скачать книгу бесплатно
– Вы посмотрите, лежит, строит планы как подняться по козлиной карьере. Шаг первый – убирать мусор, шаг второй – ремонт СИЗО, а там уже и до баландера недалеко.
В течении дня я общался с новенькими. От большого количества общения можно много узнавать о жизни разных регионов, разных профессий. Был, например, один мужик из ДНР. Мне, конечно, было интересно как у них там обстановка. Его речи можно было плотно изложить примерно так:
– Ну конечно у нас там безработица, цены растут, периодически снаряды летают. Но зато наши бандерам позиции не сдают.
Потом я поинтересовался, откуда у него атрибутика ЛДПР, показывая на его носки и футболку.
– А это. Да меня в качестве массовки пригласили Жирика послушать, заплатили 500 рублей и во еще одежды подарили. Там народ только так и ходит.
В середине дня от нас перевели Белоруса, чеченца, днровца и дениса-москаля. На следующий день еще и якута с Макаровым. Белорус оставил меня налаживат дорогу, посчитав, что я более ответственный. Однако это оказалось не так просто. Управляться с удочкой было сложно и в первый же день то что мы налаживаем дорогу стало известно сотрудникам и те забрали у нас удочку. Мне обещали объявить выговор за организацию дороги. На следующий день и мне пришлось отказываться от дежурства. Еще на воле мне доводилось говорить «нет» высшим чинам полиции, чиновникам мэрии Москвы, сотрудникам ФСБ, поэтому отказать каким-то фсиновцам в такой ерунде было несложно. На вопросы о причинах отказа я говорил о том, что не хочу иметь проблем с другими заключенными. После этого следовали вопросы, угрожали ли мне. Судо по всему администрации часто делают замечания за журнал дежурств без росписей. Мне же за отказ обещали еще одно дисциплинарное взыскание.
На ИВС мы постоянно отказывались от прогулок, так как надо было высоко подниматься, неба не было видно, и повсюду пахло краской. На «Воднике» прогулки были слишком рано, и мне лень было на них вставать. Однако позже, когда прогулки организовывали ближе к середине дня, мы решили сходить.
На «Воднике» прогулки проходили на последнем, 6-том этаже. Один сотрудник открывал камеру и велел идти нам до лестницы, откуда мы уже поднимались сами, без сопровождения. Наверху ждал другой сотрудник, который заводил нас в один из двориков для прогулок. Дворик был довольно просторным, с лавочкой посредине и турником на стене, которых, однако, была всего пара на все прогулочные дворики, и больше на турники мы не попадали. Границы дворика представляли собою бетонные стены, сверху находилась решетка с проволокой, которая не давала подняться слишком высоко и увидеть, что творится в других двориках. Проволока в большинстве мест была вырвана, видимо, чтобы сделать удочки. Еще выше, над всеми двориками, возвышался железный навес, закрывавший нам небо, его было видно совсем самую малость.
На прогулке, кроме турника, делать было абсолютно нечего. Большинство ходит на прогулках взад-вперед или по кругу. Наверное многие видели это в фильмах, с той лишь разницей, что в наших СИЗО каждая камера гуляет отдельно и заключенные из разных камер по идее не должны пересекаться между собой, хотя не всегда удается выполнить данные правила.
Перед прогулкой обязательно сходите в туалет, на прогулке само собой никто в туалет вас водить не будет, а делать свои дела прямо в дворике считается неприлично.
Пока мы гуляли, до нас докричалась камера в которой сидел смотрящий за карантином, они гуляли в соседнем дворике. Узнав, что у нас изъяли удочку, нам поручили сделать новую. В СИЗО от дороги отказаться нельзя. Считается, что арестант должен любым путем выходить на связь, отмазки практически недопустимы. Поэтому то, что у нас забрали удочку, никого не волновало.
Первая прогулка нам быстро надоела, уж не знаю правда чего мы от нее ожидали. Ввиду этого мы стали ломиться в дверь, чтобы нас вернули в камеру. Уже позже я осознал неправильность своего поведения. Прогулки в тюрьме это крайне важно из-за дефицита свежего воздуха, поэтому советую ходить на прогулку каждый день. Когда весь день проводишь в замкнутом помещении, ухудшается самочувствие, уменьшается работоспособность. К тому же прогулка лучше подходит для занятий спортом, чем камера. Для меня прогулка была еще какой-никакой движухой, способом разнообразить жизнь, не сойти с ума.
Иногда идя с прогулки можно застать людей из других камер, если они еще не успели спуститься. Так, после первой прогулки, мы встретили Белоруса и днровца, которых, как оказалось, перевели в другой карантин. И даже мельком увидели Макарова, заходящего в другую камеру.
В СИЗО очень достает музыка. В карантине стояло радио, которое нельзя было выключить, также радио играло и на прогулке. Обычно радиостанцию не меняли, песни повторялись по несколько раз на дню, поэтому через неделю на карантине меня тошнило от Монеточки и Лободы.
Жизнь на карантине продолжалась, мы кое-как сделали удочку из листов бумаги. Мне приходили электронные письма от соратников со словами, которые здорово грели душу. Цензура на «Воднике» была довольно либеральной, поэтому я мог даже писать некоторые подробности дела. Засекречивая данные, я писал, о ком именно знает следствие. Вскоре мне зашла еще передачка, а также пришла апелляционная жалоба от Юрия, где он достаточно емко изложил доводы, почему решение о заключении меня под стражу надо отменить. Некоторые аргументы он добавил, в частности на ничем не подкрепленные утверждения следствия о том, что домашний арест не может выполнить целей, поставленных перед ним УПК, Юрий резонно задает вопрос – «Если бы это было так, то зачем тогда законодатель ввел эту меру пресечения в УПК?». Также стала известна дата апелляции.
На карантине интересно находится в том плане, что постоянно заезжают новые люди, а старые уезжают. С одной стороны обидно расставаться с теми к кому привык, с другой стороны такое разнообразие мне было приятно. Вечерами, после отбоя, в довольно просторной карантинной камере, мы сидели за столом, ели черный хлеб, который нам полагался, ничего другого у нас не было, пили чай без сахара, из-за отсутствия последнего, и общались.
Я больше всего сдружился с двумя парнями. Один футбольный фанат, что дало нам много общих тем для разговоров. Игорь, как его звали, попался на покупки травы, и проклинал себя, что связался с наркотой. Он хорошо выглядел, один из немногих у кого был хороший адвокат по договору. Он был в курсе многих вещей связанных с национализмом, читал Евангелие, поэтому я проникся к нему симпатией.
Второй, Вадим, обычный русский рабочий мужик, по жизненному мудрый. Ему дали год колонии поселения за угон автомобиля без цели хищения, на деле на него просто написала заявление его девушка, на автомобиле он ездил на вполне законных основаниях и даже был вписан в страховку.
– А ты по какой статье заехал? – интересовался он у меня.
– Организация экстремистского сообщества.– ответил я.
– И , что за религия у вашей организации? – Вадим вначале подумал, что я какой то сектант.
– Да у нас не религиозное движение, а политическое, мы против Путина выступали.
– Ничего себе, тогда давай я пожму руку, вы правильные вещи делаете. Я сам из Сочи, у нас Путина ненавидят, после этой Олимпиады цены взлетели, а зарплаты так и остались низкие. Весь город перекопали, как Путин приезжает, все улицы весь день перекрыты. В Сочи у власти рейтинг абсолютно нулевой.
Поскольку, после расселения Белоруса, москаля и других, я стал в некотором роде самым опытным, ко мне активно прислушивались. В итоге всем в камере руководили мы втроем, решая бытовые вопросы, обсуждая других сокамерников.
Были и другие интересные люди. Например, как то ночью привезли мужика, Дениса. Он сам из Крыма, ехал в Москву по делам и был задержан с пакетом травы. Денис был странной личностью, медитировал, выполнял какие то странные упражнения на прогулке. Мясо не ел, не из-за этических причин, а так как «сам решает, чем кормить свой организм». Было смешно смотреть, как он выпрашивал у сотрудников сигареты. Ему по медицинским показаниям врач сказал побольше курить из-за его контузии. Он интересовался моими взглядами, я показал ему Манифест «ЧБ». Он сказал, что наши лозунги «Детские, неконкретные, нереализуемые». Правда, более подробно он объяснить не смог.
Несмотря на это мы смогли найти общие темы для разговора, к примеру, на тему психологии. Кроме того, по его словам, он боролся в Крыму с местными чиновниками, которые в связке с министром транспорта организовали коррупционные схемы. Я был заинтересован в любой борьбе с властью, поэтому давал советы куда можно писать обращения. Вообще он часто обращался ко мне за советами. Так узнавал, что делать если он писал заявление на человека. Я говорил ему примерно также как писал выше. Если боишься, что может всплыть, лучше сразу рассказать и объяснить ситуацию. Если же это было неизвестно когда и неизвестно где, привело к неясным последствиям, и потому вряд ли вскроется, то лучше помалкивать.
Интересовался также, что делать, если он расписался в журнале дежурств. Такой инцидент действительно имел место, то ли он, что то недопонял, то ли мы не объяснили.
Но человек повел себя довольно порядочно, объяснился, раскаялся, поэтому мы решили не распространяться об этом.
Помогал я Денису и с апелляцией на меру пресечения. Без меня его жалоба была похоже на гневную журналистскую статью, я же помог привести ее в надлежащий юридический вид.
Денис также решил объявить голодовку, протестуя против достаточно смешных вещей, например против того, что на него давят, заставляя расписываться в журнале дежурств или против того, что СИЗО не учитывает его диету при организации питания. Я помог ему объяснив, как правильно отказаться от приема пищи. Денис написал заявление, отдал его. Через некоторое время его вызвал начальник СИЗО и попросил повременить с голодовкой, так как скоро приедет проверка и обещал решить проблемы Дениса. Тот согласился. Но, несмотря на это все равно не ел. Я говорил ему, что эффективнее официально голодать во время проверки в СИЗО, либо фактически не голодать, до окончания проверки. Но Денис остался при своем. Несмотря на его странности, мы с ним нормально контактировали. А вот Вадиму он не нравился, то даже говорил, что собирается попросить , чтобы Дениса отселили, а то мол возьмет и глотку перережет.
Был и другой интересный персонаж, мы дали ему кличку «скорость». Так как он попался на покупке метамфетамина, известного в народе как «скорость» демонстративно не откликался на эту кличку, но она прижилась у скорости ровно такая же ситуация как у Макарова. Он покупали один и то же наркотик, с одного и того же сайта, закладку забирали в одном и том же парке. У них был и тот же следователь и один и тот же адвокат по назначению.
Мы в шутку называли их подельниками, хотя это было не так.
Задержание «скорости» было веселым. Он ходил по парку, искал закладку, присел на скамейку. Тут к нему подсаживается какой то парень:
– Закладку ищешь? – спрашивает тот.
– Ну да, – простодушно отвечает «скорость», думая что общается с таким же наркоманом.
– И как?
– Ну ищу пока. – ответил «скорость».
– Ладно, удачи. – и парень ушел.
«Скорость» нашел закладку, но решил сразу не идти к электричке, а употребить часть сразу, «чтобы ехать было веселей». И вот сидит он, получает кайф, как подходят оперативники, среди которых тот самый парень, который подсаживался к нему. Так его и задержали.
«Скорость» был моим ровесником, но как все говорили, со стороны нельзя было сказать, что мы одного года рождения. «Скорость» хоть и не был опытным наркоманом как Макаров, но действия наркотиков уже сказывались на его поведении. Он был крайне худой, нелепо выглядел. Самое главное, он вел себя крайне инфантильно, от чего и казалось, что между нами большая разница в возрасте. «Скорость» бросил колледж, тем самым у него не было даже среднего образования. Он был безработным, у него не было девушки, никаких стремлений. Он крайне равнодушно относился к своей судьбе. Когда ему рассказали как правильно вести себя в камере, он говорил «Мне все равно, не надо учить меня жизни». А не понимал он самых простых, бытовых правил поведения, например, что в тюрьме нельзя ходить в туалет по-большому пока остальные едят, если уж совсем болит живот, то по правилам надо попросить остальных подождать с едой. Но скорость этого не понимал и не хотел понимать. В тюрьме есть разные люди, кто-то, как мы, относится достаточно терпимо к недостаткам других, в пределах разумного, уча других жизни из лучших побуждений. Вадим по этому поводу говорил – «Я за Скорость боюсь, он же в тюрьме не выживет, попадет еще к каким-нибудь кавказцам».
Другой тип людей только и ждет конфликта, наблюдая за поведением сокамерников, чтобы до чего-нибудь докопаться. В тюрьме довольно скучно, и люди так и ждут вывести на ком-нибудь негатив. С такими бы и пришлось встретиться Скорости.
Однажды вечером кто-то из нас поинтересовался у Скорости, написал ли он апелляцию, и нужна ли моя помощь. Тот инфантильно ответил – «Не знаю, потом наверное». Согласно закону, обжаловать меру пресечения можно в трехдневный срок, поэтому времени у Скорости почти не было и все понимали, что ничего писать он не собирается, как и его адвокат по назначению. Все начали убеждать Скорость, чтобы он попросил меня написать ему апелляционную жалобу. Он нехотя согласился. А я, видя, что он не горит энтузиазмом, решил, что в воспитательных целях, он должен будет написать жалобу под мою диктовку, иначе, если бы я сам написал жалобу, он бы не оценил. Я продиктовал ему текст и потом взял проверить, как он написал. Это было ужасно, буквы прыгали, строки косились то в одну, то в другую сторону, всего он допустил более 80-ти орфографических и пунктуационных ошибок, при том, что текст был совсем небольшой. В одном слове «апелляционная» он сделал 4 ошибки, написав «опиляционая». Я отметил его ошибки и сказал переписать, и даже тогда он умудрился сделать 15 ошибок. Некоторые настаивали, чтобы он еще раз переписал, но решили лишний раз не мучить Скорость.
Несмотря на это, Скорость отнесся к моей помощи как должной, и даже не поблагодарил. Я не придал этому особое значение, но остальные возмутились такому отношению. Скорость начал все также неуклюже отмазываться, что возмутило даже добродушного Дениса. «Ты честно скажи, ты дебил?» – жестко говорил Денис Скорости. Чуть не дошло до драки. Скорость был типичным представителем тех, кто попадает в тюрьму за употребление наркотиков.
Пару слов об апелляционной жалобе. Если вы все-таки попали в СИЗО, у вас есть три дня на то, чтобы это обжаловать. Этот срок начинает течь на следующий день после того как суд принял решение о вашем аресте. В принципе если у вас адвокат по договору, то он сам напишет жалобу, но если у вас нет своего адвоката, то придется обжаловать решение суда самому, хотя я даже со своим адвокатом, старался каждый раз писать жалобу еще и от себя. Я делал это, чтобы на душе было спокойно, что я делал все возможное, чтобы выйти на волю.
Если у вас нет листов формата А4 и ручек, их нужно просить у Администрации СИЗО, она обязана их предоставить.
В самой жалобе заполняете шапку, в где указываете суд, в который подаете жалобу. По закону апелляционная жалоба подается через суд, который принял решение, то есть вы можете указать как суд принявший решение, так и суд апелляционной инстанции. Лучше всего писать, что жалоба подается в суд апелляционной инстанции, через суд первой инстанции, соответственно судом первой инстанции будет районный суд (который обычно принимает решение о заключении под стражу), судом апелляционной инстанции будет, как правило, областной суд, а в нашем случае Мосгорсуд. Далее в шапке пишите от кого жалоба и где вы содержитесь. В самой жалобе указываете то, что говорили, когда вас заключили под стражу, о том, что проживаете в регионе, где рассматривается дело, учитесь или работаете, что следствие привело в обоснование своего ходатайства лишь свои предположения, не приводя никаких доказательств. Обо всем этом я писал ранее. Часто следствие пишет, что какая-либо информация известна только с ваших слов, например о том, что вы где-либо работаете. Помните, что обязанность следствия это установить все обстоятельства дела, как в вашу пользу, так и против вас. Поэтому следователь должен узнавать работаете ли вы, направлять запросы по месту работы. Если такие факты еще не установлены, то суд должен не заключать под стражу, а продлевать задержание на 72 часа, чтобы следствие смогло собрать дополнительные материалы, обосновывающие ваше заключение под стражу. В целом каждое дело уникально, поэтому анализируйте какие можно привести аргументы, за что зацепиться.
Желательно указать, что просите оповещать вас о движении дела, через Администрацию СИЗО, где вы содержитесь под стражей. В так называемой резолютивной части жалобы пишите непосредственную вашу просьбу, то есть, что просите отменить решение суда первой инстанции, изменить вашу меру пресечения на более мягкую. Внизу ставите дату, подпись и расшифровку подписи.
Если вы опоздали и не уложились в отведенные три дня, то не надо отчаиваться, в жалобе можно указать о просьбе восстановить пропущенный срок, сослаться можно например на то, что Администрация СИЗО не предоставляла вам письменные принадлежности (что часто бывает), или, вы не смогли подать жалобу в связи с переводом из ИВС в СИЗО, обычно суд идет навстречу и не отказывается принять жалобу по такому делу по формальным основаниям.
Жалобу надлежит отдать дежурному сотруднику, обычно прием жалоб и заявлений осуществляется на ужине. После того как вы передали жалобу сотруднику, она считается поданной, даже если будет идти в суд долгое время.
Главное не бойтесь показаться незнающим, не умеющим писать жалобы, если вы не юрист, никто не требует от вас ссылок на нормативно-правовые акты или использование специальных юридических терминов. Со временем, изучая УПК и УК, присутствуя на многих судебных заседаниях, вы значительно повысите уровень своих юридических познаний.
На «Воднике» было два психолога, работающих посменно. Я при поступлении проходил беседу с парнем, которого звали Андрей. Но был и другой психолог, девушка, с которой проходили собеседование поступившие в другие дни заключенные. Все кто с ней общался, очень ее хвалили. Денис, человек общительный, любопытный, после прохождения теста, с выбором наиболее приятных цветов, заинтересовался своими результатами. Психолог, Дарья, обещала посмотреть результаты и сообщить ему. И вот открывается отверстие для подачи еды «кормяк» и Дарья просит через дверь, чтобы Денис подошел, и она смогла озвучить результаты теста. Дарья оказалась стройной, красивой, нордической девушкой. Я решил сам пообщаться с ней. Я рассказывал ей про соционику, она оказалась очень адекватной в общении. Разговор с девушкой доставил мне удовольствие. На карантине я впервые столкнулся с наркоторговцем. Перед тем, как его заселить, сотрудники поинтересовались по каким статьям мы сидим, узнав, что среди нас есть попавшиеся за наркотики, к нам завели новенького. Это был таджик, неработающий, без образования (то есть он даже не учился в школе), плохо знающий русский язык. У него нашли 5 кг героина, поэтому ему светило пожизненное лишение свободы.
Для меня, как человека разделяющего взгляды русского национализма, это был оккупант, травящий наркотой русских людей, хоть свою вину он и не признавал. Поначалу я считал, что мой долг предъявить ему за его преступления, но потом, я понял, что с точки зрения тюремных правил я не имею на это права. В дальнейшем мне будет попадаться еще много наркоторговцев, среди которых будет немало и хороших людей, и если бы я стал предъявлять каждому из них, то не выжил бы в тюрьме да и чисто по-человечески, какими бы преступниками они не были, они уже получили свое, их вряд ли отпустят в ближайшее лет десять. Когда смотрящий за карантином узнал, что у нас сидит наркоторговец, он сказал, чтобы мы в отношении него ничего не предпринимали.
В неволе существует определенное отношение к наркоторговцам. В отличие от педофилов, наркоторговцев не выгонят сразу же из людской массы (то есть из числа порядочных заключенных). Несмотря на то, что наркоторговля является неуважаемой статьей, торговец наркотиками может вполне комфортно сидеть. Для этого он, при отправке в колонию, должен уплатить так называемые подъемные. То есть определенный сбор на пользу арестантского сообщества. Размер может варьироваться в зависимости от договоренностей человека с авторитетами среди сообщества заключенных, обычно речь идет о десятках тысяч рублей. Если человек говорит, что таких денег у него нет, ему обычно не верят. Считается, что если кто торговал наркотиками, то у него должны быть средства и как он будет их доставать, уже никого не волнует. Кроме того, сумма может быть фактически уменьшена, если торговец наркотиками хорошо себя показал во время отсидки в СИЗО. Это может выражаться в налаживании дороги или периодической, небольшой материальной помощи. При выполнении этих условий, человек может комфортно себя чувствовать среди порядочных арестантов.
Такое положение вещей – это определенный пережиток прошлого, когда существовало крайне негативное отношение к «торговцам смертью». В XXI веке мораль изменилась, никогда не употреблявших наркотики и тем более осуждающих торговлю ими становится все меньше и меньше. Однако, практика, требовать от наркоторговцев определенным образом загладить вину, сохранилась.
СИЗОнное меню: есть, чтобы жить
В этих заметках поговорим о том, чем питаются заключенные в российских – в первую очередь московских – тюрьмах. В СИЗО большинство заключенных едят так называемую баланду – еду, предоставляемую бесплатно администрацией. Баланду готовят осужденные заключенные из хозотряда. Нормы питания устанавливаются постановлениями органов исполнительной власти.
Еду приносят три раза в день: на завтрак, обед и ужин, как и на воле. На завтрак полагается каша. Она может быть манная, овсяная, геркулесовая или это молочный суп. Как и остальное питание, каша не самого лучшего качества: не сладкая, однако с добавлением сахара вполне съедобными получаются овсяная и геркулесовая. На завтрак также полагается рассыпной сахар и хлеб. С конца 2017 года качества хлеба резко упало. До этого момента хлеб был белый, свежий, с утреней выпечки, такой горячий, что в руки не взять. И очень вкусный. Но он изменился. Стали печь с вечера, а раздавать с утра. Свежести не стало, но стала серость и отсутствие вкуса. В течение остального времени сахар и хлеб не выдаются.
Обед – наиболее калорийный прием пищи в СИЗО. На первое можно получить рассольник, свекольник (некое подобие борща), щи, гороховый суп. Почти всегда эти супы состоят из одних овощей, мясо в них не кладут. Обычно супы неплохие (для мест лишения свободы), а гороховый суп можно даже назвать вкусным. Изредка бывает, что в них попадаются кости, гнилая картошка; в общем, по консистенции больше напоминают пюре.
На второе уже полагается мясо. Оно может быть в виде котлет непривлекательного вида – с хрящами внутри, куриной подливы с кусочками вареной курицы, гуляша, представляющего из себя разогретую тушенку. Очень редко можно получить большие куски мяса. Оно поставляется из госрезерва, и имеет клеймо даты начало хранения. Сейчас успешно, в буквальном смысле, доедаем Советское наследство, клеймо из 86 года.
В качестве гарнира предлагаются рис, макароны, перловка, обычно переваренные. Гарнира всегда в достатке, потому его оставляют недоеденным и просто выкидывают. А вот мяса для одного взрослого человека слишком мало. Изредка на обед бывает салат. Это примитивная смесь из капусты и лука.
Ужин практически всегда состоит из рыбы и картошки, хотя их вид сильно разнится день ото дня. Картошка может быть цельная, порезанная на куски или в виде пюре, вареная или печеная. Рыбное меню состоит из минтая, селедки, путассу. Опять же она может быть жареной, соленой, вареной, подкопченой. И рыбу, и картошку дают в больших количествах. Что же касается качества, то – как и с остальной едой – его оценка зависит от человека. Людям, не привыкшим к хорошей пище на воле, качество еды вполне понравиться. Тех же, кто до «посадки» питался нормально, качество тюремной еды вряд ли удовлетворит. Картошка очищается машинным способом, из-за чего постоянно попадаются шкурки, хотя во второй половине 2019-го все чаще стали чистить картошку вручную. Сама картошка очень дешевого ценового диапазона, иногда есть клубни с гнилью. Рыба вполне съедобная, хотя и попадается так называемая «могила». Чтобы понять, что это такое, представьте себе то, чем кормят дворовых котов: куча вареной рыбы, где рыбы гораздо меньше, чем костей. С лета 2019-го стали предлагать рыбные биточки – полуфабрикат, который постоянно недожаренный.
Кроме того, по медицинским показаниям некоторым заключенным полагается так называемая «диета» – дополнительное питание (на деле это обычно маленький кусочек курицы). В СИЗО-5 «Водник» также полагался пакет молока. С утра раньше на Матроске тоже давали пакет молока. Сейчас наливают в стакан. Видимо, так можно скомпенсировать нехватку. В 2018 году вдруг всем в рацион стали класть вареные яйца. Оказалось, пропало 30 тонн мяса. А белок в еде нужно компенсировать.
Из напитков выдавали очень крепкий, омерзительного вкуса чай. Пить его вряд ли можно. Ни разу не помню, чтобы кто-то брал его, кроме как в карцере, а там кроме баланды другой альтернативы нет. Чай этот давали на завтрак и ужин. На обед полагался либо кисель, либо компот. Кисель изготавливают, разводя сухой порошок. Его качество постоянно меняется, и иногда он бывает очень вкусным. То же самое с компотом: то он состоит из сухофруктов, то это обычная сладковатая жидкость.
Еда в карцере по своему составу была такая же, как в камерах постоянного пребывания. Вот только в карцере еду раздавали в самую последнюю очередь, что существенно сказывалось на качестве. Гнилая картошка, вместо мяса что-то типа субпродуктов, вместо компота – непонятного содержания субстанция. Вопрос о качестве питания в карцере неоднократно поднимался заключенными, ведь в карцере заключенный, по правилам, не может есть ничего кроме баланды. Обычно в карцере голод утоляют хлебом.
И в целом с 2018 года качество баланды стало ниже. Регулярное меню из неплохо отваренной гречки и риса пропало, и было заменено слипшимися макаронами и постоянно сопровождающей арестанта по всем СИЗО и колониям отваренной капусте. Как выяснилось, многое зависит от шеф-повара хозбандитов. Иногда чувствуется что он старается, готовит, что-то выдумывает и тратит время на прожарку рыбы, а не отварку.
Я описал питание в СИЗО-1 «Матросская тишина», где я провел больше года (осень 2019-го). Кроме того, несколько недель меня содержали в СИЗО-5 «Водник». В целом, кормили там примерно так же – с тем отличием, что мясо с гарниром клали в одну миску, а не по отдельности: заключенные сидели и выискивали мясо в огромной порции перловки или макарон. Если спишь во время раздачи еды, решив поесть позже, ты можешь остаться без мяса – с одним гарниром.
При этом в карантине, куда попадают по приезду в СИЗО, рацион отличается в худшую сторону. Именно там я увидел такие блюда, которые не встречал на воле. Например розовая жижа, куда положили куски моркови, называется борщом. Или каша из перемолотого гороха, вызывающая неприятные ассоциации. В «могиле» на карантине было особенно много костей и мало рыбы.
Что делают с баландой, которая не нашла свое рта? Ее выкидывают. Администрация СИЗО боясь попасть на новостные ленты с таким заголовком как «начальник СИЗО вверенные ему продукты государством кормит свиней, а бедные арестанты пухнут в это время с голоду», попросту для своей безопасности сваливает кучи питания в канализацию.
Основная проблема качества еды заключается в том, что ее готовят заключенные, не имеющие стимула к хорошей работе. Они получают МРОТ, из которого списывают средства в счёт их содержания; то есть, по сути, хозотряд работает в положении рабов. Другой причиной сомнительного качества баланды является постоянное стремление власти экономить на гражданах. Для заключенных приобретается самая дешевая продукция. Так, в СИЗО постоянно используют дешевое пальмовое масло, добавляя его во все блюда. У многих заключенных это вызывает приступы изжоги.
Заключенные пробуют «проапгрейдить» баланду. Самое простое – добавляют в нее различные приправы. Можно смешать гороховый суп с мясом, лапшой быстрого приготовления, добавить овощей. Вместо горохового супа можно использовать бульонные кубики.
Как я упомянул, качество баланды в московских тюрьмах весьма относительные. В советское время заключенных кормили так, как не кормили собак; до сих пор в колониях и провинциальных СИЗО еда стала не сильно лучше. Со слов одного заключенного: «Когда в колонии проходишь мимо столовой, можно умереть от запаха, который из нее исходит». Те, кто прошли колонию, говорят, что по сравнению с едой там рацион в московских СИЗО – это почти блюда из «мишленовского» ресторана. Но если сравнивать эту еду с тем, что едят на воле, или с тем, чем кормят заключенных в развитых странах, то баланда в московских СИЗО не выдерживает никакой критики.
К счастью, в лучшую сторону отличается еда в изоляторах временного содержания (ИВС). Причина в том, что ИВС входят в систему МВД, а СИЗО относятся к структурам Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). Финансирование МВД намного серьезнее, и поставка продуктов осуществляется на договорной основе. Впервые я побывал в ИВС на Петровке; еда там очень напоминает еду в школьной столовой. Среди стандартных продуктов вроде гречки и макарон, попадались крабовые палочки, морская капуста. Некоторую еду можно было вполне есть и на воле; например, гороховый суп с копченостями, макароны с курицей и томатным соусом. Хотя, как и в СИЗО, гарнира клали очень много, а мяса мало. В качестве напитка давали пакетик чая без этикетки. К слову, в ИВС не было чайников в камерах, поэтому выпить чай можно было только когда сотрудник разносил кипяток.
В следующий раз я был в ИВС СВАО города Москвы – на Осташковской улице. Когда я попал туда впервые, питание было даже лучше, чем в ИВС на Петровке: еду привозили из кафе. Блюда подавались нам в отдельных пластиковых контейнерах. Питание было вкусным, но однообразным. На завтрак, как и в СИЗО, – каши, на обед грибной либо куриный суп, а также кусок курицы с гарниром (гречка или макароны). Иногда давали незамысловатые салаты вроде витаминного, а на ужин – опять кусок курицы с гарниром. Кроме того, заключенным полагался пакетик майского чая (один пакетик на человека три раза в день), черный и белый хлеб, а также пластиковый стаканчик, ложки, салфетки, рафинированный сахар.
Когда меня привезли в этот же ИВС во второй раз – спустя полгода, кормить стали еще лучше. Рацион стал разнообразней: видимо, поменялся поставщик. Особенно это отразилось на завтраках, когда могли дать и кашу, и творожок, и пирожки, и сырники. На обед и ужин также подавали разнообразные блюда: борщи, щи, макароны по-флотски, качественные котлеты, однажды даже дали огромный кусок свинины, занимавший почти весь пластиковый контейнер. Это был единственный раз, когда мяса было больше, чем гарнира. По качеству эта еда соответствовала тому, что поставляют в СИЗО платно, из ресторана. Об этом расскажу чуть позже, однако отмечу, что в ИВС такого уровня еда предоставлялась бесплатно.
Хотя до моего ареста ситуация была хуже. До 2017 года в ИВС №1 заключенный на ужин получал одну вареную картошку, т.е. буквально 1 клубень размером с перепелиное яйцо, и 1 рыбку килечку, т.е. буквально 1 рыбку. Про кильку. В СИЗО-1 этот деликатес до конца 2017 года был в обязательном порядке регулярно, и кильку было много. И она была вкусная. Потом пропала.
Особняком стоят сухие пайки, которые полагаются заключенным при поездках в суд. В теории существуют четыре разных набора сухого пайка, но на практике заключенным выдают всего один набор. Консервы должны разогреваться – но, понятное дело, что никто никому ничего подогревать не будет. Правда, многие оставляют себе эти консервы и разогревают в камере. В сухой паек входят тефтели в белом соусе, рисовая каша с говядиной, овощное рагу, в основном состоящее из моркови, печеночный паштет. Все эти продукты – не самого лучшего качества, но вкуснее баланды. Кроме того, в сухой паек входит большое количество безвкусных галет, пара пакетиков чая, сахар, пластиковая ложка, стакан, салфетки.
В пайках наблюдался регресс с 2017 года. Они стали хуже, даже визуально. До середины 2017 года это были белые красивые коробки, с неплохим содержанием. Были супы, гречка и неплохое мясо в составе. Сейчас это грубая некрашеная коробочка из картона, и все такое же дешёвое внутри. Включая пластиковый стакан, который дырявый в 9 случаях из 10. Моему сокамернику за 60 выездов в суд не попал в руки не один целый стакан.
Помимо бесплатной еды в МЛС можно за деньги заказывать дополнительное питание. Ассортимент достаточно разнообразный, и заказ можно делать у двух поставщиков. В меню есть супы, пицца, бургеры, шаурма, шашлыки, пирожные, пирожки и т. д. Есть возможность заказывать комплексные обеды, в которые входят первое, салат, второе, в некоторых вариантах напиток (компот, каркаде, морс). В целом, качество еды достаточно неплохое, можно сказать, что на уровне обычной столовой. Хотя на сайте поставщика указано, что пища поставляется горячей, на деле она, естественно, доходит в холодном виде. В камерах держать микроволновые печи не разрешается, поэтому заключенные делают так называемую «пароварку». Для этого берут два тазика, внутрь одного заливают воду, кладут кипятильник, а затем в воду ставят пластиковый контейнер с едой (при необходимости ее ставят на подставку, сделанную из другого контейнера). После чего все это накрывают вторым тазиком и включают кипятильник.
Есть и другие способы утолить голод в тюрьме. Через передачи, посылки, магазин СИЗО заключенные могут получать различные продукты. Чаще всего питаются бутербродами, сухими завтраками с молоком, творогом, супами и лапшой быстрого приготовления, кашами, печеньем, конфетами. Иногда готовят более сложные блюда. Так, обычно в камерах на ужин делают салат – чаще всего из огурцов, помидор, зелени. Бывает, что готовят супы, шаурму. Иногда делают даже «тюремный торт». Ингридиенты торта меняются от случая к случаю, хотя обычно это сладкие сухари, сгущенка, печенье.
Естественно, по сравнению с советскими временами или в сравнении с провинцией заключенные в московских СИЗО питаются совсем неплохо. Но стремиться нужно к тому, чтобы питание заключенных как можно больше походило на питание людей на воле. Конечно, кто-то скажет, что сравнение неадекватное. Но ведь в СИЗО, согласно закону, сидят люди, еще не признанные виновными; соответственно, они не отбывают наказание, а содержатся под стражей для того, чтобы у них не было возможности препятствовать осуществлению правосудия.
Ну а хорошее питание никак не помешает этой важной задаче.
В неволе существует свой сленг. Некоторые слова со временем учишь сам, некоторые еще путаешь со словами из обычной жизни. Какие-то термины не имеют принципиального значения. Если назовешь «решку» – окном, а «тормоза» – дверью, то ничего не изменится. А вот сказать «спросил» просто так нельзя. Спросить в тюрьме означает предъявить. Если же задаешь человеку обычный дружеский вопрос, правильно говорить – «поинтересоваться». Или, нельзя говорить «постучать», «стучат органам», правильно употребить «цинковать». Не «дырка», а «отверстие», не «вафля», а «печенье в клеточку». Если сказать это в присутствии «стремяг» – людей, стремящихся максимально следовать тюремным понятиям, то поначалу будут поправлять, но со временем это будут воспринимать крайне негативно. Обычные же заключенные, далекие от криминальной культуры, могут закрывать глаза на неправильное изъяснение.
Шли дни, мы общались, пользовались новой удочкой из бумажных листов, но карантин не вечен. В один из вечеров нас вызвали на распределительную комиссию. Это процедура, при которой несколько сотрудников Администрации решают, в какую камеру отправить арестованного.
Есть несколько правил распределения заключенных. Одни закреплены в законе, другие действуют негласно и известны лишь самим сотрудникам. В законе в частности запрещено содержать вместе тех, кто уже сидел и тех, кто заехал в СИЗО в первый раз. Заключенных болеющих туберкулезом содержат отдельно от здоровых, мужчин отдельно от женщин, взрослых отдельно от детей. Есть правила, что отдельно содержаться обвиняемые по насильственным статьям, что соблюдается далеко не всегда. Также отдельно должны содержаться государственные изменники; шпионы и экстремисты, то есть категория, к которой относился и я. Но это правило вообще не исполняется. Также сотрудники разделяют тех, кто склонен сотрудничать, и слабо поддающихся давлению. Обязательно отделят гомосексуалистов от остальных.
Каждый из нас по очереди заходил в просторную комнату, дверь держали открытой, и можно было видеть, что происходит. Каждый по очереди вставал в квадрат, нарисованный на полу, представлялся, называл дату рождения, статьи, обязательно интересовались дежурил ли, нормально ли содержится в общей массе. Также у многих интересовались, почему не стрижены. Вообще максимальная длина волос установлена только для осужденных, на тех, кто содержится в СИЗО, это не распространяется. Но у многих сотрудников есть собственные представления, нигде не зафиксированные, свое толкование закона, поэтому очень часто сотрудники любят требовать постричься. Хотя никакой обязательной силы это требование не имеет. Поэтому, когда и как стричься это решать вам, но надо учесть, что заключенные не слишком любят, если у кого чересчур длинные волосы. Это могут принять за признак женственности. Поэтому лучше следить за своей шевелюрой. Я ответил на все поставленные вопросы. На вопрос о дежурствах, ответил, что не дежурил.
– Еще очередь Ваша не приходила? – спросил сотрудник.
– Приходила, просто я отказался. Я не хочу иметь проблем с другими заключенными. – честно ответил я.
– Вам кто-то угрожал из других заключенных? – вновь поинтересовались у меня.
– Нет, рапорт на меня уже составляли.
– В таком случае если и дальше будите отказываться дежурить, к Вам будут применены меры дисциплинарного взыскания, вплоть до выдворения в карцер.
Я это понимал, но портить отношения с заключенными действительно не собирался, чтобы не превратиться в Макарова. Вообще можно вполне лавировать, сохраняя хорошие отношения, как с Администрацией, так и с заключенными, как большинство и делают.
Я решил напомнить о правиле, закрепленном в законе, о том, что экстремистов сажают отдельно. Мне сказали, что по моей статье на «Воднике» содержится только один человек, я его знал, это был Екишев из движения «Парабеллум», но поскольку он уже ранее отбывал срок, то есть был второходом, содержать нас вместе не могли. Вообще тогда я горел идеей сидеть с так сказать «государственными преступниками», как я. Но позже пришло осознание, что это было ошибкой. Среди остальных заключенных есть много интересных людей. Если бы правило о раздельном содержании полностью соблюдалось, я бы замкнулся в узком кругу, и не познакомился со многими любопытными личностями.
Несмотря на то, что законодатель установил такие нормы специально, чтобы экстремисты не могли распространять свои «антигосударственные» идеи среди других заключенных, администрация действует по другой логике. ФСИН наоборот стремится не сажать экстремистов вместе. Тогда бы они могли быстрее найти общий язык, сплочённее отстаивать свои интересы или вообще организовать побег. Возможно к такому порядку вещей приложили руку еще и ФСБ. Как и остальным, кто имел относительно длинные волосы, мне сказали подстричься. Хотя на воле моя стрижка считалась короткой
По окончании распределительной комиссии, мы вернулись в камеру, нам дали машинку для стрижки и сказали собирать вещи.
Я решил не стричься, как и Вадим. Подстригся Денис, убрав свою косичку, он поначалу говорил на распределительной комиссии, что не хочет стричься, но Администрация его убедила. Стриженный под ноль он был похож на узника концлагеря. Подстригся под ноль и Игорь, хоть он и так был очень коротко подстрижен. Скорость подстригся, но не совсем под ноль. Так же подстригся и таджик, сидевший за участие в краже мусорного контейнера.
На комиссию не вызывали только таджика-наркоторгова и еще одного молодого парня по 228. Ч.2 (хранение наркотиков). Они заехали недавно, поэтому их очередь еще не настала. Этому молодому парню мы стали объяснять, как налаживать дорогу, показывали, как делать удочку. Когда тот уселся делать ее из листков бумаги, в камеру ворвался сотрудник администрации.
– Так, я Вас сразу предупреждаю, чтобы Вы не пытались наладить межкамерную связь! – сказал тот парню, видимо увидев по камере видеонаблюдения, что тот делает из листков подобие удочки. Изъять их сотрудник не мог, потому что это были материалы дела, не подлежащие изъятию, да и парень пока еще не успел скрепить эти листы.
Когда сотрудник ушел, парень все-таки обещал, что будет держать дорогу. К чему был этот приход сотрудника? То ли они просто проверяли парня, как он подчиняется приказам, чтобы знать в какую камеру его отправить. То ли рассчитывали, что он пока еще «не попал под дурное влияние» и можно подавить его волю к неповиновению.
Через некоторое время за нами зашли сотрудники, я собрал пожитки, свернул матрас и пошел вместе со всеми. Мы поднялись по лестнице на этаж выше и стояли возле закрытой двери. Пока мы ждали к нам подошли знакомые люди. Белорус, днровец, еще несколько человек, с частью из которых были знакомы мои сокамерники. Всех их также поднимали в камеры. Постепенно нас поднимали все выше и выше, и с каждым этажом от нашей группы оставалось все меньше и меньше. Было немного тяжело расставаться с теми с кем сдружился, но тюрьма это то место где нельзя привыкать к людям.
Наконец нас довели до последнего этажа, если не считать этаж с прогулочными двориками. От изначальной группы почти никого не осталось. И вот меня провели на этаж, раскрыли двери одной из камер.
