Идеальный гражданин

В неволе существует свой сленг. Некоторые слова со временем учишь сам, некоторые еще путаешь со словами из обычной жизни. Какие-то термины не имеют принципиального значения. Если назовешь «решку» – окном, а «тормоза» – дверью, то ничего не изменится. А вот сказать «спросил» просто так нельзя. Спросить в тюрьме означает предъявить. Если же задаешь человеку обычный дружеский вопрос, правильно говорить – «поинтересоваться». Или, нельзя говорить «постучать», «стучат органам», правильно употребить «цинковать». Не «дырка», а «отверстие», не «вафля», а «печенье в клеточку». Если сказать это в присутствии «стремяг» – людей, стремящихся максимально следовать тюремным понятиям, то поначалу будут поправлять, но со временем это будут воспринимать крайне негативно. Обычные же заключенные, далекие от криминальной культуры, могут закрывать глаза на неправильное изъяснение.

Шли дни, мы общались, пользовались новой удочкой из бумажных листов, но карантин не вечен. В один из вечеров нас вызвали на распределительную комиссию. Это процедура, при которой несколько сотрудников Администрации решают, в какую камеру отправить арестованного.

Есть несколько правил распределения заключенных. Одни закреплены в законе, другие действуют негласно и известны лишь самим сотрудникам. В законе в частности запрещено содержать вместе тех, кто уже сидел и тех, кто заехал в СИЗО в первый раз. Заключенных болеющих туберкулезом содержат отдельно от здоровых, мужчин отдельно от женщин, взрослых отдельно от детей. Есть правила, что отдельно содержаться обвиняемые по насильственным статьям, что соблюдается далеко не всегда. Также отдельно должны содержаться государственные изменники; шпионы и экстремисты, то есть категория, к которой относился и я. Но это правило вообще не исполняется. Также сотрудники разделяют тех, кто склонен сотрудничать, и слабо поддающихся давлению. Обязательно отделят гомосексуалистов от остальных.

Каждый из нас по очереди заходил в просторную комнату, дверь держали открытой, и можно было видеть, что происходит. Каждый по очереди вставал в квадрат, нарисованный на полу, представлялся, называл дату рождения, статьи, обязательно интересовались дежурил ли, нормально ли содержится в общей массе. Также у многих интересовались, почему не стрижены. Вообще максимальная длина волос установлена только для осужденных, на тех, кто содержится в СИЗО, это не распространяется. Но у многих сотрудников есть собственные представления, нигде не зафиксированные, свое толкование закона, поэтому очень часто сотрудники любят требовать постричься. Хотя никакой обязательной силы это требование не имеет. Поэтому, когда и как стричься это решать вам, но надо учесть, что заключенные не слишком любят, если у кого чересчур длинные волосы. Это могут принять за признак женственности. Поэтому лучше следить за своей шевелюрой. Я ответил на все поставленные вопросы. На вопрос о дежурствах, ответил, что не дежурил.

– Еще очередь Ваша не приходила? – спросил сотрудник.

– Приходила, просто я отказался. Я не хочу иметь проблем с другими заключенными. – честно ответил я.

– Вам кто-то угрожал из других заключенных? – вновь поинтересовались у меня.

– Нет, рапорт на меня уже составляли.

– В таком случае если и дальше будите отказываться дежурить, к Вам будут применены меры дисциплинарного взыскания, вплоть до выдворения в карцер.

Я это понимал, но портить отношения с заключенными действительно не собирался, чтобы не превратиться в Макарова. Вообще можно вполне лавировать, сохраняя хорошие отношения, как с Администрацией, так и с заключенными, как большинство и делают.

Я решил напомнить о правиле, закрепленном в законе, о том, что экстремистов сажают отдельно. Мне сказали, что по моей статье на «Воднике» содержится только один человек, я его знал, это был Екишев из движения «Парабеллум», но поскольку он уже ранее отбывал срок, то есть был второходом, содержать нас вместе не могли. Вообще тогда я горел идеей сидеть с так сказать «государственными преступниками», как я. Но позже пришло осознание, что это было ошибкой. Среди остальных заключенных есть много интересных людей. Если бы правило о раздельном содержании полностью соблюдалось, я бы замкнулся в узком кругу, и не познакомился со многими любопытными личностями.

Несмотря на то, что законодатель установил такие нормы специально, чтобы экстремисты не могли распространять свои «антигосударственные» идеи среди других заключенных, администрация действует по другой логике. ФСИН наоборот стремится не сажать экстремистов вместе. Тогда бы они могли быстрее найти общий язык, сплочённее отстаивать свои интересы или вообще организовать побег. Возможно к такому порядку вещей приложили руку еще и ФСБ. Как и остальным, кто имел относительно длинные волосы, мне сказали подстричься. Хотя на воле моя стрижка считалась короткой

По окончании распределительной комиссии, мы вернулись в камеру, нам дали машинку для стрижки и сказали собирать вещи.

Я решил не стричься, как и Вадим. Подстригся Денис, убрав свою косичку, он поначалу говорил на распределительной комиссии, что не хочет стричься, но Администрация его убедила. Стриженный под ноль он был похож на узника концлагеря. Подстригся под ноль и Игорь, хоть он и так был очень коротко подстрижен. Скорость подстригся, но не совсем под ноль. Так же подстригся и таджик, сидевший за участие в краже мусорного контейнера.

На комиссию не вызывали только таджика-наркоторгова и еще одного молодого парня по 228. Ч.2 (хранение наркотиков). Они заехали недавно, поэтому их очередь еще не настала. Этому молодому парню мы стали объяснять, как налаживать дорогу, показывали, как делать удочку. Когда тот уселся делать ее из листков бумаги, в камеру ворвался сотрудник администрации.

– Так, я Вас сразу предупреждаю, чтобы Вы не пытались наладить межкамерную связь! – сказал тот парню, видимо увидев по камере видеонаблюдения, что тот делает из листков подобие удочки. Изъять их сотрудник не мог, потому что это были материалы дела, не подлежащие изъятию, да и парень пока еще не успел скрепить эти листы.

Когда сотрудник ушел, парень все-таки обещал, что будет держать дорогу. К чему был этот приход сотрудника? То ли они просто проверяли парня, как он подчиняется приказам, чтобы знать в какую камеру его отправить. То ли рассчитывали, что он пока еще «не попал под дурное влияние» и можно подавить его волю к неповиновению.

Через некоторое время за нами зашли сотрудники, я собрал пожитки, свернул матрас и пошел вместе со всеми. Мы поднялись по лестнице на этаж выше и стояли возле закрытой двери. Пока мы ждали к нам подошли знакомые люди. Белорус, днровец, еще несколько человек, с частью из которых были знакомы мои сокамерники. Всех их также поднимали в камеры. Постепенно нас поднимали все выше и выше, и с каждым этажом от нашей группы оставалось все меньше и меньше. Было немного тяжело расставаться с теми с кем сдружился, но тюрьма это то место где нельзя привыкать к людям.

Наконец нас довели до последнего этажа, если не считать этаж с прогулочными двориками. От изначальной группы почти никого не осталось. И вот меня провели на этаж, раскрыли двери одной из камер.

– Какие у Вас статьи? – спросил сотрудник у заключенных.

– 105-ая «Убийство». – ответил один из сидевших.

Я зашел в камеру. Так начался новый этап. Всего в карантине «Водника» я провел восемь дней.

Заселение в камеру «Водника»

Личность каждого тесно связана с Отечеством:

Любим его, ибо любим себя

Н. М. Карамзин, российский историк и литератор

Как и учил меня белорус, я поздоровался, спросил, «людская ли камера?» (то есть сидят ли здесь порядочные арестанты или «шерсть»), кто смотрящий. Узнав, что попал я в людскую камеру и кто смотрящий, я спросил, где свободная кровать. С этим меня попросили подождать и пока отложить вещи в сторону. В камере, как и на карантине, была отдельная туалетная комнат, меня отвел туда молодой, накаченный парень по имени Саня. С первых минут меня встретили достаточно радушно, здоровались, представлялись. В туалете сидели двое, один косоглазый, коротко стриженный здоровяк – Виталя, на унитазе сидел темноволосый молодой парень, назвавшийся Никитой.

– Никита у нас грустный, не обращай внимания. – сказал Саня.

Вид у этого Никиты действительно был недовольный.

В туалете было накурено, довольно тесно вчетвером. Саня добродушно, но серьезно, начал расспрашивать меня.

– Ну давай, рассказывай, что за беда?

– 282, экстремизм. У нас была организация, проводили митинги, шествия, выступали против власти. Сам не стучал, заявлений ни на кого не писал. – рассказал я по алгоритму белоруса.

Саня выслушал меня и коротко описал, что да как.

– Ну смотри, первые три дня ты гость, к тебе никаких вопросов, никаких предъяв. Будем присматриваться к тебе. Отдыхай, пей чай, смотри телевизор. Если через три дня все будет нормально, то вольешься в коллектив. Стабильности тут сразу говорю, нет никакой. Я тут пять месяцев, но в любой момент могут перекинуть. Больше всех здесь смотрящий Джонни, уже восемь месяцев.

После инструктажа мы вышли из туалета. Свои сумки с вещами стал размещать под одну из кроватей, это было непросто из-за обилия чужих вещей. Я стал предлагать продукты, которые остались после передачки, на что мне сказали подождать. Поначалу я думал, что как на карантине все сразу схватятся за еду. Но оказалось по-другому. Люди сидели уже приличное время, еда у них в запасе, конечно же, была. Свою сумку с едой мне сказали поставить в специальный угол, где уже стояла куча пакетов с продуктами.       Один из заключенных покопался в пакете, разбирая вещи, чтобы часть оставить в пакете, а часть убрать в холодильник.

Многие говорят, что очень волнуются, заходя в камеру, особенно впервые, честно говоря, у меня такого не было. Я чувствовал себя довольно спокойно. Меня усадили за стол, предложили кофе, бутерброды, а сами попросили мое постановление о заключении под стражу. Это нужно было, чтобы быстро записать в «Домовую книгу» и отправить по дороге. «Домовая книга» – это тетрадь, где записаны данные всех заехавших заключенных. В «домовые книги» могут быть занесены только данные, заехавших в камеру, могут быть сидящих на этаже, на корпусе или даже на всем СИЗО. «Домовые» бережно хранят, если надо передают по дороге. Плохо лежащую «домовую», обязательно изымут сотрудники. С помощью «домовых» можно узнать данные практически на любого заключенного. Таким образом, можно найти подельников или, например, узнать сидел ли человек порядочно или нет.

Ко мне подсел старый азербайджанец и начал разговор.

– Я вот хочу узнать, почему ты против Путина, что он тебе сделал? Я лично его поддерживаю.

– Он разворовывает страну, уровень коррупции в нашей стране один из самых высоких в мире. – отвечал я.

– Так ты скажи, он что лично у тебя что-то украл?

– Ну, можно сказать, что лично у меня. Например, из-за коррупции, я получаю стипендию, меньше, чем мог бы получать. Высокий уровень коррупции ведет к росту цен, налогов. Да даже если бы он лично у меня ни рубля не украл, все равно я не могу игнорировать несправедливость, которая господствует в стране.

– Натик, ну что ты к парню пристал? – окликнул его другой заключенный. – Он за идею борется, не бабушек же ему, как тебе обманывать.

– Ну все равно учти, – напоследок сказал Натик, – Тут все поддерживают власть. Это может дядя Дима тебя поймет, он вообще русских не любит. Но я считаю, что оппозиция хочет развалить страну.

На самом деле азербайджанец преувеличивал. Никто кроме него в камере не высказывался в поддержку действующей в России власти. Кому то было все равно, кто-то меня поддерживал, кто-то критиковал мою деятельность, но не из-за того, что мы якобы раскачиваем лодку, а потому что, я мол ломаю себе жизнь, вместо того, чтобы идти учиться и работать.

Камера была раза в два меньше карантина. Во время моего заезда там сидело 12 человек, включая меня. В отличие от карантина, в камере был холодильник и небольшой телевизор. В углу была сложена большая куча одеял, подушек, под которыми располагался склад с запасами продуктов и иных бытовых вещей.

Всего в камере было восемь койко-мест, расположенных на четырех двуярусных кроватях. Это был тот самый «перегруз», когда людей больше, чем спальных мест.       Поэтому спали по очереди: один ночью, один днем. Круглосуточные места были у старожилов камеры. Перегруз был не очень большой, поэтому очень часто если кто-то хотел спать, в наличии появлялась неиспользуемая койка. У меня поинтересовались, в какую смену я хочу спать – в ночную или в дневную. Я недолго думая выбрал дневную: с 07:00 до 19:00. Моим «сменщиком» был Виталий.

Так как это была простая общая камера, особого контроля за ней не было, поэтому в ней было три мобильных телефона. Иметь телефоны в СИЗО категорически запрещается, но почти во всех общих камерах они есть. В основном их приобретают через коррумпированную администрацию. Иногда заключенные проносят их тайно. Например, после свидания с адвокатом, или вольную дорогу (дорогу связывающую СИЗО с волей).

Приоритетнее для администрации, чтобы телефоны приобретали через нее, это позволяет получать сотрудникам немалые доходы, быть в курсе у кого и сколько телефонов, в случае чего передавать следствию данные о мобильных устройствах, чтобы устанавливать прослушку.

Про наличие телефонов администрация прекрасно знает, но как и с дорогами, смотрит на них сквозь пальцы, лишь изредка борясь с этим явлением. Как и с дорогами, причина этого в коррупционной составляющей, а также в боязни столкнуться с сопротивлением заключенных. Выездные проверки вышестоящих органов не дают результатов. Администрация вовремя предупреждает заключенных о проверках. Наверное самый большой стимул для администрации изымать телефоны, это для того, чтобы потом заново продать их другим заключенным.

В нашей камере было два смартфона и один кнопочный телефон. Смартфонами с доступом в Интернет преимущественно пользовался смотрящий и парень заведующий за провизией в камере, но несмотря на это, по просьбе пользоваться ими могли все. Каждый вечер на кровати вешали занавески, чтобы не было видно телефонов и света от них, видеокамеры у нас не стояло, поэтому увидеть, что происходит в камере могли только через шнифт – специальное приспособление с внешней стороны двери, поднимая которое сотрудники ФСИН видели происходящее в камере. Иногда, чтобы поговорить по телефону, в том числе по видеосвязи, шли в туалет.

Через несколько минут после моего приезда, смотрящий подозвал меня к себе, он поинтересовался, знаю ли я номера близких, которые точно не прослушиваются, чтобы мне могли тоже давать а пользование телефон. Я честно сказал, что номера, которые я знаю наизусть, могут прослушиваться, поэтому я при встрече с адвокатом попрошу, чтобы он передал родителям сделать левый номер. Никого подставлять я не хотел, да и, чтобы мои разговоры слушали тоже.

Я отдал свой матрас Витале, таким образом на нашей кровати было 2 матраса, а не один.

Несмотря на то, что я согласился спать днем, мне разрешили в первый день поспать на свободной кровати ночью.

– Это потому, что ты против Путина, – сказал мне об этом смотрящий.

На месте где я лежал, был хорошо виден телевизор, поэтому я смотрел его и засыпал.

Также надо сказать еще об одном важном вопросе, его я решил изложить сейчас, хотя наверное стоило затронуть при рассказе о карантине.

Очень часто, только, что поступивших, вызывают на беседу сотрудники, пытаясь завербовать человека. Настоятельно советую сходу отказаться негласно доносить администрации. Это последнее дело, которое приведет к плачевным последствия. Стукачество рано или поздно вскроется и администрация далеко не всегда сможет вас защитить.

Также очень часто предлагают подписать бумаги о согласии на дальнейшую работу в хозотряде. Такие бумаги тоже не надо сходу подписывать. Если вы это сделаете, то рискуете сразу угодить в «шерсть». Даже если вы собираетесь после получения срока остаться в хозотряде, лучше подождать приговора. Ситуация со временем может измениться, вы можете передумать, и лучше это время до приговора проводить в людской массе. Мой совет, если вам предлагают сотрудничество не надо грубить, отказывайтесь вежливо, заявляя, что не собираетесь нарушать правил внутреннего распорядка и будите взаимодействовать с администрацией без доносительства.

Проснулся утром. В тюрьме, перед тем как что-то делать необходимо вначале сходить в туалет и умыться. Вопросы гигиены здесь крайне важны. Никто не хочет сидеть с немытым, плохо пахнущим соседом. Если что-то из посуды упало на пол, это необходимо пойти и вымыть, перед тем, как снова пользоваться. Таких правил много, большинство из них адекватный человек должен соблюдать и на воле. Следите за другими, действуйте интуитивно, если как то ошиблись, вас поправят, но постоянно это делать не будут. Поэтому старайтесь запоминать такие бытовые замечания и схватывать их на лету. Очень часто в камерах будут сидеть заключенные, которые от нечего делать будут следить за каждым вашим шагом, чтобы придраться к малейшей оплошности и устроить конфликт.

У нас в камере курили все кроме меня. В тюрьме, несмотря на рекомендации закона, обычно не разбираются, кто курит, а кто нет, и сажают всех вместе. Запретить кому то курить нельзя, хотя курящие стараются курить в строго отведенных местах. Но к счастью, табачный дым отторжения у меня не вызывал. Первые три дня я провел в основном сидя за столом и смотрел телевизор. Читать в переполненной камере было сложно. Спал я днем, ночами учась стоять на дороге. Как и должно, в первые дни меня не напрягали никакой работой, относились тепло и дружелюбно, по дороге даже пришел комплект одежды, в качестве подарка с так называемой «котловой хаты», то есть камеры, где хранились различные вещи, которые заключенные собирали для помощи нуждающимся и распределяли по дороге. Среди таких вещей: сигареты, сахар, чай, кофе и прочее. Помощь другим арестантам в СИЗО это обычное дело.

Спать весь день я не мог, отчасти из-за того, что даже на двух матрасах спать было жестко и к утру очень болели ноги. Поэтому я, какое то время бодрствовал и днем. В камере был стол, но очень небольшой. Даже вшестером за ним было тесно. А нас было двенадцать душ.

В камере было такое правило. По вечерам недавно заселившиеся в определенное время на 10 минут уходят в туалетную комнату, пока старожилы обсудят дела камеры. Хотя зачастую такой обряд носил формальный характер, и пока мы были в туалете, я слышал как остальные обсуждали посторонние, несекретные темы, например то, что идет по телевизору. В первое время так отходил в туалет я, Виталя и Никита (то есть по приезду я застал их именно во время этого «ритуала»).

И вот в один из дней, парни стали заваривать чифир, очень крепкий чай из нескольких пакетиков, высыпали на тарелку конфеты. Это было мое посвящение. Во время этого действа, все вставали в круг, по очереди говорили приветственные слова, вроде «Рад с тобой познакомиться, жаль, что знакомство получилось не на воле. Желаю скорейшего освобождения, добро пожаловать». Эти фразы оканчивали либо словом «АУЕ» (арестантский уклад един, либо арестантско-уркаганское единство) на что остальные должны были хором отвечать «Жизнь ворам». Либо вначале произносили «Жизнь ворам», а ответом было «Вечно». После чего человек отпивал чифира из кружки и передавал другому, который также в свою очередь произносил короткую речь и так кружка проходила через каждого, в том числе оказалась у меня в руках. Я произнес благодарственные слова за теплый прием. Ритуал длился пока в кружке оставался чифирь. После окончания посвящения, на меня распространялись обязанности как на всех содержащихся в камере. В основном это касалось уборки в камере. Также мне теперь на полном праве могли предъявить претензии, но делать это не стали, потому что не было за что.

Вообще относились ко мне достаточно уважительно, особенно на фоне других, во многом из-за моего образования, моей оппозиционной деятельности.

Частенько слышал, как меня обсуждали в положительном ключе, когда мы уходили в туалетную комнату по вечерам.

Однажды, после отбоя, шнифт двери открыл сотрудник и тихонько постучался, это означало, что он должен заказать (оповестить) кого то о выезде на суд. В большой камере как наша, на суд ездили часто. И вот в этот раз на суд заказали меня и Руслана, молодого татарина, обвиняемого в хранении наркотиков. Заказа на суд подразумевал ранний подъем в пять утра и за час надо быть готовым к поездке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.