скачать книгу бесплатно
Атака мертвецов
Андрей Расторгуев
Претендент на Букеровскую премию
Лето 1915 года. Германцы 200 дней осаждают крепость Осовец, но, несмотря на ураганный артиллерийский огонь, наш гарнизон отбивает все атаки. И тогда немецкое командование решается применить боевые газы. Враг уверен, что отравленные хлором русские прекратят сопротивление. Но когда немецкие полки двинулись на последний штурм – навстречу им из ядовитого облака поднялись русские цепи. Задыхаясь от мучительного кашля и захлебываясь кровью, полуослепшие от химических ожогов, обреченные на мучительную смерть, русские солдаты идут в штыки, обратив германцев в паническое бегство!..
Читайте первый роман-эпопею о легендарной «АТАКЕ МЕРТВЕЦОВ» и героической обороне крепости Осовец, сравнимой с подвигами Севастополя и Брестской крепости.
Андрей Расторгуев
Атака мертвецов
Я, ниже поименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред святым его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому и законному Его Императорскаго Величества Всероссийскаго Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорскаго Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащия права и преимущества, узаконенныя и вперед узаконяемыя, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять.
Его Императорскаго Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорскаго Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.
Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться; но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному солдату надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий.
В заключение же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.
(Воинская присяга на верность службы Царю и Отечеству)
Глава 1. Война!
Ранним утром второго августа[1 - Все даты приводятся по новому стилю.], когда Буторов еще крепко спал в своей комнате в родном имении, наслаждаясь безмятежностью прохладного ветерка, лениво шевелившего тяжелые портьеры на открытых настежь окнах, к нему бесцеремонно ворвался Прохор, матушкин управляющий.
– Барин! Николай Владимирыч! – заполошно закричал он с порога, не удосужившись даже постучать, что совершенно не было похоже на всегда предупредительно вежливого и спокойного старика. – Идите сейчас же вниз. Там со станции нарочный прискакал, вас требует. У него телехрамма срочная. Вам адресованная…
Не тратя времени на одевание, Буторов, как был в пижаме, сунул ноги в тапочки и быстро направился к лестнице.
– Да куды ж вы раздетый? – Прохор подхватил халат и накинул барину на плечи. На ходу Николай надел его в рукава, запахнулся и завязал пояс.
Сердце учащенно билось. Нет сомнений – что-то произошло.
В гостиной маменька. Во взгляде тревога.
– Сережа… – только и смогла сказать, поведя рукой в сторону посыльного.
Пожилой дядька скромно топтался у дверей и мял в руках картуз. Стеснялся, наверно, своей запыленной одежды. Шутка ли, восемнадцать верст проскакать от станции до хутора.
Мужик покряхтел, прочищая горло.
– Здравия желаю, барин. Имею поручение от почтмейстера передать лично в руки господину Буторову Николаю Владимировичу срочную телеграмму.
– Я Буторов. Где телеграмма?
Достав из картуза сложенный вчетверо листок, посыльный протянул его Николаю.
Тот взял, нетерпеливо развернул, пробежал глазами…
В телеграмме говорилось, что Главное управление Красного Креста вызывает его в Петербург по мобилизации. Еще полтора года назад Николая включили в списки предполагавшихся на случай войны уполномоченных Передовых отрядов для помощи раненым. И вот этот день настал.
Война.
Ее давно ждали.
К ней готовились, прекрасно понимая, что австро-сербский нарыв, особенно быстро начавший нагнивать после убийства эрцгерцога Фердинанда, вот-вот лопнет. Европа замерла в ожидании, еще лелея надежду, что ее не зальет людской кровью, но… Непримиримость австрийской короны, превратившей смерть своего принца в повод для развязывания военного конфликта, свела эти надежды на нет. Всю ответственность за убийство бедного Франца, ставшего разменной фигурой в большой политической игре, Австрия возложила на Сербию, предъявив ей ультиматум с требованиями, оскорбляющими национальное достоинство сербов.
Это не на шутку всполошило Россию, заставив сопереживать родному по крови народу. С одной стороны, возмущало нанесенное австрийцами оскорбление. С другой – была боязнь, что Государь всея Руси, славный своим безграничным миролюбием, останется в стороне, отдав братскую державу врагам на растерзание.
Долгожданный ответ Сербии восприняли в России с восторгом. Люди, не скрывая слез умиления, читали о том, что сербы ни в коем разе не причастны к убийству и все же, несмотря на это, готовы исполнить требования ультиматума. Разумеется, лишь те из них, которые не затронут ее суверенитета. В то время казалось, что тучи, сгустившиеся над маленькой славянской страной, непременно должны рассеяться. Но Австрия не уступала, продолжая настаивать на публичном унижении сербов, заручившись поддержкой бряцающей оружием Германии. С таким союзником за плечами она вполне могла пойти на крайние меры. И пошла, начав бомбить Белград.
Российская общественность заволновалась. Все как один хотели помочь маленькому государству. Протянуть руку помощи братской стране, защитив ее от произвола. Но что предпримет Государь? Думает ли он так же, как его верноподданные, или позволит сербам в одиночку отбиваться от хищного, охочего до крови зверя?
И вот в пятницу 31 июля 1914 года был опубликован Приказ о всеобщей мобилизации. У россиян это вызвало настоящую бурю восторга.
Перед Зимним дворцом и на площади перед Казанским собором собрались толпы народа. Все кричали «ура», скандировали патриотические лозунги, размахивая российскими флагами. Летели вверх шляпы и картузы. Смешались в едином воодушевлении аристократы и простолюдины. Весело хохотали, утирая слезы умиления, возносили хвалу Государю да обнимались, лобызая друг друга…
Только в самом дворце было не до веселья.
Между русским и германским императорами продолжался тяжелый, напряженный разговор по телеграфу. Утром Николай сообщил кайзеру:
«Мне технически невозможно остановить военные приготовления. Но пока переговоры с Австрией не будут прерваны, мои войска воздержатся от всяких наступательных действий. Я даю тебе в этом мое честное слово».
И теперь читал ответное послание Вильгельма:
«Я дошел до крайних пределов возможного в моем старании сохранить мир. Поэтому не я понесу ответственность за ужасные бедствия, которые угрожают теперь всему цивилизованному миру. Только от тебя теперь зависит отвратить его. Моя дружба к тебе и твоей империи, завещанная мне моим дедом, всегда для меня священна, и я был верен России, когда она находилась в беде, во время последней войны. В настоящее время ты еще можешь спасти мир Европы, если остановишь военные мероприятия».
Вздохнув, Николай отложил злополучный листок.
«Лицемерие… Лицемерие во всем. Эх, Вильгельм, Вильгельм. Ты же хочешь эту войну. Ты ее добьешься. Но зачем так стремишься обелить себя в глазах общества? И ради этого поливаешь меня грязью? Тоже мне друг…»
Император отмахнулся от грустных мыслей и посмотрел на Сазонова[2 - Сазо?нов Серге?й Дмитриевич (29.07(10.08).1860 – 24.12.1927) – российский государственный деятель, министр иностранных дел Российской империи в 1910–1916 годы, дворянин, землевладелец Рязанской губернии.].
– Что еще, Сергей Дмитриевич?
– По переговорам с Англией, Ваше Величество. Наше предложение изрядно удивило вчера берлинский кабинет. Сэр Эдуард Грей[3 - Эдуард Грей (25.04.1862 – 07.09.1933) – он же Грей оф Фаллодон (Grey of Fallodon), виконт, английский государственный деятель. В 1905–1916 годах министр иностранных дел. Сторонник активной внешней политики и колониальной экспансии. Заключил соглашение с Россией, способствовавшее формированию Антанты.] просит внести в него ряд поправок. Я осмелился включить их без возражений с нашей стороны. Как известно Вашему Величеству, нам жизненно необходимо привлечь на свою сторону английское общественное мнение. Только в этом случае можно будет хоть что-нибудь сделать для сохранения мира. Прошу ознакомиться.
Министр извлек из папки исписанный лист и протянул царю. Тот вяло махнул рукой:
– Сделайте одолжение, прочтите сами.
– Слушаюсь. – И Сазонов, откашлявшись, начал читать: – «Если Австрия согласится остановить продвижение своих армий на сербской территории и, если, признавая, что австро-сербский конфликт принял характер вопроса, имеющего общеевропейское значение, она допустит, чтобы великие державы обсудили удовлетворение, которое Сербия могла бы предложить правительству Австро-Венгрии, не умаляя своих прав суверенного государства и своей независимости, Россия обязуется сохранить выжидательное положение».
– Хорошо, – немного подумав, произнес Николай. – Давайте подпишем.
Быстрый, размашистый росчерк пера.
– А что германский посол? – продолжил император.
– По-прежнему твердит, что Германия всегда была лучшим другом России. Просил передать: «Пусть император Николай согласится отменить свои военные мероприятия, и спокойствие мира будет спасено». Испрашивает аудиенцию у Вашего Величества.
– Пригласите его в Петергоф.
– На какое время?
– Не заставляйте ждать. Пусть прибудет немедля. Укажем Германии на значение средств к примирению, которые ваше, Сергей Дмитриевич, предложение, дополненное сэром Эдуардом Греем, еще предоставляет для почетного улаживания конфликта.
Эта встреча состоялась. Николай принял Пурталеса[4 - Фри?дрих фон Пурта?лес (нем. Friedrich von Pourtal?s; 24.10.1853 – 03.05.1928) – германский дипломат, граф. С конца 1870-х на дипломатической службе. В 1907–1914 годах германский посол в России. Пытался помешать сближению России с Францией и Великобританией.] приветливо. Но стороны не пришли к согласию. На том и распрощались.
А уже в одиннадцать часов вечера германский посол объявился в Министерстве иностранных дел. Сазонов незамедлительно принял его и был огорошен, услышав сразу после приветствия:
– Если в течение двенадцати часов Россия не прервет своих мобилизационных мер как на германской, так и на австро-венгерской границе, вся германская армия будет мобилизована.
Посмотрев на часы, которые показывали двадцать пять минут двенадцатого, посол добавил:
– Срок окончится завтра в полдень.
Не дав Сазонову сделать какое-либо замечание, он вдруг с жаром заговорил дрожащим от нетерпения голосом:
– Согласитесь на демобилизацию! Согласитесь демобилизоваться!
Сохраняя спокойствие, хоть и был крайне изумлен, министр ответил:
– Я могу только подтвердить вам то, что сказал его величество император. Пока будут продолжаться переговоры с Австрией, пока останется хоть один шанс на предотвращение войны, мы не будем нападать. Но нам технически невозможно демобилизоваться, не расстраивая всей нашей военной организации. Это соображение, законность которого не может оспаривать даже ваш штаб.
Отчаянно жестикулируя, немецкий посланник ушел ни с чем.
На следующий день он не появился в Министерстве ни в двенадцать, ни в час, ни в два… Сазонов терпеливо ждал, понимая, что встреча все равно состоится. Лишь в пять часов вечера ему доложили о звонке Пурталеса в канцелярию, в котором тот сообщил, что ему необходимо безотлагательно увидеться с министром…
«Вот и все!» – с обреченностью подумал Сазонов.
Не было никаких сомнений – Пурталес приедет объявлять войну. Иллюзий на этот счет министр не питал. История сделает очередной крутой поворот. Кровавый поворот к безумной бойне. Осталось лишь терпеливо дождаться германского посла.
Спустя два часа граф Фридрих фон Пурталес вошел, заметно волнуясь. Невысокий, щуплый старик с ухоженной, собранной в клин седой бородой и коротко стриженными волосами. Он заметно сдал за эти дни. Казался много старше своих лет. Словно высох еще больше, хоть и старался держаться с достоинством. Красный, с распухшими глазами, он задыхающимся от волнения голосом начал:
– Господин министр, от имени германского правительства я уполномочен испросить, согласна ли Россия дать благоприятный ответ на нашу ноту от 31 июля сего года?
Нота. Даже смешно. По сути, это самый настоящий ультиматум.
Выдержав паузу, Сазонов ровно проговорил:
– Нет, господин посол. Но, хотя объявленная общая мобилизация и не может быть отменена, Россия не отказывается продолжать переговоры с целью изыскания мирного выхода из создавшегося положения.
Граф потупился. Его волнение достигло апогея. Вынув подрагивающей рукой из кармана сюртука сложенную бумагу, он еще раз подчеркнул:
– Надеюсь, вы понимаете, насколько тяжкими будут последствия, к которым может привести отказ России согласиться на требование Германии об отмене мобилизации?
– Вполне, господин граф. Но наш ответ вы уже получили, – твердо и спокойно заявил Сазонов.
Было видно, что посол глубоко расстроен. Задыхаясь, он с трудом выговорил:
– В таком случае немецкое правительство поручило мне вручить вам данный документ. – С этими словами Пурталес дрожащими руками протянул бумагу, добавив: – Его величество император, мой августейший монарх, от имени империи принимает вызов и считает себя находящимся в состоянии войны с Россией.
Сазонов понял – старик пытается оправдать хотя бы себя. К чести графа надо заметить, что этот немец не был фанатичным милитаристом и сторонником непременного развязывания войны, в отличие от своего императора, кайзера Вильгельма. Но щадить его Сазонов не собирался.
Еще не читая ноту, он обронил:
– Вы проводите здесь преступную политику. Проклятие народов падет на вас.
Развернув лист, министр начал громким голосом декламировать объявление войны. И вдруг с изумлением увидел, что текст имеет два варианта прочтения. Второй указан в скобках. Например, после слов «Россия, отказавшись воздать должное…» написано: «(не считая нужным ответить…)» И дальше, после слов «Россия, обнаружив этим отказом…» стоит: «(этим положением…)» Вероятно, в таком виде документ пришел из Берлина, когда немцы еще не знали, как поведут себя русские. То ли по недосмотру, то ли по ошибке переписчика оба варианта оказались вставлены в официальный текст. А это значило: какие бы действия ни предприняла Россия, помимо предательства Сербии, войны все равно не избежать. Армии приведены в готовность. Оружие заряжено и нацелено. Осталось лишь дать команду «пли!».
Пораженный Пурталес молча стоял с несчастным видом, даже не пытаясь что-то пояснить. Закончив чтение, Сазонов поднял глаза, внимательно посмотрел на графа. Покачав головой, повторил:
– Вы совершаете преступное дело!
– Мы защищаем нашу честь! – осипшим голосом возразил посол.
– Ваша честь не была задета. Вы могли одним словом предотвратить войну. Вы этого не захотели. Во всем, что я пытался сделать с целью спасти мир, я не встретил с вашей стороны ни малейшего содействия. Но существует божественная справедливость!
Вид у графа стал совсем уж потерянный.
– Это правда… – ответил глухо Пурталес и бездумно зашарил по кабинету рассеянным взглядом. – Существует божественное правосудие… Божественное правосудие!
Бросив еще несколько непонятных фраз, весь дрожа, он приблизился к окну справа от входной двери. Оперся на подоконник. Постоял так, глядя на Зимний дворец. И вдруг разрыдался, будто дитя.
Плачущий старик. Какое жалкое зрелище.
Вздохнув, Сазонов подошел к послу. Пытаясь привести в чувства, слегка похлопал его по спине.
– Вот результат моего пребывания здесь! – обреченно бросил Пурталес, резко повернулся и внезапно кинулся к двери, которую с трудом отворил непослушными руками. На выходе пробормотал: – Прощайте, гер Сазонофф! Прощайте!..
В приемной он столкнулся с французским послом по фамилии Палеолог, больше напоминающей название какой-нибудь ученой специальности. Миновав его, поспешил поскорее покинуть министерство. Ну да, ему ведь еще собираться в дорогу. Все посольство вывозить…
Сазонов поманил удивленно поднявшего бровь Палеолога. День пока не кончился. Предстояло много чего сделать. На сегодня посол Англии Бьюкенен[5 - Джордж Уи?льям Бьюке?нен (англ. George William Buchanan; 25.11.1854 – 20.12.1924) – британский дипломат, посол Великобритании в России в годы Первой мировой войны.] испросил аудиенцию у императора, желая передать ему лично в руки телеграмму своего монарха. В ней, насколько знал Сазонов, король Георг призывал Николая к миролюбию и умолял не оставлять попыток избежать всеевропейской бойни. Правда, с момента передачи Пурталесом ноты об объявлении войны эта просьба запоздала. Впрочем, император, как бы там ни было, примет Бьюкенена сегодня вечером, в одиннадцать.
* * *
С отъездом посыльного в усадьбе Буторовых начало твориться нечто невообразимое. Все бегали, суетились, кричали. Во дворе кудахтали куры, шарахаясь от метавшихся людей, лаяли собаки, даже кони в стойлах беспокойно ржали. В доме все вверх дном. Маменька с помощью девок и мужиков развила бурную деятельность – по большей части бестолковую. Николай никогда бы не подумал, что в усадьбе живет столько разного люда. Впрочем, это могло и показаться. Немудрено, если постоянно кто-то мельтешит перед глазами. Поймешь ли, один и тот же человек раз десять пробежал мимо тебя или все время разные?
Стараясь не обращать внимания на устроенный маменькой большой переполох, Буторов подозвал Прохора:
– Вели конюху запрячь коляску.
– Загулял конюх-то, барин, – виновато вздохнул старик. – Ишо позавчерась на свадьбу к племяшке отпросился. Да запил, видать…
– Тогда сам запрягай. Мне на станцию к первому поезду поспеть надобно.
– Один момент, барин. Счас все будет, барин, – затараторил Прохор, пятясь к выходу.
