Чуть ниже поверхности

скачать книгу бесплатно


я решил снять штаны перед его камерой – мне плевать – всегда есть аргументы за и против этого в поездах, я не успел подумать и выбрать, просто заснул, теперь решил своим участием подыграть ему и разоблачить его, маленького зеленоглазого озорника, который бесстыдно следит за движениями безымянных априорных тел, ворующего эти тела, пока в них спит наблюдатель – я теперь все знаю

но стоило мне их снять, мои штаны, и распрямить вывесив в пролете между полок, наподобии белого флага – сдаюсь? – как я понял свою ошибку, они и были единственной моей скорлупой, одеждой пустой и живущей своей жизнью, независимой от меня, под которой ничего нет, она-то и была мной…

теперь остаток я беззащитен и птицы склюют его заживо, тем более многие ждали всю дорогу этого, ведь все мои деньги лежали в кармане штанов, теперь они наверное где-то далеко и рассеятся как случайная пыль…

мир, он ведь в большинстве случаев, в основном, всего лишь хочет тебя обворовать. и я так думал долгое время, пока не осознал, что воровство тела – это только начало, затем идет порабощение тела, а затем полное уничтожение, ведь миру как змее важна смена оболочки, ему плевать что под ней, что под ней мои мысли и чувства или их отсутствие

мысли рассеются как случайная пыль, на миг осознавшая себя пылью, червячок продолжит движение по гастрономической цепочке, птицы улетят прочь, скорлупа пойдет в утиль, удобрение для роста деревьев, на которых совьются новые гнезда…

угловатая жестяная коробка продолжала вертеться и трястись в детских руках, внутри нее было какое-то сокровище, спрятанное от чужих глаз, только он – вОда – хозяин игры – ребенок мог приоткрыть крышку посмотреть или даже потрогать это пальцем, ведь это его собственность и он легко мог бы даже заиграть это до смерти. И тут кто-то случайно толкнул его, и он вдруг выронил свою драгоценную коробку, та покатилась, грохнула обо что-то несколько раз, он заплакал, я проснулся, мы прибывали в предутренние сумерки.

Маятник

Полезно наблюдать маятник, его свободное движение, оно же и демонстрация обусловленности. Его поведение: падения и взлеты, траектория из одной мертвой точки в другую, его остановки на мгновения в этих точках, смена знака, угасание силы и постепенное уменьшение пути, его полета, свободного в пределах исчезающего запаса энергии и зависимого от его учащающегося и ослабляющегося пульса.

Как похоже это на проявление жизни в человеке и его мире, все время ждущем руки, которая бы вновь толкнула маятник. Сердце (упрямо преодолевающее любые невыносимые нагрузки) или культура (возрождающаяся в разных местах в истории, будто пробуя еще один шанс в поисках неведомого открытия), или гармония мира, нарушающаяся и всякий раз неизъяснимым образом возрождающаяся и покрывающая ошибки его жителей.

Все это – волшебный маятник, что продолжает свое вроде бы предсказуемое, но невероятное движение.

Пропорции

Я смотрю на свои бесконечно длинные руки, на их простирающиеся за горизонт возможности, на белесую протяженность и непредсказуемые движения, они тянутся изо всех сил куда-то вперед и, перебирая кончиками пальцев, пытаются крутить неподъемный монолитный шар, они не просто играют – они ищут – слепо и чутко входя в тело трепещущего мира, они заставляют его чувствовать свое присутствие, свое бесстыдное внедрение в пространство, с одной лишь целью – найти воду. Найти источник жизни и движения – вот главное их счастье, ведь они давно живут сами и никто, кроме них самих не даст им утраченного, потерянного по глупости.

Они жаждут подрагивая, они хотят остаться в найденном блаженстве, не простираясь дальше, не думая, не чувствуя своей кожей испепеляющего жара и засухи, царящих на краю, выпивших всю воду, забравших то, что не принадлежит земным существам, а лишь собственному круговороту самолюбования.

Невидимым советом было решено отъять незаслуженное и сохранить в недостижимо-замкнутом мире, в небесных сосудах. Но как могли услышать они? У них нет ушей, есть лишь желание формы и теплоты.

Когда я смотрю в окно, то вижу волшебные зазеркальные каппеляры, снисходящие (в хтон) и восходящие (к аиру) дары, и мои бесконечные руки, возомнившие себя благодетелями, тянутся к ним, подспудно желая нарушить замкнутость и распрямить непостижимые изгибы распределения.

Остановитесь!

Вы оборвете стебель жизни и ее возобновления, из трубок выйдет вся жидкость, просто выльется на землю и потопит ее в безумных потоках, напоит до смерти все живое, чтобы после воцарилась бездушная прямая, слепая гладкая поверхность – конец всему… Вы ничего не смыслите в гармонии петли, изогнутой во всех плоскостях и закрученной в вертикальную спираль, лишь в ней заложена возможность продолжения того, что неминуемо пришло бы к концу и истощилось.

Приходят новые воды, на смену удушия, ничем пока не объятые и никем пока не благословленные и не проклятые, невиденные и безымянные – им и начинать все заново, пробуждая земляной калейдоскоп, спящий и видящий только сам себя в своей темноте. Время им пройти по всем этажам причудливо-витого замка, омыть лица камней и сделать песок темно-рыхлым как тесто на кухне: то-то будет пир – встреча и смесь веществ! Но и этого мало: растворяясь и даря неблагодарным безумцам радость присутствия, они уходят дальше вверх, не прощаясь и не испытывая жалости. Все рано или поздно возвращаются домой, а у кого нет дома – те все время путешествуют.

Руки притихли и сонно задвигались: может и правда не стоит?.. Просто когда-то им стало жаль нестерпимо сухого слепка, рассыпавшегося в кулаке, и ила на вечном дне, хотелось ощутить золото середины.

Но не отмщением обернулся зуд предчувствий, неприкаянные движения слепых рыщущих существ, потерявшихся в пространстве и отчаявшихся в поиске равновесия пришли к нужному месту. И пробудился там поток, распирая твердые породы, он начал движение на свет – начал свое мнимое возвращение. Когда он выбрался на теплую землю, стала ясна тайна: благо – и есть пропорция, пропорция – и есть благо. Рукам больше не пришлось беспокоиться, они могли, сложившись лодочкой, набрать из потока свою меру и напиться.

(3.09.2015)

Соломенные бычки

Соединения были непрочными, все держалось только на круговом ветре и взорах цапель, влюбленно парящих на верхнем крае форм. Иногда гневаясь на слишком короткие закаты, железных коней или нерадивость степных грибников, они пытались превращаться в упрямость молодых ослов или лабиринты для муравьев, а потом, когда вместе с огоньком недовольства исчезали и последние розоватые, а затем и темно-синие реки на западе, и все переливы сглаживала теплая темнота, наступало время, когда они паслись хороводом и перешептывались о чем-то непонятном полевым гостям.

То посеребренность лунных трав, вселяющих непрерывность в переоблачении будущего в настоящее, направляла их плавные спиралевидные движения к югу, то мягкость покрывал полусфер, радующих сердце каждой пробирающейся сквозь их объятия секунды, поворачивала их к западу, то протяжный бархатный гудок, всегда чуть позже полуночи, текущий виолончелью воспоминаний детства, того самого, когда каждый из них был величиною с поле и видел не только свое созвездие, но и дальнюю змейку речки, показывающуюся только в летние новолуниния, да и то не всякому глазу, очерчивал круг.

Так получалась петля, потом другая, огибавшая старое дерево на самом восточном краю, то самое, где было спрятано логово влюбленных цапель, и движение замыкалось бесконечной восьмеркой.

И вот где-то послышалось одно единственное, самое важное в тот момент слово из птичьего языка – и это был знак пастуху, выплыть из продольного как флейта пространства своих снов, как изумрудная ящерица выползает утром на камень, и вывести из ночи коров, несущих, как всегда, на своих спокойных спинах первые очертания, а тонким колокольцем прогоняющих последние видения.

Тогда они в великом смущении затихали, и чтобы скрыть свое обожание и бескорыстное самопожертвование, превращались в привычные для коровьих глаз стога.

Но почему перед летним солнцестоянием одна из коров телилась единорогом со светлыми глазами, и куда он той же ночью исчезал, не смотря на бдение пастухов и сторожей, не в силах никто понять до сих пор.

Вновь, повинуясь солнцу, зазвучала свирель полдня, а по реке медленно поплыл зной.

(28.06.04)

Крепость или На нашем дне

От автора:

Посвящается всем жителям Крепости[1 - ”Крепость” – коммунальная квартира, располагавшаяся когда-то в старом доме на Крепостном переулке в Ростове-на-Дону, для кого-то она была местом жительства, для кого-то – местом встреч и спонтанного праздника.] и ее постоянным гостям, коим был когда-то и я. Все герои – реальные, все места – тоже реальные, и события, между прочим, тоже – реальные, только немножко перепутанные, перемешанные в хронологии и слегка урезанные, чтобы можно было их уместить в нескучный рассказ.

Да, и некоторые имена зачем-то изменены.

I

Гром пробежал алюминиевой ложкой по дну пустой ночной кастрюли и не найдя там даже пары засохших макаронин превратился в досадное хлюпанье дождя за окном. Внутрь его никто не впускал пока не пришел йог, абсолютно мокрый и загадочный больше обычного. Гораздо проще было перечислить странные вещества и мысли, которые в нем не присутствовали, остальные же наглядно складывали мозаики в его голове и на его улыбающемся лице, однако от предложенного мной остатка портвейна он не отказался.