надумали-то, бояре?

– Знамо, женить их надобно, – зевнул в бороду боярин Семен Потапыч.

– Как так женить? – подивился царь Антип неожиданному повороту.

– А вот так! Женятся – поумнеют. Семья, дела, заботы, – важно заметил боярин.

– Дык какие ж у тебя заботы-то семейные? Детёв что ль строгать?

– Всякие, отец родной, всякие, – поджал губы Семен Потапыч.

– А вообще-то мысля твоя дельная: баба – она кого хошь к порядку-то приведет, коли толковая сыщется, – задумался царь Антип.

– Так и я про то же, надежа-государь.

– Хм-м… Так тому и быть! – грохнул посохом царь Антип. – Эй, кто там! Кликнете-ка сынов моих.

– Так ведь некому кликать-то, царь-батюшка, – влез боярин Филимон. – Андрошку-то того, со двора наладили. Поторопился ты, царь-батюшка.

– Оно и верно, что наладили, – нахмурил брови царь-батюшка. – Я гляжу, на язык-то ты скор, а вот каков на ноги?