Пограничные рассказы (первый сборник прозы). Иллюстрации Анны Ивахненко

Сила и мощь Сибири, конечно, покорили нас. Бойцам все местные красоты были близкими и родными, а я, родившийся и выросший в европейской части страны, не мог налюбоваться величием таежных рек с их крутыми берегами, могучими вековыми хвойными деревьями, каменными утесами, по которым, возможно, бродил, когда-то сам Ермак. А вот начиная от Кушки, к сожалению, любоваться было особенно нечем. Степи и степи. Причем безжизненные.

По Казахстану мы ехали без единой остановки пять суток. Скорость состава была очень большой, и нас трясло, как на старой телеге по каменистой дороге. Казалось, все внутри скоро оторвется и вывалится через лопнувший от тряски живот. Мы даже чая толком не могли согреть: чайник на буржуйке плясал, как сумасшедший. Приходилось держать его за ручку, чтобы не спрыгнул и не ошпарил нас кипятком. Готовить еду было просто невозможно, поэтому мы ели рыбу и тушенку с огурцами и хлебом.

Наконец первая станция, где наши платформы загнали в тупик на переформирование состава. По пути нас уже не раз переформировывали. Но обычно просто отцепляли два-три вагона, которые уже пришли по своему адресу, а здесь было полное переформирование. То ли по ошибке, то ли специально, но две наших платформы отцепили от эшелона и покатили в другой тупик. Я, естественно, был начеку и, запрыгнув на эти платформы на ходу, покатил вместе с ними. Когда платформы остановились, подошел к сцепщику и сказал, чтобы отогнал наши платформы обратно, иначе мне придется применить оружие (а я имел такое право в соответствии с уставом караульной службы). Он посмотрел в свои записи, сверил номера в них с номерами наших платформ. Переговорив с кем-то по рации, признал, что это действительно ошибка, и отогнал платформы обратно. Но к этому времени наш эшелон уже переформировали, и эти платформы прицепили с другой стороны теплушки. Вот это было уже гораздо хуже. Ведь лавочка-то у нас на платформе была одна, и когда платформы стояли одна за другой, все машины хорошо просматривались одним часовым. А теперь на каждой остановке приходилось выскакивать из теплушки еще одному солдату и следить за теми платформами, что находились с другой стороны теплушки. И однажды это едва не привело к гибели бойца.

Соскочив на одной из стоянок, боец, как и положено, охранял платформы. Одет он был очень тепло, поскольку осенью на Дальнем Востоке ночи уже холодные. Когда поезд без предупреждения снова начал двигаться, боец попытался на ходу запрыгнуть в теплушку. Я всегда страховал как посадку, так и высадку бойцов. Держась одной рукой за вагон, другой схватил его за руку, чтобы поддержать. Он тоже взялся рукой за скобу вагона и, поставив ногу на железную ступеньку, хотел оттолкнуться другой от насыпи и запрыгнуть в теплушку. Но то ли верхняя одежда оказалась тяжелой, то ли усталость за месяц путешествий сделала свое дело, только он внезапно потерял равновесие. Я увидел, как его нога соскальзывает со ступеньки и по инерции уходит под вагон на ходу поезда. Крепко сжав его руку, я что было силы дернул его к себе, стараясь затащить в вагон. Боец тоже не растерялся и, на ходу оттолкнувшись от рельса обеими ногами, как мячик запрыгнул в теплушку. Сердце мое билось как сумасшедшее, лоб покрылся холодным потом, даже колени слегка дрожали – вот такой стресс за несколько секунд.

Все же не зря я хорошо физически готовил своих пограничников – именно в таких ситуациях спортивная подготовка часто спасает жизнь. Открыв бутылку со спиртом, я налил полкружки и выпил залпом, не закусывая, но он меня не брал – до такой степени было напряжение от стресса. Только с третьего раза почувствовал, как тело постепенно расслабилось. И ужасно захотелось есть. Съев банку тушенки и два малосольных огурца, я наконец-то смог уснуть.

На следующей станции при проверке обнаружилось, что стекло одной нашей машины разбито. Сначала я подумал, может, дети, бросили камень по ходу движения поезда. Есть ведь такие шутники на наших железных дорогах. Но, открыв кабину, мы увидели, что электрическая печка в салоне выломана и валяется на полу, – видимо, вор не успел ее вытащить и убежал без добычи, услышав, что часовой спрыгнул с теплушки. Что делать? Наш недосмотр – надо принимать соответствующие меры. А это значит, что по приезду нам придется возвращать стоимость разбитого стекла. На одной из станций напротив нас остановился эшелон, где на платформах стояли машины, похожие на наши, которые никто не охранял. Ребята, пока я отдыхал в теплушке, быстро вытащили стекло из чужой машины и вставили в нашу кинопередвижку. Мне они об этом ничего не сказали.

Ближе к Владивостоку стало совсем холодно, да так, что один из моих бойцов, сидя на лавочке на открытой платформе, простыл и заболел. По симптомам было похоже на бронхит, но я опасался, что всё это гораздо серьезнее. И оказался прав. Не дожидаясь прибытия на станцию, стал делать ему спиртовые компрессы и растирания спины и грудной клетки. Это ненадолго помогало, хотя бы немного облегчало сильнейший кашель.

Спустя два дня с начала болезни бойца мы прибыли на вокзал, и я сразу повел его к дежурному врачу. После осмотра тот диагностировал воспаление легких. Я позвонил в пограничный госпиталь города Владивостока, оттуда прислали санитарную машину и забрали моего бойца. Его оружие и всю амуницию мы, конечно, привезли с собой, сдавали доставленный груз уже без него.

Благодаря буржуйке мы все выглядели как копченые. Не мылись более месяца, поэтому сразу же, как только сдали кинопередвижки, направились в баню. Выстирали вещи, хорошенько попарились и пошли отдыхать. На следующий день я взял билеты на все тот же ковбойский поезд от Владивостока до Находки, и, загрузившись со своим ящиком, мы поехали в свою воинскую часть продолжать службу по охране границы. Но эта командировка еще долго снилась мне ночами, да и моим бойцам, я думаю, тоже. Через месяц, вылечившись, приехал и тот солдат, которого мы оставили в госпитале во Владивостоке. Хорошо, что все обошлось, что называется, легким испугом.

Груз 200

На одной из пограничных застав сахалинского пограничного отряда корсаковской комендатуры, называлась она «Озерской», как и поселок, в котором находилась, произошло страшное происшествие. Чрезвычайное. Там застрелился солдат. Причем служить ему оставалось всего три месяца. Все понимали, что это не дедовщина.

После тщательного расследования установили, что гибель солдата – результат неразделенной любви. Он познакомился с местной поселковой девушкой, встречался с ней и даже хотел жениться, настолько все было серьезно. Но, однажды убежав в самоволку, так сказать, с внезапной проверкой, обнаружил ее спящую с местным парнем, который, видимо, был у нее запасным вариантом. После тяжелого объяснения с девушкой солдат возвратился на заставу и заступил в наряд на пост технического наблюдения. А вернувшись из наряда, отправился в столовую чистить оружие. Дальше события развивались по банальному сценарию: улегшись на пол, он вставил патрон в патронник и выстрелил себе в подбородок. Пуля прошла насквозь и вышла у него на макушке, отколов кусок черепной коробки. Прибежавший на выстрел дежурный по заставе увидел лежащего в луже крови бойца с дырой в голове.

В таких случаях все действуют строго по инструкции: доклад начальнику, мигом прилетела на санитарном вертолете «медицина», а на другом вертолете – комиссия. Боец умер мгновенно. Медики уже ничего не могли сделать и только привели его тело в порядок. Комиссия разобралась быстро: начальнику – строгий выговор, замполиту —строгий выговор за плохую работу с личным составом. Но это было лишь началом той беды, которая внезапно свалилась на командование пограничного отряда. Солдат этот прибыл из Литвы, а отношения с балтийскими республиками тогда были на пределе. Митинги и демонстрации по отделению Литвы, Латвии и Эстонии от СССР уже набирали силу. И тут очень некстати такое происшествие.

Нужно кому-то везти этот груз 200 в Литву. Смелых офицеров, однако, не находилось, все отказывались, вплоть до увольнения – знали, чем может закончиться такая поездка.

Печальная миссия

Командир вызвал меня и приказал сопровождать груз 200. Ничего не оставалось делать, как отправляться в эту неприятную со всех точек зрения командировку. Дали мне для сопровождения двух бойцов, и, загрузив гроб, запаянный в цинк и уложенный в деревянный ящик, мы поехали через всю страну. Вначале на машине от заставы до аэропорта Южно-Сахалинска. Дальше наш путь продолжился на самолете до Красноярска, там пересадка и перегрузка в самолет до Москвы, а оттуда самолетом в Литву.

В столичном аэропорту Литвы нас встретили родственники на бортовом ЗИЛе с открытым верхом. Загрузив груз 200, мы все тоже уселись в кузов и поехали в тот поселок, из которого солдат-литовец призывался в пограничные войска. Над дорогой стоял густой туман, как белое молоко, ничего не видно в пяти метрах. Было такое впечатление, что мы плывем в облаках. Родственники, сидевшие рядом с нами, молчали на протяжении всего пути. Они ни о чем не спрашивали, мы тоже молчали.

Когда наконец-то добрались до поселка, туман сразу пропал, будто мы спустились с небес на землю. То, что происходило дальше, до сих пор кажется мне диким и неприятным. Я знал причину смерти бойца, и мне было его искренне жаль. Но то, что совершалось на моих глазах, потрясло меня еще больше.