скачать книгу бесплатно
Слишком высокий Брент наклоняется, чтобы войти.
– Ты можешь сесть ко мне на колени, Милла, – предлагает он. – Давай сюда сумку со сноубордом.
– У тебя на коленях может разместиться Дейл, – говорю я. – А я сяду здесь.
В результате Хизер оказывается на коленях у Дейла, рядом с ними сидит Кертис. Мы с Брентом устраиваемся напротив, в проход свалены сумки. И не только в проход, а везде вокруг нас. Дейл выглядит странно без своих дредов. У него нордический типаж, и он всегда напоминал мне викинга. А теперь он скорее выглядит как ведущий какой-нибудь телевикторины.
Мы быстро несемся над плато. Внизу пустота. Я забыла о том, какие тут гигантские пространства. Летом здесь много туристов и на склонах можно увидеть множество поднимающихся вверх пешеходных троп. Они идут зигзагами. Наверное, летом здесь очень красиво – множество альпийских цветов. Но сегодня можно увидеть только клочки бурой травы и крутые каменистые склоны. Нет никаких признаков жизни, даже птиц нет. Земля кажется голой.
Мертвой.
Нет. Спящей. Ждущей.
Словно там, наверху, есть что-то еще. Я сглатываю и пытаюсь отделаться от этих мыслей.
Колено Кертиса ударяется о мое, когда мы проезжаем одну из опор канатной дороги. Он кажется мне необычно тихим, но я его понимаю. Если уж мне тяжело, то ему должно быть во сто крат тяжелее.
В приглашении не было про это ни слова, но очевидно, что мы здесь именно поэтому. За день до того, как пришло письмо от Кертиса, в новостях сообщили:
«Британская сноубордистка, пропавшая без вести десять лет назад, заочно признана умершей после судебного разбирательства».
Остальные тоже, наверное, не горели желанием сюда приезжать, но как мы могли отказаться? Вполне естественно, что Кертис хотел ее помянуть.
Теперь под нами уже снег, он отливает лиловым цветом в сумерках. Высоко над нами маячат скалы, благодаря которым деревня Ле-Роше и курорт получили свое название[3 - Rocher – скала, скальная порода, валун (фр.). – Прим. пер.]. На самом верху находится «Панорама», которая отсюда кажется мрачным и приземистым строением.
– Как тебе это удалось, Милла? – спрашивает Брент.
– Что мне удалось? – уточняю я.
– Получить ВИП-пропуск на ледник. Договориться о включении подъемника и так далее. Просто шикарно!
Я смотрю на него широко раскрытыми глазами.
– Ты о чем?
– Сейчас же не сезон. Все закрыто. Это, должно быть, обошлось тебе в кругленькую сумму.
– Почему ты думаешь, что все это организовала я? Это Кертис.
– Не понял, – говорит Кертис и странно смотрит на меня.
Что за игру они затеяли? Мы достаем наши телефоны. В последний раз, когда я поднималась сюда с телефоном, я разбила экран во время первого заезда, и еще на бедре у меня остался синяк в форме прямоугольника – как раз по размеру телефона. После того раза я перестала брать его с собой наверх.
Я показываю им письмо, которое получила, а Брент показывает мне письмо, которое получил он. Текст приглашения такой же, как пришел мне, только оно подписано «М», и еще там P. S.: «Потеряла телефон. Пиши на почту».
– А вот что пришло мне, – говорит Кертис и показывает приглашение – точно такое же, как получил Брент.
Я никогда не понимала Кертиса. Он решил так пошутить?
Кабинку трясет, когда мы проезжаем еще один столб, и у меня закладывает уши. Здесь уже настоящая крутизна. Мы только что начали долгий-долгий подъем на ледник.
Я поворачиваюсь к Дейлу и Хизер.
– Что говорится в вашем приглашении? – спрашиваю я.
Дейл мнется.
– То же, что и в ваших, – отвечает Хизер.
– От кого оно – от М или К? – спрашивает Брент.
– М-м-м, от М, – Хизер бросает взгляд на меня.
Почему у меня возникает чувство, что она врет?
– Можно мне его посмотреть? – спрашиваю я.
– Прости. Я его стерла, – говорит Хизер. – Но оно было точно таким же, как у них.
Глава 2
Я не знаю, что ожидать на вершине. Музыки? Свечей? Официантов с подносами, на которых стоят бокалы шампанского?
Ничего такого нет. Причальная платформа тускло освещена и пустынна, будка оператора подъемника пуста. Мы вытаскиваем наши сумки из кабинки. Когда движение подъемника останавливается, воет сирена. Вероятно, им сейчас управляют только снизу, экономят расходы на персонал. У нас над головами висит камера видеонаблюдения. Вероятно, сотрудники увидели, что мы успешно прибыли на причальную платформу. Но после странной истории с приглашением мне как-то не по себе. Судя по тому, как Хизер нахмурила лоб, ей тоже.
На меня смотрит Брент.
– Пока оставим вещи здесь?
– Меня не спрашивай, – отвечаю я.
Он ставит свои сумки на платформу. Я сомневаюсь, но потом бросаю и свои. Маловероятно, что их тут кто-то украдет.
Ступени металлические, фактически это металлическая решетка, они предназначены для покрытой снегом обуви. Я тяжело дышу к тому времени, как добираюсь до верха. Воздух здесь разреженный. Я толкаю открывающуюся в обе стороны дверь, которая ведет в «Панораму», и вдыхаю затхлый запах дыма, такой, какой бывает после того, как топили дровами. Но топили здесь давно. На мгновение я закрываю глаза. Этим запахом я дышала все зимы, и он больше всего ассоциируется у меня с тем периодом моей жизни.
Кертис нажимает на выключатель, и в обшитом деревянными панелями коридоре включается свет. Обычно тут идет нескончаемый поток лыжников и сноубордистов. Они проходят мимо шкафчиков, а потом выходят на ледник. Но сегодня вечером здесь неестественно тихо.
Кертис прикладывает ко рту сложенные рупором руки и кричит:
– Есть тут кто-нибудь?
Брент снова смотрит на меня; Дейл тоже смотрит. Я опять думаю про приглашения. Мог ли это организовать один из них? Нет, навряд ли. Как Брент правильно заметил, сейчас не сезон, курорт закрыт. В это время года провести выходные здесь может стоить несколько тысяч евро. Я слежу за Кертисом в соцсетях и знаю, что дела у него идут хорошо. Это должен был организовать он. Но зачем такая таинственность? А другие в курсе, или он каким-то образом заставил их поверить, будто это я их пригласила?
– Здесь должен кто-то быть, – говорит Кертис. – Давайте осмотримся.
Мы все бросаемся в разные стороны, словно дети, оказавшиеся к тематическом парке. Этот дом напоминает лабиринт. Это единственное здание на много миль вокруг. Оно представляет собой большое многофункциональное строение, в котором находится горноспасательная служба, диспетчерская и все остальное, что только может потребоваться посетителям и персоналу. Я знаю, где находятся ресторан и туалеты, вот, пожалуй, и все. Ах да, я еще один раз здесь ночевала – здесь есть крошечные комнатки для желающих. Самый высоко расположенный молодежный хостел во Франции!
Я бегу по коридорам и по пути везде включаю свет. Кругом масса закрытых дверей. Некоторые заперты, другие нет. Вот эта открывается. Боже, похоже, что именно в этой комнатке я и ночевала в тот единственный раз. Пахнет влагой и плесенью, и от этого запаха накатывают воспоминания. Брент подо мной на матрасе, его большие руки держат мои бедра. Я смотрю на единственную узкую кровать. Затем я выхожу и плотно закрываю дверь за собой.
За следующей дверью находится бельевая – грубые белые полотенца и видавшие виды простыни сложены стопками на полках из сосны и пахнут дешевым моющим средством. Я чувствую, что откуда-то доносится запах еды, и нахожу кухню. На огромной плите стоят две кастрюли. Я поднимаю крышки. В одной из них жаркое, в другой картофельное пюре. Все еще теплые. Это наш ужин? Но где тогда обслуживающий персонал?
Я вижу туалет, осторожно толкаю дверь, но там пусто и темно. Сразу за кухней находится погруженный во тьму ресторан, там запах древесного дыма настолько силен, что я кашляю, несмотря на то что камин не горит. В прошлом я провела здесь много часов, согревая пальцы о чашки кофе и пережидая снежные бури. Но сейчас все столы пусты, и я поворачиваю в еще один коридор. Остальные, вероятно, поднялись на этаж выше, потому что я больше их не слышу.
Еще какие-то складские помещения, еще запертые двери. Все лампочки с таймерами, и время от времени свет выключается раньше, чем я успеваю нажать на следующий выключатель. Тогда я остаюсь в полной темноте, и мне приходится пробираться вперед на ощупь. Я шарю по стене в поисках выключателя. От тишины становится не по себе. Если бы кто-то выскочил из-за какой-нибудь двери у меня за спиной, то у меня вполне мог бы случиться сердечный приступ.
Наконец что-то знакомое: главный выход на ледник. Я спешу к нему. Там никого не может быть в такое позднее время, и дверь, вероятно, заперта, но если все-таки не заперта, я хочу вдохнуть ледяной воздух. Как давно я его не вдыхала!
Дверь не заперта. Я чуть-чуть приоткрываю ее, и тут в здание с воем врывается ветер. Это высокий и неослабевающий звук. Он как-то странно похож на вой, какой мог бы издать человек. Я захлопываю дверь и стою около, тяжело дыша. Я знала, что столкнусь с этой проблемой, если вернусь сюда. Слишком много дверей, которые для меня было бы лучше не открывать.
«Возьми себя в руки, Милла!»
Хорошо. Я смогу. Мне надо выпить, пара стаканчиков – и со мной все будет в порядке.
Наверху есть банкетный зал, там проходят свадьбы и другие мероприятия. Такому маленькому курорту, как этот, полезно иметь такое помещение, оно приносит ему хороший доход, в особенности вне сезона. Я видела этот банкетный зал только на фотографиях, но, вероятно, сейчас все собрались в нем, потому что все остальные места внизу я проверила.
Вот лестница. Наверху находится тяжелая дверь, запасной выход на случай пожара. Воздух с другой стороны этой двери кажется еще холоднее. Легкий запах. Знакомый. Что это? Может, духи Хизер.
Голоса доносятся из-за двери справа.
«Стоп! – читаю я на плакате. – Игра началась. Телефоны следует оставить в корзине».
Я выдыхаю. Игра. Может, какая-то викторина? Нам будут задавать вопросы о сноубординге или о том, что мы помним друг о друге. Чтобы мы начали говорить о прошлом. А это как раз в стиле Кертиса – таким образом сказать нам, что делать, и чтобы ничего не отвлекало нас от того, что он задумал. Я опускаю телефон в корзину. Только…
Плакат снова привлекает мое внимание. «Игра началась». Один раз я сказала эту фразу ей… Нет, это распространенное выражение. Это ничего не значит. Я кладу телефон поверх других четырех, которые уже лежат в корзине, и захожу.
Банкетный зал словно нависает над горой. Пол покрыт белым ковром с густым ворсом, так похожий на снег снаружи, мебель в белых и серебристых тонах, несомненно, нерационально дорогая. Мягкие кресла обиты сатином, стеклянные столы на хромированных ножках. Эти роскошь и богатство резко контрастируют с грубой мебелью внизу. Здесь даже пахнет по-другому. Запах дыма исчез, вместо него пахнет свежей краской.
Вся задняя стена представляет собой одно огромное окно, белые бархатные занавески отдернуты в стороны и перевязаны шнуром. В дневное время отсюда, вероятно, открывается потрясающий вид, но сейчас за окном кромешная тьма. Ни одного огонька нигде. Как-то это жутко и внушает суеверный страх при нынешнем положении вещей, но если не думать обо всем этом, то банкетный зал – красивое место для празднования свадьбы.
Если вы можете забыть про то, сколько жизней забрал этот ледник.
И сколько тел он еще не отдал.
«Не думай об этом!»
Здесь так холодно, что у меня изо рта идет пар. И влажно. Вероятно, этим помещением не пользовались много месяцев. Все остальные уже что-то пьют. На серебряном подносе одиноко стоит одна бутылочка Kronenbourg 1664. Стекло кажется ледяным, когда я беру ее в руку. Раньше я любила эти маленькие бутылочки французского пива, сладковатого и пенистого. Но я не пила его с тех пор, как в последний раз была здесь.
Нас все еще пятеро. Персонал, наверное, где-то в коридоре. Кертис то и дело посматривает на дверь. Что он задумал?
Хизер сжимает рукой мое предплечье. На ногтях – французский маникюр.
– И как тебе эта игра?
– Какая игра?
Она ведет меня по ковру к высокому деревянному ящику, который стоит на низком столике. Рядом лежат ручки, конверты кремового цвета из хорошей бумаги и карточки. И еще ламинированный лист бумаги, на котором написан текст. Предлагаемая нам игра называется «Ледокол». Таким шрифтом обычно пишут чинопоследование[4 - Чинопоследование – порядок молитв, песнопений и действий, совокупность которых составляет определенное богослужение. В англиканской церкви такие листки, о которых говорится в тексте, могут раздавать прощающимся, которые пришли на поминальную службу, а также гостям на свадьбе. – Прим. пер.] на похоронах.
«И на свадьбах», – быстро напоминаю я себе. И вообще нам, наверное, таким образом хотят помочь снять напряжение и расслабиться. Хотя бы расколоть лед, если не растопить.
«Напишите какой-нибудь секрет о себе, о котором не знает никто другой. Положите карточку в конверт и опустите в ящик. Потом достаньте конверты, один за другим, и догадайтесь, кто что написал».
Я снова бросаю взгляд на Кертиса. Мне кажется забавным то, что он приложил такие усилия, ведь мы были бы счастливы просто напиться. Он широкими шагами идет к окну мимо меня. Стекло запотело, он вытирает его рукой и выглядывает наружу. Плавность его движений всегда напоминала мне движения мужчин-гимнастов, и она не изменилась до сих пор. Он и сейчас двигается с той же потрясающей грациозностью.
Мне нужно побольше выпить, чтобы осмелиться подойти к нему, поэтому я иду к Бренту. Я удивлена, увидев у него в руке бутылку пива. Он никогда раньше не пил.
– Ты все еще катаешься на сноуборде? – спрашиваю я.
– Раз в год, – говорит он. – Больше не могу себе позволить. Хотя до сих пор много катаюсь на скейтборде.
– Я это вижу по твоим ботинкам.
Его ботинки от DС так сильно поношены, что в одном месте у носка проглядывает палец. Раньше DС Shoes[5 - DС Shoes – американская компания, специализирующаяся на производстве обуви для спорта, в частности сноубординга и скейтбординга. – Прим. пер.] была одним из его спонсоров, но предполагаю, что эту пару ему пришлось покупать самому. Мне кажется трогательной его верность бренду, но это типично для Брента.
В ту зиму ему было двадцать один, он был очень худым, и энергия била из него фонтаном, как из подростка. Теперь он немного поправился. Из-за мешковатой одежды трудно точно определить, в какой он форме, но мне кажется, что в очень хорошей. И все еще носит спущенные до середины задницы джинсы.
Он смуглый благодаря отцу-индусу, и его внешность позволила ему начать успешную модельную карьеру – до того, как он увлекся сноубордингом. Я слежу за его успехами в Интернете, но из его Instagram мало что можно узнать. Мне хочется спросить, встречается ли он с кем-то, даже хочется спросить, есть ли у него дети, но он может не то подумать. А я просто хочу знать, счастлив ли он.
– Значит, на самом деле ты не приглашала меня сюда? – спрашивает Брент.
– Нет, – качаю головой я. – Я же уже говорила.
Кертис встречается со мной взглядом. Он все еще стоит у противоположной стены и выглядит… обеспокоенным? Вероятно, размышляет, где же обслуживающий персонал.
– Ты все еще катаешься? – спрашивает Брент, явно прилагая усилие, чтобы сменить тему на более безопасную.
– Нет, не катаюсь с тех пор, как уехала отсюда, – говорю я ему.
– Серьезно? Ни разу не каталась?
– Я много работаю.
Я вижу, как он удивлен. Тогда, десять лет назад, я могла думать только о сноубординге, и считала, что буду заниматься им до старости.
По правде говоря, катание приводит меня в ужас. Я боюсь того, в кого я превращаюсь, и боюсь, что могу разрушить жизни других людей. Как только я застегиваю крепления на сноуборде, ничто больше не играет роли.
Брент не знает, что я сделала. То есть он знает не все. Никто из них не знает.
И я намерена сделать так, чтобы они и дальше не знали.
Глава 3
Хизер хлопает в ладоши.
– Пора сыграть в «Ледокол», – объявляет она.
– Я голоден, как волк, – говорит Брент.
– И я тоже, – поддерживаю его я. – Я нашла в кухне жаркое.
