скачать книгу бесплатно
– Как, по-твоему, на что похожа первая любовь?
Я набрал в лёгкие воздуху, но ответить не успел. Костик встал, закрутил кран, сел на место, прикурил, сладко затянулся, задумчиво выпустил дым и, не дожидаясь ответа, сказал:
– Смотри. Видишь? Да Винчи, – на кафеле явственно проступил орлиный профиль ученого.
– Да. Да Винчи. Точно, – употребляемая между строк чача с профессиональной лёгкостью экскурсовода Третьяковской галереи объяснила, где именно надо искать абрис графического автопортрета великого художника.
Слово, словно слоёная слогами слюда. Его вставляют в глаза и смотрят на мир в розовом цвете. Камешек жёлтый, камешек зелёный. Из какой бутылки принесло этого нелепого джина, мастера трансформаций и перевоплощений, красивого одноногого юношу, и откуда взялась сама бутылка, я не знал, но я точно знал, что он приручил своего демона (о чём свидетельствовало отсутствие одной ноги), и мне хорошо было известно, что…
…в двух шагах от пляжа прибрежный лес нехотя позволял прятаться наглой, но пугливой сойке в шепоте своей листвы. Неспелый приморский ветер оставил едва различимый, словно вилами по воде, след в моей душе и навсегда поселился в твоих карих глазах. Горизонт – я его не видел, но отчётливо слышал – навалился нарисованной темнотой на картонную действительность, и в руки твои попросилась ночь. Цикады и звёзды то и дело подтрунивали друг над другом.
– Почему ты её застёгиваешь?
Моя рубашка постоянно расстёгивалась у неё на груди.
– Не знаю, – я действительно не знал, зачем я это делаю. – Лена.
– Что?
– Лена.
– Ну что?
– Мне просто нравится произносить твоё имя.
Загудел, отходящий от причала, последний прогулочный катер. Маленький, почти бумажный кораблик. На нём навсегда уходили в море к звёздам чьи-то радости и печали, страхи и надежды, желания и разочарования – всё то, что, наполняя существование дыханием жизни, мешает жить. Со мной осталась лишь истина. Но я, словно во сне, никак не мог разглядеть её лица. Какая она?
– Значит так. Берёшь большую спелую дыню. Разрезаешь её пополам. Затем наливаешь себе стакан водки, – его передёрнуло. В этот момент он познал истину – до него дошло истинное значение слова «вздрогнем», – выпиваешь его и погружаешь своё лицо в дыню. Прямо в середину.
– И что?
– Ну, ты же хотел знать, на что похожа первая любовь?
– Нет, – не согласился со мной Костя, – я вчера влюбился, но мне совершенно не хочется дыни, – он взял стакан и, сказав: – а вот выпью я с удовольствием, – выпил.
Кристина.
Пришёл Алик, с гастрономической тоской в голосе жадно посмотрел на стол, произнёс: «О! Дыня!» и выпил чачи. Потом закурил и принялся изливать нам свою, заляпанную портвейном, душу.
Фитобар. Стоя у стойки, он стойким оловянным солдатиком внимал наставлениям настоятеля. Закурил.
На стенах домов разрисованных радугой улиц висела весна. Он не заметил, как в это царство фитотерапии, сдобренное лёгкой музыкой, вошла она. Подошла к стойке, заказала какую-то хрень из апельсино-ананасно-грейпфруто-банано-вишнёво-яблочного сока и отошла к свободному столику. Оказывается, здесь и такое подают. Для полного счастья в этом коктейле не хватает томатного сока и пары чайных ложечек майонеза. Впрочем, каждый сходит с ума по-своему. По своему личному, сугубо индивидуальному рецепту. Вот, скажем, мне пришла же в голову мысль: закурить в этой кузнице здоровья, в этой житнице счастья и хорошего настроения, от чего у моего, непонятно откуда взявшегося, собеседника появилась причина для новой порции нравоучений, которой он без колебаний воспользовался.
От скуки я стал глазеть по сторонам и увидел… Высокий каблук, стройные ноги, короткая юбка. Поднимая глаза всё выше и боясь разочарования, понял, что в мире есть и приятные моменты. Этот был одним из них. На меня смотрела обладательница красивого, с лёгким оттенком ядовитости, присущим всем умным женщинам, лица. Длинные волосы подстать цвету её глаз – то ли чёрного, то ли тёмно-коричневого цвета. И вообще, девочка была, что надо. Только слегка подводила грудь, вернее, полное отсутствие таковой. Но зато в остальном наблюдался полный порядок.
Изучив меня, она отвела свой взгляд в сторону, чего я сделать не смог, да и не пытался.
Девочка и Весна.
Стояла ранняя весна. Чирикали воробьи. Пели коты и птицы. За моим окном был слышен французский гомон неугомонных голубей. На чьём-то неогороженном огороде нежился под ласковым весенним солнцем рыжий соседский пёс. Короче говоря, идиллия, лубок и прочая хохлома.
Как и подобает, в такую погоду на улице резвилось много детей. Некоторые играли с мячом, некоторые забавлялись со скакалкой, а одна милая маленькая девочка, вооружившись мелом, что-то старательно выводила на асфальте. Это что-то, судя по всему, было очень большое и достаточно масштабное, потому что девочка чертила длинные (больше метра) белые линии и асфальт терпел. Эх. Да что лукавить-то? Асфальту было приятно прикосновение детских рук.
Выкурив две сигареты и поняв, что дело, хоть и движется, но отнюдь не семимильными шагами, я решил, что будет лучше вздремнуть. Что мне снилось, не помню, но, проснувшись через два часа, я вышел на балкон для того, чтобы размять свои лёгкие табачным дымом. Затянувшись, посмотрел вниз. С высоты птичьего полёта взору моему открылась следующая картинка: на асфальте огромными белыми буквами, толстыми и тщательно заштрихованными было написано два английских слова: «Fuck off». И это всё.
Возможно, именно такой, не по годам эрудированной, маленькой симпатичной девочкой была обладательница стройных ног и чудесного коктейля, включающего в себя двадцать три наименования фруктового сока. Ей, судя по всему, надоел мой настырный и настойчивый взгляд, а может быть, просто понравился владелец этого взгляда. Не знаю. Но она встала из-за стола и прямиком направилась ко мне. Хороша. Ничего не скажешь. Даже очень. Наверное, она знала, что, если ею не восхищаются, то, по крайней мере, изучают. Это уж точно. Шла она, как модель по подиуму – дефиле среди столов с пустыми стаканами (нехватка рабочих рук или неоправданная экономия хозяина этого фито-заведения). Даже мой персональный лектор, так увлечённо рассказывающий о вреде всего вообще и табакокурения в частности, прервал на полуслове свой монолог и с открытым ртом наблюдал за её походкой. Подойдя, она произнесла:
– Меня зовут Кристина. Я люблю лето, диско, море, шумные компании и «Amaretto», – вот так и никак иначе мы привыкли представляться незнакомым людям.
– А. Бабоукладчик.
– Что? – её брови удивлённо взметнулись вверх.
– Да нет. Ничего. Меня зовут Олег. Я не люблю всё Вами перечисленное, но это не помешает попытаться нам найти общий язык.
– Где?
– Что где?
– Где мы будем пытаться его найти? У тебя или у меня? – более короткого перехода на «ты» мне наблюдать не приходилось.
– У меня дома мама, – солгал я, надеясь на то, что она пригласит меня к себе. Захотелось посмотреть, как и где живёт столь бескомплексный человек.
– А! Маменькин сынок?
Вообще-то это глупость, кажущаяся верхом крутизны для какого-нибудь пятиклассника, а, может, и того моложе, но я постарался пропустить эту ошибку мимо ушей.
– А, как насчёт того, чтобы поехать к тебе? Возьмём «Amaretto», пару дисков с диско-музыкой, наберём в канистру морской воды и станем шуметь до седьмого пота, чтобы было похоже на летнюю жару.
– А ты весельчак, – похоже, с «маменькиным сынком» она просто погорячилась, – только диски выбирать я буду сама. Да и без морской воды, я думаю, мы как-нибудь обойдёмся.
– Как скажете, сударыня, – иногда меня пробивает на псевдоинтеллигентность.
После непродолжительного вояжа по магазинам, в основном в поисках музыки, удовлетворяющей эстетические запросы незакомплексованной Кристины, мы пошли на стоянку такси. Она находилась в двух шагах. В Ялте всё рядом.
Весна, устав от бесцельно подвешенного состояния, спустилась на тротуар и, дойдя до ближайшего такси, забралась в него вместе с нами. Третьим, бесплатным пассажиром. Хотя, нет. Это просто мне показалось. В конце концов, было бы непростительным эгоцентризмом с моей стороны, взять и забрать всю весну себе. Пусть даже на время непродолжительной поездки. Пусть даже в такси. Однако, пребывая в таком приподнятом настроении, то ли от близкой близости, то ли от того, что весна сошла на тротуар, а может быть просто из-за лихой езды таксиста, я не заметил, как мы добрались до её дома.
В её однокомнатной квартире творился творческий беспорядок, но пыли, как это ни странно, не было. Её не было даже там, где она должна, просто обязана была водиться. Например, в каком-нибудь дальнем углу или, скажем, на кинескопе телевизора. Её не было нигде. Даже плафоны люстры были освобождены от её присутствия.
– У тебя уютно, – сказал я, и это было правдой.
– Я знаю, – ответила она, и это тоже не было ложью.
– А где у тебя водится холодильник? – зайдя на кухню, я не обнаружил этого домашнего представителя вечной мерзлоты там, где он должен был находиться.
– Он не водится, а живёт, и живёт он на балконе, – почти кричала она из комнаты, не зная о том, что у меня отличный слух.
– Привет, старина, – попытался я поделиться своим игривым настроением с холодильником.
– Привет, мудило, – холодильник был настроен отнюдь не игриво.
Ну, что ж, на нет и суда нет. Положив в сей неприветливый агрегат (одно слово – холодильник) бутылку водки, два банана, три мандарина и одно яблоко, я пообещал себе, что больше не буду общаться с этим грубияном. Ликёр я предусмотрительно оставил на столе.
– Что ты здесь делаешь?
Я был уверен: она знает о том, что её неодушевлённый сожитель обладает крайне сомнительной для холодильника способностью разговаривать.
– Да вот, только что поругался с твоим холодильником.
– Не обращай внимания. Он всегда груб с незнакомцами, но когда ты познакомишься с ним поближе, увидишь, что он умеет не только грубить…
– Но и хамить…
– Да. Этому его тоже не надо учить. Кстати, он так же, как и ты, любит джаз.
– Откуда ты взяла, что я люблю джаз?
Я был уверен в том, что не говорил ей о своих музыкальных предпочтениях. Не на лбу же у меня это написано.
– Да у тебя на лбу это написано, – я подошёл к зеркалу…, – не в прямом смысле, конечно. Я не знаю, как это объяснить, но почти всегда могу безошибочно определить людей предпочитающих джаз, другим музыкальным направлениям, не говоря уже о панках и рокерах.
– Интересно, как это у тебя получается?
– Я же сказала: не знаю.
– Не знаешь и ладно. Ну, что приступим?
– К чему?
– К поиску общего языка, – я открыл грубияна и извлёк из него водку.
Она достала из кухонного шкафчика две семидесятиграммовые рюмки.
– Приступим.
И мы приступили. Первый тост был поднят за успешный поиск. Второй – за весну. А третий, я не удержался и поднял за её ноги, как за красоту вообще.
Она поняла мой тост по-своему (впрочем, и по-моему – тоже). Встав из-за стола, она освободилась от одежды и, подойдя ко мне, уселась на мои колени. Дальше было… Мне бы очень хотелось написать о том, что было дальше и, причём в таких подробностях, чтобы волосы на голове, и не только на ней, встали дыбом. Но, как говорится, не судьба. Перлы типа: «он взял свой могучий горячий штык и погрузил его в её благоухающий цветок» – не по мне. А посему мы поставим в этом месте многозначительное многоточие… и даже снабдим это хозяйство на коду восклицательным знаком! Вот. Или даже тремя, чтобы не было сомнения, в том, что всё было просто прекрасно!!!
Выкурив сигарету, которая, как известно, приятна не только после обеда или с кофе, но и после вышеозначенного многозначительного многоточия, я сказал:
– Хочешь, я научу тебя жесту, который придумал сам?
– А что он означает? – она встала с постели и надела свой домашний халат.
– Он означает: ты и я – одно целое, – указав на неё правой рукой, я дотронулся до своей груди, а затем сжал её в кулак.
– Похоже на жест индейцев.
– Да. Наверное. Я не задумывался над этим…
– Нет. Вы должны мне ответить. Почему Вы курите?
Как же ты меня достал, демон в сутане. Помечтать спокойно, и то не даёт.
– Наверное, потому что нравится, – я с некоторым сожалением продолжал смотреть на обладательницу соблазнительных ног.
Ей, судя по всему, надоел мой настырный и настойчивый взгляд. Встав из-за стола, она, словно модель на подиуме, прошла мимо столов с пустыми стаканами и направилась к выходу. Мой католик-нервотрёп, на полуслове прервал свою тираду и с открытым ртом наблюдал за её лёгкой уверенной походкой.
– А теперь, Редин, представь себе такую картину, – докричаться до Костика – гиблое дело. Он, положив голову на руки, мирно похрапывал, – Она подошла к двери. Повернулась и, сначала указав на меня, дотронулась до своей груди правой рукой, затем сжала её в кулак, чему-то улыбнулась и вышла на улицу, – он выжидающе посмотрел на меня.
– Мечтать не вредно, – резюмировал Редин.
– Да не об этом я сейчас, – Алик вылил себе в рот остатки чеченского самогона. – Откуда она узнала про этот чёртов жест?
– Да. Жизнь загадками полна.
Эта фраза подействовала на Константина, как будильник. Он поднял голову. Наводя ориентир, покрутил ею по сторонам и, сказав:
– О! Стихи! Я люблю стихи, – стал декламировать:
В одних трусах на босу ногу,
Из кухни прямо в поднебесье,
Я пытаюсь нащупать дорогу
К Богу.
Но коварные хитрые бесы
Наличием стройных и длинных ног,
Обтянутых в лайкру, обутых в каблук,
Мешают мне. И я слышу, как слог:
Тук-тук. Тук-тук.
Тукумский – нет – тунгусский каменюка
Упал на Землю, расчесав тайгу
(слегка похоже на Эдемскую гадюку
Что шороху наделала в саду).
Стакан кефира на столе
