Самоотвод

– Успокойтесь. Нина, вколи успокоительное…

– Попробуй только подойди! – парирует Егор, превозмогая себя, выдергивает из вены иглу, и медленно спускает ноги на пол.

– Вы себе сейчас навредите!

– Где мой сын? Где Вера?!

– Савельева? Вы о Вере Савельевой спрашиваете? – проявляет смекалку врач.

– И о сыне…

– Мне известно только, что Веру Савельеву сейчас оперируют. Это все, что я знаю. Да, куда же вы?!

– Мой сын… – Язык практически не слушается. Ноги подкашиваются, отказываясь идти дальше. И Егор не был уверен, что в этом были виноваты последствия аварии. Скорее дикий, примитивный ужас, сковавший тело… – Два мальчика… Красный BMW… – выдавливает из себя и останавливается, держась за кровать обеими руками. Находясь в предобморочном состоянии, не замечает, как глаза доктора широко распахиваются, выдавая его смятение. – Денис Бояров. Как он?

Борис Петрович с облегчением выдыхает. Еще немного, и ему самому понадобится помощь врачей!

– Бояров жив и практически здоров! Ногу сломал… И сотряс заработал. У вас, пожалуй, посильнее будет, – доложил ситуацию доктор, сознательно умолчав о том, что второму мальчику повезло далеко не так сильно.

Колени Егора подогнулись. Облегчение, как цунами, пронеслось по телу, оставляя за собой слабость и противную дребезжащую дрожь.

– Я хочу их видеть… Сына и Веру…

– Это невозможно. Вас не пустят в оперблок.

– Я хочу видеть сына и Веру, – повторял, как попугай, мужчина.

– Я узнаю, чем вам можно помочь. Возможно, удастся устроить вас с сыном в одной палате.

– Спасибо. А Вера?

– Как только будут какие-нибудь новости, мы вам сообщим.

Егор прикрыл глаза. Чувство дежавю не покидало. Он уже слышал эти слова, когда умирала Лена. Проклятое законодательство не разрешало родственникам присутствовать в реанимации. И не волновало никого, что где-то там, за тяжелой металлической дверью с небольшим окошком, умирает самое дорогое, что у тебя есть. Нет!!! Нет… Вера не умрет! И даже думать об этом не следует… Нужно действовать, нужно узнать, как она! И где Денис?! Черт! Проклятая слабость…

– Ну, чего мечешься?! – Скрипучий недовольный голос из-за двери.

– Николай Степанович… – едва ли ни с благоговением выдохнул Егор. Вот, уж, кто точно владеет информацией!

– Не уберег?

– Выходит, что так.

– О том, что Денис был в протаранившей вас машине, как я понимаю, ты уже знаешь?

– Да… Как он? Как Вера? Мне ничего не говорят! – Снова попытался встать.

– Лежи! – гаркнул мужчина. – С Денисом нормально все. Жить будет. Ногу сломал, и так, по мелочи. Чудо, учитывая то, во что превратилась машина.

– А Вера?!

Николай Степанович сглотнул. Провел огромной рукой по остаткам когда-то пышной шевелюры, растерянно уставился на Егора:

– Жить будет… Не приведи, господи, собирать по частям собственного ребенка…

– Николай…

– Не могу, Егор… Не сейчас. Потом, хорошо? Жить она будет. Скорее всего, да…

Егор проглотил вопрос, готовый сорваться с языка. Он был настолько сокрушен, настолько сломлен словами Вериного отца… И столько всего еще хотелось узнать! Но он молчал…

– Да… Забыл… Ася. Не волнуйся за нее. Девочка у наших кумовьев. Галина приехала, чтобы быть с дочкой. А Синицыны приглянут за Асей, пока ты не поправишься.

Егор кивнул. Все равно у него не было лучшего плана, так что он просто постарается выйти из больницы, как можно скорее, чтоб забрать дочь.

– Я пойду. Прослежу, чтобы Дениса перевели к тебе.

– Николай Степанович, как, все же, Вера? – Не выдерживает в последний момент.

– Черепно-мозговая, ушиб позвоночника, ребра снова сломаны, яичник и маточную трубу выкинули. Кровотечение селезёнки, вроде бы, устранили. Первые три дня всегда критические. – Скупо, устало, на автомате…

– Я все же хочу быть с ней.

– Посмотрим, на сколько тебя хватит. Реабилитация будет очень долгой.

Эти слова задели Егора. Тот факт, что в нем усомнились, о многом говорил. Понятно, одно дело, когда женщина – помощница и опора, и совсем другое, когда помощь нужна ей самой. Наверное, именно так рассуждал Николай Степанович…

Дверь в палату открылась – на инвалидной коляске привезли Дениса. Тот был в сознании. И только гипс на ноге, да небольшие ссадины напоминали о том, что парень едва не простился с жизнью. Егор не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он как будто оцепенел. Во всем его теле оставалось чувствительным разве что сердце. Но лучше бы и оно онемело – настолько нестерпимой была охватившая его боль.

– Папочка, прости меня, папа… – прошептал Денис, не обращая внимания на находящихся в палате посторонних, и разрыдался, как ребенок, коим он, наверное, все же, и был… Не парнем, и не мужчиной. Маленьким запутавшимся мальчиком. Его мальчиком… – Прости меня, прости, – повторял, как заведенный, а Егор просто не мог ему ничего ответить. Язык совершенно не слушался. С трудом он приподнялся, и протянул руку навстречу сыну, которого практически мгновенно подкатили к нему. И если бы что-то могло еще больше сокрушить Дениса в тот день, то только молчаливые слезы отца, которые скупыми каплями стекали из его воспаленных глаз.

– Ну, все, заканчивайте любезничать, – распорядился Николай Петрович. – Укладывайте парня. Им обоим нужен покой.

Ни Денис, ни Егор протестовать не стали. Сейчас действительно стоило отдохнуть, набраться сил, чтобы как можно скорее оказаться рядом с Верой. Дойти до реанимации, а там, уж, не выгонит никто… В сон проваливаются мгновенно. Наверное, что-то вкололи. Егор просыпается ближе к утру. Кажется, что голова болит еще сильнее, но он не может больше разлеживаться. В конце концов, он единственный не получил никаких серьезных травм… Одно сотрясение, от которого точно не умирают.

– Папа… Ты меня когда-нибудь простишь? – вдруг слышится тонкий, ломающийся голос сына.

– Ты был за рулем?

– Нет! Что ты… У меня ведь прав еще нет и… Папа, что с Верой?

– Она в тяжелом состоянии. Это все, что мне известно.

По ту сторону темной комнаты воцарилось молчание, которое прерывал горький, отчаянный всхлип.

– Я не держу на тебя зла, Денис. – Егор не врал. Возможно, если бы он так сильно не переживал за сына, не зная, жив тот, или мертв, он бы и злился. Но, после всего пережитого… сил на это не оставалось. Была только радость, что ребенок жив и относительно здоров. За это он готов был отдать все на свете. – Ты знал, кто отец Лиса?

– Нет… – совершенно искренне ответил Денис. – А что? – всполошился тут же.

– Да так… Григорьев его батя. Тот самый…

Возможно, Егору не стоило вываливать на сына всю информацию сразу, но он был твердо убежден в том, что Денису следовало об этом знать.

Глава 28

Первым делом, по окончании обхода, Николай Степанович направился в реанимацию. Он уже был там с женой не так давно, но не мог не зайти еще раз. Он дико устал, и не спал вторые сутки, поэтому даже протер глаза, когда у двери реанимации увидел Боярова.

– Ты должен был отдыхать.

– Считаете, что это возможно?

– Для кого как.

– Для меня нет, – твердо заметил мужчина.

– Ну-ну… – протянул Николай Степанович и скрылся за дверями отделения. Буквально через секунду дверь снова открылась, являя лысеющую голову потенциального тестя. – Ты точно способен идти? – поинтересовался на всякий случай.

– Если вы меня впустите, это не будет иметь значения. Если надо будет, я поползу.

Еще один пристальный недоверчивый взгляд глаза в глаза, и уже более решительный кивок старшего из мужчин:

– Хорошо. Обойдемся без драматизма. Зайдешь. Ненадолго. Сейчас только халат организуем…

Егор никогда не забудет тот первый раз, когда он увидел Веру на больничной койке. И без того хрупкая, сейчас она казалась практически бестелесной. Разбитое лицо, швы на лбу, остальное оценить невозможно, низ лица закрывал респиратор, соединяющийся трубкой с аппаратом искусственной вентиляции легких. Она не дышала самостоятельно… И его дыхание тоже замерло от понимания того, что она НЕ ДЫШАЛА. Тогда, как он мог?

– Тише-тише… Что ж ты слабонервный такой? Через день-другой аппарат отключим, пока рано. Самостоятельное дыхание сопровождается слишком большими энергозатратами. Ей сейчас не до этого…

Егор кивнул. От этого движения голова вновь закружилась, и тошнота подкатила к горлу. Превозмогая себя, мужчина подошел вплотную к добротной современной койке, отодвинул немного простыню, которая прикрывала тонкую, почти прозрачную руку, покрытую реками синих вен. Он вспоминал, как эти реки текли по нему, поджигая, в нарушение всех законов физики… Он вспоминал, как целовал их за секунду до того, как случилось самое страшное.

– Я люблю тебя, Верка, не уходи, пожалуйста… Только не уходи, потому что со всем остальным мы справимся. Вместе…

– Ну вот… И ты потек, как прохудившееся корыто, – пожаловался Николай Степанович, краем халата утирая слезы. – Только ты, это… Брось ее хоронить. Нормально все будет. Нор-маль-но!

– Нормально, – эхом повторил Егор.

Время потом он помнил плохо. Процедуры, уколы, бдение у реанимации, пострадавший сын… В какой-то момент привезли Асю, и они недолго побыли вместе. Девочка плохо понимала, что происходит, и почему она уже вторую ночь к ряду будет ночевать у чужих людей. Она плакала, и не хотела уходить от отца. А еще постоянно звала Веру. Это разрывало сердце всем присутствующим. Кое-как ребенка увели, и Егор вернулся к реанимации.

Вера пришла в себя ближе к вечеру. Открыла ненадолго глаза, в отчаянной попытке сфокусировать взгляд:

– Денис… – Хрип, вместо привычного нежного голоса, но для него нет ничего прекраснее этого звука.

– С ним все хорошо, не волнуйся.

Женщина прикрыла глаза и снова отключилась, а Егор возблагодарил небо за то, что был рядом в момент, когда к ней, пусть и ненадолго, вернулось сознание.

– Егор, возвращайся в палату. На тебя уже смотреть страшно.

– А сами… – парировал мужчина, без сил откинувшись на спинку стула.

– Иди, Егор… – не оценил шутку Николай Степанович. – Сейчас с ней Галина побудет. Она в церковь ходила… Здесь часовня на территории.

– Хорошо… Если только что-то случится…

– Я тебе сообщу.

Егор напоследок кивнул и медленно вышел за дверь. На душе у мужчины было настолько тяжело, что складывалось впечатление, будто его сверху чем-то придавало. Но, несмотря на дикую усталость, мозг работал в усиленном режиме. Почему так получается, что в самые страшные моменты жизни мы всегда обращаемся к Богу? Ведь, поначалу, какие мысли? Я тебя никому не отдам, сумею защитить, отведу все беды… А потом действительно приходит несчастье, и что? Ты просто лишний раз убеждаешься, что от тебя, мать твою, ничего-то и не зависит! Егор уже имел возможность удостовериться в этом, когда умирала его жена. Ты можешь быть сильным, стойким и наделенным безграничной властью, но ОТ ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ ЗАВИСИТ. Вопрос дарить жизнь, или отнимать, не в твоей чертовой компетенции! В какой-то момент ты просто понимаешь, что тебе ничего не остается, кроме как уповать на высшие силы. И ты идешь в церковь, костел или мечеть, и смиренно просишь Бога о милости. Да, именно просишь! Потому что только так это работает. Или не работает, как в его случае с Леной… Все дело в том, что ты даже не знаешь, слышат ли тебя. Не имеешь никаких гарантий результата, но, когда надежды не остается, тебе больше не к кому обратиться. Ты, Бог и сомнительная вероятность того, что тебя услышат. И смилостивятся над тобой. В такие моменты, как никогда остро, приходит осознание собственной ничтожности. Без этого, по всей видимости, смиренным не стать… Но самое удивительное, что, когда ты по-настоящему открываешься Небу, ты автоматически готов покориться любому Его решению. И в этом вся соль… Милость возможна, когда ты уже смирился с худшим.

В мысли Егора ворвались чьи-то крики. Это была женщина, которая в абсолютно невменяемом состоянии рыдала в углу:

– Это ты во всем виноват! Ты! – кричала она на сидящего в стороне мужчину. Тот на вопли не реагировал, сидел, как изваяние, подперев руками лицо, и медленно покачивался из стороны в сторону.

– Не могу… – бессвязно бормотала та, вперемешку с проклятьями в адрес мужа. – Как я без него? Как я буду жить без моего маленького сыночка?!

Мужчина не отвечал. А Егор остановился в проходе, не решая своим появлением нарушить монолог безутешной матери. У него уже закрались подозрения на счет того, кем могла оказаться эта почерневшая женщина.

– Что ты молчишь, Григорьев?! Что ты молчи-и-и-ишь?!

В коридор вышел доктор. Егору такой еще не встречался. На дежурство заступила новая смена.

– Уколите ей что-нибудь, – отдал сухой, короткий приказ врачам бывший начальник полиции. – Она не контролирует себя.

Егора покоробили слова Григорьева, но он не мог не согласиться, что в них присутствовало рациональное зерно. Женщина действительно впала в истерику, и уже в буквальном смысле рвала на себе волосы.

– Не контролирую?! – Видимо, последние слова мужчины резанули слух не только Егору. Жена Григорьева замерла на мгновение, а потом накинулась на мужа с кулаками. – А ты, ты-то что контролируешь?! Мразь… Подонок… Скот! Он звонил тебе… Он тебе звони-и-и-ил.

Наверное, неправильно радоваться, что это не тебе сейчас приходится выносить всю эту боль… Что не тебе хоронить сына и мучиться кошмарами всю последующую жизнь, обвиняя себя, что не уберег. Егор и не радовался. Он благодарил небо, что его самого пощадили. Не отняли самое ценное… Понял ли Григорьев, чьи грехи покрыла смерть ребенка? Дошла ли до него эта простая истина? Сделает ли он хоть какие-нибудь выводы из случившегося? Изменит ли этого человека, и возможно ли это в принципе? Воспользовавшись суматохой, Егор, насколько мог быстро, миновал коридор, и вошел в двери лифта. До палаты дойти едва хватило сил.

– Папа…

– Что?

– С Верой точно все хорошо?

– Да. Она даже не надолго пришла в себя.

– Можно… можно я тоже пойду к ней?

– Все-таки любишь?

Денис ненадолго замолчал, а потом срывающимся голосом быстро-быстро, будто бы боясь передумать, затараторил:

– Нет. Если бы я любил ее по-настоящему, то никогда бы не сделал того, что сделал.

Егор насторожился:

– Ты о чем сейчас?

Парень замялся, о потом все же набрался мужества и признался в том, что подбивал Олега заявить в суде о предвзятости прокурора, поставив под сомнение весь ход следствия. Если до этого Егору казалось, что хуже уже не может быть, то он ошибся.

– Ты прав, – наконец сказал он.

– В чем? – шепотом поинтересовался Денис. Ему было настолько стыдно, настолько страшно из-за собственных поступков, что даже говорить о них в голос не было сил.

– Так не поступают любящие люди. В этом ты прав.

– Отец…

– Потом, Денис… Дай мне переварить твои слова.

– Я извинюсь перед Верой. Когда она поправится, я сделаю все, чтобы она меня простила. И никогда, слышишь, папа… Никогда больше я не пойду против вас.

– Иногда мне кажется, что я тебя совершенно не знаю… – признался Егор, и отвернулся к стенке, мгновенно провалившись в сон.

А Денису не спалось. Хорошо спится только тем, у кого чистая совесть. Да и вообще, разве можно уснуть, когда в тебе столько адреналина?! Когда ты накачан им буквально под завязку! И сотни мыслей… Как Вера? Как Лис? Почему он не догадался, что тот неспроста заинтересовался его скромной персоной? Ему такое даже в голову не приходило, и всегда казалось, что подобные совпадения только в сериалах и бывают. А вон оно в жизни, как… Почему-то вспомнилось, что раз в аварии пострадали люди, то обязательно будет заведено дело, которое здорово сможет повредить репутации отца, в случае, если его подробности всплывут наружу… То, что всплывут, не вызывало сомнений. Шикарный заголовок для любой даже самой захудалой газетенки: «Мажоры за рулем»! Стоит только журналистам узнать подробности, и все – прославят на всю страну. И самого Дениса, и человека, его воспитавшего. А тот факт, что его отец занимает настолько ответственную должность, только разожжет аппетит охочих до сенсации писак. Денис был в этом уверен. За себя, кстати сказать, он не переживал. Заслужил! Но вот папка… Он ведь не виноват, ни в чем, но основной удар придется именно по нему. Стыдно было невыносимо. До слез, до рези в груди, а самое главное, что даже теоретически Денис не находил себе никаких оправданий. Их просто не было. Даже чувства, которыми он себя оправдывал до этого, теперь не являлись достаточным доводом. Его чувства были эгоистичными, самолюбивыми. Он не готов был любить по-взрослому! Придумал себе что-то, и наломал дров… хоть бы до конца жизни разгрести. Вера… Как она? Машина отца была достаточно высокой, и этот факт во многом поспособствовал тому, что женщина осталась жива. Другое дело, что Денис совсем не знал, насколько серьезно она пострадала. Термин «тяжелое состояние» ему совершенно ни о чем не говорил!

Глава 29

Если бы Егор сказал, что потом все стало одномоментно хорошо, он бы слукавил. Было тяжело. Очень. Противостоять буквально всем и всему. Поначалу даже все понимающие родители Веры отнеслись скептически к его идее перевезти их дочь из больницы сразу к нему домой.

– Ей потребуются длительная реабилитация и уход. Физиопроцедуры, восстановительная гимнастика… – принялся перечислять Николай Степанович, когда Вера более-менее пришла в себя.

– Я знаю.

– У меня лучше получится помочь ей с этим делом.

– Не спорю. Но я всему научусь, и мы справимся самостоятельно.

– Егор, она пока даже не ходит и…

– Ничего. Пойдет. Мы справимся, – как попугай, повторял Егор.

– У тебя сложная работа, Ася и Денис… Куча забот…

– Мы с Верой справимся!

– Ты будешь днями пропадать в конторе! А она не сможет обходиться без помощи! – взорвался Николай Степанович. – Я ведь не прошу тебя ее бросить. Просто, гораздо удобнее ей будет жить у нас. Захочет, всегда сможет выйти на улицу, свой дом – не ваши этажи… И мама всегда под рукой! Помыться, подмыться… тьфу! Что ж ты сам не понимаешь?!

Егор бы мог согласиться с тестем, если бы в нем не поселилась уверенность в том, что они с Верой должны были пройти через все, что им отмеряно, самостоятельно. Без помощи, пусть даже родительской. Случившееся было своеобразным испытанием для них обоих. Тестом, пройдя который, они обязательно обретут счастье.

– Галина Ивановна может нас навещать хоть ежедневно, так же, как и вы. Но жить мы будем вместе. Это не обсуждается. Даже не предлагайте мне самоустраниться. Самоотвода не будет!

Николай Степанович вздохнул, зыркнул на Егора из-подо лба. Как ему это удалось, оставалось загадкой. Ростом он был едва ли не выше зятя. Хмыкнул. А потом неожиданно подошел, практически вплотную к Егору, и неловко обнял. Похлопал по спине, так же стремительно отступил на свои позиции. Смущенный…

– Хороший ты парень. Может, и правда, не стоит вам порознь быть.

Отстояв право быть рядом с любимой, Егор взялся решать другие вопросы. Первым делом Денис, который впал в абсолютнейшую апатию после того, как узнал о гибели Лиса. Он и до этого был не особо бодрым, а после – и вовсе почернел. Лежал целыми днями, отвернувшись к стенке, и практически ни с кем не разговаривал. Более-менее взбодрился, лишь когда ему разрешили увидеть Веру. А потом…

– Вера, Верочка… прости меня. – Расплакался. Не сдержался. И ее растрогал до слез.

– Ну, за что ты извиняешься, глупый? – удивлялась она. – Жив-здоров, и слава Богу.

– Я наделал столько гадостей, Вера… Знала бы ты только, каких…

– Ничего, хороший мой, ничего… Мы ведь все ошибаемся, правда? Главное, вовремя понять, что ты свернул не туда.

Егор смотрел на свою женщину и все больше в нее влюблялся. Ее вообще было невозможно не любить. Даже сейчас, прикованная к постели, она не озлобилась, не очерствела, не впала в депрессию. На удивление, она находила в себе силы поддерживать их всех: Егора, Дениса, родителей, Аську. Она так переживала, что девочке пришлось ночевать у чужих людей!

– Мамочка, непременно заберите ее к себе. Вас-то она уже получше знает.

– Но, Вера… Я не могу тебя здесь оставить. Ты же знаешь, что Асенька в надежных руках…

– Заберите. Пожалуйста. – И снова проваливается то ли в сон, то ли в беспамятство…

Спустя четыре дня после того разговора, Егор и Денис выписались из больницы, и смогли забрать девочку домой. Поначалу она была притихшей и грустной, но уже к следующему дню окончательно пришла в себя. Егор мотался, как оглашенный. Разрываясь между больницей, детьми и работой, к которой, несмотря на больничный, пришлось все же вернуться. И это все в отсутствие личного автомобиля, который оказался прилично помятым, и вряд ли подлежал ремонту. Радовало только одно: страховщики, узнав, кому принадлежит машина, сработали оперативно. Страховая выплата по КАСКО оказалась вполне вменяемой. Ее бы вполне хватило, вздумай он починить машину, или купить новую. Расстарались… Только Егор не торопился с тратами. Мало ли, какое лечение потребуется Вере? Вдруг, придется не только машину продавать? Пусть уж лучше лежат денежки. И каким же приятным сюрпризом было узнать, что ему по должности водитель положен! И служебная машина. Вот радости было!

– Привет, – прошептал в ухо, усаживаясь прямо на больничную койку.

– Опять ты… – слабо улыбнулась Вера.

– Угу. Так точно… Я не помешаю, если на краешек прилягу? – поинтересовался, осторожно укладываясь под бочок любимой.

– Не помешаешь. Вот только Анна Павловна тебя опять отругает, если увидит. – Слабая попытка пошутить. Егор насторожился:

– Сильно болит?

– Терпимо… – Шепчет, а у самой капельки пота над верхней губой, и глаза запали. Черт! Как же это тяжело, когда ей настолько плохо. И почему только нельзя взять ее боль на себя?

– Может быть, все-таки не стоило отказываться от обезболивающего? – нахмурился мужчина.

– Мы и не отказались. Просто перешли на менее убойное, чтобы не вызвать привыкание.

Ничего нового Вера ему не рассказала. О ходе ее лечения Егор был полностью информирован. С ним согласовывалось буквально все. Сумел построить персонал! Даже Николай Степанович удивлялся, как ему это удалось. Впрочем, он и сам регулярно отчитывался о ходе лечения дочери. Каких только чудес не бывает!

– Я справлюсь, Егор. Не волнуйся. И поезжай уже домой. Ты у меня за сегодня третий раз.

– Хорошо. Сейчас полежу немного, и поеду… У тебя завтра первое занятие на тренажёрах. Я вернусь к этому времени.

– У тебя в девять совещание, и ты настолько измотан… Смотреть на тебя уже страшно.

– Я приеду, Вера!

– Хорошо…

И он приезжал. Если не на все занятия, то на подавляющее их большинство. Он привозил ей в больницу цветы, вкусный капучино из Макдональдса, к которому она питала слабость, и спелые летние фрукты. Егор поддерживал каждый ее шаг, и делать эти первые робкие шаги было намного проще, зная, что за спиной ОН. Всегда поможет, всегда подстрахует, всегда подставит плечо… Вера прилагала все усилия к тому, чтобы восстановиться, как можно скорее. Превозмогая боль, выполняла все положенные упражнения, стойко терпела эти изматывающие процедуры. Не только ради себя, но и ради Егора, которому, она знала, сейчас было, как никогда, тяжело.

Из больницы Веру выписали спустя три недели после аварии. Она как раз только начинала учиться ходить на костылях, и уже более-менее могла обходиться без посторонней помощи. Егор приехал ее забирать вместе с Асенькой и огромным букетом чайных роз.

– Ну-ка, давай, пересажу тебя в машину! Вот когда бы я еще тебя на руках поносил?

Вера улыбнулась, обняла любимого за шею. И несмотря на то, что уже научилась вставать при помощи костылей, позволила ему пересадить себя на заднее сидение автомобиля. И правда, когда ее еще на руках поносят?

– Ко мне вчера приходил Григорьев.

Егор вскинулся. Развернулся всем корпусом к ней:

– Что он хотел? Ты почему мне не позвонила?! Он тебя обидел?! – сыпал вопросами мужчина, шаря по ней обеспокоенным взглядом. Вера, которая до этого перебирала шелковые волосы Асеньки, отвлеклась от своего занятия, и тоже уставилась на мужчину:

– Зачем? Мы просто поговорили…

– Зачем?! Хм… А вдруг бы он тебя обидел?! Вот чего он хотел?!

– Он хотел извиниться, Егор. Только и всего.

– Ха! Слабо верю я в эти запоздалые раскаяния! Небось, надеялся на жалость надавить, чтоб шкуру свою спасти. Видит, что дело принимает серьезный оборот!

– Нет! Знаешь, мне показалось, что он действительно что-то понял. Но, я бы не хотела, чтобы это случилось в результате такого ужаса… Бедный мальчик. – Вере, как и Денису, было очень тяжело после известия о гибели Лиса. Не такого она хотела наказания для преступника! Даже в мыслях не было желать ему того, что пережила сама. Дети не должны отвечать за грехи своих родителей. Не должны, и все! Поэтому то, что случилось, стало для Веры большим ударом.