скачать книгу бесплатно
– Но! – раздалось снаружи.
Лошади громко фыркнули и поскакали, звонко цокая копытами по Дворцовой набережной.
– Я – Князь Владимир Михайлович Волконский, – представился усатый мужчина. – Мы едем ко мне домой. Моя жена позаботится о вас, а я тем временем привезу доктора, чтобы он осмотрел ногу молодого человека.
Мы с Димой согласно кивнули. Князь Волконский, несмотря на свои усы, казался дружелюбным. В его глазах отчетливо просматривалась отеческая забота.
После недолгого молчания, князь деликатно кашлянул в кулак и спросил:
– Что же с вами произошло?
Мы с Димкой переглянулись. Брат едва заметно кивнул мне, давая понять, что он сам будет говорить. Я не возражала. Куда мне, тринадцатилетнему подростку, до его ораторских способностей.
– Мы упали в Неву. Случайно, – хрипло произнес брат. – Меня зовут Дмитрий. Дмитрий Иванович Рудомазин. А это моя сестра Виктория.
– Рудомазин… – задумчиво пробормотал Волконский. – Вы из купеческого рода? Не слыхал об Иване Рудомазине…
– Можно сказать, да, – кивнул Дима.
Наш папа был предпринимателем. В Питере у него было несколько продуктовых магазинов. Так что частично мы не соврали.
– Не слыхал, – теребя усы, повторил Волконский. – А откуда вы будете?
– Из Пушкина.
Князь нахмурился, и брат, осознав свой косяк, поспешно исправился:
– Из Царского Села.
– Поня-я-ятно, – протянул Волкнский.
На этом разговор был окончен.
Князь уставился в окно, и мы с Димкой последовали его примеру.
Мы ехали мимо Александровского сада в сторону Невского проспекта. Димка осторожно толкнул меня локтем и указал на Дворцовую площадь. Штаб Гвардейского корпуса и Главный штаб были тоже окрашены в красно-терракотовый цвет, как и Зимний дворец.
Когда мы гуляли по Питеру, Димка любил поведать мне об истории того или иного здания. Я с детства знала, что Зимний дворец несколько раз менял свой цвет, и при Николае II его стены были такого же цвета, как Ростральные колонны на Стрелке Васильевского острова, но одно дело – просто знать, и совсем иное – видеть воочию. У меня буквально челюсть отвисла от вида этого другого Санкт-Петербурга.
Миновав Мойку и пересечение Невского проспекта с Большой Конюшенной улицей, мы доехали до дома компании «Зингер» и у Казанского собора повернули на набережную канала Грибоедова.
– Еще совсем новенький, – едва слышно произнес брат, глядя на удаляющийся дом компании «Зингер».
Мы оба настороженно рассматривали такие родные и одновременно такие чужие здания, мимо которых проходили бесчисленное количество раз. Украдкой наблюдавший за нами Волконский расценил нашу настороженность иначе и доверительным тоном произнёс:
– Мой дом находится на набережной Екатерининского канала, чуть дальше Банковского моста, мы скоро будем там. Потерпите еще немного.
Брат понимающе кивнул, не отрываясь от вида из окна. А вот я сначала немного затормозила, и только спустя некоторое время вспомнила, что до революции канал Грибоедова носил иное название – в честь императрицы Екатерины II.
Миновав доходный дом Ратькова-Рожнова, мы приблизились к Банковскому мосту. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и его лучи придавали золотым крыльям львов еще больше блеска.
Проехав еще немного, кучер остановил карету у бежевого четырехэтажного дома. По моим примерным подсчетам, мы находились рядом с Мучным мостом, которого, выходя из кареты, я почему-то не увидела.
Забыв о травмированном Димке, я стояла на набережной и удивленно таращилась на то место, где должен был стоять Мучной мост. А еще на набережной не было ни одной машины – только редкие экипажи и немного людей в дореволюционной одежде. И, разумеется, никакого асфальта.
Несмотря на утреннюю прохладу и все еще мокрую одежду, меня бросило в жар. Я нервно стянула с головы капюшон и застыла на месте, пытаясь осознать реальность происходящего.
– Ты чего зависла? – спросил брат, когда князь Волконский помог ему выбраться из кареты.
Я молча указала ему на место между нами и Каменным мостом.
– Рано еще, – бросил Димка, поняв мой немой вопрос. – Его построят большевики в 1931 году.
Видимо, он забыл о том, что рядом с ним стоял князь Волконский.
От услышанного брови мужчины взмыли вверх, а глаза принялись метаться от меня к Димке. Кажется, Волконский только сейчас придал значение нашей одежде и увидел мои фиолетовые волосы, которые уже успели немного подсохнуть.
– Кто вы такие?! – стальным голосом произнес князь. Его серо-голубые глаза больше не сияли отеческой добротой.
***
– Господь милосердный! Дитя, что с твоими волосами?! – воскликнула жена Волконского, Анна Николаевна, когда я сняла капюшон.
Из-за нашей с Димкой неосмотрительности брату предстоял долгий и серьезный разговор с князем Волконским. Меня же, сочтя несмышленым ребенком, Владимир Михайлович отправил на попечение своей жены – миловидной светловолосой женщины на пару лет моложе самого Волконского.
– Это краска. – Впервые меня смущали мои же волосы.
– И где же нынче юных дам так ужасно красят и стригут? – всплеснула руками Анна Николаевна.
Я промолчала, кутаясь в еще влажную толстовку.
– Ох, ладно, оставим твои волосы на потом. – Анна Николаевна открыла дверь просторной комнаты с мебельным гарнитуром темно-зеленого цвета и крикнула: – Глаша!
Несколько секунд спустя появилась девушка чуть старше меня в чепце и простом сереньком платьице, поверх которого белел аккуратный фартучек.
– Глаша, приготовь горячую ванну и сухую одежду, да побыстрее. И полотенце принеси.
– Сию минуту. – Девушка склонила голову и поспешила выполнять поручение госпожи.
Когда Глаша принесла большое полотенце, Анна Николаевна велела мне раздеваться.
– Полностью?
– Полностью, разумеется, – закивала княгиня. – Ты же насквозь мокрая. Глаша, неси вино!
– Вино? – озадачилась я. – Но мне нельзя…
– Не пить, а растирать, – усмехнулась Анна Николаевна.
– Вином?
– Именно. Раздевайся, скорее, никто сюда не войдет, кроме горничной. – Анна Николаевна расправила полотенце и подняла его вверх, имитируя ширму, чтобы мне было более комфортно.
Кряхтя, я стянула с себя всю мокрую одежду и кашлянула. Анна Николаевна, поняв знак, закутала меня в полотенце и, когда Глаша принесла графин с прозрачной жидкостью, принялась растирать мое тело самой настоящей водкой. Где-то на задворках сознания вспыхнуло, что именно так и называлась водка до революции.
Я внимательно смотрела на ее тонкие нежные пальцы, с которых она предусмотрительно сняла кольца, чтобы не поцарапать меня, затем на засученные рукава кружевной блузы, а потом перевела взгляд на сосредоточенное лицо. Невольно мне вспомнилась моя мама, которая тоже вот так растирала меня водкой, когда я маленькая провалилась ранней зимой в подернутую тонким слоем льда лужу.
– У вас есть дети? – поддавшись какому-то странному порыву, спросила я.
Руки Анны Николаевны замерли на моих икрах.
– Есть. Сын и дочь. Но я не знаю, где они сейчас…
– Они пропали?
Женщина кивнула.
– Они ушли на прогулку в то ужасное воскресенье 1905 года и больше не вернулись. Мы приехали в Петербург по делам мужа. Его целыми днями не было дома, а мне в те дни ужасно нездоровилось. Дима с Леночкой улизнули из дома, их даже прислуга не заметила. Ах, если бы я могла стоять на ногах, я бы следила за ними и ни за что бы не выпустила из дома, когда на улицах такие волнения…
На глазах Анны Николаевны выступили слезы. Ее руки так и лежали на моих икрах, и мне стало еще более неловко. Эта женщина потеряла своих детей и вынуждена возиться со мной. Но что еще хуже – моя мама тоже будет такой, когда поймет, что мы пропали.
Эта мысль больно резанула по сердцу, и я закусила нижнюю губу, чтобы сдержать навернувшиеся слезы.
– Я вам всей душой сочувствую, – робко сказала я, осторожно убрав руки женщины со своих ног.
Анна Николаевна всхлипнула, и вытерла глаза тыльной стороной ладони. В этот момент, как нельзя кстати, пришла Глаша и сообщила, что ванна готова. Наказав горничной помыть меня, Анна Николаевна достала из кармана юбки кружевной платочек с вышитыми на нем цветами и, промокнув глаза, вышла из спальни.
После горячей ванны с ароматными маслами я почувствовала себя другим человеком. К тому времени, как я, согревшаяся и приятно пахнущая, вошла в зеленую комнату в платье, которое было мне немного маловато, Анна Николаевна тоже переменилась.
Вскочив с кресла, в котором она сидела с вышивкой, женщина с умилением осмотрела меня и улыбнулась.
– Это платье Леночки. Ей было одиннадцать, когда она его носила. Тебе немного мало, но смотрится неплохо.
– Да, – неуверенно произнесла я, поправив непривычно длинный и пышный подол серо-коричневого платья в клеточку.
– Выглядишь мило, сестра. – Ко мне подошел Димка, одетый в коричневый костюм-тройку свободного пошива.
Я удивленно уставилась на брата, мысленно отметив, что ему этот наряд очень даже идет. Димка просто идеально вписался в это время, не то, что я, со своими волосами и совершенно неизящной фигурой.
За Димкой в комнату вошел Владимир Михайлович. По выражению его лица я не смогла определить, поверил он Димке или же нет. Однако, исходя из того, что брат переоделся и выглядит расслабленным, разговор их прошел хорошо.
Тяжелый вздох вырвался у князя, когда он на меня посмотрел.
Вспомнив, что на мне платье его пропавшей дочери, я шагнула за спину брата, спрятавшись за ним от глаз князя.
– Это водка? – Владимир Михайлович перевел взгляд с меня на графин, который так и остался стоять на столе.
– Водка, – кивнула Анна Николаевна. – Это для…
Не успела она договорить, как князь шагнул к столу, взял графин и сделал большой глоток прямо из горла. Я невольно сморщилась.
Владимир Михайлович шумно выдохнул и, взяв ладонь жены, поднес ее к носу, а затем поцеловал.
– Видит бог, мне этого требовалось. – Взглянув на Димку, князь добавил: – После его истории…
– Что за история? – полюбопытствовала Анна Николаевна, жестом подозвав стоящую в дверях Глашу и всучив ей графин с водкой.
Когда горничная ушла, закрыв за собой дверь, Владимир Михайлович опустился в кресло и, взглянув на нас с Димкой, тихо сказал:
– Юноша говорит, что они из будущего.
– Пресвятые угодники! – воскликнула Анна Николаевна, прижав руку к груди. – И ты поверил?
– Сначала нет, но этот юноша знает много того, что никак не может знать. А еще предсказывает в следующем месяце первую в Российской империи авиакатастрофу и чуму, – Владимир Михайлович взглянул на Димку, будто спрашивая, все ли правильно он сказал.
– Чума? Это у нас-то? Володенька, да ты сам себя послушай! Какая еще чума?
– Маньчжурская, если быть точным, – пояснил Димка. – Начнется на Дальнем Востоке, а сообщат об этом 15 октября.
– А 7 октября произойдет авиакатастрофа, так? – уточнил князь.
Брат кивнул.
– На Комендантском аэродроме во время праздника воздухоплавания.
– Ох, ну это уже… – начала было Анна Николаевна, но муж ее перебил.
– Вот и посмотрим, проверим. Празднество уже началось. На Комендантском поле почти каждый день проходят авиационные соревнования. Дождемся седьмого числа и посмотрим.
– Да что смотреть-то? Я лжи в своём доме не потерплю! И не важно, что его, – Анна Николаевна указала на Димку, – зовут так же, как нашего сына. И что Леночке сейчас было бы столько, сколько ей. – Палец Анны Николаевны ткнул в меня.
В глазах женщины снова заблестели слезы.
– Уверяю вас, мы не врем, – доверительным тоном произнес Димка, участливо глядя на Анну Николаевну. – Если бы у меня имелись другие доказательства, я бы их сразу же предоставил, но мой телефон, – он достал из внутреннего кармана пиджака мобильник, – намок и не включается.
Блин, а где же мой? В карманах его точно не было. Значит, выпал, и теперь лежит где-то на дне Невы. Интересно, в каком времени?
– Как эта коробочка может быть телефоном?
– Очень даже может быть. Если нажать вот на эту кнопку и удержать ее, то телефон должен… – Димка удивленно вытаращился на экран. – Включился! Он включился.
Владимир Михайлович вскочил с кресла и в два коротких шага оказался рядом с нами. Анна Николаевна же подошла к нам осторожно, с плохо скрываемым интересом поглядывая на экран с приветственной фразой «Добро пожаловать, Дмитрий!».
Верхняя часть экрана рябила разноцветными полосами – результат купания в реке, – однако все остальное на удивление работало.
Димка сразу же открыл галерею и принялся показывать чете Волконских фотографии.
– Это как же фотокарточки помещаются в такую маленькую коробочку? – удивился князь.
