Как экономическая наука помогает делать нашу жизнь лучше

Эти эмпирические исследования, основывающиеся на крупных массивах данных и нередко длившиеся в течение долгого времени, привели к важным открытиям, касающимся социальной мобильности, приобретения экономического статуса и динамики потоков доходов и их изменения. Благодаря этим исследованиям аналитики, политики и граждане тоже начали относиться к образованию и профессиональной подготовке как к инвестициям, обеспечивающим такую отдачу в смысле производительности, которая равна отдаче от инвестиций в машины и оборудование или даже превышает ее. Помимо этого, влияние дискриминации и сегрегации, наблюдающейся на рынках труда и жилья, на национальную производительность и бедность послужило поводом для национальных дискуссий о том, как смягчить эти проблемы.

Эти исследования, служа источником информации и знаний для разработки эффективной социальной политики, в то же время привели к важным достижениям в общественных науках, нашедшим применение в прочих многочисленных сферах. В ответ на неуверенность в способности политических интервенций сократить бедность был разработан принципиально новый подход к исследованиям в социальной сфере, известный как исследования в области анализа и оценки политики. Фундаментальные экономические концепции социальных выгод и затрат были уточнены и стали применяться к человеческим ресурсам и социальной помощи, после чего анализ социальных выгод и затрат превратился в стандартный инструмент для оценки государственного вмешательства.

Кроме того, в ответ на проблемы, с которыми сталкивались исследователи в своем стремлении понять последствия политического вмешательства для поведения в социальной сфере, был разработан ряд фундаментальных эконометрических методов, включая методы коррекции селективности и структурного моделирования. Сейчас эти методы широко применяются в научных исследованиях в самых различных дисциплинах, относящихся к людям и их поведению. Конкретно в методе социального экспериментирования используются контрольно-экспериментальные естественно-научные концепции случайной выборки, применяемые к политическим вмешательствам в социальной сфере – отрицательному подоходному налогу, страхованию здоровья, жилищным субсидиям, программам обучения и профессиональной подготовки. В настоящее время этот метод стал стандартным при разработке и предложении инициатив в области публичной политики и реформ в сферах, далеко выходящих за рамки проблемы бедности (например, связанных с политикой как в области образования и жилья, так и назначения цен на коммунальные услуги), и все чаще используется для оценки изменений в организации компаний и процессов на рынке труда.

Модель симулирования микроданных представляет собой компьютеризованный процесс оценки влияния политических вмешательств на индивидов, семьи и их поведение. Этот исследовательский инструмент, влекущий за собой далеко идущие последствия, был создан в ходе исследований, посвященных проблеме бедности. Вместе с осуществлением крупных репрезентативных выборочных обследований американского населения после 1960 г. появилась возможность учитывать правила и структуру инициатив в сфере перераспределения доходов, налогообложения и регулирования при каждом выборочном обследовании (а соответственно, и применительно к различным группам населения или ко всей стране) с целью оценить изменения в распределении доходов и в поведении, вызванные теми или иными политическими изменениями. Этот исследовательский метод со временем становился все более сложным, включая в себя динамические структуры и поведенческую реакцию. В настоящее время существует немало подобных методов и моделей, регулярно используемых Министерством финансов, Министерством здравоохранения и социального обеспечения, Службой социального обеспечения и Бюджетным управлением Конгресса для оценки эффективности и распределения воздействия политических предложений, относящихся к самым различным сферам.

Применение при политических вмешательствах оценок, полученных в ходе экономических и социальных исследований в этой сфере, отличает США от большинства стран Западной Европы, где на государственные инициативы в сфере социального обеспечения также выделяются крупные ресурсы, но при отсутствии оценок эффективности этих мер и их поведенческого и распределительного эффекта. Более высокие показатели американского рынка труда с точки зрения производительности и создания рабочих мест по сравнению с другими крупными социальными государствами отчасти объясняются постоянным анализом эффективности политических инициатив, который проводится экономистами и представителями общественных наук. Этот прикладной исследовательский подход, по большей части неизвестный в других странах, стал возможным лишь благодаря государственной поддержке фундаментальных исследований, на которых основываются данные методы.

Заключительные замечания

Данная глава написана с оборонительной позиции. То, что результаты фундаментальных исследований в экономике малоизвестны за пределами экономической сферы, представляется достаточно очевидным. Например, уровень финансирования фундаментальных исследований в экономике остается постыдно низким: финансирование исследовательской работы среднего доктора наук в экономике составляет лишь ничтожную долю аналогичного финансирования в других науках (см. табл. 0.1 и рис. 0.1). Средства, выделяемые Национальным научным фондом (ННФ) на экономику, не увеличиваются в течение десятилетий, несмотря на постоянный рост общего бюджета Фонда (см. рис. 0.2 и 0.3). Собственно, в реальном исчислении финансирование экономических исследований ННФ с начала 1990-х гг. застыло на одном уровне, хотя финансирование других наук стабильно и заметно возрастает. Можно задаться вопросом: не получают ли фундаментальные исследования в экономике финансирования из других источников, помимо ННФ? К сожалению, на экономику не распространяется действие хорошо финансируемых и имеющих большой штат программ, осуществляемых государственными учреждениями, в то время как многие из этих учреждений оказывают значительную поддержку другим наукам. Для большей наглядности отметим, что ежегодно другим наукам выделяют больше средств, чем экономика получала за всю историю человечества, и такой перекос финансирования существует на протяжении десятилетий.

ТАБЛИЦА 0.1. Финансирование фундаментальных исследований за счет средств ННФ и других федеральных источников и число докторов наук, работающих в данных областях

ИСТОЧНИКИ: Early Release of Summary Statistics on Science and Engineering Doctorates, NSF, March 1990. Federal Funds for Research and Development, Federal Obligations for Research by Agency and Detailed Field of Science and Engineering: Fiscal years 1970–2003, NSF.

ПРИМЕЧАНИЯ: *Экономика, эконометрия, урбанистика, исследования в сфере государственной политики. **Страноведение, государственное управление, политология, международные отношения. ***Криминология, социология, общественные науки. **** География, история науки, лингвистика, статистика.

РИС. 0.1.

Финансирование из всех федеральных источников, приходящееся на одного доктора наук

РИС. 0.2.

Бюджет ННФ (в млрд долл.) и доля средств, выделяемых на финансирование экономики, от общего бюджета ННФ

РИС. 0.3.

Финансирование экономических исследований из средств ННФ по годам

Что касается отдачи на каждый доллар, истраченный на исследования, и, безусловно, отдачи на каждый доллар предельных затрат на исследования, экономику следует объявить самой рентабельной из всех наук. Однако мы не слышим пения хоров и не видим газетных статей, расхваливающих ее на все лады. Никто не пытается привлечь внимание к экономическим открытиям и тем благам, которые они приносят общественности. Никто не требует увеличить финансирование исследований. Напротив, экономику нередко зачисляют в презренную рубрику «гуманитарных наук», предполагая, что прогресс в этой сфере не так важен или не так вероятен, как в «настоящих» науках. Я подозреваю, что экономисты терпят такое пренебрежение просто потому, что сами не понимают, чего они достигли в своей профессии. Надеюсь, эта и последующие главы книги помогут исправить подобную ситуацию.

В основу данной главы положены ответы нескольких экономистов, которых я несколько лет назад попросил помочь мне подготовить выступление перед Конгрессом в защиту экономики. Ими же сообщены фигурирующие здесь подробности. Мне бы хотелось выразить признательность и благодарность следующим исследователям, которых, по сути, следовало бы назвать в качестве соавторов: Бобу Бордли, Лэнсу Дэвису, Бобу Хэвмену, Ларри Котликоффу, Алеку Мерфи, Рэю Ризмену, Стиву Шэвеллу, Майку Ширеру, Роберту Шиллеру, Джону Тейлору и Оливеру Уильямсону.

Комментарий

Дэниел С. Хамермеш

Обзор, сделанный Чарльзом Плоттом, представляет собой проницательное, полезное резюме общих вопросов и конкретных тем, затрагиваемых в настоящей книге. Критиковать здесь практически нечего – собственно, всеохватность данной главы делает ее почти неуязвимой для какой-либо конкретной критики. Вместо этого мне хотелось бы остановиться на условиях, при которых экономические идеи могут влиять на политику, и продемонстрировать широту этих приложений в смысле занимаемого ими места, нежели спектра различных типов политического воздействия.

Прежде всего следует отметить, что взаимоотношения между экономической мыслью и политикой в корне отличаются от взаимоотношений между точными и естественными науками и изобретениями. Например, Джону Бардину, Уолтеру Браттейну и Уильяму Шокли принадлежит бесспорная честь изобретения транзистора, который привел нас прямиком к «кремниевому веку»; однако ни одному экономисту и ни одной статье по экономике нельзя, не погрешив против истины, приписать ответственность за конкретное политическое новшество. Даже Джордж Стиглер в своей апологии экономической науки [Stigler, 1976], основанной на интеллектуальном вкладе Джона Мейнарда Кейнса, обеспечившем наблюдаемое после Второй мировой войны снижение противоречий общей активности, возможно, придает слишком много значения идеям одного-единственного исследователя. Собственно, современные экономические успехи в значительной степени обусловлены «применением принципов экономической науки», как отмечает Плотт. Это простые принципы, которые преподаются студентам на первом курсе, но любой, кто хоть сколько-нибудь долго работал на правительство, сталкивался (хотя, кажется, это происходит все реже и реже) с тем, насколько чужды они большинству людей, и знает, насколько они полезны в реструктуризации политических споров.

Позвольте мне проиллюстрировать эту мысль на примерах из тех сфер, в которых экономические идеи, возможно, оказывают наибольшее влияние на политику федерального центра. Мне довелось участвовать в разработке закона 1977 г. о налоговом кредите при создании новых рабочих мест, согласно которому наниматели получали крупную субсидию по федеральному налогу в фонд пособий по безработице, если увеличивали число рабочих мест более чем на 102 % по сравнению с уровнем предыдущего года. В качестве антикризисной меры по созданию рабочих мест президент Картер предложил немного снизить ставку налога, предусматриваемого Федеральным законом о налогообложении в фонд социального страхования (FICA), – что фактически представляло собой субсидию на создание рабочих мест. Признавая эффекты замещения от такой меры, сенатор Ллойд Бентсен, возглавлявший законодательное сражение за эту идею, сумел протолкнуть эту более удачную альтернативу взамен той, которую предлагали экономические советники Картера. Президент Обама выдвинул фактически такую же программу во время своей президентской кампании 2008 г., но она была выброшена из его законодательной повестки дня – очевидно, вследствие того, что либералы возражали против выдачи кредитов нанимателям, даже если это помогало создать рабочие места.

К успеху привело и использование опытной схемы оценки премии при страховании по безработице посредством дифференцированного налогообложения нанимателей в зависимости от издержек, создаваемых ими для системы страхования по безработице, с целью снизить колебания уровня безработицы путем устранения стимулов для увольнений. Хотя эту идею связывают с работой Марти Фелдстайна 1970-х гг., она восходит еще к 1920-м гг., когда в США впервые начались разговоры о страховании по безработице. В итоге многие государства расширили диапазон налоговых ставок страхования по безработице, а сама эта идея сказалась на дискуссиях о финансировании выплат по безработице в таких странах, как Дания и Нидерланды.

Обе эти идеи возникли в тех сферах, где не существовало устоявшейся политики. Иной была ситуация, связанная с минимальной заработной платой, впервые установленной в США в 1938 г. Исследователи, работающие в области экономики труда, вероятно, опубликовали на эту тему больше работ, чем о любой другой политике, связанной с рынком труда. Но хотя Кард и Крюгер достигли вершин политического признания, когда их упомянул в своей речи президент Билл Клинтон, их работа [Card and Krueger, 1995] оказала не больше влияния на политику, чем многочисленные исследования других экономистов, которые продемонстрировали пагубное влияние минимальной заработной платы на уровень занятости. Вследствие привычности и политической символичности минимальной заработной платы экономические аргументы использовались не для разработки политических мер, а для защиты предвзятых политических позиций. В целом, наилучшая возможность повлиять на политику возникает не во время дискуссий о том, как видоизменить существующую политику, а в ходе разработки новой политики.

Почти вся данная книга и замечания Плотта связаны с федеральной политикой и программами. Кроме того, все они касаются законодательства и регулирования. Однако существенное влияние экономических исследований проявляется на уровне штатов и на местах, а во многом это влияние сказывается на политике косвенно – через судебные прецеденты. Что касается первого, то можно вспомнить вопрос о выборе школ и ваучерах. Эта политика, предложенная Милтоном Фридманом [Friedman, 1955], все чаще фигурировала в политических дебатах на уровне штатов и проводилась в жизнь в нескольких штатах и городах. Запреты на курение в 1950-х гг. были редки, но сейчас они стали привычными в США и других богатых странах. И хотя они, несомненно, отчасти являются результатом того, что быть здоровым выгоднее, чем больным, на их структуру повлияли идеи Коуза о правах собственности.

Возможно, наиболее ярким случаем превращения конкретной идеи в юридический прецедент служит применение категорий гедоники при оценке упущенной выгоды, основанное на работе Розена [Rosen, 1974], но, очевидно, восходящее еще к Адаму Смиту. Хотя эта идея столкнулась с серьезным сопротивлением в судах, она по-прежнему широко применяется и, несомненно, будет неоднократно использоваться в будущем. Даже такая приземленная работа, как мое исследование о красоте [Hamermesh, Biddle, 1994], бралась адвокатами на вооружение в многочисленных тяжбах, связанных с упущенной выгодой; а работа Борхеса о влиянии иммиграции (см., напр.: [Borjas, 1999]) в последнее время все чаще стала использоваться в качестве интеллектуальной основы для коллективных исков со стороны местных рабочих, конкурирующих с нелегальными иммигрантами за рабочие места в крупных компаниях[38].

Хотя фундаментальные исследования в экономике, как теоретические, так и эмпирические, с лихвой окупаются в практических сферах федерального законодательства, законодательства на уровне штатов и на местном уровне, а также юридических прецедентов, в конечном счете нашим величайшим вкладом является оказываемое нами скрытое воздействие на общественные настроения и общественные дискуссии. За последние пятьдесят лет политические дискуссии, затрагивающие экономические вопросы, стали более сложными: сейчас термины и концепции, до 1929 г. неведомые даже экономистам, известны всей образованной публике. Эти идеи уходят в общество благодаря преподаваемым нами курсам экономической теории, особенно вводным, которые обязательны для большинства студентов колледжей; но, если немного копнуть, выяснится, что они порождены нашими фундаментальными исследованиями.

Несмотря на эти успехи, нам еще предстоит большая работа. Например, взгляды общества на влияние иммиграции могут кого угодно привести в отчаяние[39]. Однако я совершенно убежден, что новые фундаментальные идеи в конце концов докажут свою ценность, – ибо закон Грешема в применении к экономическим идеям работает в обратную сторону, – чему станет способствовать их красота, а также то, что экономисты по-прежнему будут прилагать все усилия, чтобы через СМИ и учебные аудитории знакомить с ними широкую общественность.

Литература

Borjas, George J. (1999). «The Economic Analysis of Immigration». In Orley Ashenfelter and David Card, eds., Handbook of Labor Economics, vol. ЗА. Amsterdam: Elsevier.

Card, David, and Alan B. Krueger (1995). Myth and Measurement. Princeton, N.J.: Princeton University Press.

Friedman, Milton (1955). «The Role of Government in Education». In Robert Solo, ed., Economics and the Public Interest. New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press.

Hamermesh Daniel S., and Jeff E. Biddle (December 1994). «Beauty and the Labor Market». American Economic Review 84: 1174–1194.

Rosen, Sherwin (January 1974). «Hedonic Prices and Implicit Markets». Journal of Political Economy 82: 34–55.

Stigler, George J. (January 1976). «Do Economists Matter?» Southern Economic Journal 42: 347–354.

Комментарий[40]

Дэниел Ньюлон

Мне бы хотелось поздравить Чарльза Плотта с его убедительным выступлением о пользе экономической науки и необходимости увеличения финансирования фундаментальных исследований в этой области. Написанная им эта и другие главы в настоящей книге о том, как экономическая наука делает нашу жизнь лучше, отдают должное профессии экономиста. Но выступление Плотта могло бы стать еще более убедительным, если бы автор отказался от обидных сравнений с другими науками и большее внимание уделил успехам фундаментальной экономической науки, достигнутым после того, как та в 1960 г. начала финансироваться ННФ.

Заявление о том, что «ни одна другая наука не ставит перед собой таких труднодостижимых целей, как влияние на экономику в целом или хотя бы контроль за каким-либо одним рынком», скорее приведет представителей других наук в негодование, нежели убедит их, что экономика – важная фундаментальная наука. Это спорное утверждение (неужели изучение биологии человека, экологических систем или, скажем, атмосферы – занятие менее сложное, чем изучение рынков?) не идет на пользу настоящей главе. Защита экономики как полезной науки основывается не на том, насколько сложны ее задачи, а на том, насколько успешно она эти задачи решает. Далее в этой же главе Плотт приводит поразительные и неприятные (для экономиста) сопоставления тех средств, которые федеральное правительство инвестирует в фундаментальные исследования в экономике и других научных дисциплинах. Однако представители физических и естественных наук, вероятно, сочтут разумными крупные вложения в их сферы исследований, поскольку те в основном невозможны без дорогостоящего лабораторного оборудования. Для большей убедительности автору следовало бы показать, что относительно малые объемы финансирования фундаментальных исследований ведут к перекосам в экономической науке и мешают ей полностью реализовать свой потенциал.

Плотт в своем обзоре заглядывает далеко в прошлое, поскольку от открытия до его применения обычно проходит немало десятилетий. Такая долгосрочная перспектива удачна в том плане, что она позволяет создать об экономике впечатление как о науке, основанной на здравых принципах и теориях, приносящих практическую пользу, однако менее удачна в смысле привлечения дополнительного финансирования, поскольку ННФ начал финансировать экономические исследования лишь в 1960 г. Плотт упоминает работу лишь 2 из 38 нобелевских лауреатов и никого из 23 лауреатов медали Джона Бейтса Кларка, получавших поддержку от ННФ.

Попробую на одном из примеров самого Плотта наглядно показать, что его обзор мог бы быть более убедительным в качестве обращенного к ННФ призыва увеличить объем средств, выделяемых на фундаментальные исследования. В своем втором наблюдении Плотт рассказывает, каким образом фундаментальные исследования в макроэкономике привели к впечатляющим усовершенствованиям в макроэкономической политике, но ничего не говорит о фундаментальных исследованиях грантополучателей ННФ, впоследствии ставших нобелевскими лауреатами, – Роберта Лукаса, Эдварда Прескотта, Финна Кидленда и Эдмунда Фелпса, преобразовавших макроэкономику. Кроме того, получатели грантов разработали новые политические инструменты для центральных банков – такие, как правило Тейлора: правило монетарной политики, определяющее, насколько центральные банки должны изменять номинальную процентную ставку в ответ на изменения уровня инфляции и макроэкономической активности. А Бен Бернанке сразу же после своих фундаментальных работ по таргетированию инфляции, финансировавшихся ННФ, возглавил ФРС. Новые идеи, новые инструменты и люди, получающие небольшие гранты по программам ННФ, позволяют повысить долгосрочную эффективность экономики, в том числе ускорить экономический рост и снизить уровень безработицы и инфляции в США и многих других странах, а также помогают справиться с финансовыми и экономическими кризисами.

Значение экономической науки почти никем не оспаривается. Экономисты стараются попасть на влиятельные позиции в правительстве, научных сферах и в бизнесе. Университеты соперничают друг с другом в стремлении углубить свои исследования и усилить преподавание экономических дисциплин. Никогда еще столько студентов не стремилось попасть на экономические курсы. Однако финансирование фундаментальных экономических исследований едва поспевает за инфляцией. Почему? Эта ситуация отчасти отражает ситуацию с преподаванием экономики. Мы слишком хорошо осознаем социальные издержки погони за рентой и ошибочно принимаем аргументацию в пользу большего финансирования фундаментальных экономических исследований за лоббирование. Настоящая книга, посвященная тому, как экономическая наука улучшает жизнь людей, указывает нам путь к более эффективной пропаганде этой науки.

Глава 1

Эволюция торговли квотами на выбросы

Томас Г. Титенберг

На протяжении примерно последних тридцати лет применение передаваемых квот в целях контроля за загрязнением окружающей среды превратилось из научного курьеза в краеугольный камень американской программы по контролю за кислотными дождями и международных программ по контролю над выбросами парниковых газов. Чем объясняется такая поразительная эволюция? Каким образом на формирование данного подхода повлияли экономическая теория и эмпирические исследования?

Первые шаги

К концу 1950-х гг. и у экономистов, и у политиков сформировались вполне развитые и устоявшиеся представления о том, как следует проводить политику по контролю за загрязнением окружающей среды. К сожалению, оба лагеря придерживались по этому поводу совершенно различных идей.

Экономисты взяли на вооружение точку зрения профессора А. С. Пигу [Pigou, 1920; Пигу, 1985]. Тот утверждал, что перед лицом такой экстерналии, как загрязнение, меры по борьбе с ней должны включать обложение налогом на вредные выбросы тех, кто занимается деятельностью, загрязняющей окружающую среду, причем ставка налога должна быть равна предельному внешнему общественному ущербу, причиненному последней дозой выбросов при их эффективном распределении. Фирмы, обложенные налогом на выбросы, постараются интернализовать эту экстерналию. Сводя к минимуму собственные затраты, фирмы одновременно будут минимизировать и издержки для общества в целом. Согласно такой точке зрения, рациональная политика по контролю за загрязнением должна включать в себя взимание платы за загрязнение. Однако политики предпочитали сдерживать загрязнение посредством правового регулирования, начиная с контроля за местоположением грязных производств и заканчивая установлением предельных величин выбросов.

Итогом стал тупик: политики отдавали предпочтение количественной политике [Kelman, 1981], в то время как экономисты выступали за ценовые меры [Kneese, Schultze, 1975]. В этот период преобладали правовые средства, налоги же почти не использовались.

В 1960 г. Рональд Коуз опубликовал известную статью, тем самым заронив в умы семена иного мировоззрения [Coase, 1960; Коуз, 2007]. Указывая на чрезмерную узость анализа Пигу, Коуз утверждал, что если права собственности будут четко определенными и передаваемыми, то рынок может сыграть существенную роль не только в определении стоимости этих прав, но и в создании условий для их оптимального использования. Своим коллегам-экономистам Коуз разъяснял, что при подобном подходе стоимость прав собственности будет определяться рынком (а не правительством, на которое возлагал надежды Пигу). Политикам же Коуз указывал, что существовавшие на тот момент режимы правового регулирования не создавали стимулов к тому, чтобы права собственности использовались максимально эффективно.