скачать книгу бесплатно
– Не вопрос, только надо будет в ПКТИТП ехать, там ребята есть, нарисуют.
– Езжайте, постарайтесь побыстрее, как закончите, чертежи передайте в конструкторское бюро инструментального цеха завода.
По приезде на работу я вручил Сафронову чертёж и схему штамповки, Володя обложился справочниками – всё ж таки мы листовики, а не горячештамповщики, спроектировал под предлагаемую технологию трёхручьевой штамп, отвёз чертежи на завод, сдал в бюро, где ему выдали расписку.
А я продолжал заниматься изучением творчества представителей группы писателей возвращённой литературы. Дня за два до конца нашей экспедиции Костенко снова подозвал меня, я подошёл к столу, он озадаченно изучал два каких-то машинописных документа, заглядывая в них по очереди.
– Садись.
Закончив изучение документов, Костенко сказал:
– Бригада, которая занималась проверкой вашего отчёта, предоставила свой, удивительно, они расходятся только на семь позиций, но это на таком объёме цифра незначимая. Не откроете секрет, как вам за два дня удалось сделать одному то, над чем семеро двадцать дней работали?
Я решил не делать ему подарка – и не стал рассказывать про чудесного старика, который знает всё заводское штамповое хозяйство как отче наш, и, состроив умную гримасу, ответил:
– Да какие секреты, многомерный дисперсионный и ковариационный анализ.
Костенко, скорчив физиономию ещё умнее, ответил:
– Аааа, ну да, конечно. Ну что ж, поработали вы хорошо, можете возвращаться к своим обязанностям по основному месту службы.
Возвращаясь в подвал в Брюсовом переулке, я размышлял, нашла этого классного старика комиссия, созданная Костенко, или нет, и понял, какой же я в всё-таки дятел. Наверняка нашли, всё разузнали и договорились свалить по-тихому в эдакий незапланированный отпуск, что и я мог бы предпринять, если б был чуток поумнее. Но что уж тут поделаешь – всё получилось, как есть, как написал Митяев, в своей чудесной песне «Август».
Потянулись серые денёчки – никакие, ездил в командировки, сидел, читал всё новоизданное, вспомнил, что Рыжов просил попытаться написать методичку для определения размера материального конструкторов и технологов, сел, написал текст и отнёс главному экономисту института. Экономиста звали, если не изменяет память, Светлана. Она, прочитав мой труд, попросила его немного упростить, поскольку там фигурировала какая-то простенькая формулка – мол, девочкам-расчётчицам будет сложно использовать её при начислении премии. Я построил график, которым несколько лет пользовалась бухгалтерия в своих расчётах, все ругали эту систему, но пользовались, поскольку ничего другого никто придумать не смог. Я даже почувствовал себя изрядным экономистом и слегка подраздулся, но ненадолго. Копаясь на своём столе, случайно обратил внимание на методичку РОСНИИТМа, которую я прочитал месяца три-четыре назад, открыл её и обнаружил все формулы, которые я уже считал своими – а как же, я же их сам переписал в свою инструкцию. Выходит, что я только представил графическую интерпретацию формулы РОСНИИТМа и изложил их текст своими словами. Я тут же сдулся и тихо отполз от притязаний на авторство метода в переписанной мною методичке.
В начале декабря со мной произошла не самая приятная история – мы с Генкой Полушкиным пошли в Доброслободские бани. Нет, она неприятная не оттого, что мы пошли именно с Генкой, это-то было как раз нам обоим приятно – давно не виделись. После защиты диссертации Геныча как-то на кафедре никак не двинули, и примерно в то же время, когда я ушёл в ПКТИТП, Гена ушёл старшим научным сотрудником в лабораторию диффузионной сварки Московского мясомолочного института (МТИММ). Виделись мы редко, соскучились, решили пойти попариться, заодно и потрепаться. Выпивку не брали, решили попить пивка после бани.
В зоне отдыха, как и в подавляющем большинстве московских бань, установлены кабинки, каждая на шесть посадочных мест. В этой кабинке посетители раздеваются, оставляют личные вещи, когда идут в парную или мыться, там же они и отдыхают. Состав людей, сидящих в кабинках, меняется, кто-то любит попариться, посидеть подольше, кто-то приходит просто помыться, не засиживается.
Мы с Генкой, напарившись, помывшись, спустились вниз, подошли к гардеробу. Генка протянул свой номерок, я стал искать свой, но не нашёл его в нагрудном кармане пиджака, куда я его всегда кладу во всех заведениях, где приходится снимать верхнюю одежду. Не найдя его и в сумке, я обратился к гардеробщику, пожилому мужчине:
– Слушай, отец, похоже, я номерок посеял.
– А во что ты одет был?
– Пальто серое ратиновое, шапка беличья коричневая.
– А в карманах, деньги, документы?
– Да нет, перчатки только кожаные чёрные и платок носовой.
– Ну пройдись, посмотри. Найдёшь, отложим в сторону, а нет, пойдёшь к директору, заявление напишешь. Или чего там директор скажет.
Перекопав весьма тщательно всё висевшее на крючках, я свою пальтушку не обнаружил.
– Нет моего пальтеца.
– Нет, значит, спёрли, иди к директору.
Поднялись с Генкой вдвоём к директору.
– Здравствуйте, похоже, у меня одежонку украли в вашем заведении.
– Украли – это плохо. Как украли?
– Судя по всему, сначала стащили номерок, потом с ним в гардероб, и поминай как звали.
Директор посмотрел на меня, я был в чёрном кожаном пиджаке – Володька Павлов притащил, ещё до начала кооперативного движения. Где-то их шили в какой-то левой артели и из-под полы торговали, за вполне доступные деньги. Видно, глядя на пиджак, директор составил мнение о том, как я был одет.
– А я знаю, как вы были одеты. Дублёночка болгарская, не новая, года три уже носите, шапочка ондатровая, шарфик мохеровый.
– Не, на мне пальто было серое, ратиновое, югославское, шапка беличья, а шарфик мохеровый, это точно. Денег, документов не было.
– С деньгами в парную ходите?
– А чего, так надёжнее.
Деньги, да какие там деньги, так мелочишку и документы я всегда прятал под двойное дно чёрной кожаной сумки, с которой я ходил в баню и на спорт. Чего бы мне туда и номерок от гардероба не притырить?
– Ну располагайтесь, придётся подождать, сейчас милицию вызовем. А вы сходите пока вниз, ещё покопайтесь, вдруг не заметили.
Я спустился вниз и за разговорами с гардеробщиком переворошил всю его гардеробную – моё пальто отсутствовало.
Милиция приехала часа через полтора – служитель законности, явно замученный всеми этими происшествиями, по-свойски поздоровался с директором, потом расспросил меня с Генкой, заполнил какие-то бумаги, дал мне расписаться и задал вопрос:
– Вы, конечно, в суд будете на баню подавать на возмещение убытка?
Я, признаться, об этом ещё даже не подумал, но ответил:
– Конечно.
– Вам тогда нужно обращаться в суд по Бауманскому району, там скажут, какие документы ещё потребуется. А я вам справочку о краже сразу дам.
Заполнив какой-то бланк с печатью, милиционер вручил её мне и стал основательно размещаться за столом, директор бани загремел посудой. Поняв, что все процедуры закончены и дальнейшее наше пребывание становится обременительным, директор с милиционером явно собрались пить водку, мы с Генкой, сглотнув слюну, пошкандыбали вниз. Нам повезло, ещё работал буфет, мы выпили по кружке пива, после чего Генка пошёл ловить такси – это был единственный шанс до меня добраться после бани домой, не простудившись. Я дожидался, притулившись на лавочке рядом с гардеробом.
Дома Людмила, открыв мне дверь, вглядывалась, не понимая, что её удивляет во мне, не дождавшись, я подсказал:
– Да, я без пальто, шапки и шарфа.
– А почему?
– Мелочи не было, дал на чай гардеробщику. Очень у него глаза грустные были.
На следующий день, натянув своё старое пальтецо и кроличью шапку, я рванул с утра в Бауманский районный суд, писать заявление на баню, за то, что они не уберегли моё имущество, пока я эпикурействовал в парной.
Девушка в окошечке суда, куда надо было сдавать документы, растолковала мне, что я должен обратиться в товароведческую экспертизу, где мне расскажут, сколько стоило похищенное, что я сделал.
Экспертиза эта располагалась где-то в центре, кажется, где-то на Кропоткинской. Очереди не было, в нужном мне кабинете крупная, дорого одетая женщина с властным острым взглядом, увидев мою робкую физиономию, строго произнесла:
– Что у вас?
– Мне для суда нужна оценка украденного.
– Давайте, что там вам милиция понаписала.
Глянув мельком на протянутую мной бумазею, дама сказала:
– Опишите пальто.
– Такое серое, ратиновое, однобортное, в позапрошлом году в Петровском пассаже брал. Югославское.
– Рукав вшивной?
– Да.
– Сто шестьдесят четыре рубля по прейскуранту. Шапка какая? Мех, размер?
– Беличья, шестидесятый.
– Сорок рублей. Шарф?
– Мужской мохеровый, синий с зелёным, импортный.
– И вот так, местами, красная нитка?
– Да.
– Англия, двенадцать рублей. Приезжайте в пятницу.
Получив справку о стоимости похищенного с учётом износа, я в тот же день сдал её в суд вместе с прочими бумагами.
Суд прошёл как-то не пафосно. Секретарь суда открыла дверь в комнату без номера, располагающуюся рядом с залом, в котором должно было произойти судебное заседание, и, увидев меня, стоящего у двери в тот самый зал, спросила:
– Вы на тринадцать часов по поводу кражи?
– Да.
– Заходите.
Я шагнул в дверь, вслед за мной юркнул какой-то мужичок, слонявшийся невдалеке. В продолговатой комнате стоял большой двухтумбовый стол, за которым сидела сухощавая женщина лет пятидесяти, как я догадался – судья, разглядывающая бумаги, которые я приволок в суд пару недель назад. Напротив неё расположилась секретарь. Повернув голову в нашу сторону, судья сказала:
– Присаживайтесь.
Мы расположились на стульях, вдоль противоположной от судьи стены. Глядя на меня, судья спросила:
– Вы Рейн Алек Владимирович?
– Да.
– А вы представитель банно-прачечного треста?
– Да, – произнёс мужичок.
Немного ещё покопавшись в бумагах, судья произнесла:
– У истца или ответчика есть какие-то дополнения по делу, может быть, вновь открывшиеся обстоятельства, заявления, доказательства.
Мы с банным представителем в один голос сказали:
– Нет.
Судья произнесла:
– Я удовлетворяю иск. – И глядя на банного представителя, добавила: – У вас будут возражения?
Мужичок поднялся, как-то смущённо пожал плечами и произнёс:
– Да нет, до свиданья, – после чего повернулся и так же, как-то боком, как вошёл, прошмыгнул в дверь.
Получив через неделю решение суда, я, по неведению, отвёз его в баню, но уже знакомый мне директор перепасовал меня вместе с решением в банно-прачечный трест.
В тресте мне не обрадовались, в бухгалтерии стали гонять меня из кабинета в кабинет, явно полагая, что мне надоест эта ходьба и я тихо запла?чу, и уползу, растирая слёзы обиды грязными ручонками по щекам. Пришлось зайти в кабинет директора, поматерившись друг на друга, мы быстро нашли общий язык, после чего я проследовал в кассу.
Начальник отдела перестал от меня шарахаться, видно, решил, что всё обойдётся, и обратился с просьбой:
– Алек Владимирович, помогите технологам, у них очень сложные детали – не могут просчитать развёртки, всё равно сидите без дела, вы всё же в моём отделе числитесь.
Пропустив его укол относительно моего ничегонеделания, я ответил:
– Конечно, помогу, пусть подходят.
Сели мы с технологом, женщиной лет сорока, разбираться с её сложными деталями. Ничего особенно сложного в них не было – косоугольные, неравнобокие короба. Изготавливать их нужно было обычной гибкой из заготовки довольно сложной формы. Проблема женщины-технолога была в том, что она плохо знала азы начертательной геометрии, являющейся, как известно, основой машиностроительного черчения. Мы с ней дня за три вспомнили основы этой дисциплины, и к концу недели она уже разобралась, как ей рассчитывать заготовки для штамповки этих коробов.
За всеми этими хлопотами подступил декабрь, и тут выяснилось, что отдел безнадёжно заваливает план. Спасать оный в отдел примчался Рыжов, собрал в одну комнату начальника, зав. секторов, парторга отдела, зачем-то притащили и меня. В результате часового ора выяснилось, что пути по спасению плана нет ни у кого. Тут Рыжов обратил внимание на меня, мирно дремавшего в уголке:
– А ты чего такой спокойный сидишь?
– А каким боком меня это касается? Я, что ли, виноват?
– Сейчас не время разбираться, кто виноват, кто не виноват. Надо план спасать. Ты всё же в институте работаешь.
– Собираться кучей и орать – это не спасать, это базар пустой. Вы час уже вместе кричите, а в чём суть засады, мне вот лично непонятно. Конкретно, почему план не будет выполнен?
В разговор вступил Акимов:
– Не успеваем для Сызраньсельмаша спроектировать группу штампов. Я с заводом пытался договориться, но они отказываются актировку подписывать без чертежей.
– И в чём проблема? Найти фирму, договориться, чтобы по договору нам штампы спроектировали.
