скачать книгу бесплатно
Заработки с этих бешеных турне три-концерта-в-день в кармане не задерживались, а счет в сберкассе – это смешно. Алкоголь, наркотики, прочие излишества – к славе привыкнуть трудно, а чаще всего и просто невозможно. Гендель успел купить «Москвича» последней на тот момент модели и затонировать ему стекла.
Да, и бас-гитар прикупил десяток. Винтажные, из Штатов, японские. Разные. Но это – инструменты, это вечное. Половина, правда, сейчас уже продана.
Вроде подороже – исходную цену разве вспомнишь, да и деньги другие были, но что-то типа «дипломата» с пачками «четвертаков» – но думать об этом не хочется.
Думал: шутка это воссоединение. Вилами по воде. Пока мы там сыграемся, пока продадим себя… Кстати, кто директор? Оказалось – тот самый Женя, Джефъ, который из «Адажио», который последний тур им делал. Назначили дату. Тут Гендель заколебался: а вообще надо, не надо? Чего я ничего сам-то не это… Басист великой группы – это как маменькин сынок прям, ну что за статус, а?
В назначенный день долго выбирал, какую гитару взять – в форме V слишком ностальгически, пятиструнную – слишком пижонски, не джаз, поди, лабать собрался. И шнуры. И примочки.
Воссоединение оригинального состава «Сонаты» происходило так. Гендель в результате пришел первым. Гитарист, второй гитарист ? клавишник (да, нужно им иногда «мыло» это синтезаторное, струнные какие-нибудь) и барабанщик чуть позже. Валера, сказал Джефъ, что-то важное выясняет с владельцем студии, потому что тут какие-то особые условия требуются, типа того. Час прошел – Валера не показался. Шутки уже прошутили все.
Гитарист: Блин, вот где он?
Басист Гендель: Звезда наша?
Гитарист: Она. Он в смысле. Певец ртом.
Барабанщик Варфоломеев по прозвищу Барток: Он и раньше опаздывал.
Второй гитарист ? иногда клавишник: Ну не на столько же… час уже… Кстати, вы настроились?
Гитарист: Не спеши. Тебе-то настраиваться не надо.
Клавишник: Я к тому – может, поиграем?
Басист: Без вокалиста?
Барабанщик: Без вокалиста ритм-секция лучше слышна.
Гитарист: Ты чо сказал?
Барабанщик: Ничо, ничо, я так… Давайте, правда что, раз, два, три…
Басист: Без вокала я и дома под минус поиграю. Мы зачем собрались?
Гитарист: Ради бабок!
Клавишник: Парни, у меня халтура, мне бежать скоро…
Барабанщик: Я вот, кстати, на свой текущий проект…
Гитарист: Текущий куда, блин!
Барабанщик:…Забил. Ради воссоединения нашего. И где оно?
Басист: У меня тоже халтура уходит. (Соврал.)
Клавишник: Нет, правда, ему сказали, где мы и когда?
Гитарист: Вообще-то это он нам сказал.
Клавишник: Ну и где он?
Гитарист: Я откуда знаю? Он взрослый человек, что, мне за ним ехать, что ли?
Барабанщик: Слушайте, я тут грув такой снял вчера, давайте покажу. Раз, два, трь…
Гитарист: Да тихо ты! Сейчас придет…
Клавишник: Мы ничего не перепутали?
И Гендель не выдержал: Ничего вы не перепутали. Он просто показывает так, кто тут главный. Отныне и навсегда. Всегда он таким был…
Гитарист: Ген, Ген, тихо, он все…
Басист: Да засранец он!!! Сволочь снобская, иди ты на хер со своим воссоединением, понял?
Крикнул в потолок, как будто Валера там под этими звукоизолирующими белыми плитами сидел. И вышел из комнаты, хлопнув дверью. Ну, как мог хлопнул – в студиях двери тяжелые, но бесшумные.
Думал: может, позовут. Наверняка позовут. Да я и не против, просто прояви уважение. Они и позвали – Баха этого. Как и почему так решили – он не знает. Так с ним и катают. Судя по всему, Валера просто захотел сделать из группы бизнес-машину – и сделал. И все согласились. И получилось, главное: новая песня – раз в два года, альбом новый мучили лет десять, наверное, а народ все равно ходит-прется.
Гендель не принимал участия в сборных проектах. Ну это где альбом-посвящение тому-то или концерт в честь того-то. Или на телике. Он многих знал, мог бы ходить мордой торговать, рассказывать про всяких… Кобзона того же. Или Талькова Игорька – этот рокер практически. На всяких там «Достояниях республики» по Первому каналу. Не участвовал. Не ходил. Может, зря. Узнавали бы. Лекции бы сейчас читал, как Брайан Иноу. Но вот не учили нас такому. Нас вообще ничему не учили, а музыкальная тусовка сейчас такая, что все уметь надо – влезть, залезть, пролезть… самопиар. Музыки нет – один шоу-бизнес.
Денег у людей немерено, но все хотят дешево. Какому-нибудь папику, у которого телочка «запела», штуку денег сторговывать не западло! У нее мобильник в день больше сжирает! (Наверное, у Генделя мобильника нет.) Даже последний идиот считает деньги, а если не умеет считать, то думает: где меня наколют, разведут и кинут. Гендель нормальные варианты всем всегда предлагает, не залупается, но хорошие предложения всегда подозрительны, безоговорочно верят только наперсточникам.
Гендель принципиально отказывался участвовать во всяких сборных концертах ко всяким памятным датам и юбилеям всяких старых мудаков из советской эстрады. Может, и зря, стал бы узнаваемым вне тусовки. Сейчас бы лекции читал, как Брайан Иноу. Но вот не учили нас такому, учили только ладам всяким и аккорды альтерированные как обыгрывать. А потом деньги чемоданами получать за левые концерты, и так это все въелось в мозги, что ничего ты уже с этим не поделаешь.
Это все воспоминания. Рефлексия ненужная. А надо как-то так ответить этим из магазина, чтоб все-таки что-то достойное предложили. Мастер-класс регулярный, например. Надо подумать. Но тут мобильник Генделя, позапрошлогодний китайский смартфон, вдруг заиграл рифф Another One Bites the Dust, три ноты на струне ми, ля-соль-ми-ми-ми… тыды-дын-ды-дын… Гендель на рингтон ставил то эту мелодию, то Day Tripper битловский.
Номер незнакомый. А в голосе обертоны какие-то знакомые. И вот он говорит – на ты, как со старым другом, про какой-то там суперпроект, в котором бюджет немереный, и им аранжировки нужны до зарезу, потому что материал – отстой, нужен человек со вкусом, как ты, кто из этого всего что-то «боль-не-менее не позорное вытянет, ну, ты сможешь, старик, ты ж Гендель, у тебя ж список послужной, старый корабель, вся корма в ракушках…»
– Извини, – перебил Гендель. – Я этим больше не занимаюсь.
И отключился.
II. Шоу
Говорят, кошка умеет считать до пяти. Если она родила, допустим, шестерых котят и одного забрали – то она не заметит. А если еще одного – то уже волнуется кошка.
Джефъ смотрел на сцену. Пятеро музыкантов. За пультом еще звукач невидимый. Наш тоже, российский, десять лет с группой «Соната». У технической команды – crew, по-иностранному если – свой бригадир. Еще кто-то с нами приехал сюда, в Норвегию… а, точно – юный журналист, от нашего же сайта и фанзина. Завтра норвеги подгонят микроавтобус, «линкольн» или «мерс» представительского класса, то есть правильно рассчитал, уедем все.
Жидкие аплодисменты, крики «Вау!». «Соната» заиграла свой давний хит, «Железную деву». На магнитиздате ходила с 84-го года. Тогда еще никаких хит-парадов не было, но весь Союз эту песню знал. Знатоки западного хеви-метала, правда, говорили, что гитарный рифф содран у датской группы Pretty Maids, но кому какое дело: эта нынешняя норвежская публика одинаково не «секет» ни русскую «Сонату», ни датских Pretty Maids. Да и откуда знать-то, хеви давно не мейнстрим, это только «Соната» собирает стадионы в России. И ближнем зарубежье. В таких мелких клубах, как здесь, не играют. Но организаторы фестиваля «Рок Арктических Наций» предложили нормальные условия, обычный гонорар, а дата как раз попала на период затишья группы, так что Евгений Михайлович по прозвищу Джефъ сказал: о’кей.
В этой красной темноте Джефъ наконец поймал взгляд бармена, а сделать это было непросто, ибо плечистый этот парень все время крутился, вертелся, нырял под стойку, забирал грязные стаканы, хайболы и кружки, в полные хайболы закидывал кубики льда и, тряся белесой бородой, отвечал всем сразу на русском, английском и норвежском, а когда подставлял, наконец, кружку под краник и дергал за ручку, то – замирал прям, глядя вдаль своими светло-голубыми глазами. Дергал ручку вверх, когда снежная вершина пены на сантиметр поднималась над краем кружки, бахал кружку на деревянную стойку – струйка побежала по пупырчатому краю кружки – принимал очередной заказ и снова нырял под барную стойку.
– Ван бир, – сказал Джефъ, подняв вверх указательный палец и добавил норвежскую форму вежливости: – Ваш-шнэль.
– Ио, – ответил бармен.
– Тусен такк, – сказал Джефъ, нажимая на согласный «к».
Бармен пробормотал в ответ что-то типа «ваши гуд», но на этом норвежский Джефа заканчивался. Джефъ из любой поездки привозит языковой трофей. Туры «Сонаты» обогатили его немецким, финским и ивритом. «Все страны бывшего Союза, включая Израиль», это в группе шутка такая про их «расширяющуюся широкую географию команды» (так написано у них на сайте в разделе News).
В Финляндии шведский – второй официальный язык, там вокабуляр Джефа обогатился словом lagom. Очень емкое, перевести только описательно возможно: типа, вот сейчас очень хорошо и достаточно, а если чуть больше – будет уже хуже. Для шведов это формула счастья прям. Джефъ тогда подумал, что это самое антирусское понятие, ибо нам нужно все через край. По беспределу (в хорошем смысле). И рок-н-ролл у нас такой… Впрочем, еще до того, как Джефъ стал менеджером «Сонаты», у этих «ребят», которые старше его отца, беспредел уже весь закончился. И до сих пор группа работает четко, как оборонный завод. А Джефъ – типа главного инженера, не меньше. И не больше.
Обычно вокалист Валерий Алексаныч, Валеро, по сцене носится, как оленем укушенный. Но здесь не побегаешь. Так что он – прыгает. Хорошо, что у него рост средний – будь на полголовы повыше, макушкой в потолок воткнулся б. Остальные спокойно стоят, перебирают струны, еле заметно чпо-кают палочками по альтовым и тарелкам – а звук все равно яркий, мощный, качает, а все эти взмахи руками – показуха, не более, – иногда, правда, гитаристы встают плечом к плечу и «рубятся». Заученное движение, рок-н-ролльный балет – всегда на ура проходит. Мужчины упитанные, стрижки как на военной кафедре (все, к слову, отслужили в свое время) – волосы только чуть уши закрывают. Валерий Алексаныч один только сохранил волосы свои очень светлые до лопаток, они у него сейчас кры-лами белыми вверх-вниз. Как крылья альбатрос. Образ узнаваемый. Иконический, что называется. Причем у Валеры он естественный – всегда такие волосы были, он сам как альбинос. Раньше думали – специально красится (а на гидроперит тратиться не надо). Теперь в гриве его просеребь седины не заметна. Вне сцены «хаер» туго завязывается в хвост, и en face Валеро, с увядающей светлой кожей в веснушках и набрякшими нижними веками, напоминает преподавателя гитары или торговца компакт-дисками с «металом». Собственно, это преподаватели электрогитары и торговцы компакт-дисками с металлоломом косят под него четверть века уже.
Джефу не надо смотреть на часы, чтоб понять: до конца выступления пятнадцать минут: заиграли не очень известную песню «Малюта Скурлатов» из альбома «Вокализ», официального, он на «Мелодии» выходил. По легенде, когда подруга группы – читай «группи» – по имени Марианна Набокова, выпускница филфака, хиппушка с седеющими спутанными волосами и набрякшими нижними веками, принесла текст Валере, тот сказал:
– Мариан, СкурЛатов – это петь неудобно. Давай Скуратов, как в школе по истории проходили?
– Нет, Скурлатов – так исторически правдиво! – воскликнула она, заламывая руки. И поспокойнее: – Ну ты споешь что угодно, Валер, что угодно, так что, Валер, иди на фиг.
Оказалось – правда, фишка. Даже школьный учитель истории в школе, где учился Джефъ, человек очень старый (под пятьдесят), никакой рок-музыкой совершенно не интересовавшийся, отметил, что, вот-де, есть такая группа, тяжелый рок играют, и они вот так вот произносят фамилию палача знаменитого. К фанатизму Джефа от «Сонаты» это ничего добавить не могло, но учителя он прям зауважал даже.
Тогда надо было быть обязательно фанатом какой-нибудь группы. То есть носить значок за три рубля и слушать без конца кассеты с записями. Можно еще на школьной форме нарисовать логотип – но это мало кто умел.
Зазвучал, наконец, запланированный бис, кавер на песню Slade. Slade из русских рок-вокалистов один Валеро вытянуть может; звучит даже лучше, чем Нодди Холдер. Придумали такой финал для этого именно концерта. Ну и старые альбомные песни вспомнили, которые давно не играли, – хиты тут все равно никто не знает, так что какая разница. – Takk, – еще раз сказал Джефъ и отодвинул кружку. Пустую наполовину, с двумя пенными кольцами на внутренней стороне.
* * *
В России как устроено: один раз прославился – все, навечно звезда. Особенно если ты из доперестроечных 80-х. Из андеграунда. Русский рок, русский хеви-метал – неважно, происхождение решает. Ты – легенда. В прямом причем смысле, не журналистском – публикаций-то не было, записей профессиональных тоже, одни рассказы врущих очевидцев. «Сонату» в одном техническом вузе собрали Валеро и басист по прозвищу Гендель, который тогда не был никаким басистом, но учился пять лет в музыкалке по скрипке и решил, что четыре струны в квинтовом строе – это то же самое, что четыре струны в квартовом строе. Весь институт они что-то там ковыряли, песенки какие-то, с другими такими же самодельными музыкантами самозваными рокерами, потом всех позабирали в армию, и вот там, как ни странно, произошел, как говорится, качественный скачок. Оба попали в оркестры. Валеро отправили в вокально-инструментальный ансамбль, ВИА. Позор для будущего металлиста, но к «Сонате» своей он вернулся уже в другом статусе – профессионала. Их группу так и стали называть в шутку – филармонический метал. Власть тогда гайки ослабила. Точнее, ей уже не до заморышей с гитарами стало. Решили, что металлисты лучше всяких питерских рокеров: петь про драконов, рыцарей и ядерное разоружение – это лучше, чем какое-нибудь «дайте мне мой кусок жизни, пока я не вышел вон» непонятное, до такой степени непонятное, что уже, возможно, и антисоветское. А эти волосатые в колготках – да пусть их прыгают.
* * *
Джефъ впервые услыхал «Сонату» в десять лет. Во взрослых гостях, куда пришел с родителями. Там катушечный магнитофон был. Хозяин бобину большую поставил на девятнадцатой скорости, сказал – первая копия. С мастер-ленты писали. Отец Джефа сказал, что это «жалкая пародия на Сэббэт» и вообще «нашим не дано». А Джефъ сразу стал фанатом. Тогда надо было быть обязательно фанатом какой-нибудь группы. То есть носить значок за три рубля и слушать без конца кассеты с записями. Можно еще на школьной форме нарисовать логотип – но это мало кто умел.
Джефъ своих кумиров слушал всегда. Даже в 90-е, когда они уже не были мейнстримом. Всегда верил в них. Именно что верил, потому что предсказать новый взлет «Сонаты» в конце 90-х не мог бы никто. Но Джефа это не волновало. Он всегда знал, что музыки лучше этого «волосатого метала» а-ля восьмидесятые еще не придумали. А «Соната» – лучшая из лучших. И если кому и подражать – то только им. Старый миф: мальчики берутся за гитару, чтобы нравиться девочкам. В 90-е никаких девочек никакой гитарой было не удивить. Даже наоборот: вся эта музыка – занятие для лузеров. Крутые чуваки – которые зарабатывают бабки, гоняют на тачках с тонированными стеклами и нюхают кокаин под музыку диджеев. Диджей – единственная музыкальная профессия, которая более или менее котировалась.