Легенда о счастье. Стихи и проза русских художников

Сидор, Сидор! Спишь? Живее,Поликарповну скорее!Ну, что свахою слывет.Знаешь, где она живет?Отыщи ее где хочешь,Ты не даром похлопочешь;Да смотри, не будь глупцом:Баба станет обо всем,Об житье-бытье моемУ тебя осведомляться,Так прошу ей не поддаться…Первое, что спросит, – чин,Отвечай, что господинТвой майор еще покуда,Но чрез год он, худо-худо,Будет полный генерал.Побожись, что не соврал:Бабе только побожитьсяДа с божбой перекреститься —Всё за чистое сойдет.Об достатке речь зайдет,Не проврись про кухню нашу,Что едим век щи да кашу,А скажи: на днях умретБарский дядя пребогатый,Что огромные палаты,Что заводов, деревень,Что чего не счесть и в день,Всё, чем заживо он правит,То, мол, всё ему оставит,Что наследник, мол, одинУ него мой господин.Что, мол, добр; солдат как учит, —Он не бьет их и не мучит,Что и сам, мол, я покаВ жизнь не слышал «дурака».Хоть под левым глазом синеУ тебя, да сам, разиня,Напросился на кулак —Ты сапог мне подал как?Ну, уж с этим разом баста,Помиримся. Только глаз-тоЧем-нибудь затри, закрась,В лазарет зайди. На мазьВ счет поставь пятиалтынник.Да и весь ты, точно блинник,Весь засален, весь в дырах, —Это в счет идет у свах.Где б достать всё поновее?У кого-то есть ливрея?У женатых попроси, —Вот записку отнеси.Кстати, помни, подстригися, —Вишь, как пудель!.. И явисяК свахе, будто на парад.Еще тут важнее, брат,Надо лгать, а так ведется,Что смелее франтам вретсяИ скорее верят… Да,Сколько хочешь, лги тогда!..Что, мол, просто барин славный,А уж к службе – ох, исправный!..Чуть про службу спор и толк,Сам полковник, целый полк,Смотришь, прут к нам за советом.Барин, мол, там первый в этом,И, мол, диво ли, когдаВ рот хмельного никогда.Даже трубки он не курит,Карт и в руки не берет,А гостей коль соберет,С ними только балагурит,Да и то коли когдаЧуть об девушках нескромноМолодежь заври – беда!..Для него и то скоромно.В обхожденьи ласков, прост,Аккуратно держит пост,Не бывал ни раза болен,Как бывают иногдаВсе другие господа.Бедных любит, богомоленИ что им и царь доволен!И что, кажется, его,Господина моего,Он к себе в министры прочит —Это целый полк пророчит!..И лукавая однаПребогатая княжнаК нам уж сваху засылает:Вишь, ужасно влюбленаВ барина. Да пусть страдает!..Барин свистни, так княжонНалетит со всех сторон —Выбирай себе любую.Да не хочет. Нет, уж онВыбрал сердцу дорогую.С год, мол, день и ночь емуВсё вертится на умуДочь какого-то Кулькова(Может быть, и нет такого).А меж тем: Кульков! Кульков!Затверди ты это слово.Тут ведь нет немецких слов,Трудных так для денщиков,Помни про кулек!.. не сбейся,Будешь говорить – не смейся!..Побожись, что по ночамБред мой часто слышишь сам,Вдруг, мол, вскрикнет: «О Кулькова!О мой ангел! друг!» – и сноваПрихрапнет, потом опять,Да ведь за ночь-то раз пять,Как в горячке!.. Утром встанет,Так, глядишь, на нем лица нет!Просто страх меня берет.Так и жди – с ума сойдет.Ну, потеря!.. Спять, пожалуй,У кого умишка малый,А ведь барин по умуНе спустил бы никому!..Да чего, преосвященный,Раз приехавши к нему,Говорит: «Хоть ты военный,А уж друга не оставь,Ты мне проповедь поправь!»Он ведь с ним на «ты», почтенный,Вот так просто, как друзья;Значит – ум!.. А нынче яЗа него весьма боюсьИ тебе уж поклонюсьВ ножки, добрая моя.Ты судьбой людскою мечешь,Холостую скуку лечишьИ безденежья недугЛечишь ты, – так будь нам друг,Припаси ты нам лекарства,Сбереги подпору царства!Понял, Сидор? Ну, смотри,Бабе ты очки вотри.Ты, я знаю, как захочешь,Так на шею черту вскочишь,Ты, я знаю, брат, не глуп…Например: откуда супС курицей у нас являлся?Я тогда уж притворялся,Молча ел. – Ведь денег яНе давал… Казна мояСтанет лишь на щи да кашу.Помнишь, как-то простоквашу,Как-то жареный петух,А в моих подушках пух?…Что, нашел?… Нашел, ну, ладно!Ты всегда соврешь прескладно.Так пойди ж, похлопочи,Тут ведь есть магарычи.Как женюсь, разбогатею,И тебя, братец, пригреюИ наградою заслугУж не старый архалук,Как теперь, – тогда придется,Как у важных бар ведется,В галунах ливрею сшить,В аксельбанты нарядить.Голод нынешний забудешь.У меня ты просто будешьЦелым домом заправлять,Да другими понукать,Да прикрикивать – и только!Любо? – Хлопочи ж, изволь-ка!..

1848

Рацея[21]

(Объяснение картины «Сватовство майора»)Честные господа,Пожалуйте сюда!Милости просим,Денег не спросим:Даром смотри,Только хорошенько очки протри.Начинается,ПочинаетсяО том, как люди на свете живут,Как иные на чужой счет жуют.Сами работать ленятся,Так на богатых женятся.Вот извольте-ко посмотреть:Вот купецкий дом, —Всего вдоволь в нем,Только толку нет ни в чем:Одно пахнет деревней,А другое харчевней.Тут зато один толк,Что всё взято не в долг,Как у вас иногда,Честные господа!А вот извольте посмотреть:Вот сам хозяин-купец,Денег полон ларец;Есть что пить и что есть…Уж чего ж бы еще?Да взманила, вишь, честь:«Не хочу, вишь, зятька с бородою!И своя борода —Мне лихая беда.На улице всякий толкает,А чуть-чуть под хмельком,Да пойди-ка пешком вечерком,Глядь! – очутишься в будке,Прометешь потом улицу сутки.[22]А в густых-то будь зять —Не посмеют нас взять…Мне, по крайности, дай хоть майора,Без того никому не отдам свою дочь!..»А жених – тут как тут, и по чину – точь-в-точь.А вот извольте посмотреть,Как жениха ждут,Кулебяку несутИ заморские вина первейших сортовК столу подают.А вот и самое панское,Сиречь шампанское,На подносе на стуле стоит.А вот извольте посмотреть,Как в параде весь дом:Всё с иголочки в нем;Только хозяйка купцаНе нашла, знать, по головке чепца.По-старинному – в сизом платочке.Остальной же нарядУ француженки взятЛишь вечор для самой и для дочки.Дочка в жизнь в первый раз,Как боярышня у нас,Ни простуды не боясь,Ни мужчин не страшась,Плечи выставила напоказ. —Шейка чиста,Да без креста.Вот извольте посмотреть,Как в левом углу старуха,Тугая на ухо,Хозяйкина сватья, беззубый рот,К сидельцу пристает:Для чего, дескать, столько бутылок несет.В доме ей до всего!Ей скажи: отчего,Для чего, кто идет, —Любопытный народ!А вот извольте посмотреть,Как, справа, отставная деревенская пряха,Панкратьевна-сваха,Бессовестная привираха,В парчовом шугае, толстая складом,Пришла с докладом:Жених, мол, изволил пожаловать.И вот извольте посмотреть,Как хозяин-купец,Невестин отец,Не сладит с сюртуком,Он знаком больше с армяком;Как он бьется, пыхтит,Застегнуться спешит:Нараспашку принять – неучтиво.А извольте посмотреть,Как наша невестаНе найдет сдуру места:«Мужчина чужой!Ой, срам-то какой!Никогда с ними я не бывала,Коль и придут, бывало, —Мать тотчас на ушко:«Тебе, девушке, здесь не пристало!»Век в светличке своей я высокойПрожила, проспала одинокой;Кружева лишь плела к полотенцам,И все в доме меня чтут младенцем!Гость замолвит, чай, речь…Ай, ай, ай! – стыд какой!..А тут нечем скрыть плеч:Шарф сквозистый такой —Всё насквозь, на виду!..Нет, в светлицу уйду!»И вот извольте посмотреть,Как наша пташка сбирается улететь;А умная матьЗа платье ее хвать!И вот извольте посмотреть,Как в другой горницеГрозит ястреб горлице, —Как майор толстый, бравый,Карман дырявый,Крутит свой ус:«Я, дескать, до денежек доберусь!»Теперь извольте посмотреть:Разные висят по стенам картины.Начнем с середины:На средине виситВысокопреосвященный митрополит;Хозяин христианскую в нем добродетель чтит.Налево – Угрешская обитель[23]И во облацех над нею – святитель…Православные, извольте перекреститься,А немцы,Иноземцы,На нашу святыню не глумиться;Не то – русский народСилой рот вам зажмет.И вот извольте посмотреть:По сторонам митрополита – двоеНаши знаменитые герои:Один – батюшка Кутузов,Что первый открыл пятки у французов,А Европа сначалаИх не замечала.ДругойГерой —Кульнев,[24] которому в славу и честьДаже у немцев крест железный есть.[25]И вот извольте посмотреть:Там же, на правой стороне, —Елавайский[26] на коне,Казацкий хлопчикФранцузов топчет.А на правой стене хозяйский портретВ золоченую раму вдет;Хоть не его рожа,Да книжка похожа:Значит – грамотный!И вот извольте посмотреть:Внизу картины,Около середины,Сидит сибирская кошка.У нее бы не худо немножкоДеревенским барышням поучитьсяПочаще мыться:Кошка рыльце умывает,Гостя в дом зазывает.А что, господа, чай, устали глаза?А вот, налево, – святые образа…Извольте перекреститьсяДа по домам расходиться.

1849

Пчела и цветок

Летая по свету, конечно, за медком,Пчела влетела в дом.Увидевши в окне горшочкиИ в тех горшках цветочки,Ну как не залететь?Где до любимого коснется,Не только что пчелам – и нам, людям, неймется.Любимое хоть в щелку поглядеть —И то отрада, —А тут пчеле цветы – чего ж ей больше надо?К тому ж людской разборчивый и прихотливый родЦветов к себе дурных в хоромы не берет,А из отличных всё пород.Коль и на взгляд иной не так приятен,Так уж, наверно, ароматен.И подлинно, пчелаВ дому один цветок породистый нашла,Да только, не в родню, он что-то рос так бедноИ цвел так бледно,Что не на что взглянуть.Пчела подумала: «Попробую нюхнуть!Авось утешусь ароматом,Авось медку найду хоть атом!»Но что же?… И тогоНе оказалось у него.Пчела плечами только жала:«Земля, что ль, под тобой, цветочек, отощала?»Подумала и вниз сползла —Земля хорошая былаИ полита как надо.Трудолюбивую пчелу взяла досада.(Кто сам трудолюбив,К бездействию других ужасно щекотлив;Сейчас подумает, что, верно, тот ленив.)И, приписав всё лени,Пчела укоры, пениНа хилого цветкаПосыпала как из мешка:«Урод, – жужжит она, – позор своей породы!Ты знаешь, как ее повсюду чтут народы?А ты свои дары природыКуда девал?»И жалоУж местью задрожало.«А я, – тогда цветок уныло отвечал, —Блажен, когда б об этом и не знал.Желаньем не томясь и к цели равнодушный,Я, может, лучше б цвел и в этой сфере душной!Окно на север здесь, любезная, взгляни!Насупротив – стена, и я всю жизнь в тени.В тени!.. Меж тем с порой изящества началоВ душе про сладкое про что-то зашептало,Но вместе с тем, увы, тогда ж казалось мне,Что что-то здесь в моем окнеТот сладкий шепот заглушало,Но я тогда еще был мал,Неясно это понимал И рос, как все. Когда ж с явленьем почекВсе закричали: «Вот цветочек!» —Тогда широкая молваДуши неясные словаСобой мне разъяснила.Я понял, чем меня природа одарила,Какой блестящий мне дала она удел.За ним, достичь его желаньем полетел —Душа лишь только средств искала, —Но в них, увы, судьба мне жадно отказала!Я жажду солнца, но оноВ мое не жалует окно!Желанья пылкие желаньями остались,От безнадежности лучи их к центру сжались,И спертый жар теперь как ад во мне палитИ весь состав мой пепелит!Так не дивись, пчела, что я цвету так вяло,И не брани меня, не разобрав, за лень.Ничтожности моей начало —Тень!..»Талант, молись, чтоб счастья солнцеВзглянуло иногда в твое оконце.Иначе, как цветы,В тени замрешь и ты.

10 июля 1849

Усердная Хавронья

Не далее как в нынешнем годуВ одном садуЛюбимая из барыниных дочек,Лет четырех, сама цветочек,Хотела розанчик сорватьДа, позабывши про колючки,С разбега хвать —И ободрала ручки!«Ай, ай!» – швырнувши прочь цветок,Бедняжка зарыдала.На звонкий голосокМамаша прибежала.Увидевши в крови любимое дитя,Перепугалась не шутя;Сейчас ребенка подхватила,Лечить в хоромы потащила…Ребенок на руках у матери ревет,Колючки острые клянет,За ним и мать вопит, колючки проклиная.«Вот я их! – говорит, ребенка утешая. —Колючки гадкие! Вишь, смели обижатьМалюточку мою! Сейчас их всех содрать».Конечно, всё лишь это были прибауткиДля шуткиОт истинной любви к малютке.Хавронье ж, горничной, случись вблизи стоять.Привыкши век свой всё буквально понимать, —Притом же с барыней холопке что за шутки! —Хавронья и на этот разВсё поняла за истинный приказ,Хоть очевидно,Для сада будет преобидно.Хоть говорится иногда:Спрос не беда,Не ослушанье(Ведь ухо может изменить) —Сомнительное приказаньеНе грех подчас переспросить.Иль в знак сомнения хоть за ухом почешешь:За что ж, мол, иль себя, или господ опешишь?Лишь стоит быть чуть-чуть с умом.Но бабы как-то слабы в нем!Хавронья ж добрая была зато такая,Что обыщите целый свет —Подобной нет!А потому, припоминая,Что этот плач и войВ дому от игл уж не впервой,Ей было по душе скорей беду исправить,Чтоб и вперед дитя от бед избавитьИ дому барскому усердье показать.(Хорошие дела откладывать не надо:А может, будет и награда!)Давай сейчас в саду колючки оскребать!Обчистив розаны, отправилась в шиповник,Потом в крыжовник,В малину сочную – везде колючки есть!На всё колючее изволила насесть.С колючками кой-где и кожу всю содралаИ неколючее вокруг всё перемяла.Через неделю всё повяло!Колоться нечем!.. Бабе честь!..Зато понюхать иль поестьВ саду бывало прежде густо,А нынче – пусто!..

1849 (?)

И так у нас в натуре:Мигни только цензуре.

Словно север магнит…

Словно север магнит,Меня глаз твой манит —Восхитительный глаз.Томный, нежный, как даль,И блестящий, как сталь —Вороненая сталь.Как челнок в молокеНа Эдемской реке —Перелетный зрачок.Твой таинственный кругС перламутром вокруг —С перламутром живым.С век ресниц густой лесБросил тайны навесНа огнистый глазок,А слезинка-росаУтра – девы краса —Раскатилась волной.

Что слеза течет…

Что слеза течетИз очей твоих, добрый молодец?Что ты, молодец, старикомСмотришь? Ни забавамиНе забавишься, ни речей молвишь,Ни споешь песни по-бывалому?Худо молодцу.Прежде где тебя искать, молодца?В посиделки – марш. – Там найдешь тебя.Красный молодец красным девицамБыл калач с медом. А теперь сухарь,Смотреть не на что. Напросился самЛихой болести. Скребет под сердцем,Сердце высохло.А с пустым сердцем и истерзанным,Что с пустой сумой и изорванной,Плохо в свете жить.Опустились руки молодца работящие,Бегуны-ноги подкосилися…

Счастье заперто золотым ключом…

Счастье заперто золотым ключом:Не цветным оно, и не месячным,И не радужным, и не солнечным —А горит оно золотым лучом!..Оно нежится и покоитсяВ золотом шатре, на златом ковре.Говорят, в добре обретешь его.Часто добрые ходят по мируВ жгучем холоде, в тошном голоде —Сердцу ангела не полюбится!Говорят еще – счастье верный другЧистой совести. Чистой совести?!Совесть чистая, струнка звонкаяИ досадная – от всего гудит!Совесть чистая – море гладкое и спокойное,Коли море есть, так и бури есть,И несчастия, и крушения…

10 ноября 1847 г.

Со вчерашнего дня…

Со вчерашнего дняЕе нет для меня. —Уж с другим под венцомПоменялась кольцом;Ему верною быть,Его нежно любитьКлятву богу дала, —Перед богом лгала!Правда, верною бытьМожешь ты, но любить?…(Память как истребить,Как насильно забыть?)Ты любила меняДо венчального дня,И любила за что?…За красу? – Нет, не то!Я не так-то пригожИз себя – так за что ж?Неужель за мундир?Но и новый кумирТвой не носит мундир,Ни то я весельчак,Ни удалый смельчак,Ни шаркун, ни танцор,Иль сердец славный вор,Даже в дамском кругуБыл я век ни гу-гу!Разум – очень простой.Карман? – вовсе пустой…А любила меняДо венчального дня!Что ж такое во мне?Не в душе ли на днеОтыскала ты чтоИ любила за то?Не сыскала ль ты там,Что я прячу там самОт холодных людей,Полных светских идей, —Тему жизни моей?…И пленившися ей,Ты нашла, что онаИз Любви спрядена,Добротой затканаИ Трудом скреплена.Что любовь та, что там,Не к минутным вещам,Что добро то, что там,Раздается людямНе в мешках золотых,А в идеях простых,На основах святых.И что труд тот, что там,Добровольно я самПредпринял для людейБез корыстных идей. —Коль ты так поняла,То вчера ты лгала,Когда клятву далаВек другого любитьИ меня позабыть.Коль не так поняла,Ты свободна была —Честно клятву дала.Коль не душу моюТы любила во мне,То потерю своюЗаменила вполне.Коль не так поняла,Ты другого ждала,Ты ждала лишь чепца,Твоим деткам отца.Вот теперь есть и муж.Он хоть стар, неуклюжИ, коль верить людям,Он душою не прям(Что залоги беретИ проценты дерет),Что схвастнуть тороват,Но зато он богат.Он в довольстве, в добре,Все кругом в серебре,В злате, в камнях драгих.И в палатах большихБудет нежить тебя,Может, страстно любя.Коль не душу моюТы любила во мне,То потерю своюЗаменила вдвойне:Будешь в роскоши жить,Как со мной бы не быть.Мой удел не таков!..Не давать мне баловИ богатым не быть!Мой удел – скромно жить.Коль не душу моюТы любила во мне,То потерю своюЗаменила втройне:В жемчугах, в бирюзахЕздить с пира на пир,Веселее в глазахВесь покажется мир.Пусть набитый карманЕсть моральный обман,Но какая-то естьВ нем могучесть! И честьИ патенты к уму —Все доступно ему.Так от мужниных суммВознесется твой ум.И, полна гордых дум,Если вспомнишь хоть раз,Что обоих бы насОжидало с тобой, —Будешь ты в этот часПредовольна собой!Если ж душу моюТы любила во мне,То, мой друг, позабудь!Лучше твердою будь! —Больше слез сбережешь:Что прошло – не вернешь,Что венцом скреплено —Как натурой дано!Если ж душу моюТы любила во мне,Я потерю моюПостигаю вполне.И когда твой супругБудет счастлив с тобой,Я, – поверь, милый друг, —Посмеюсь над собой.

Бог взамен великих сумм…

Бог взамен великих суммДал мне благо чистых дум,Мытых в горьких слезах.Вековечней этот дар,Чем все злато гордых бар,Без труда, с наследством.На скопленных золотыхНе напишут имя ихВ память для потомков.Эта честь одним царямДа талантливым трудам —Имя их навеки.С болью злато с рук идет,Рад делиться думой плодС тем, кто это ценит.Попроси у богача,Скажет: не найду ключа,В деньгах он откажет.Мысль – свеча, от ней зажечьМожно миллионы свеч, —Пламя не убудет.

Из послания к Н.С. Шишмаревой

…Такая роль,Как я играл в Москве, не ноль,Я даже был формально в модеИ не в одном своем приходе —У Харитонья в огороде,За мною слали все гонцы,Князья, бояре и купцы,Вдобавок про меня писали,Хоть вы, конечно, не читали:К лицу ли вам журнальный вздор!Зато других всеобщий взорСледил меня за каждым шагом.Для праздной скуки был я благом,И даже (это хоть секрет)Восторгов я бывал предмет.Божусь, таинственные лица,Какие-то три баловницы,Ко мне послания в стихахПрислали. Жар какой в строках!Конечно, это бережетсяИ, может, вам когда прочтется,И наконец, в последний день,Тащиться только было лень,Укладкой занят был к тому же,Одна N. N. прислала мужа,Чтоб он меня с собою взялК дагерротипщику и снялПортрет мой! – Только без портретаУехал. Все же лестно это……Спокойны можете быть вы —Для света жизнь моя отпета.Меня всегда условья светаСвоею мелкой суетойИ безутешной пустотойПугали. К благородной целиЯ шел в тиши. Достиг. И мне лиТеперь опять в чаду победВ оставленный с презреньем светС повинной головой вернуться!Перед обычаями гнутьсяМне, победившему, рабом!Нет, нет! В успехе я моемТому лишь только и обязан,Что я со светом не был связан.Запаса божеских даровНе растерял там средь пировИль мелочной визитной гонки —Итоги этих дел не звонки;Я ж время, как алмаз, берег —И звонче вышел мой итог.Хоть потихоньку, год от годуМое уж имя по народуРазносится с хвалой. УжельБедна, бледна такая цель?А я дитей не слыл как гений,Все жертвой светских наслаждений,Презреньем к свету все купилТо, чем теперь я людям мил.Меж тем теперь не раз княгиниМне говорили: «Если б в сынеМогло развиться все, как в вас». —«Коль есть талант, то в добрый час! —Я отвечал. – Дары природыНе любят только света моды,Пускай отдаст их ваш сынокЗа скромный тихий уголок,За мысль: что высшее стремление,Души прямое назначение —Развитье лучших свойств ее,Что вот что истинно свое.Чинам в беде – грозит солдатство.Невзгоды есть и для богатства,И связи – прах: сегодня – князь,А завтра, смотришь, втоптан в грязь.Все – случай. Но талант развитый,Как монумент из меди литый.Зарой хоть в землю! Сто вековТам пролежит. Откройте, – нов!И снова – людям утешенье —Он хорошеет от гоненья…»

К живому идеалу

Знаешь ли, душечка, как ты мне нравишься!Просто беда пришла, с сердцем не справишься,Так и клокочет в груди.Но, может, таю, мечтаю напрасно я,Ты и не внемлешь, быть может, прекрасная.Знаю наверное, розочка алая,Что не рожден в твоего идеала я,Ты же с моим, как две капли, родилася,С первою встречей в душе воцарилася.Прочь, мечта брака, мечта, всем доступная,Если желать, так уж что-нибудь крупное, —Славы искать впереди!Трудно ужиться Любови со славою,Обе друг другу век будут отравою,Обе равно для души моей милые.Двум угодить – где возьму столько силы я?Дум углубленье морозит объятия,Жар поцелуев туманит понятия.* * *Прочь, мечта брака, в любви неизбежная,Прочь, розы уст, скройся, грудь белоснежная!Бури в груди с вами жди!Будь лишь мне, душечка, ангелом, гением,Правь моим сердцем, моим вдохновением,Дух укрепляй мой в минуту усталости,В замыслах черных будь грозна без жалости!Кто ж будет муж твой – не знаю я…Волен во сне лобызать твои очи я.* * *Я наряжу тебя в пышной фантазииЛучше, чем жен своих деспоты Азии, —Солнце пришью ко груди,В косу луну диадемой вверх рожками,Старшие звезды сережками, брошками.

В. Г. Перов

1834–1882 гг.[27]

Тетушка Марья

Несколько лет тому назад я писал картину,[28] в которой мне хотелось представить типичного мальчика. Долго я его отыскивал, но, несмотря на все поиски, задуманный мною тип не попадался. Однако раз весной, это было в конце апреля, в великолепный солнечный день я как-то бродил близ Тверской заставы, и навстречу мне стали попадаться фабричные и разные мастеровые, возвращающиеся из деревень, после Пасхи, на свои тяжелые летние работы; тут же проходили целые группы богомольцев, преимущественно крестьянок, шедших на поклонение преподобному Сергию и московским чудотворцам; а у самой заставы, в опустелом сторожевом доме с заколоченными окнами, на полуразвалившемся крыльце я увидел большую толпу усталых пешеходов. Иные из них сидели и пережевывали какое-то подобие хлеба; другие, сладко заснув, разметались под теплыми лучами блестящего солнышка. Картина была привлекательная!

Я стал вглядываться в ее подробности и в стороне заметил старушку с мальчиком. Старушка что-то покупала у вертлявого разносчика. Подойдя ближе к мальчику, я невольно был поражен тем типом, который так долго отыскивал. Я сейчас же завел со старушкой и с ним разговор и спросил их между прочим: откуда и куда они идут? Старушка не замедлила объяснить, что они из Рязанской губернии, были в Новом Иерусалиме, а теперь пробираются к Троице-Сергию и хотели бы переночевать в Москве, да не знают, где приютиться.

Я вызвался показать им место для ночлега. Мы пошли вместе. Старушка шла медленно, немного прихрамывая. Ее смиренная фигура с котомкой на плечах и с головой, обернутой во что-то белое, была очень симпатична. Все ее внимание было обращено на мальчика, который беспрестанно останавливался и смотрел на все попадающееся с большим любопытством; старушка же, видимо, боялась, чтобы он не затерялся. Я между тем обдумывал, как бы начать с ней объяснение по поводу моего намерения написать ее спутника. Не придумав ничего лучшего, я начал с того, что предложил ей денег. Старушка пришла в недоумение и не решалась их брать. Тогда уже, по необходимости, я сразу высказал ей, что мальчик мне очень нравится и мне бы хотелось написать с него портрет. Она еще более была удивлена и даже как будто оробела. Я стал объяснять мое желание, стараясь говорить как можно проще и понятнее. Но как я ни ухитрялся, как ни разъяснял, старушка почти ничего не понимала, а только все более и более недоверчиво на меня посматривала. Я решился тогда на последнее средство и начал уговаривать пойти со мною. На это последнее старушка согласилась. Придя в мастерскую, я показал им начатую картину и объяснил в чем дело. Она, кажется, поняла, но тем не менее упорно отказывалась от моего предложения, ссылаясь на то, что им некогда, что это великий грех, да, кроме того, она еще слыхала, что от этого не только чахнут люди, но даже умирают. Я по возможности старался уверить ее, что это неправда, что это просто сказки, и в доказательство своих слов привел то, что и цари, и архиереи позволяют писать с себя портреты, а св. евангелист Лука был сам живописец, что есть много людей в Москве, с которых написаны портреты, но они не чахнут и не умирают от этого. Старушка колебалась. Я привел ей еще несколько примеров и предложил ей хорошую плату. Она подумала, подумала и, наконец, к моей великой радости, согласилась позволить снять портрет с ее сына, как оказалось впоследствии, двенадцатилетнего Васи. Сеанс начался немедленно.

Старушка поместилась тут же, неподалеку, и беспрестанно приходила и охорашивала своего сына, то поправляя ему волосы, то одергивая рубашку: словом, мешала ужасно. Я попросил ее не трогать и не подходить к нему, объясняя, что это замедляет мою работу.

Она уселась смирно и начала рассказывать о своем житье-бытье, все посматривая с любовью на своего милого Васю. Из ее рассказа можно было заметить, что она вовсе не так стара, как мне казалось с первого взгляда; лет ей было немного, но трудовая жизнь и горе состарили ее прежде времени, а слезы потушили ее маленькие кроткие и ласковые глазки.

Сеанс продолжался. Тетушка Марья, так ее звали, все рассказывала о своих тяжелых трудах и безвременье; о болезнях и голоде, посылаемых им за их великие прегрешения; о том, как схоронила своего мужа и детей и осталась с одним утешением – сынком Васенькой. И с той поры, уже несколько лет, ежегодно ходит на поклонение великим угодникам божиим, а нынешний раз взяла с собой в первый раз и Васю.