скачать книгу бесплатно
– Дед Мороз есть. И зовут его дядя Павлик.
Екатерина Петрикова
Окончила магистратуру филологического факультета Казахского национального университета имени аль-Фараби (г. Алма-Ата) в 2008 году. Работает литературным редактором, репетитором русского и английского языков, копирайтером, переводчиком. Принимала участие в семинарах Михаила Бахнова, Валерия Воскобойникова, Марины Бородицкой, Галины Юзефович.
Участник лаборатории литературного перевода и Открытой литературной школы (г. Алма-Ата).
Принимала участие в 19-м Международном форуме молодых писателей России и стран СНГ в Ульяновске (2019).
Розы
Новогодний рассказ
Зимним утром город долго ленился, медленно выползал из постели, тянулся, копошился, кряхтя, как двухсотлетний старик. Потом вдруг что-то жахнуло, ухнуло, вскрикнуло: скоро, скоро Новый год! И началась предпраздничная суматоха. Мчались по своим срочным делам автомобилисты, автобусы устраивали между собой гонки, опасно накреняясь на поворотах. Но пассажиры сами торопились, поэтому никто не роптал. С ума сошли светофоры, и на перекрестки вышли сонные, хмурые регулировщики.
Среди всей этой кутерьмы и шума по улице осторожно, чтобы не поскользнуться, шла сухонькая старушка и тащила за собой клетчатую сумку на колесиках. В сумке был аккуратно уложен и укрыт шалью (от мороза) фикус.
– Уж прости меня, родненький. Рбстила я тебя, рбстила. Да вот, сказали, что за тебя мне денюжку дадут. Уж прости! Сказали: пенсию поднимут. Подняли, но и продукты тоже… дорогие…
Остановившись на светофоре, бабушка подняла голову, всматриваясь в белое небо. Начинался снегопад – мягкий, волнующий, такой, как будто кто-то там, наверху, опрокинул мешок с перьями, и они, прежде чем упасть на землю, водят хороводы, играют в догонялки и нашептывают прохожим, что чудо можно увидеть на каждом шагу.
Мария осторожно потерла шею: она затекла и болела. Чайник вскипел. Женщина налила в большую напольную вазу кипятка, опустила в него букет хризантем, через пару секунд вытащила и принялась аккуратно срезать кончики стебельков, а закончив, поставила цветы в свежую воду. Зазвонил телефон.
– Алло! Да, готов букетик, отвезем, как дого-ва… Конечно, я сегодня допоздна, приезжайте, как сможете.
Алло! Вась, те клиенты, что букет с коричневыми орхидеями заказывали, сказали, что вечером сами за ним заедут. Ты сейчас за губкой съезди лучше, она нам понадобится. И, знаешь, я с поставщиками поругалась. Партию роз привезли – все подгнившие, осыпаются, не стоят никак – куда их? Ну да, придется с ними что-то придумывать. Спасибо, дорогой, пока.
Она положила трубку и потянулась за пятилитровой бадьей с водой: в чайничек новой воды налить, для новой порции кипятка. Цветов много, чайник один, еще и розочки спасать. Крутиться надо шустрее: у помощницы сын с ангиной, температурит… Вася говорит: уволь ты ее. А как уволить? Понятно же, что ребенок. Сама своего вырастила, помнит, каково это, когда дите болеет, зовет: «Мама!» И на работу надо, а у тебя никого нет, кому бы его оставить, ну совсем никого! Нет, Мария все понимает.
Женщина принялась нарезать папиросную бумагу ровными прямоугольниками. Руки работают, а в голове мысли проносятся, воспоминания. Это сейчас она просто Мария. А раньше была – Мария Аркадьевна. Учительница русского языка и литературы. Мама, царство ей небесное, болела долго, лекарства нужны были, сын подрастал. Старого да малого разве поднимешь на учительскую зарплату? Уволилась. Много лет ездила помогать подруге на другой конец города, чтобы никто из соседей не узнал. Стыдно было. А потом как-то прошел он, стыд этот. Она ж не ворует, в конце концов. Сама трудится. Недавно открыла свой киоск, кредиты взяла. Вася, хоть и строит из себя большого начальника, а ей помогает. Вместе в пять утра встают, и начинается: цветы, цветы. Вся жизнь в цветах.
Звякнул колокольчик над дверью. Мария оторвалась от роз, распрямила задеревеневшую спину.
– Вам чего, бабушка? – И добавила с сомнением: – Букетик хотите? Есть недорогие, я с еловыми шишками композицию вполцены отдам.
– Деточка, я… это… фикус принесла! Мне сказали, у вас фикусы принимают. Вот, смотри, деточка. Я его с любовью ро?стила, он у меня ничем не болел, прикормку делала, смотри, какой зелененький, красивый…
Старушка засуетилась, осторожно вынимая фикус из сумки. Старческие руки с трудом подняли его, показывая на свету, и Мария поспешила освободить пожилую женщину от ноши:
– Давайте я возьму…
– Будете брать?
Мария вздохнула. Денег – впритык, цветов закупили много, да вот эти розы несчастные… Еще неизвестно, а вдруг по нулям, а то и в минус все пойдет.
– Мы, бабушка, цветами в горшках не торгуем. Это там дальше место есть, у перекупщиков, туда все и ходят.
«Старики в основном», – подумала Мария. Действительно, перекупщики дают старикам сущие копейки за комнатные цветы, а потом пересаживают их в красивый горшок, да и в пять-десять раз дороже выставляют в другом магазине.
– А за сколько вы продать хотите?
– Деточка, да я не знаю. Праздник же, пенсия ушла туды, сюды. Хочется что-нибудь на стол поставить. То есть ставить я не буду, но куплю на случай: а вдруг приедут?
– Дети?
– Ага, они. И внучата. Большие уже! Звонил старшой внучок, говорит: скоро прабабкой станешь. Нянчиться, говорит, будешь. Приедет, что ль? Сердце чует. Вот и думаю: продам-ка я фикус. Хоть небольшая, да денюжка будет… Ну… Пять? Хотя не знаю, если много, то и поменьше возьму… Пойду-ка я… Отвлекаю…
– Возьмите, бабушка, десятку, – вырвалось у Марии. – Вам перекупщик столько не даст.
– Ох! Десятку! Много даешь, дочка. Но ты не торгуешь ведь?
– Домой возьму.
– Ох, деточка, спасибо тебе! Как величать-то?
– Мария.
– А по батюшке?
– Аркадьевна.
– Спасибо, Мария Аркадьевна, с Новым годом тебя!
Старушка, стараясь не хлопнуть дверью, вышла на улицу.
– Спасибо, деточка, спасибо! – пробормотала она и засеменила в сторону супермаркета.
И по-прежнему люди торопились перед Новым годом устроить свою жизнь, чтобы под бой курантов сказать себе: «Этот год прошел замечательно!» Загадать счастье и любовь.
А снег падал и падал.
Максим Шикалёв
Родился в Казани в 1970 году. Окончил Казанский химико-технологический институт. Выпускник Высших литературных курсов при Литературном институте имени А. М. Горького (мастерская писателя Е.А. Попова).
Номинант общероссийской литературной премии «Дальний Восток» имени В. Н. Арсеньева. Пишет прозу более пятнадцати лет. Живет и работает в Москве.
Сервант
Время окончательно замерло, как только я прошел через пустой зимний двор вдоль хрущевки под застывшими от мороза ветками деревьев. Открыл вечно хлопающую дверь крайнего подъезда, который обдал меня вонючим паром. Поднялся по лестнице мимо обшарпанных синих стен на пятый этаж. Повозился с хитрым замком в обшитой деревянной рейкой двери и вошел в бабушкину квартиру.
Наследство. Когда бабушка ушла, здесь побывало много разных людей, из родственников – я, наверное, последний. Скоро придет риелтор, и тесная «двушка» окончательно станет частью моего прошлого.
Тусклый свет сороковаттки, висящей внутри загаженного мухами когда-то белого абажура. Тишина. Круглые часы по-прежнему висят на стене. Их долго не заводили. Тонкая трещина над цифрой пять. Давным-давно они упали на пол, и выпуклое стекло отскочило, колесом укатившись на хромированной оправе по коридору в комнату. Их собрали и бережно повесили обратно. Стоят. Большая стрелка застыла ровно под трещиной.
Гостиная. Люстру можно не включать. Уличный свет, с трудом проникая через застекленный балкон, вычерчивает ковер на полу, мебель и стены, завешенные картинами. Уже тридцать лет все на тех же местах.
Кресло. Жесткое, как и раньше. Не стало мягче. Вздыхает, когда на него садишься.
Сервант у стены…
Отличный советский сервант. Гордость прежних хозяев. Высокий комод на ножках с установленной на нем застекленной секцией с полками. Сейчас, в неосвещенной комнате, он похож на здание в стиле конструктивизма. Раньше это было самое интересное место в квартире. Там, за раздвижными прозрачными дверцами, лежали сокровища.
В серванте были не только посуда и хрусталь. Там стояла на своем хвосте синяя, устремленная пастью вверх, бутылка-акула с акулятами-рюмками. Застывший в танце кордебалет изящных балерин – статуэток из фарфора. Бабушкины «французские» духи. Разные миниатюрные бутылочки с алкоголем.
Попавший в квартиру новым и пустым, сервант постепенно старел, десятилетиями наполняясь разным и интересным. Слева было много сувениров, купленных в поездках. А в правом углу полки было самое удивительное. Там на тарелочке лежал коричневый ежик с большими белыми шипами, гриб с розовой шляпкой и красное яблоко. Это было кулинарное чудо, созданное бабушкиным знакомым-поваром. Всю эту чудесную компанию хотелось съесть или хотя бы потрогать. Делать этого было нельзя, и печенье медленно, не теряя внешнего вида, высыхало за стеклом, год за годом твердея.
Сервант поблескивал в полумраке. А что же там сейчас? Я не заглядывал в него столько лет…
Отвыкшее от гостей кресло с облегчением скрипнуло. Деревянный пол слегка задышал под паласом от тяжести шагов, отчего сервант стал мягко позвякивать приоткрытыми стеклами в такт.
Увы, на его пустых полках остались лишь круги от ваз и статуэток. Только в правом углу, на том же месте, но уже без блюдца, лежал в одиночестве брошенный ежик, потерявший пару сахарных иголок.
* * *
– Мам, а почему Новый год ночью? – спросил мальчик.
– Потому, что он наступает ровно посередине ночи.
– Вот хоть бы раз посмотреть, как это…
– Там нечего смотреть. Ничего не заметишь. Просто люди так решили, что в полночь меняется год, – сказала мама, собирая с пола игрушки. – Опять все разбросал…
– А что еще бывает в Новый год?
– Можно желание загадать. Налить шампанского, загадать и сделать глоток.
– А мне и шампанского вашего нельзя, и спать надо!..
– Вот вырастешь, тоже будешь…
– Желание загадывать?
– Да. Потому что в Новый год, ночью, это можно только взрослым, а вам, детям, только перед сном, – сказала мама и погладила мальчика по голове. – Когда отмечать будем, у бабушки дома загадаешь.
– Ладно. У меня даже желание есть.
– Не говори, а то не сбудется. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мам.
Мама поправила одеяло и выключила свет.
«Хочу такого же ежика, как у бабули в серванте», – засыпая, подумал мальчик.
– Мам, вранье этот Новый год.
Мальчик тонкими линиями растягивал на клеенчатой скатерти лужицу пролитого чая.
– Почему, сынок?
– Я загадал желание, а оно не сбылось. Они вообще сбываются?
– Чудеса, сынок, – вещь необычная и редкая. Ты уже первоклассник и должен понимать, что верить в них можно, но сильно надеяться не стоит. Что пожелал-то?
Мама достала из тумбочки чистое полотенце и стала протирать тарелки, аккуратно складывая их в шкаф над раковиной.
– Сама сказала, что говорить нельзя.
– Ах да, конечно, – с тряпкой в руке она подошла к обеденному столу. – Вот что…
– Что?
– Желания загадывать – это хорошо, но, может, попробуешь сам чего-то добиться?
– Как это?
– Уж не знаю, что ты там загадал, но если ты хочешь чего-то достичь, подумай, как это сделать самому. А чудеса – это все так… – И одним движением она вытерла то, что осталось от чайной лужи.
Мальчик задумался.
– Мам, а мы когда снова к бабуле?
– Когда захочешь, тогда и пойдем.
– Давай сегодня.
– Уже поздно, завтра я тебя отведу.
В квартире у бабушки было очень тепло. Поздней осенью дед тщательно проклеивал рамы на окнах, оставляя лишь маленькую форточку. После он собирал блестящую искусственную елку, которую ставил на полированный журнальный стол. Мальчику нравилось здесь бывать. Уютно и нескучно. С дедом они играли в шахматы. С бабушкой резались в карты, нехитрым способом определяя, кто из них станет «дураком». Постоянно пили чай с конфетами или с бабушкиным безе. Иногда бабушка ставила рядом с сервантом стул. Мальчик забирался на него, и они подолгу рассматривали каждую вещицу, стоящую на полках.
– А из чего сделан ежик? – спросил мальчик, когда они, в очередной раз перебрав сувениры, дошли до тарелки с пирожными.
– Из теста.
– А иголки?
– Из марципана.
– А кто его сделал?
– Наш друг-кондитер из заводской столовой. Когда я еще работала, он их испек всем женщинам в отделе на Восьмое марта.
– Ежик, наверное, вкусный, и яблоко тоже.
– Нет, мы его есть не будем. Пусть стоит здесь как сувенир.
Бабушка достала тарелку из серванта.
