Откровение. Любовь, изменившая нас…

– Да! – обрадовалась подруга и бросила моё платье на машинку.

Согласилась, даже не спросив: «куда», «зачем», «кто будет». Я была подозрительней. В эту баньку на берегу Сенненского озера я уже ездила с Гришкой. К счастью, мы были там только вдвоём. Иногда туда приезжали коллеги Коршунова поразвлечься. Девочек привозили с собой. А тут он сразу двоих приглашает. Странно. Видно, там уже кто-то есть. Гришка приехал на машине, а не на своём мотоцикле.

– А я вот не хочу. Мылась уже, – отказалась я.

Гришка, не стесняясь Милицы, подошёл ко мне. Его пальцы—клещи впились мне в руку чуть выше локтя. Острая боль заставила меня отступить, но не свести с лица Коршунова глаз.

– Поедешь. Тебя там ждут. А взбрыкнёшь, я твоей сестре Федьку припомню, – злобно говорил он, стараясь смотреть мне в глаза.

Эти гляделки давались ему всегда с трудом. Этот раз не стал исключением. Он отвёл глаза.

– Ты поняла, Лизка? – он говорил со мной, но смотрел поверх меня.

– Что же так суетишься, милый? – промурлыкала я. – Видно, обещали чего?

Он ослабил хватку и отпустил меня.

– Любовницу на звание поменять хочешь? – не задумываясь, спросила я.

Я никогда его не боялась. Я спокойно говорила ему то, что другие никогда не скажут. Эта мысль сама пришла в голову. Гришка натянуто улыбнулся. Скрывать ревность он никогда не умел. Будучи собственником по натуре, это решение было тяжело для него. Но, ради звания и хорошего места в комиссариате, он и на горло себе станет. А тут просто девкой поделиться попросили. Переживёт.

– Собирайся! – оскалился он. – Живо!

Собирать мне было нечего. Уже и так одета.

До хутора нас вёз шофёр. Милица его не сразу узнала. Я вот хорошо запомнила молодого солдата, которого соседка утащила к себе после свадьбы Ани. От сердца сразу отлегло. Пичугин хотел меня видеть. Почти три года прошло с нашей первой встречи, а он всё ещё помнил дочку участкового. Мне это даже польстило. Такой мужчина и помнит какую-то девчонку, с которой связывал только один короткий поцелуй.

Милица всю дорогу щебетала с Гришкой. Он иногда поворачивался к нам и хоть с неохотой, но отвечал на глупые вопросы моей подруги. Чем ближе мы подъезжали к хутору, тем мрачнее становился Коршунов. Как же ему не хотелось отдавать меня другому. Только я жаждала, как вода, просочиться сквозь его пальцы.

Хутор из одного дома стоял, не доезжая Красной Луки, сразу за Королевичами. Этот большой бревенчатый дом с хозяйственными постройками и колодами для пчёл выгодно прятался за тонкой полосой леса. С дороги, соединяющей две деревни, его невозможно было разглядеть. Только узкая лесная тропинка, по которой с трудом пропихивалась машина, приводила прямиком к дому. Не только лес и тропа защищали хутор от непрошеных гостей. Огромная лохматая псина кидалась на каждого, кто осмеливался зайти за ворота. Увидев волкодава впервые, я подумала: «Хорошо, что цепь толстая. Бычья».

В этот раз собака по кличке Морда тоже встречала нас недружелюбно. Гостей и так было слишком много для его хозяина – лесного отшельника. Ещё одна машина стояла во дворе. Пёс громко хрипел и страшно лаял. Из дома вышел худой длинноносый старик и стальным голосом сказал:

– Свои.

Пёс сразу перестал надрывно лаять и опустил голову. Смотря исподлобья, он всё же продолжал выражать недовольство скалясь. В конуру ушёл только после того, как Коршунов прикрикнул на него:

– Место, Морда!

Хозяин хутора приветливо поздоровался с нами. Не знаю, что могло связывать старика с комиссаром. Отцом и дедом он Гришке не был, но мой любовник обращался к нему «дедуля». Было, правда, одно сходство в их внешности, что доказывало родство. Пусть неблизкое, но родство. И у Гришки, и у деда Макара один цвет глаз. Коршунов утверждал, что нездешний. В Сенно, да и во всей Белоруссии, у него никого нет. Вся его родня в Рязанских землях. По-видимому, и Гришке было, что скрывать от Советской власти.

Гулянка шла полным ходом. Под навесом бани, что служил беседкой, за столом сидели трое мужчин и две женщины. Все красные и мокрые. Сразу видно, что парились. Мужчины мне были знакомы. Один в особенности. Девчонок я видела впервые. Наверно, приехали с Гришкиными коллегами из Витебска. У нас таких бесстыжих не было. Увернувшись в белые прозрачные от воды простыни, сидели на коленях у мужиков. Ржали, как лошади, и пили водку не хуже парнокопытных, что воду вёдрами. У одной даже выскочила грудь из простыни. А ей всё равно. Вытаскивать сигарету с большого своего рта она успевала, а прикрыться руки не доходили.

Милица тут же шепнула мне на ухо:

– И меня ещё шалавой кличут.

Ответить ей мне не дал Гришка. Обняв нас за талии, он сказал:

– Ну, красавицы, присоединяйтесь! – и ущипнул подругу за бок, так что она подпрыгнула. – Милица, а ты купаться после баньки нагишом любишь?

– А как же! – обрадовалась Кривиличка.

Наконец-то сбылась её мечта. Коршунов сам шёл к ней в руки. Она посмотрела на меня и улыбнулась подмигнув. Мол, не обижайся Лизка. Он теперь мой. Меня это несколько не расстроило. Такое счастье я бы давно с рук сбыла.

Гришка обнял Милицу, а меня подтолкнул в сторону шумной компании.

– Лизок, иди за стол! – приказал шёпотом муж моей сестры.

Я сделала несколько шагов вперёд. Место свободное было только рядом с моим давним знакомым. Его китель аккуратно висел на спинке стула, на котором он сидел. Я сразу заметила, что звёзд на погонах прибавилось. Теперь он полковник. Одна звёздочка уж больно блестела. Значит, замачивают звание Пичугина. Причина веская, чтобы Гришка так суетился. Видно, перестановки кадров в его управлении дали надежду на повышение и перевод из этой Сенненской дыры. Муж сестры так часто называл мой город.

– Вас можно поздравить, – начала первая я. – Помнится, у вас было только две звезды.

Он улыбнулся, не сводя с меня глаз.

– Можно. А ты не изменилась.

– О вас того же не скажу. Виски больше поседели.

– Дерзкая девочка. Мы вроде перешли на «ты»?

– Не помню такого, – откинувшись на спинку стула, солгала я.

– Ты сказала мне «отпусти», – он потянулся ко мне ближе и прошептал. – Я знаю, помнишь.

Он специально напомнил мне про тот поцелуй. Конечно, я помнила. Я всё помнила. И слова. И чувства. Только теперь моё сердце так не колотится при виде его. Меня не бьёт дрожь от хрипотцы в его голосе. Я спокойна.

– И, значит, теперь мы на «ты»? Мы так близко познакомились тем вечером, а ты мне своего имени не назвал. Нехорошо получается, товарищ полковник, – сказала я.

– Никита Андреевич Пичугин, к вашим услугам! – как в кино представился он. – Для тебя, моя красавица, Никита.

– Я ещё не твоя, Никита, – играючи, улыбнулась я.

Он мне нравился. В отличие от Коршунова, Никита был интересным, колоритным мужчиной. С ним приятно было разговаривать. Он умел слушать, ну или хотя бы искусно делал вид, что слушает. Его общество не тяготило. Такой загадочный, обходительный, культурный, учтивый. А эти хитрые огоньки в его серых глазах, манили меня, словно мотылька. Только в этом огне я не сгорела. Лишь слегка опалила крылышки.

Я многому научилась у Никиты. Но главный его дар мне, это – никогда никому не доверяй. Даже самые близкие предают. Эту истину я запомнила на всю жизнь. Он сам предал меня. Предал, когда я меньше всего этого ожидала.

Тогда на хуторе я не могла поверить своей удаче. Тогда он мне нравился.

Шумная компания бегала то в баню, то купаться, то за стол. Только мы сидели друг напротив друга и говорили обо всё и ни о чём. Нам было хорошо вместе. Легко. Спокойно. На мгновение мне стало казаться, что не было тех трёх лет. Словно ничто нас не разлучало. Все куда-то исчезли. Я видела только его перед собою. Он держал мою руку. Целовал кончики пальцев. Шептал, что таких девушек, как я, нет больше на свете. Что я околдовала его. И во мне снова забилось сердце. Оно – то замирало, то колотилось, как птица в клетке, пытаясь выпрыгнуть наружу.

На землю меня вернула Милица. Её оклик я услышала с третьего раза. Компании надоело пить и бегать из бани в озеро. Как всем выпившим людям, им захотелось музыки и песен. У старого Макара граммофона не было. Милица вспомнила обо мне.

– Лизка, глухня, спой! – уже изрядно пьяная подруга дёргала меня за плечо.

– Я не хочу. Пой сама! – отказывалась я.

Петь я не хотела. Особенно сейчас. И пела я, в основном, когда было грустно. И сама с собою наедине.

– А я бы послушал. Спой.

Его глаза так смотрели на меня, что отказать я была не в силах. Я начала петь мою любимую белорусскую песню. Её часто пела баба Тая. Песня – единственное хорошее воспоминание, оставшееся у меня о ней.

Месяц зоркі разкідаўМяне любы ўсё чакаў.Месяц зоркі збіраў,Мяне любы выпраўляў.Не брані мяне ты маці.Палюбіла я яго.Што сядзець мне дзеўке у хаце,Колі на вуліцы тямно?Месяц зоркі разкідаў,Мяне любы абдымаў.Месяц зоркі збіраў,Мяне любы выпраўляў.Маці, ох, мяне браніла.Па шчакам мяне лупіла.Не аддам я батраку —Доч адзінаю сваю!Месяц зоркі разкідаў,Мяне любы абдымаў.Месяц зоркі збіраў,Мяне любы цалаваў.Сукенку вясельну апраналаі вэлюм я прымярала.Знайшла маці жыняхаЦі то пень, ці то труха.Месяц зоркі разкідаў,Мяне любы не чакаў.Месяц зоркі збіраў,Мяне муж пра ўсё спытаў.

Меня все слушали. Одна из девиц даже пустила слезу. В Гришкиных глазах я отчётливо видела гнев. Оно и понятно. Считай, я напомнила ему об Ане и Федьке. Мужчины такое не забывают. Когда я закончила петь, все зааплодировали. Даже Коршунов. Изрядно выпившая Милица бросилась ко мне обниматься.

– Лизок, ты артистка! Такой талант в глуши пропадает! Это же надо так спеть, аж за душу взяло.

Уже начало смеркаться. Дед Макар принёс керосиновую лампу и поставил её в центр стола. Света от неё было мало, а вот комаров и мотыльков прибавилось.

Я отстранила от себя повисшую на мне подругу. Гришка быстренько подхватил Милицу и усадил обратно к себе на колени. Мне тоже стало грустно от своего пения.

Весна, а ночи ещё прохладные. Скрестив руки на груди, чтобы хоть как-то согреться, я пошла в сторону озера. Никита пошёл следом. Он шёл за мной, выдыхая дым сигарет. Как и в первую нашу встречу, этот дым грел мне плечи. Я не курила, но терпкий запах его сигарет был мне приятен. Когда я остановилась у самого края обрывистого берега, Никита накинул мне на плечи свой китель и его руки тут же обняли. Наклонившись, он прошептал:

– Ты пытаешься сбежать от меня?

– Я не от тебя бегу, а от них.

Его тело было таким горячим, что этот жар я ощущала через всю одежду. Я сама повернулась к нему. Вытащила из его губ сигарету и выбросила. Он изумлённо смотрел на меня, ожидая, что же будет дальше…

Я поцеловала его. Этот поцелуй не был таким, как первый. Я целовала его, прижимаясь сильнее всем телом. Со страстью я кусала его губы. Запустив свои пальцы ему в волосы, я сжала ладони. С такой же грубостью он ответил и мне. Целуя меня так же страстно, жадно. Он прижал меня к себе. Да так сильно, что стало трудно дышать. Задыхаясь, мы отстранились друг от друга.

Переведя дух, он сказал:

– Не ожидал. Удивила, Лизонька!

Так же тяжело дыша, я ответила:

– Зачем ходить вокруг да около. Мы ведь оба этого хотели.

Он хитро улыбнулся, погладив меня по щеке.

– Колдунья зеленоглазая, ты сводишь меня сума.

– Седина в бороду – бес в ребро, Никита Андреевич, – шутливо констатировала я.

– Мой бесёнок…

На этот раз целовал он. Целовал, как три года назад. Нежно. Ласково. Медленно. Я не пила в тот вечер, но голова моя закружилась. Я растаяла в его ладонях, словно льдинка. Взяв на руки, Никита унёс меня в дом. До самого утра нас никто не беспокоил. Даже хозяин хутора не посмел войти и ночевал в сарае. Он взял меня не на полу. Не на сеновале. Не в бане. Не на траве. Не за столом. Нигде попало, как тех девок его подчинённые. Он любил меня на белых простынях. Именно любил, а не трахал. С ним я почувствовала себя настоящей женщиной. С Гришкой я чувствовала себя кем угодно, но не женщиной. Коршунов не церемонился. Схватил. Сорвал. Взял. С Никитой всё было по-другому. Мы любили друг друга всю ночь. Я уснула на его груди только под утро. Его ровно бьющееся сердце было для меня лучшей колыбельной. Я уснула уставшая и такая счастливая!

Женщины. Мы всегда надеваем розовые очки, достаточно только встретить кого-то лучше предыдущего. Засунув голову в облака, мы начинаем идеализировать новое увлечение. Упрямо стараемся не замечать его недостатков. Я не стала исключением из общей массы влюблённых дамочек.

Никита оказался лучше Гришки. Как в постели, так и в отношениях. Я даже нафантазировала себе скорую свадьбу и наших детишек. А почему нет? Я думала, что он любит меня. Его поступки были ярким доказательством чувств. Не прошло и месяца, как Никита забрал меня в Витебск. Устроил в облисполком в отдел просвещения на знакомую мне непыльную должность. Я продолжала, как и в Сенно, строчить приказы и постановления партии. Поселил меня в своей служебной квартире. Мы зажили, как муж и жена. Только без штампа в паспорте.

ГЛАВА 8. Любовница

Каждая красотка мечтает уехать из провинциального захолустья куда-нибудь в большой город. Витебск не Москва, но уже и не малюсенькое серое Сенно. Я была счастлива, оставив позади свою невесёлую семейку. Мне становилось хорошо от одного факта, что я буду очень-очень редко видеть угрюмое лицо моей мамочки. А какое облегчение я испытала, поняв, что не буду каждый день видеть хитрые лица презиравших меня горожан.

Я ехала в машине Пичугина и смотрела на приевшиеся мне улицы. Меня переполняло чувство радости. Всё, сюда я больше не вернусь! Довольная сама собой, – «Ну вот, – думала я, – настал мой час. Я отхватила самого завидного жениха. Рвите на себе волосы и завидуйте! Я уезжаю в Витебск, а вы останетесь здесь, кормить болотных комаров своею кровью!». Я сидела в машине и смотрела через стекло на мимо пролетавших сенненских жителей. На их серость и убогость бытия. В их жизни никогда ничего не изменится. Они никуда не стремятся. Рождаются в Сенно и умирают в Сенно. Поколение за поколением варятся в большом котле своих мелочных страстей. Живут чужими проблемами. У них нет желания вырваться из этого болота и начать свой путь заново, с чистого листа.

Я была счастлива, покидая этот маленький городок, где все друг друга знают. Уже отъехав от Сенно, я вдохнула полной грудью. Я ощущала свободу от пристальных и вездесущих глаз соседок. Но одно болото я сменила на другое. Только побольше и покрасивее. Из-за эйфории от нахлынувших чувств к Никите, я не сразу разобралась в острых углах наших отношений. Мой статус не изменился. Я была и оставалась любовницей.

Я жила с ним в одной квартире. Мы завтракали и ужинали вместе. Мы проводили выходные вместе. Я готовила ему обед. Стирала гимнастёрки и гладила их. Я была почти жена. Но, как вам известно, почти жена – это не жена.

С одной стороны, он был идеален. Как все влюблённые девушки, я видела в нём только достоинства. Учтивый, заботливый, нежный, щедрый, любящий. Другую его сторону я запрещала себе видеть.

Я была счастлива в своём построенном песочном замке. Я старалась не замечать подводных камней в наших отношениях. Подводным камнем был брак Никиты. О том, что он женат я узнала случайно. Возвращаясь с работы, заглянула в почтовый ящик, а там лежало письмо.

От кого: Нона Аристарховна Пичугина

Откуда: Москва

Кому: Никите Андреевичу Пичугину

Куда: Витебск

Первое, что пришло в голову – это его родственница. Поэтому войдя в квартиру, я с ходу крикнула:

– Милый, тебе письмо от какой-то Ноны.

Никита взял письмо из моих рук и с нескрываемым сарказмом сказал:

– Ну, что моя благоверная пишет?

Благоверная… Жена…. Меня словно окатили ушатом холодной воды. Я в растерянности села на стул в прихожей. Сумочка сама выпала из рук. Никита всегда внимательный даже не посмотрел в мою сторону. Его глаза бегали по листку бумаги.

– Ты женат? – спросила я.

Мой голос предательски дрожал.

– Да, – сухо ответил любимый, не отрываясь от письма.

– Ты не говорил об этом, – с трудом сдерживая уже подкатившие к горлу слёзы, сказала я.

– А ты и не спрашивала, – тем же сухим тоном отвечал он.

Да, я не спрашивала! Моя ли в этом вина? Или оплошность? Все эти месяцы он давал мне надежду, что мы поженимся. Нет, стоп! Какие надежды? Совместное проживание и одна постель? Разве это надежды на брак? Он жил со мной и оставался при этом женатым человеком. И тут до меня дошло. Никита никогда не афишировал наши отношения. Я всегда была в тени. Все встречи с сослуживцами проходили без меня. Там же были жёны. Все походы в гости тоже без меня. Он никогда не надевал форму, идя прогуляться со мной. Не хотел запятнать честь мундира? Я любовница, но не жена. Женщина полусвета. Я есть в его жизни, но рядом с ним мне места нет. Вопреки моим рассуждениям я спросила:

– Когда ты намерен развестись?

– Что? Зачем? – наконец-то оторвав глаза от строчек, спросил, недоумевая он.

– Мы живём уже несколько месяцев…

Наивно начала я, но он перебил мою тираду домыслов.

– Нона в Москве, а ты в Витебске. Зачем мне разводиться? Развод плохо скажется на моей репутации и службе, – спокойно рассуждал он.

– Только развод? – не унималась я. Теперь гнев вырывался наружу. – А молодая любовница не повлияет на службу?

– У всех есть любовницы. Главное, чтобы личное не мешало профессиональному.

Впихивая письмо в конверт, Никита впервые смотрел на меня, как на пустое место. Он смотрел так, словно я не сидела на том стуле. Меня не было в его жизни. Нет, я была, но не играла никакой роли. У него есть жена. А кто я? Просто любовница. И, похоже, из этого болота мне не выбраться. Разводиться он не намерен. Вот засосала меня эта трясина!

– Новый год я проведу в Москве, Лизочка. Сыновья приедут в увольнительные.

– Вся семья будет в сборе. Поздравляю, милый! – как-то отрешённо сказала я, всё ещё прибывая в некоем шоке от новостей.

– Не обижайся. Это моя жена и мои дети.

Он подошёл обнять меня. Наверное, хотел успокоить. Я резко встала и вытянула руку. Она служила хрупким препятствием для такого сильного мужчины. Никита не стал настаивать на неуместной в этот момент нежности. Он только сказал:

– Пойми меня.

Что пойми? Что именно я должна была понять? Его обман. Он дурил мне голову и скрывал семью. Кольца на пальце не было, когда он целовал меня! Он разрушил в одно мгновение все мои мечты о счастливом браке. Мой воздушный замок сожрали чёрные тучи его лжи! Я любовница без перспектив на будущее. Он даже не собирался и не собирается на мне жениться. Его всё устраивает. Старая жена в Москве. Молодая любовница в Витебске. Не жизнь, а сказка. Я не имею никаких прав на него! И вот он заявляет, что Новый год будет праздновать в кругу семьи. А я? Что буду делать я?

Женатые мужчины заводят любовниц от скуки. Жизнь с женой давно вошла в русло однообразия. Всё спокойно. Без потрясений проходит день за днём. Вот и хотят поиграть на нервишках, разбавить остывшую воду горячим молоком. Я до последнего надеялась, что он разведётся. Но, наивная девочка, какой я была в то время, не знала особенности таких отношений. Большая редкость, чтобы женатый мужчина бросил жену и детей ради любовницы. Зачем это делать? С женой он познал настоящую любовь и создал семью. Так называемый мирок с уверенностью в спокойной старости. А что с любовницей – страсть? Страсть, которая быстро угасает. Тайна, которая надоедает и плохо отражается на сердечном ритме. Строить заново семейные отношения со всеми вытекающими последствиями они боятся. Это же снова надо пройти все круги семейного ада. Жильё. Орущие дети. Милая девочка превратится в злую ревнивую ведьму. После сорока мужчины не желают менять что-либо в и так устраивавшей их жизни.

Я была любовницей Гришки. Я осталась любовницей Никиты. И ничего не изменится. Статус любовницы, словно клеймо, впечатался мне в лоб. Будто на что-то другое я не годилась. Как же я захотела заплакать. Плакать от сжигающей меня обиды. Я с трудом сдерживала рвущиеся на волю слёзы. И только вовремя всплывшие в память слова бабушки Есфирь: «покорять, а не покоряться», вернули мне самообладание. Дали мне силы достойно ответить ему. Ему – человеку, с которым я мечтала прожить жизнь и родить детей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.