скачать книгу бесплатно
– Итак, что у нас будет? – спросила мать, продолжая притоптывать в такт своему мотиву.
У нее на шее висели хрустальные бусы с крупной галтовкой бирюзы, а на ее худых запястьях звенели браслеты. Сегодня на ней было летнее платье, доходившее до середины лодыжек, сшитое из полос оранжевой и ярко-желтой хлопчатобумажной ткани. Когда Бриджет резко поворачивалась, платье взмывало в воздух. Лицо ее было худое, с морщинами под глазами и на шее, а в длинных волосах белели седые пряди. Блю находила мать прекрасной.
Она сравнивала ее с другими женщинами, которые получали деньги в центре занятости. Они стояли в очереди: Блю в своем единственном чистом платье и Бриджет Форд во многих слоях одежды и украшений. Она была там самой яркой, самой красивой, самой доброй. Блю не понимала, почему ее брали с собой в такие поездки; двух своих других детей Бриджет никогда не брала.
Лицо Боди, вечно грязное, застыло в постоянной гримасе. У Арлы кудряшки липли ко лбу, как казалось Блю, благодаря воде, но, возможно, потому что кожа у нее была сальной. Блю предполагала, что с ними остается кто-нибудь из соседей, потому что иногда, когда очередь оказывалась долгой, они с матерью отсутствовали по несколько часов. И хотя с Арлой особых проблем не было – ее можно было на целый день оставить в самодельном манеже из старой ванны, – за Боди был нужен глаз да глаз. Он был способен на дьявольские поступки.
– Принимаю волевое решение, – сказала Бриджет Форд. Голая лампочка над головой оставляла ее лицо в тени. – Я беру крышки от сковород, тебе отходят соусница и ложка. Итак, повторяй за мной: «Пусть круг откро-оется, но не-е-е сломается».
Поставив соусницу на стол, она вложила деревянную ложку Блю в руку. Ее теплые пальцы обвили пальцы дочери.
– Пусть богиня наполнит миром твое сердце, – прошептала мать в маленькую раковину ушка Блю. – Радостно встречаясь, радостно расставаясь, радостно встречаемся вновь. – Она поцеловала девочку в щеку; та ощутила запах мыла, исходящий от материнской кожи, аромат мятной зубной пасты изо рта и терпкий запах волос.
– Пусть круг откроется, но не сломается, пусть богиня наполнит миром твое сердце.
Бриджет начала ударять крышками от сковород, а Блю стала стучать ложкой по соуснице: они затеяли «Оркестр семьи Форд», любимую игру матери.
Бриджет постукивала ногой по липкому от грязи линолеуму в такт крышкам от сковород. Она принялась кружить по кухне, отчего ее юбка поднялась колоколом: многочисленные слои пестрой ткани скользили Боди по лицу. Не имея музыкальных инструментов, тот не топал ногой.
– Барабанщица, а ты не собираешься танцевать? – рассмеялась Бриджет, кружась в танце и ударяя крышками над головой.
Браслеты сползли до самых локтей: такими тонкими были у нее запястья. Мать и дочь повторяли припев, все быстрее и быстрее, до тех пор пока у Блю не заболели руки и не закружилась голова.
– Радостно встречаясь, радостно расставаясь, радостно встречаемся вновь. Пусть круг откроется, но не сломается!
Блю стучала ногой по ножкам стула и трясла головой, зачарованно глядя на мать. Лучи света играли на седых прядях танцующей Бриджет. Арла сидела на полу у духовки, и когда мать стала смеяться громче и закружилась быстрее, подстраиваясь под темп, выстукиваемый Блю, малышка залилась беззвучными слезами, словно радость была чем-то страшным.
Смех и пение прекратились.
Мать перестала кружиться, хотя Блю продолжала стучать ложкой по соуснице до тех пор, пока мать не взяла ее за руку. Бриджет не стала поднимать Арлу. Она никогда ее не поднимала. Вместо этого она села на свободный стул, выдохнула всю жизнь из своих легких и положила голову на складной столик. Слезы младшей дочери лишили ее сил.
Разочарование сжевало последние остатки беззаботного веселья Блю, и пот, выступивший у нее на груди, стал холодным и липким.
– Попить? Сока? – спросила Блю, пытаясь подбодрить свою дорогую маму.
Бриджет отвернулась, положив щеку на стол, и сосредоточила взгляд на желтых обоях, отрывающихся от сырой стены кухни.
Веселье закончилось. Мать Блю могла подняться через несколько минут, а могла просидеть так до тех пор, пока не стемнеет. Если бы она улеглась на толстый матрас на полу, на котором они спали вместе, Блю прильнула бы к ней, дожидаясь, когда мать вернется оттуда, где она скрылась. Но Бриджет свалилась на стол. Возможно, Блю придется самой ложиться спать, самой вставать утром, а мать так и будет сидеть в той же самой позе. Теперь переносить такие моменты стало проще: Блю уже могла сама открыть холодильник и достать нарезанный сыр.
Боди покинул кухню, однако Арла оставалась на полу у духовки.
Освоив дар речи, Блю стала по-другому воспринимать окружающий мир. Теперь она острее чувствовала брата с сестрой, отмечая то, что их потребности во многом совпадали с ее собственными, хотя удовлетворялись они иначе. Мать кормила детей по отдельности, хотя Блю не понимала почему; через день утром она в одиночестве завтракала овсянкой за столом на кухне, а в те дни, когда ее не кормили, предположительно завтракали Боди и Арла, хотя Блю никогда этого не видела, чему была рада. День без завтрака сам по себе уже был достаточно плохим; смотреть на то, как другие едят то, что ей не положено, явилось бы мучением.
Это чувство голода заставило Арлу расплакаться? Блю посмотрела на безучастную мать. Может быть, ей покормить маленькую сестренку, если мать не может? Малыши едят сыр?
Спустившись со стула, Блю открыла холодильник и оглянулась, убеждаясь в том, что шум не разбудил мать. Не разбудил. От вскрытой упаковки тронутой зеленой плесенью ветчины пахнуло сладковато-приторной вонью. Взяв три ломтика сыра в оранжевом целлофане, Блю освободила их от упаковки. Три ломтика она взяла на тот случай, если вернется Боди; Блю знала, что мать есть не будет.
– Ты видела, как мама танцевала? – спросила Блю, опускаясь на корточки рядом с сестренкой.
Она не знала, сколько Арле лет; девочка внешне не менялась, сколько Блю ее помнила, оставаясь ребенком, младше нее самой. Она ощутила сладкий запах молока в дыхании Арлы и более слабый неприятный запах от ее подгузника.
Малышка перестала плакать; это было хорошо.
– Сыру?
Блю протянула сестренке ломтик, однако та его не взяла, поэтому она, сложив, отправила его себе в рот и принялась жевать. Первоначально ей хотелось крепко обнять Арлу, однако теперь, когда та успокоилась, Блю передумала. Ей не нравилось прикасаться ни к кому, кроме мамы: ей не нравилось то чувство, которое это вызывало у нее в сердце. Странное, неприятное, пугающее: столкновение с чужой аурой, не принадлежащей ей.
Ее осенила мысль: маленькие дети любят молоко. Поднявшись на ноги, Блю вернулась к холодильнику.
В дверце стояла стеклянная бутылка со смятой красной крышкой из фольги, на дне еще оставалось на два дюйма белой жидкости с комками. Блю достала бутылку. Повернув голову, мать посмотрела на нее остекленевшими глазами.
– Не пей это… – прошептала она, не отрывая щеки от стола.
– Это я не для себя.
– Тогда зачем ты достала бутылку из холодильника?
Блю уже собиралась было ответить, но тут, о чудо, мать выпрямилась, и ее глаза стали нежными.
– О моя любимая, моя милая и любимая, ты хотела предложить попить мне? – сказала Бриджет. – Но не надо – молоко прокисло. О моя милая и любимая, извини, извини!
Глаза у нее наполнились слезами, но Блю сказала, что молоко не для нее, ей пришлось повторить это дважды, прежде чем мать остановилось.
– В таком случае для кого? – недоуменно произнесла Бриджет.
Блю оглянулась на сидящую на грязном полу Арлу, которая колотила ножками по тому месту, где линолеум вздулся пузырем.
– Для малышки.
Королева Кубков[6 - Значение в картах Таро: развитая интуиция, сострадание, улучшение отношений. Также указывает на женскую фигуру, чувственную и наполненную добротой.]
Блю понимала, что скоро ее позовут вниз и попросят оставить телефон в сейфе; поэтому намеревалась по максимуму использовать последние минуты общения с высокими технологиями. Бесполезно: сигнал сети отсутствовал, подключения к интернету не было.
Мужчина в поле, словно очнувшись, направился к дому широким шагом. За его спиной что-то шелохнулось – качающиеся силуэты в ветвях близлежащего леса, тени, истаявшие словно облако дыма. Где-то поблизости трижды пролаяла собака, громко и хрипло, после чего наступила тишина. Блю ощутила, как по телу побежали мурашки. Она не подозревала о том, что здесь будут собаки. Если бы она знала…
Блю отвернулась от окна, уверенная в том, что брызжущие слюной твари вот-вот вырвутся из дома и устремятся к своему хозяину. Бросив телефон в карман, девушка вышла из комнаты. Нужно будет спросить у супругов Парк о собаках. Если здесь есть собаки, большие собаки, как ей быть? Уехать? Бежать? Но Блю устала бегать.
Вверх по лестнице и дальше по коридору миссис Парк разговаривала по телефону. Блю напомнила себе, что у хорошего хозяина собака хорошая, точно так же как у хорошей матери хороший ребенок.
«Моя умерла почти три года назад». В последние несколько месяцев эта мысль преследовала Блю навязчивым эхом, и она думала, надеялась на то, что однажды перестанет вести счет дням.
Соседняя дверь распахнулась. Блю вздрогнула от неожиданности.
Из комнаты вышла молодая женщина.
– Извините, я не хотела вас напугать.
Это была та гостья в ярко-оранжевом джемпере, таком броском, что Блю непроизвольно сделала вывод: целеустремленная, игривая, любопытная.
У женщины были тонкая шея, коротко стриженные темные волосы и легкий немецкий акцент, смягченный временем и практикой. Ее огромные черные глаза напоминали глаза оленя, выхваченного светом фар.
– Вы спускаетесь или поднимаетесь?
– Спускаюсь, – ответила Блю, обезоруженная внешностью новой знакомой и близостью их тел в тесном коридоре.
– Я тоже. Меня зовут Сабина, – сказала женщина, и Блю с ужасом подумала, что сейчас ее поцелуют в щеку, как это делают европейцы (она видела это по телевизору), однако женщина этого не сделала.
– А я Блю. – От Сабины исходил аромат ванили и меда. – По-моему, мистер Парк вернулся. Я собиралась спуститься вниз, чтобы поздороваться.
– Вы только что приехали?
– Да, а вы?
– Час назад.
– Вам сказали захватить телефон? – спросила Блю, показывая Сабине свой, и та кивнула, добавив, что без телефона ей будет не по себе.
Блю мысленно отметила, что это прекрасный способ растопить лед: общение без необходимости объяснять, почему ты здесь и кого потеряла.
– Мне пришлось оставить номер стационарного телефона, – добавила Сабина, – на тот случай, если я кому-нибудь понадоблюсь.
– Мудрый ход, – заметила Блю, у которой никого не было.
Ей было тяжело поддерживать отношения из-за своих дурацких причуд. Ее последний кавалер сказал, что от них у него мурашки по спине бегают. Неужели она не может это прекратить? Сделать над собой усилие и вести себя нормально?
На самом деле Блю всю свою жизнь старалась делать именно это.
– Это всего на одну неделю. Справимся.
– Да, наверное, – согласилась Сабина.
Блю отметила, что глаза у собеседницы по-прежнему опухшие, а рукав джемпера вытянут в том месте, где она его нервно теребила. Манжета была испачкана тушью для ресниц.
– По крайней мере все мы в одной лодке, – сказала Сабина.
Блю не поняла, что она имела в виду – сотовые телефоны или горе.
Миссис Парк повысила голос, и женщины повернулись на звук.
– О, я понимаю. Честное слово, я очень сочувствую. Мне очень хотелось бы сделать больше. Можно было предположить, что после предыдущего раза власти займутся этим…
Сабина вопросительно подняла брови. Пожав плечами, Блю показала жестом: «после вас».
– Вы думаете, кто-то отменил бронь? – поинтересовалась Сабина.
– Из-за погоды?
– Может, сдрейфили. – Сабина издала нервный смешок, и Блю поняла, что не только ей хочется удрать отсюда.
Тучи разошлись, и показалось солнце. Проникнув в окно георгианского особняка, его луч выхватил висящие в воздухе пылинки. Это была первая пыль, которую Блю увидела в «Болоте надежды». Пыль ляжет на какую-нибудь мебель? Как долго она там пролежит, прежде чем ее безжалостно изведут?
– Замечательный дом, вы не находите? – спросила Сабина. – Чем-то напоминает сельскую гостиницу.
Единственными гостиницами, в которых останавливалась Блю, были самые дешевые заведения, с общим санузлом на четыре номера и одиноким ломтиком поджаренного хлеба на завтрак, с таким тонким слоем джема, что разобрать его вкус не представлялось возможным.
– Да, здесь очень мило. – Блю захотелось узнать, в каких замечательных гостиницах останавливалась Сабина, приходилось ли ей есть в ресторанах, а не в дешевых забегаловках, покупала ли она вино и нравилось ли ей его пить.
– Как только будете готовы, просто позвоните. – Голос миссис Парк доносился из противоположного конца открытого зала. – Мы будем рады вас принять, когда вы будете готовы. Я вам очень сочувствую – подумать только, случилось такое!
– Определенно, кто-то отменил бронь, – шепнула Сабина, когда они спустились вниз.
Там у огня сидели двое мужчин. Один смуглый, темноволосый, широкоплечий, с мускулистыми руками, положивший щиколотку левой ноги на колено правой. Похоже, он не заметил появления женщин, как не замечал второго мужчину и огонь в камине. Руки и глаза его были приклеены к телефону.
Второй мужчина был старше; спина его изогнулась, и подбородок лежал на груди. Из ушей торчали густые кусты волос; иссеченное морщинами лицо было бледным, под стать бесцветным волосам, и у Блю мелькнула мысль, что это та самая фигура, которую она увидела в окне, когда только приехала.
Второй мужчина оглянулся на вновь пришедших, но даже не предпринял попытки встать или заговорить. Когда Блю уже собиралась представиться сама, в комнату вошел мужчина, которого она видела в поле; за ним по пятам следовал терпкий запах дождя. Мужчина снял промокшие дождевик и шапку и сменил сапоги на шлепанцы.
Обе женщины непроизвольно отступили назад. Мужчина был на целую голову выше их, а взъерошенные мокрые волосы придавали ему сходство с диким зверем.
– Вы, должно быть, Блю и Сабина. – Его голос прозвучал неспешным рычанием, исходящим из глубины горла, и в нем присутствовали едва уловимые гнусавые нотки Сомерсета. – Я Джошуа Парк. Добро пожаловать в «Болото надежды». Прошу прощения за свой вид, но что поделаешь – дождь. – У него было загорелое обветренное лицо, а под серьезными серыми глазами виднелись мешки.
– Ужасно, просто ужасно, – послышался голос миссис Парк.
– Похоже, Молли задерживается, – продолжал мистер Парк. – Предлагаю расположиться поудобнее перед камином. Я приведу себя в порядок, а потом устрою вам обзорную экскурсию.
При последних словах у него в глазах сверкнули искорки, и Сабина облегченно выдохнула, словно ей требовалось подтверждение наличия у великана чувства юмора, для того чтобы нормально дышать.
– Вы уже познакомились с Милтоном и Джего? – продолжал мистер Парк, проводя женщин к камину.
Мужчина в годах сохранил полное безразличие, и даже когда мистер Парк представил женщин, он едва шелохнулся, лишь поднял свои похожие на белых гусениц брови, услышав имя Блю.
Джего оторвался от экрана телефона. Он был красивым. И знал это.
– Привет, привет! – сказал он, растягивая гласные, как это принято в государственных школах. – Прошу прощения за бестактность – просто нужно было отправить кое-что в эфир, пока эти ребята не отобрали у меня телефон.
– Здесь нет связи, – заметила Сабина, проверяя, есть ли у нее на телефоне полоски.
– Предварительная подготовка, да? Как только связь появится, свежие данные будут загружены. Автоматически. У меня установлено специальное приложение.
– Какие свежие данные?
– О, ну, «Инстаграм»[7 - Здесь и далее: 21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.], «Твиттер». – Повернувшись к собеседнице, Джего взъерошил свои густые каштановые волосы. – Я собирался выложить что-нибудь в тикток. Но не придумал, что именно. Вдохновения нет.
– Вы блогер?
– Бизнесмен. Ну, точнее, предприниматель. Социальные сети имеют решающее значение, это животворящая кровь всего предприятия.
– А чем вы занимаетесь? – спросила Сабина.
