скачать книгу бесплатно
Вершитель судеб
Игорь Ревва
Как часто мы жалеем о том, что сделали или чего не совершили? Как часто нам хочется что-то изменить в своём прошлом? И если вдруг у нас появится такая возможность, уверены ли мы, что сделаем всё правильно, всё так, как мы на самом деле хотим? И не пожалеем ли мы потом об этом? Тем более если это будет билет в один конец. Тут ведь станцию назначения нужно выбирать очень и очень тщательно… Книга содержит нецензурную брань.
Вершитель судеб
Игорь Ревва
© Игорь Ревва, 2021
ISBN 978-5-4496-0470-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Роман из «Виденьского цикла»; он выходил в твёрдой обложке в 2008 году. Эта публикация – редакция от 2018 года, с некоторыми изменениями текста.
Приятного вам чтения!
Игорь Ревва
Глава 1
19 апреля, среда, 23.10
Нехорошие предчувствия появились у меня сразу же, едва я вышел из автобуса. От остановки до дома идти недалеко, минут десять-пятнадцать. Но делать это обычно приходится в кромешной темноте, потому что фонарей на нашей улице никто и никогда работающими не видел. Они там, конечно же, есть: хорошие такие фонари, о двух светильниках, в прошлом году установленные, красивые очень, только не работают. Мишка Серостин – тоже журналист и (по веянию души) член какой-то шибко суровой политической партии – называет эти фонари «двухместными». Освещения от этого больше не становится, говорит он, зато большая экономия – по два человека на каждый фонарь… Ну, это он так, в сногсшибательную перспективу смотрит. В смысле, если их партия когда-нибудь с дури придёт к власти. Но это вряд ли, вообще-то, потому что от всех этих: «Бей Кавказ – спасай Россию!» и прочей харитоновщины пользы народу примерно как от наших фонарей.
Одним словом, я привык возвращаться домой впотьмах, угадывая дорогу по редким светящимся окнам домов, и никогда никаких неприятностей со мной не происходило. Асфальт здесь на удивление ровный, без обязательных для нашего квартала колдобин и рытвин. Да и местное население в эту пору обычно сидит по домам и смотрит телевизор. Район, в котором я живу, тихий – окраина, как-никак. Даже подрастающее поколение то ли ведёт себя на удивление прилично, то ли просто избрало для своих утех иное место. Что, кстати, вполне объяснимо: в центре города развлечений побольше, не то что здесь. Спальный район у нас, короче говоря. И меня это вполне устраивает. Потому что появляюсь я дома лишь в те редкие дни, когда возникает необходимость выспаться или немного отдохнуть. И любое изменение привычного порядка и сонной тишины родного квартала невольно воспринимается мною, как досадная помеха. Именно так я и подумал, когда увидел на дороге ментов, оцепивших два ярко горящих автомобиля.
То есть, это я конечно неправ, это я погорячился. Не ярко, а просто горящих. Здесь у меня сказалась профессиональная привычка – впарить читателю газеты как можно более зрелищную словесную конструкцию. Не ярко они горели, те автомобили. Да и не горели вообще уже, а так, догорали, чадя слабыми струйками вонючего дыма. И хотя эта грустная сцена наблюдалась всего в ста метрах от моего дома, ничего интересного в ней не было. Ну, ДТП. Ну, горят, сгорели уже почти… Пьяные водители, лобовое столкновение, на высокой скорости… Фигня, короче.
Но мои профессиональные привычки проявляются всегда некстати. И наиболее часто имеет место быть одна из них, самая неприятная и самая живучая. А именно: лезть во все дыры. И больше всего туда, куда нормальному и здравомыслящему человеку лезть вообще не следует. Поэтому я мигом оказался меж суетящихся ребят в милицейской форме, попытался просунуться поближе к горящим автомобилям, за что и был от души обозван мудаком. После чего имел весьма непродолжительную и малоцензурную беседу с каким-то майором, перед носом которого я слегка помахал своим журналистским удостоверением. Майор в ответ помахал своим – милицейским, – и я, не найдя более веского аргумента, развернулся и пошёл домой.
Впрочем, узнать, в чём там дело, мне всё равно не удалось бы – представители правопорядка молчали, словно партизаны на допросе. А фотки горящих автомобилей, это сегодня не такая уж большая редкость, их можно раздобыть где-нибудь и в другом месте. Если, конечно, понадобится… Но я уже знал, что не понадобится. Потому что фотографии могли служить лишь сопроводительным материалом к статье, а статьи, естественно, никакой не будет… Не хватало мне ещё о ДТП писать, хватит с меня и моего раздела. И так уже навесили на мою шею эту идиотскую статью об идиотском водопроводе, раскуроченном какими-то идиотскими идиотами. Покопался я в том деле, и сразу же понял, что никакое оно не дело, а полнейшая фигня. Идейки, как обычно, есть, но проверить их соответствие действительности не хватает времени. Тоже, как обычно. Два дня всего-то у меня было, чего ж вы хотите-то?!
А если ещё я и завтра притащусь в редакцию с инфой об этой аварии, как пить дать, ещё одну идиотскую статью на меня навесят. Об идиотском столкновении двух идиотов-автолюбителей… тьфу! Что-то меня клинит сегодня не по-детски… надо что-то делать, как-то выходить из ступора надо. А эту аварию – нафиг, нафиг… У меня свой раздел: культура… точнее, то, что у нас таковой именуется. Не менее идиотский раздел, смею заметить…
И вообще, ну скажите на милость, чего я потерял возле этих самых автомобилей?! Ну, столкнулись – и что?! Наверняка ведь, большая часть городских газет даже не придаст значения такому малооригинальному факту, как дорожная катастрофа. А я кинулся, начал выспрашивать… Всё ищу, где жареным пахнет… А зачем? Писать статьи, которые потом будут напечатаны на бумаге, повсеместно используемой в клозетах квартир, населённых малообеспеченной частью населения?..
Поглощённый этими философскими мыслями я вошёл в подъезд. Где моё философское настроение стало гораздо более расплывчатым и, скорее, приземлённым. И поднимаясь к себе на второй этаж я, в который уже раз, ругнул всех, кого только мог вспомнить; потому что свет на лестничной площадке опять не горел. По правде сказать, он тут НИКОГДА не горел. Видимо, светильник в подъезде приходился дальним родственником фонарям, расположенным на улице. Привычки, во всяком случае, у них были одинаковые.
Пару раз я по наивности самостоятельно вкручивал в подъезде новые лампочки, которые аккуратно исчезали, стоило мне хотя бы на миг отвернуться. Так что это бесполезное и расточительное занятие я, в конце концов, оставил, и обзавёлся маленьким фонариком. Умнее носить лампочку с собой, чем каждый раз дарить её более предприимчивым соседям. Но нынче мне положительно не везло. Потому что достав фонарик я тут же вспомнил, что батарейки из него уже были использованы для фотоаппарата. Нет, сегодня явно не мой день, горестно подумал я. Все нормальные журналисты всегда носят с собой запасной комплект! А я? А я, наверное, ненормальный журналист…
Нет, правда! Таскаться с плёночной (а не цифровой) мыльницей, да ещё и с древним кассетным диктофоном в придачу – нормальный журналист от стыда повесился бы…
Батарейки, конечно же, остались. И в фотоаппарате, и в диктофоне. Но не начинать же сейчас, в кромешной темноте, копаться в сумке для того, чтобы их найти! Там столько разного барахла, что обязательно что-нибудь уронишь. Ищи потом… Так что, придётся идти к своей двери на ощупь, держась руками за стену, чтобы не загреметь на пол…
Но и это меня не спасло – проделав всего три-четыре шага, я обо что-то споткнулся и упал.
То, обо что я споткнулся, оказалось чьими-то ногами. А сам человек, естественно, лежал тут же, и на него-то я и свалился. Человек что-то неразборчиво простонал в ответ на столь бесцеремонное с ним обращение. Я кое-как поднялся, поправил свою сумку, слетевшую с плеча, обозвал незнакомца пьяной рванью (или рваной пьянью? – не помню), кое-как совладал с замком и вошёл в квартиру. От души шарахнув дверью, я сразу же прошёл в ванную комнату и зажёг свет. После темноты подъезда свет показался мне чересчур ярким, и я невольно зажмурился. А когда глаза уже немного привыкли к освещению, я понял, что руки у меня в крови.
Я неподвижно торчал в ванной комнате, тупо смотрел на перемазанные ладони, и в голове моей в этот момент была одна единственная мысль: «Ну, вот!..» Мне вдруг вспомнилось, что ещё на лестничной площадке я, вроде бы, почувствовал на своих пальцах что-то влажное и липкое, но тогда просто не осмелился дать волю фантазии. Мало ли, во что можно вляпаться, свалившись на пьянчугу? А сейчас, включив свет и увидев на руках кровь, я совершенно растерялся.
Первой моей дельной мыслью было, как бы не перемазать кожаную куртку. Что поделаешь – мне не часто приходилось иметь дело с кровью. А точнее сказать – никогда не приходилось. Хрен знает, отмоется ли она потом?
Наверное, этот мужик расшиб себе нос, подумал я. Шёл пьяный, споткнулся в темноте, упал, потерял сознание… очнулся – гипс… Я попытался припомнить, но мне показалось, что запаха спиртного я не почувствовал.
Глупости! Наверняка пьяный. Не станет же трезвый человек падать на лестничной площадке перед чужой дверью и расшибать себе морду. И, кстати, как раз этажом выше живёт один любитель подобных острых ощущений. А то, что перегара не почувствовалось, ещё ни о чём не говорит – обнюхивал я его, что ли?! Не обратил внимания просто, вот и всё…
Успокоив себя этой мыслью, я открыл воду и тщательно вымыл руки. Пришлось воспользоваться старой зубной щёткой – кто бы мог подумать, что кровь так тяжело отмывать, особенно из-под ногтей. Никогда больше не буду мазаться кровью, подумал я, с остервенением скребя по пальцам жёсткой щетиной. Не люблю я крови, всю жизнь стараюсь избегать близких контактов с этим видом жидкости. Даже когда готовлю, например, что-то мясное (что бывает крайне редко), каждую минуту руки ополаскиваю. А тут – вляпался по полной программе, по самые уши, можно сказать. Или по локти…
Сумка, продолжавшая всё это время висеть на моём плече, вела себя очень агрессивно и пыталась свалиться то в раковину, то на пол, что спокойствия отнюдь не прибавляло. Но мне удалось кое-как справиться с ней и придать своим рукам нормальный вид. Потом я намочил носовой платок и оттёр от крови выключатель в ванной. Затем повесил сумку на вешалку, и потом только стащил с себя куртку.
Возле правого кармана темнело очень неприятное на вид пятно. Настроение сделалось ещё мрачнее. Это когда за ключами лазил, подумал я. Не заметил, как мазанул… Кстати, и ключи, и брелок тоже придётся отмывать. И дверную ручку…
Всё то время, пока я пытался оттереть пятна с куртки и разбирался с ключами, в голове моей вертелась одна мысль: нужно ли выходить и проверять, как там этот мужик? Честно говоря, мне не очень-то хотелось. Но в конце концов я подумал, что проведать его, всё-таки, надо. Может, он и бомж, пьяный вдрызг, но всё равно жалко. К тому же, наверняка ведь и ручка с внешней стороны двери была перемазана кровью. И её тоже надо бы оттереть. Так что, раз уж всё равно придётся вылезать из квартиры, можно заодно и посмотреть на него – вдруг скорую вызвать надо?
Правда, до того момента, как я принял окончательное решение и выглянул на площадку, прошло уже около получаса. Но мужик всё ещё лежал там (а куда ж ему было деваться-то?!), на правом боку, в полуметре от двери. Свет из прихожей падал на его фигуру, но голова человека была обращена ко мне затылком, и лица было не разглядеть. Левая рука его была бессильно закинута за спину, и на среднем пальце тускло блестела тоненька полоска золотого кольца. А может, и не золотого – откуда у бомжа золотое кольцо?! Хотя… Если судить по причёске, он не так уж сильно похож на забулдыгу. И костюм на нём хороший, дорогой. Туфли, кажется, из натуральной кожи… Наверное, где-то что-то отмечал, вот и не рассчитал своих сил. Ничего, район у нас тихий и ленивый, не ограбят. Полежит немного, очухается, домой пойдёт. Сейчас не холодно, не замёрзнет.
Стараясь не смотреть в его сторону, я тщательно вытер дверную ручку и уже собирался было вернуться в квартиру, когда человек подал признаки жизни. Вначале он слабо застонал, затем с трудом перевернулся на спину, приподнял голову и тихо произнёс:
– Помогите… Пожалуйста…
Я хмуро глянул на него. Этого ещё не хватало! Возиться с пьяным, расквасившим себе морду…
До меня вдруг дошло, что на лице этого человека нет следов крови. Зато вся левая сторона его пиджака из светло-коричневой сделалась бурой.
– Помогите… – повторил человек.
Я посмотрел ему в глаза – серые, бесцветные, словно у снулой рыбы – и шагнул на лестничную площадку.
Глава 2
20 апреля, четверг, 00.30
Главный редактор газеты «Виденьские новости», где я работаю, любит повторять, что однажды со мной случится что-нибудь серьёзное. В том смысле, что я вечно на свою голову (ну, или на какое другое место) постоянно ищу приключений. Такое мнение у Татьяны (и почему у меня главными редакторами всегда оказываются женщины?!) возникло и утвердилось после того, как я собирал материалы об одном подпольном казино, где приторговывали наркотой. Как обычно, я схватился за не свою тему, и (как обычно же) оказался по уши в дерьме. Задание было не из самых лёгких, и нужно было в том притоне выглядеть «своим». Кто же знал, что мне так крупно повезёт в карты?! Я же не собирался там выигрывать! Честное слово, не собирался! Но когда у меня в руках неожиданно оказалась сумма, приблизительно равная зарплате журналиста лет за пять, я понял, что журналистика – не самое главное в этой жизни. Оперативники, которые как назло именно в этот день решили накрыть гнездо порока и поймали меня, вылезавшим из окна в туалете, придерживались того же мнения. Они решили, что я так же похож на журналиста, как и упомянутый уже притон на институт благородных девиц. И Таня была вынуждена битых три часа доказывать им, что «этот раздолбай» – её подчинённый, и что он проводил тут журналистское расследование, а вовсе не спасал кассу заведения. Убедить оперативников было сложно (то ли они не договорились о чём-то с владельцем казино, то ли я стал участником эпизода передела собственности). Таня потом меня чуть не убила. Хорошо помню, как она орала, что если я ещё хоть раз вляпаюсь во что-либо подобное…
Я не стал с ней спорить или оправдываться. Ни в тот раз, ни позже, когда я опять попадал в переделки. Я вообще считаю, что спорить с женщиной глупо. Тем блоее, если женщина является твоим шефом. Вляпаюсь, значит вляпаюсь – о чём тут говорить-то?! Интересно, во что же я вляпался на этот раз? Эта мысль была для меня сейчас наиболее актуальной. Потому что я как раз втаскивал человека с лестничной площадки в свою квартиру.
Незнакомец был не особенно тяжёлым, и хотя порой тихонько и постанывал от боли, но честно пытался облегчить мне задачу по его спасению. Левая рука его безжизненно волочилась по полу, а в правую вцепился я, но человек делал героические усилия, отталкиваясь ногами от пола, чтобы мне не так тяжело было тащить. Впрочем, особого облегчения от его стараний я не почувствовал. Ни физического, ни морального.
Оказавшись в прихожей я на минутку задумался, а не положить ли раненого (в том, что незнакомец ранен, не было уже никакого сомнения) на диван? Но потом рассудил, что не стоит. Это в кино хорошо: нашёл на улице раненного, тащишь его к себе в квартиру, а то и на своей машине везёшь, укладываешь на кровать, раздираешь на полосы постельное бельё… Ну, и так далее.
В кино это выглядит вполне приемлемо. Ещё бы! Не за свои же деньги актёр реквизит покупает! А в жизни? Многие ли из нас решились бы на подобное, а? Вот, то-то и оно.
Усадить в свою машину неизвестного мудака, истекающего кровью (насмерть погубив чехлы!), привезти его в свой дом (испоганив кровью все дорожки или даже ковёр!!), уложить на постель или на диван (с ума можно сойти!!! Придётся же менять мебель!!!) – кто из нас отважится на такой подвиг? Поэтому я и решил, что гораздо выгоднее выглядеть жестоким и чёрствым, чем самому оказаться благородным мудаком…
Да, разумеется. Это нехорошо и не гуманно. Не пристало раненому человеку лежать на полу в прихожей. А оставь я его на лестнице, лучше было бы, а? Достаточно и того, что я позволил незнакомцу оказаться в своей квартире. Да ещё и сам тащил его сюда. Вон, весь пол в прихожей – словно кто курицу резал… На диван его теперь, что ли?! Ага, хрен там! Я диванами не торгую, он у меня один-единственный, а запачкаю кровищей – в жизни потом себе новый не куплю. Не олигарх я, и даже давно уже не бизнесмен. Я простой журналист, и на мои гонорары не очень-то развернёшься. Так что, накрутив себя этими доводами, и несколько успокоив совесть, я усадил человека на пол и прислонил его спиной к стене.
– Спасибо… – слабо выдохнул человек, несмотря на такое несколько пренебрежительное к нему отношение. И вдруг неожиданно произнёс: – Тейкан.
– Чего? – переспросил я. Слово показалось мне каким-то необычным, как будто даже иностранным.
– Имя… – пояснил раненый. – Моё… Тейкан…
– Очень приятно, – не совсем впопад буркнул я, и принялся стаскивать с него пиджак. Имя его мне очень не понравилось. Странное какое-то. Да и вообще вся эта ситуация нравилась мне всё меньше и меньше. Интересно, чем это его так, подумал я, разглядывая снятый с гостя пиджак.
Было похоже, что в этого человека шарахнули из миномёта, не иначе. Причём, в упор, и не один раз…
На левом борту пиджака была такая дырка, что кулак просунуть можно. И на рубашке тоже. Вся одежда буквально пропиталась кровью. Меня аж передёрнуло, когда я снимал с раненого рубашку. И второй раз я содрогнулся, когда увидел его рану.
Я слабо разбираюсь в медицине, но по моему скромному мнению это было не пулевое ранение. На левой стороне груди виднелась жуткого вида рана, края которой имели неприятный и страшноватый чёрный цвет.
– В тебя стреляли? – задал я вопрос, который сам тут же и определил, как глупый. По правде сказать, я никогда не видел пулевых ранений, но разодранная чуть ли не в лохмотья грудь ночного гостя мало соответствовала даже моим представлениям о них.
Однако раненый совершенно неожиданно для меня кивнул и слабо улыбнулся:
– Промахнулись… твари…
Я поджал губы. Ничего себе – «промахнулись!» Вся его грудь – одна сплошная дырень!
Я выпрямился и встал. Мне вдруг показалось, что тут что-то не так. Ведь с левой стороны у человека сердце. А, судя по ране, от этого сердца должно было остаться… ничего не должно было остаться! Да и странно вообще, как он жив ещё, с такой-то раной. И кровищи, вон, сколько вытекло!
Я тупо посмотрел на свои ладони, которые опять оказались перемазанными кровью. Руки надо помыть, отрешённо подумал я и глянул на раненого. Тот сидел, закрыв глаза, дыхание его было тяжёлым.
Я прошёл в ванную и снова тщательно вымыл руки, повторив все знакомые уже мне операции с выдиранием щёткой крови из-под ногтей. Всё это я делал чисто механически, стараясь собраться с мыслями и решить, как же поступать дальше. Даже моя извечная «кровавая идиосинкразия» куда-то пропала, я сейчас просто мыл руки, не содрогаясь от отвращения. И что-то ещё в душе появилось, какие-то, благополучно похороненные на много-много лет ощущения; желание разрулить ситуацию любой ценой для окружающих; твёрдая уверенность в том, что я это сумею сделать. Но ощущения эти я мгновенно загнал обратно – туда, где они и были раньше, где им самое место, – и принялся размышлять на тему истекающего кровью мужика в прихожей. Это сейчас актуальнее, что там ни говори. И сейчас мне и правда нужно совершить какие-то телодвижения. Ведь я не врач и придётся вызывать скорую. Здесь нужна будет помощь специалистов. Осталось что-нибудь от его сердца или нет – я ему ничем помочь не могу. Доктора нужны. Со шприцами, тампонами, клизмами… и чем там ещё?.. А то отдаст он концы прямо тут же, в моей квартире, ночью… Объясняй потом в ментовке – кто такой, откуда взялся…
М-м-мать твою так!!! А ведь и верно. При такой дырке в груди этому козлу долго не протянуть. Вот, зар-р-раза!!! Ну, так и есть! Влип я, точно! Подохнет он в моей прихожей, а назавтра выяснится, что это, оказывается, какой-нибудь депутат, и у него с собой должны были быть какие-то важные документы… которые пропали… Хотя, нет, депутатов я видел, лицо этого мужика никого мне не напоминает. Ну, не обязательно депутат, кто-нибудь покруче, кто-нибудь из теневых воротил…
Я живо представил себе, как через пару дней ко мне в дом заявляются квадратноголовые бритые ребята, на предмет выяснения того, куда конкретно подевалась, например, типа партия наркотиков или бабла, которые вёз им склеивший ласты в этой вот самой квартире курьер…
Пока я медленно холодел ото всех этих некстати нагрянувших мыслей, на лестничной площадке послышались осторожные шаркающие шаги. Я и не обратил бы на них внимания, если б в этот момент не закрыл уже воду, и если бы не планировка моей однокомнатной квартиры – ванная комната находится совсем рядом с входной дверью. К тому же только вчера я снял пластиковую облицовку с внутренней стороны двери – Колька, сосед, зараза криворукая, заходил попросить молоток. А уходя, случайно зацепил по облицовке. Дырка получилась небольшая, но очень уж раздражающая. И я сдуру отважился посмотреть, нельзя ли как-нибудь приклеить обратно этот кусочек. Поэтому сейчас внутренняя часть входной двери являла собой жалкое зрелище обнажённого металла, абсолютно неспособного выполнять свои звукоизолирующие функции. А нервы у меня были уже и без того напряжены до предела, и потому, когда шаги вдруг затихли, я едва не выронил из рук полотенце.
Я посмотрел на человека, сидевшего на полу. Лицо его сделалось сосредоточенным, губы были плотно сжаты. Правой рукой он подтянул к себе окровавленный пиджак и теперь что-то торопливо искал во внутренних карманах, стараясь при этом не шуметь.
В дверь позвонили. Я вздрогнул, оглянулся на дверь (у меня некстати мелькнула мысль подойти и посмотреть в глазок), и снова перевёл взгляд на сидевшего на полу. Раненый, пристально глядя прямо мне в глаза, отрицательно помотал головой. В правой руке его был зловещего вида здоровенный пистолет.
Так, обречённо подумал я. Приехали…
Мне сразу же вспомнились две горящие машины, которые я видел по дороге домой. И я тут же понял, что именно потянуло меня к тем машинам.
Тогда, на улице, я ещё не отдавал себе отчёта, но подсознание (мать его!) чётко успело зафиксировать несколько крупных отверстий на лобовом стекле одного из автомобилей. Большие такие отверстия, ветвящиеся по сторонам сетью трещин…
Вот, зар-р-раза, подумал я. Наверняка ведь, какие-то бандитские разборки! И угораздило же меня в них впутаться…
Звонок настойчиво повторился. А потом кто-то осторожно постучал в дверь.
Несмотря на волнение, идиотизм ситуации едва не заставил меня расхохотаться. Конечно, если на звонок не открывают, надо постучать. Вот уж на стук-то им обязательно отопрут!..
Я посмотрел на дверь и моя глупая улыбочка, уже готовая было вылезти на рожу, растаяла без следа. Потому что с дверью творилось что-то странное. Выглядело это так, словно кто-то пытается вдавить её внутрь. Прошу заметить – дверь-то у меня хорошая, железная. Не фанера и уж, тем более, не листок бумаги. Но отчётливо было видно, как её поверхность начинает прогибаться под напором неведомой силы с лестничной площадки. Послышался слабый шелест трескающейся краски, тоскливый, леденящий душу стон металла. С громким, заставившим сильно вздрогнуть, звуком что-то лопнуло, между косяком и прогнувшейся дверью образовалась узенькая щель, в которую виднелось что-то непонятное, отвратительно-розоватое, настойчиво стремящееся пробраться сюда, в квартиру.
Я почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы. Довольно часто я читал про то, как волосы на голове шевелятся от страха, но никогда не верил, что подобное действительно возможно. Особенно со мной – я ношу длинные патлы, стянутые на затылке в хвост. Не дань моде, и не попытка повыпендриваться или создать себе какой-то особый имидж. Просто так меньше тратишь времени на стрижку. Умелые парикмахеры мне попадаются нечасто (точнее сказать, никогда не попадаются), а после стараний тех, кто попадаются, я некоторое время чувствую себя не в своей тарелке. До тех пор, пока снова не обрасту. А потом опять нужно стричься. Вот я и отпустил себе волосы ниже плеч – дёшево и практично. И сейчас у меня было отчётливое ощущение, что голова моя начинает напоминать дикобраза в период гона.
И тут раненый гость сделал неожиданное движение всем телом, бросился вперёд, упал на левую руку, издав при этом громкий и полный боли крик, и принялся стрелять.
Он стрелял в дверь, и в толстом металле возникали большие отверстия. Словно кто-то пальцем протыкал тонко раскатанное тесто. Впрочем, слово «стрелял» не совсем точно передаёт происходившее: видно было, как палец человека раз за разом давит на спусковой крючок, но грохота выстрелов не было. Вместо них раздавалось какое-то тихое жужжание, негромкий хлопок и лёгкий гул воздуха, как от кратковременного и сильного порыва ветра.
Дверь оглушительно лязгнула, выравниваясь, как будто сила, вдавливавшая её внутрь, неожиданно исчезла. И с лестничной площадки донёсся истошный вой. Это не было криком. Звук этот, на мой взгляд, вообще не имел ничего общего с человеческим существом. Так могло бы выть какое-нибудь большое и смертельно раненное животное. В течение трёх-четырёх секунд этот страшный и леденящий кровь звук набирал силу и вдруг неожиданно оборвался, сменившись оглушительной и звенящей в ушах тишиной. Только сейчас я заметил, что руки мои колотит крупная дрожь и лоб покрыт каплями холодного пота. Я торопливо вытер лицо. Ладонь оказалась мокрая. И хорошо ещё, что мокрой оказалась только ладонь, подумал я, а не мои штаны…
Глава 3
20 апреля, четверг, 01.15
Я глянул на гостя. Тот лежал лицом вниз и хрипло дышал. Пистолет валялся рядом – здоровенное диковинное оружие, блестящий металл, какие-то золотисто-жёлтые накладки. Толстый блестящий ствол был утыкан короткими цилиндрическими выступами. А на рукоятке суетливо моргал красный огонёк. Я никогда не видел ничего подобного, даже в кино. Наверное, новейшие разработки, которые сейчас только у спецподразделений и у братвы… хотя, нет, где она сейчас, та братва… у этих, как их?.. охрана, что ли?..
– Помоги… – глухо прохрипел гость.
– Сейчас, сейчас, – засуетился я, торопливо приседая на корточки и переворачивая его на спину.
Выглядел гость не лучшим образом. То есть, он с самого начала не выглядел здоровяком, но сейчас лицо его посинело и на губах выступила кровавая пена. Дышал он тяжело и при каждом вздохе в горле у него что-то страшно и противно булькало. Я потащил его в комнату и уложил на диван (чёрт с ним, с этим диваном!.. не лежать же человеку на полу…)
– Как тебя зовут? – еле слышно спросил гость.
– Леонид… Лёня… А ты… этот… как тебя?
– Тейкан…
Ну да, мрачно подумал я. Хрен запомнишь такое имечко… Может, действительно иностранец? Хотя, по-русски говорит хорошо. Или не хорошо? Много ли разберёшь, как он там говорит – в таком-то состоянии?! Не говорит, даже, а так, хрипло стонет через силу…
– Не бойся… ничего… порядок… – хрипел раненый, – я здесь… не войдут…
Я машинально кивнул и подумал, что какой уж тут порядок-то?! Подохнет сейчас этот… как его?.. Тейкан, кажется?.. А мне потом разбираться. И хорошо, если только с милицией, а то ведь и впрямь окажется он иностранцем…
– Ты где живёшь? – осторожно поинтересовался я. – Здесь? В Виденьске?
Но раненый замолчал. Наверное, потерял сознание. Или просто не захотел отвечать.
Чего я сижу?! Врача нужно! Бандит он там или иностранный шпион, а врач ему сейчас нужнее всего. Конечно, скорая так быстро не приедет, особенно в этот район. Но чем позже к ним позвонишь, тем позже они и заявятся. А мужик к тому времени может и концы отдать…
Я подскочил к столу, на котором стоял телефон, поднял трубку и с неприятным удивлением узнал, что аппарат не работает. М-да… Просто замечательно! Вот, когда он не нужен, так он всегда работает. Причём, попадают сюда исключительно по ошибке. А вот сейчас…
Я легонько постучал по аппарату, пытаясь его образумить, зачем-то подул в трубку – бесполезно. Мёртвая тишина. Интересно, на мобильнике у меня весь лимит исчерпан? Я попытался вспомнить, но так и не смог. Кажется нет, сегодня я от Ленки звонил в редакцию.
Я подошёл к креслу, в котором валялась куртка, запустил руку во внутренний карман и нащупал мобильник. Но когда я извлёк его на свет, то испытал горячее желание швырнуть им в стену. От злости. Потому что это был не мобильник, а пульт дистанционного управления от Ленкиного телевизора. Чёрт побери! Это ж надо, а? Перепутал… Да и как тут было не перепутать-то?! Мы с ней, если сказать честно, более серьёзными делами занимались…
И я, значит, когда уходил, впопыхах схватил со стола пульт…
Хорошо хоть, не калькулятор, почему-то подумал я. Хотя, какая сейчас разница – пульт, калькулятор, мясорубка…
