скачать книгу бесплатно
– Э-хе-хе.
Царь Антип сполз с трона и заковылял вслед за боярами на двор царский, гостей встречать.
Трое бояр – Семен, Василий и Филимон – сгрудились на крыльце. Щурясь от яркого солнца после темной залы, с завистью взирали они на возок, груженый сундуками. На сундуках гордо восседали Данила с невестой своей Глафирой – платье на ей новое, шелковое, пальцы в перстнях тяжелых, шею лебяжью тяжелые бусы к земле гнут. На голове кокошник простреленный красуется, как символ счастия привалившего. А вокруг возка боярин Трофим вьется, посохом сундуки обстукивает, понять пытается, чего в них и не много ль из дому вывезли – не одна ведь дочка, а цельных четыре, и всем приданого подавай!
Как остановился возок, Данила спрыгнул с него, руку невесте подал. Та в руку предложенную пальчиками элегантно вцепилась, улыбку изобразила, ножку то так поставит, то эдак, ан никак слезть с возка не получается: то платье узкое мешает, то побрякушки перевешивают. А царь Антип на крылечке стоит, бороду в кулаке мнет и тихонько посмеивается.
Мучилась Глафира, мучилась, а опосля плюнула на приличия глупые и бухнулась в объятия Данилины. Тот едва подхватить ее успел – так бы и брякнулась наземь. Постоял Данила с невестой на руках, повертелся туда-сюда – не знает, чего с ней делать: то ли на землю спустить, то ли прямо так и несть к царю-батюшке на поклон-благословение. А Глафира уж к нему ластится, ручками шею Данилину обвила, головку на плечико приложила, любовь свою, значит, демонстрирует да в царя-батюшку глазками стреляет – вот она какая я верная.
– Чего ты в нее вцепился-то? – разрушил царь Антип идиллию ихнею в единый миг. – Калека, что ль, какая, ноги не ходють?
Глафира так ротик напомаженный и распахнула. А Данила Царевич залился краской и спустил с рук невесту. Стоят оба, словно дурни, как дальше вести себя не знают.
– Нет, ходючая, – обмахнулся ладонью царь Антип. – А я уж думал, Трошка брак какой подсунул. А руки-то у ей правильно растут али как?
– В верном месте, не сумлевайся, царь-батюшка, – горячо заверил боярин Трофим из первого спущенного наземь сундука, в который забрался по самые плечи, вороша в нем тряпки. – Я уж расстарался.
– А мы вот поглядим на твои старания.
– Погляди царь-батюшка, погляди. – Боярин Трофим покончил с одним сундуком и полез в другой.
– Матерь Божья! – подивился царь Антип, глаза широко распахивая. – Да куда ж тряпок-то столько?
– Дык куды ж бабе-то без тряпок! – буркнул из сундука боярин Трофим. – В тряпках-то, почитай, весь ейный смысл и кроется.
– Да ну? Слишком много в ней смысла будет! – дернул царь Антип посохом. – Эй, грузи обратно! – скомандовал он слугам.
Двое здоровенных бугаев отодвинули боярина Трофима, захлопнули сундук и, шутя, вскинули его на возок.
– Да как же энто, отец родной? Да что ж энто деется-то? – перепугался боярин Трофим, всплеснув руками, и вцепился в другой сундук, а Глафира стала бледнее белил, что обильно покрывали ее холеное, с тонкими чертами личико.
– А что, прикажешь мне цельный склад строить для ее барахла? Чай, не заграница тут у нас, дефилями вилять да народ смешить. Грузи!
– Не дам! – вцепился боярин Трофим в последний сундук. – Царь-батюшка, помилуй! Баба же…
– Ладно, чего уж, – смилостивился царь Антип. – Энтот оставь. А ты, кобылища, – обернулся он к стоявшей столбом невестке, – чего рот-то раззявила? За хозяйство принимайся. Филька вон, поди, без пирогов уж извелся весь.
– Ох, извелся, – покачал головой боярин Филимон. – Мочи уж нет, как жрать хочется.
– Вишь? – мотнул головой царь Антип.
Глафира ротик захлопнула, головку к супружнику своему будущему повернула и глаза округлила, мол, не поняла ничего. А Данила только плечами пожал.
Над двором царским повисла молчаливая неловкость.
Трое бояр мялись на крылечке в ожидании неизвестно чего. Четвертый, Трофим, уселся верхом на сундук на всякий случай – так вернее.
Глафира хлопала ресницами, натужно соображая, чего от нее все ждут.
Данила сделал вид, будто его все это и вовсе не касается и смотрел в небо, насвистывая.
Царь Антип нетерпеливо постукивал носком сапога.
И тут обстановка разрядилась сама собой.
В распахнутые настежь ворота, кренясь с боку на бок на ямках и буграх и натужно притом скрипя ступицами, вползла тяжело груженая подвода. Колеса ее расходились в стороны, решетчатые боковины ходили ходуном, едва сдерживая напор пузатых мешков и тюков. На тюках, почитай, на высоте локтей пяти от земли гордо восседал, упирая руки в колени… Тарас Бульба!!! О Бульбе царю-батюшке сказывал Андрон, мол, есть на свете такой народ – казаки, очень далеко, отсель не видать, а средь них ентот самый Тарас, крупный мужчина да вояка хоть куда. И так его живописал Андрошка, что как узрел его воочию царь Антип, так враз и признал: та же гордая посадка, то же телосложение, острый орлиный взгляд, те же усищи седые и обвислые и чуб из-под платка выбивается. А под мышкой Тарас Бульба держит сына царского старшего, Козьму, к себе бережно прижимает, шоб не сверзился с верхотуры той.
Царь Антип почуял, словно корона на его голове зашевелилась (знамо, корона – волос-то, почитай, не осталось!), брови поползли на лоб, а посох сам собой из рук царских вывалился, по ступенькам загремел. Смотрит царь-батюшка, глазам своим не верит и ну тереть их. А как протер, так первым делом усомнился: платок! При чем здесь платок-то к Бульбе ентому неведомому? И верно! Не чуб то вовсе, а челка густая выбилась, не усищи, а платок бабий под носом завязан, концы его свисають на манер усов, потому как на харю такую ни в один платок не завяжешь как полагается. И не Бульба вовсе это, тем более, не казак неведомый, – и чего с перепугу только не привидится! – а баба крупного телосложения, очень крупного, ажно не сказать насколько. Ну, обознался, с кем ни бывает? Тем паче ни единого казака до сей поры не видывал. Жаль только, человека хорошего, знатного почем зря обидел, с образиной такой сравнил. А все Анрошка с байками своими глупыми, шоб его!..
Перекрестился царь Антип, наклонился, не сводя глаз с подводы, пальцами посох нащупал и опять выпрямился. Спрятался за спины боярские и оттуда носом поводит. Баба-то ента, кажись, пострашнее Бульбы неведомого будет!
А Козьма царя-батюшку с верхотуры-то заприметил, обрадовался, ручкой замахал.
– Отец!
– Сидеть! – поплотнее прижала к себе мужеподобная особа Козьму, и царевич притих, вжался в телеса пышные, лишь глазами по сторонам вращает, сапогом по мешку елозит, пикнуть боится.
Остановилась подвода посредь двора, а за ней во двор купец Борис на коне въехал. Важный, весь из себя, одной рукой поводья держит, другая в колено упирается.
– Борька? – не поверил глазам своим царь-батюшка, выступая вперед из-за бояр. – Так энто твое чудо, что ль?
– Дочь моя, – гордо молвил в ответ купец Борис. – Милослава.
– А в телеге-то чего припер?
– Знамо чаво: муки-то, круп разных, – ступил Борис с коня на землю, кушак поправил, подбоченился. – Ткани разные еще. Чем богаты, как говорится.
– Во, гляди, Трошка, – указал посохом царь Антип на подводу груженую. – Видал? А ты: «тряпки», «смысел»!
– Дык я ж…
– Молчи уж, – отмахнулся от него царь-батюшка.
Между тем Милослава сграбастала Козьму за шиворот и передала вниз слугам, будто котенка. Лишь коснулись ноги его земли, бросился он к царю-батюшке земные поклоны бить.
– Отец!
– Вижу, сын, – похлопал царь Козьму по плечу. – За ум взялся, знатную бабенку отхватил! С такой, небось, не попьешь, а?
– Да я как узрел ее, так разом хмельное дело-то отшибло, вот те крест!
– Охотно верю. Дело то, – кивнул царь Антип. – Будет теперича из чего пироги месить. Я, в смысле, о муке… Невесте хоть помоги с телеги спуститься, оболтус. Глянь, мается же баба.
– Ага, я мигом! – подхватился Козьма и бросился обратно к телеге, что опасно кренилась в бок – Милослава сама слезть пыталась, ножкой бортик нащупывала.
– Давай, давай, – взялся подбадривать Козьма невесту. – Полегоньку, чуток правее бери. Ножку во-от сюды ставь.
– Не мельтеши! – огрызнулась Милослава.
– Да разве ж я… Это в помощь. Во-о…
Досказать он не успел. Милослава в этот самый момент встала ножкой своей девичьей на бортик. Прогнулся бортик, заскрипел и…
Хрясь!
Дворня в стороны шарахнулась, только бы не зашибло ненароком. Милослава съехала на пузе вниз, таща за собой пару мешков, да надо ж такому случиться, что на ее пути Козьма оказался.
– Ох, мать… – едва выдохнул Козьма, завозился, силясь выбраться из-под невесты, сидящей на нем с мешками подмышкой. – Снимите-е!.. – задушено выдавил он.
А Милослава сидит на нем да по сторонам озирается, понять не может, чего случилось. Не бывало с ней того отродясь, чтобы телеги под ней ломались – верно, гнилая попалась.
– Помогите… – еще тише прохрипел Козьма, и тогда опомнились слуги царские, кинулись к нему и ну тягать за ноги, за руки. Насилу вытянули с пятой попытки.
– Ох ты ж, горюшко мое! – опомнилась Милослава, бросила мешки наземь, сгребла суженого дорогого в охапку да так сжала в объятиях жарких, что пискнул Козьма на радостях. Чтой-то хрустнуло в нем, и обмяк Козьма всем телом. Висит, не шелохнется. Затих просто али разомлел от ласк девичьих – поди его разбери.
– Ну ладно, – ударил посохом царь Антип. – Побаловали и будет. Неча тут шашни с турусами разводить.
Милослава объятия ослабила, выпустила из рук Козьму, рядышком с собой пристроила. Стоит Козьма, без вина пьян – качается из стороны в стороны, глазами мутными по сторонам шарит. Вот она, чего любовь-то с человеком вытворяет!
– А Ванька где? – спохватился царь Антип, оборачиваясь к боярам. – Ванька где, спрашиваю?
– Дык, как в лес ушел, так и доселе не возвертался, – ответил боярин Семен. – Не видали его покуда.
– Может, заплутал? – занервничал царь-батюшка. – Надодь послать кого, пусть сыщут.
– Не надо никого посылать, – послышался от ворот голос Ивана Царевича, и ступил он на двор, обходя кругом телеги.
– Жив! – обрадовался царь Антип, который питал к младшему из сыновей особую отеческую нежность. – Жив, глядите!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
