Закат на двоих

«Один день, – напомнила я себе. – Ещё один шаг вперёд». Заварив чай, я отнесла его Зиале в комнату, но через несколько минут заснула.

Утро началось странно. Я спустилась на кухню, всё ещё сонная, с мыслью налить себе чаю, чтобы хоть как-то начать этот день. Когда я вошла, то застыла на месте.

За столом сидел Томиан. Он неделю не появлялся дома.

Я даже не сразу поняла, что это он. Его волосы были растрёпаны, рубашка порвана, на шее красовался багровый синяк, а на скуле была свежая ссадина. И при всём этом он спокойно пил кофе, как будто не исчезал на целую неделю.

Я замерла в дверях, не зная, что сказать.

– Доброе утро, – проговорил он, подняв на меня усталый, но всё ещё хладнокровный взгляд.

Я кивнула.

Он чуть наклонил голову, отпивая из кружки.

– С тобой всё хорошо?

Томиан с яростью швырнул стакан с водой на пол передо мной. Разлетевшиеся капли ударились об мои ноги, а затем осколки стекла застыли у самого края моего внимания.

– Кто тебе разрешал говорить со мной неформально, а? – Его голос был как хлесткий удар.

По инстинкту я должна была отпрянуть назад, но, к своему удивлению, осталась неподвижной. Внутри меня разлилось холодное спокойствие, как будто ничто не могло пробить мою броню.

Он посмотрел на разбитый стакан, провел рукой по своим взъерошенным волосам и резко бросил:

– Хорошенько тут приберись. Не хочу, чтобы Зиаля пострадала из-за твоей неаккуратности.

– Моей? – переспросила я, сделав шаг вперед.

Стеклянные осколки тут же врезались в мою кожу, но я едва почувствовала боль. Наоборот, эта физическая острота принесла облегчение, на мгновение заглушив внутренние терзания.

– Капитан второго ранга седьмого спецотряда… – процедила я сквозь зубы, удерживая взгляд прямо на его холодных глазах. – Я же говорила, я ни за что не перепутаю эти глаза.

Он приблизился ко мне, и на мгновение я подумала, что сейчас почувствую настоящий удар. Но, как всегда, он удивил меня.

– Я всё ждал, когда ты это скажешь, – его голос был тихим, почти торжественным, как будто он выслушал долгожданное признание.

Он внезапно наклонился и обнял меня за талию, прижимая к себе так нежно, что я была сбита с толку. Я попыталась вырваться, но его руки были сильными, уверенными. Он аккуратно поднял меня на руки, словно я была хрупким фарфоровым изделием.

– Поставь меня! – прошептала я, но голос прозвучал слишком слабо.

Не отвечая, он уверенно шагал в сторону гостиной, не смотря на меня, но я чувствовала его дыхание совсем близко. Его запах обволакивал – древесный, с нотками кедра и сандала, – и заставлял мои щёки вспыхивать.

Он осторожно опустил меня на софу и, оглянувшись на мои ноги, произнес:

– Я промою твои раны. Сиди тихо.

Я опустила взгляд на свои ноги. Маленькие струйки крови стекали по коже, оставляя пятна на ткани. Боль стала ярче, но я не издавала ни звука, только смотрела на свои пальцы, ощущая пустоту внутри.

Я чувствовала себя сломанной, как многие героини из моих любимых аниме, но они всегда находили силы бороться. Смогу ли я? Или мне просто нужно исчезнуть, как будто меня никогда не было?

Я хотела подняться, но он уже вернулся с аптечкой.

– Сказал сидеть тихо. Слов не понимаешь? – отрывисто бросил он.

На его руках были медицинские перчатки, а в его движениях чувствовалась строгая целенаправленность. Он сел рядом, осторожно положив мои ноги себе на колени. Через ткань я ощущала холод его рук, и это было как ледяной душ, который немного возвращал меня в реальность.

Открыв аптечку, он смочил стерильный тампон спиртом и, слегка взглянув на меня, предупредил:

– Будет покалывать.

Его пальцы работали так аккуратно, будто он делал это не раз. Он осторожно стерилизовал кожу вокруг ран, избегая самих порезов. Его движения были уверенными и выверенными, но я видела, как его челюсть чуть сжималась каждый раз, когда он замечал, как кровь капает на софу.

Когда он взял пинцет, чтобы вытащить первый осколок, боль вспыхнула резко и ярко, но я лишь смотрела на него, ни крика, ни вздоха. Он заметил это, подняв глаза на меня.

– Ты не чувствуешь боли? – произнёс он глухо, почти равнодушно.

– Чувствую, – прошептала я.

Он ничего не ответил, продолжая аккуратно вытаскивать стекло. Кровь сочилась из ран, тонкой струйкой окрашивая его перчатки. Его сосредоточенность была абсолютной, а во взгляде я уловила странное выражение – смесь раздражения, восхищения и чего-то, что я не могла разгадать.

– Выпусти, – прошептал он, сдержанно, но настойчиво.

Я подняла бровь, глядя на него вопросительно.

– Тебе больно, я знаю. Не прячь это внутри, мелкая. Тебе больно – позволь себе ощутить эту боль, дай ей выйти.

Его голос был странно мягким, почти умоляющим.

– Не надо быть сильной. Иногда сила заключается в том, чтобы принять свою уязвимость. Боль – это часть нашей человечности. Но не позволяй ей целиком захватить тебя. Если хочешь быть сильной, помни: настоящая сила не в том, чтобы сдерживаться, а в том, чтобы двигаться вперёд, мелкая.

Его слова задели меня. Глубоко. Они ударили по всем тем невидимым ранам, которые я так тщательно прятала. Я молча смотрела на него, не в силах ответить.

Мои глаза наполнились слезами. Как бы я ни старалась сдержать их, его слова пронзили мою душу насквозь. Что-то внутри меня окончательно сломалось. Мои руки начали дрожать, из груди вырвался тихий всхлип, а слёзы медленно заскользили по щекам.

Томиан спокойно вытаскивал очередной осколок, не сказав ни слова. Я сидела и плакала, жадно глотая воздух, словно это было последнее, что я могла сделать. Он не пытался остановить мои слёзы, не предлагал утешения. Просто слушал, позволяя мне сломаться. И в этом молчании, странным образом, я чувствовала себя понятой.

Мне стало стыдно за свою беспомощность. Я никогда не была из тех, кто выставлял себя жертвой. Я давно решила, что слёзы – это слабость. Но потеря близких изменила меня. Я не знала, в какую сторону, но изменила.

С каждым вытянутым осколком я немного успокаивалась. Дрожь в теле стихла, хотя боль в ноге осталась. Закончив, он нанёс мазь тонким слоем и аккуратно перевязал рану.

Забрав окровавленные ваты и салфетки, он поднялся, положив подушку под мою ногу.

– Спасибо, – тихо поблагодарила я, когда он исчез из комнаты.

Я вытерла лицо и попыталась опустить ноги на пол, но резкая боль заставила меня поморщиться.

“Зачем я так опрометчиво поступила?” – подумала я. “Как мне теперь ходить в университет? А завтра ведь начинается зимняя сессия…”

Томиан внезапно появился в дверях, как будто знал, что я собиралась подняться.

– Знаешь, собаки слушаются лучше, чем ты, – произнёс он с легкой усмешкой.

– Это у них в породе, – ответила я, завязывая волосы в хвост.

– А в твоей породе – бесить меня? – спросил он, усаживаясь рядом.

Я хотела заявить, что если бы он не швырнул стакан, этого бы не случилось. Но он ведь не заставлял меня наступать на осколки… Виновата я сама. А грубить ему сейчас – проявление неблагодарности.

Я только пожала плечами в ответ.

– Можешь сегодня не ходить на пары. Зиаля тоже не пойдёт, – сказал он.

– Скоро начнётся зимняя сессия. У нас низкие баллы, мы обязаны там быть, – возразила я.

– Зиаля вот-вот проснётся, я приготовлю завтрак, – он собирался встать, но я мягко коснулась его запястья.

– Прости. Я прибавила тебе хлопот.

Он неожиданно улыбнулся и погладил меня по голове.

– У тебя не такая уж плохая порода, – сказал он, прежде чем покинуть комнату.

За ним весело побежали овчарка и хаски, громко лая.

Я прикрыла глаза, стараясь отвлечься от боли в ноге. Но тут, как назло, овчарка вернулась и укусила меня за больную ногу.

– А-а-а! – вскрикнула я, почувствовав резкую боль.

Пёс вцепился крепко, не собираясь отпускать, пока не появился его хозяин.

– Эй! – Томиан поднял собаку и резко бросил её на пол. Овчарка зарычала и огрызнулась, но отступила.

Я заметила, как его взгляд скользнул к повязке, которая снова начала пропитываться кровью. Он выругался сквозь зубы, проведя рукой по волосам. Затем достал из пояса пистолет.

Я замерла, осознав, что он собирается сделать.

– Томиан! – воскликнула я, впервые произнеся его имя вслух.

Но было поздно. Раздался выстрел. К счастью, пуля вонзилась в стену.

Хаски, сидящая на другой стороне комнаты, залайала громче, чем прежде.

– Наверх! – рявкнул он, и собака послушно побежала по лестнице.

На верхних ступеньках стояла Зиаля, с расширенными глазами.

– Эмин! – позвал Томиан.

Дворецкий появился мгновенно.

Томиан заслонил мне вид, но я поняла, что собаку увели.

– Прости, – сказал он мне тихо, обернувшись к лестнице. – Зиаля, ты тоже.

Она поспешно скрылась наверху.

Когда он обернулся ко мне, я была сбита с толку.

– Ненавижу, когда причиняют вред женщинам, – сказал он, осматривая повязку.

– А я ненавижу, когда причиняют вред животным! – закричала я, гневно глядя ему в глаза.

Он поднял бровь, но ничего не ответил.

– Он причинил вред моей… – Томиан запнулся, подбирая слова, – моей гостье. Тем более я не собирался в него стрелять. Он просто побудет у брата некоторое время.