скачать книгу бесплатно
– Нет, – Волков отказался. – Жарко.
Мужик кивнул, но сам, конечно, не понял, как можно отказываться от того, что, по его мнению, объединяет сердца и души всех людей. Он умолк, но не успокоился. Он поднялся и, оглядываясь, пошел в ту сторону, куда шел поезд.
Волков с облегчением вздохнул.
Трясло в вагоне ужасно – сказывалось то, что он был последним. Казалось, он беспрестанно переваливается с рельса на рельс, словно подпрыгивая то на одной ножке, то на другой, потом отдохнет, пройдется немножко как следует и снова начинает прыгать. Привыкнуть к этому было бы нетрудно, знай Волков, что в поезде нет купированных вагонов и все едут так же, как и он. Но они были, и люди в них играли в шахматы, читали книги или просто, в конце концов, могли валяться на скамье и ничего не делать. Мысль об этом раздражала Волкова, и он морщился от нее, заранее чувствуя себя разбитым и нездоровым. О том, что будет ночью, он старался не думать.
Поезд шел на запад, вслед за днем, но не поспевал за ним, его самого уже нагонял вечер – он был здесь какой-то дымчатый и неясный, словно уставший от бега. Волков смотрел в окно, но как-то невнимательно – смотрел и почти ничего не видел.
Девушки рядом с ним о чем-то щебетали, и он невольно прислушался. Они говорили об одноклассниках, перебирая каждого, – кто куда пошел после школы. Сами они, судя по всему, только что сдали экзамены в институт и теперь на несколько дней, оставшихся до занятий, ехали домой. Они уже сейчас жили встречами и разговорами, которые им предстоят дома, ради них они и ехали, хотя, наверно, могли бы не ехать. И, конечно, они правы – это стоило того, чтобы тратить деньги и вести себя по-ребячьи. Волкову захотелось поговорить с ними и хоть ненадолго приобщиться к их радости, к чувству, которое он когда-то испытал сам. Сколько же с тех пор прошло?
Ровно шестнадцать лет, он один прожил почти столько же, сколько они вдвоем, но они считают себя совсем взрослыми, а он, наоборот, думает о своей взрослости как о будущем, хотя ему за тридцать. И попробуй тут разберись, кто прав, а кто нет.
Думая об этом, он спросил совсем другое.
– А Комарове далеко от станции, девушки?
Они повернулись к нему разом.
– Нет, два километра, – сказала одна.
– Там автобус ходит, – подсказала другая.
– Это хорошо, что автобус, – он улыбнулся им.
– А вы, правда, в первый раз к нам?
– Правда.
– А что вы слышали о нашем городе?
– Кажется, ничего, – сказал он, подумав. – Кроме того, что есть такой. Но, если вы хотите, я могу рассказать вам о нем.
– Это как? – спросила та, которая сидела рядом с Волковым, недоуменно подняв на него свои громадные, какого-то весеннего цвета глаза, в которых было и голубое, и синее, и зеленое – все сразу.
– А вот так.
Волков был рад, что затеял этот разговор – скорее время пройдет, но главное было не в этом, главное заключалось в том, что он будет меньше завидовать их молодости, непосредственности, наивности, тому внутреннему человеческому пространству, которое не заполнено еще в них ни большими ошибками, ни большими заботами.
Рассказать о городе, в котором они жили, Волкову ничего не стоило: он много ездил и знал, что районные городишки мало чем отличаются друг от друга.
– У вас там деревянные тротуары, – начал он, – да и то они в порядке только на главной улице. Эта улица длинная-длинная и по ней от начала и до конца – это значит от вокзала и до какого-нибудь маслозавода – ходят маленькие автобусы, с одной, с передней дверцей.
– Но у нас есть и большие, – поправила его та, которая сидела в углу. – И ходят они не до маслозавода, а до РТС.
– До РТС, – он сразу согласился. – Они проходят мост через Комаровку – так называется ваша речка?
– Та-ак.
– Она неширокая, спокойная, и зимой по ней возят сено. На лошадях. Теперь дальше. Город ваш почти весь деревянный, двухэтажных каменных зданий только пять или шесть – это райком, две школы, комбинат бытового обслуживания, клуб и контора РТС. Гостиница деревянная, и вход в нее почему-то со двора.
– Вы, правда, у нас не были? – удивленно спросила его девушка с весенними глазами.
– Правда.
Пришел мужик, шумно сел на свое место и, прислушиваясь, настороженно молчал.
– А вы не смеялись над нашим городом? – снова спросила девушка.
– Нет, зачем же?
– Он у нас старый, добрый и никому зла не делает. Мы его любим.
Волков улыбнулся.
– Честное комсомольское!
– И все-таки вы уезжаете из него в большой город, – сказал Волков.
– Во-во, – подхватил мужик. – Жили-были и нету. Только поднялись и ищи-свищи. От отца, от матери – ко всем чертям, и не найдешь – вот какое дело! А в деревнях что происходит!
– Да нет, отец, – с досадой сказал Волков, – не о том вы. Они же учиться едут. В своем маленьком городе они становятся добрыми – от тишины, от тополей, от речки, а умными надо становиться где-то в другом месте.
– Куда там!
– А что – конечно.
– Во-во, все умные, одни мы дураки.
– Да зачем вы так?
– А едут пускай едут. Мне начхать да рюмочкой запить, вот и все расставанья. У меня свои проблемы огородом стоят, весь век разбирай, не разберешь.
Волков молчал.
Мужик пожевал губами и вдруг радостно толкнул Волкова в бок.
– Земляка я встретил. В том вагоне едет. Я, значит, иду, а он сидит. Вот так я его и обнаружил. А он не знал, что я еду, оттого и сидел. А еще говорят…
Мужик на полуфразе умолк и, наклонившись, стал шарить рукой под скамьей, пока бутылки не зазвенели.
– Голос подают, – обрадовался он. – Водка, она в бутылке тоже ум имеет, а уж когда в человека войдет, то там безобразия разводит – это верно.
Он взглянул на Волкова, словно проверяя, какое на того это произвело впечатление, но ничего не увидел и продолжал:
– У меня сосед был. Весь век ни капли в рот не брал, а помирать лег, старуху за бутылкой послал. И всю ее, значит, выпил и помер. Это как объяснить?
– Не знаю, – пожал плечами Волков.
– А чего тут знать? Значит, всю жизнь человек от этой трезвости, как от заразы, мучился, а перед смертью не вынес. Это понимать надо.
Мужик, довольный собой, глубокомысленно вздохнул, заглянул вправо и обрадованно произнес:
– Идет, идет!
Подошел парень.
– Ну, здравствуй, еще разок, Петро, – засуетился мужик, протягивая ему руку.
– Здравствуй, Иван Сергеич.
– Вот ведь как, Петро, а! Ты, значит, там едешь, а я здесь сижу. Это как, а?
– Бывает, – развел руками парень.
– Ну, мы это положение выправим. Ты как, а? Ничего?
– Ничего.
– Во-во. Главное – не быть дураком. Правильно я говорю?
Мужик достал узел, поставил его себе на колени и развязал. Все это он проделал не спеша, с нескрываемым удовольствием. Бутылки были спрятаны в носки – видно, чтобы в дороге не побились.
Парню сесть было некуда, и он, стоя перед мужиком, следил за каждым его движением.
Вот показалось горлышко, и мужик, все так же не торопясь, отбил с него сургуч и достал стакан.
Рядом с Волковым забулькало.
– Ну, за встречу или как?
– А хоть как.
– Во-во.
А поезд все шел да шел. За окном лежала темнота, и поезд прошивал ее, как игла.
В соседнем купе заплакал ребенок. Волков видел, как мать, укачивая его, смотрела в темноту, и ей, наверно, было, тревожно от ее близости. Мужик снова налил в стакан и, набираясь духу, замер. У девушки, которая сидела рядом с Волковым, тускнели от тяжести глаза – два ее маленьких солнца приближались к закату. Черная, голая шея парня, которую, видимо, и зимой и летом укутывали только ветры, стала багровой.
Люди на скамьях постепенно расплывались. Волкова клонило ко сну, и все, что было перед ним, получало другие очертания и измерения.
Мужик, резко повернувшись, больно толкнул Волкова в бок.
– Осторожней, отец, – открывая глаза, со злостью сказал он.
– А, извиняй, извиняй.
Сон сразу пропал – покачался, покачался и, словно обидевшись, куда-то ушел. Волков выругался про себя и от нечего делать стал смотреть, как затихает вагон, как люди по очереди вытягивают ноги и роняют головы. Казалось, они были цифрами на какой-то замысловатой мишени, и невидимый стрелок мастерски поражает их одну за другой.
– Ну, я пойду, Иван Сергеич, а то место займут, – сказал парень.
– Иди, коли так, иди, – позволил мужик. – Я сейчас тоже прикорну, а завтра вместе сойдем. На сегодня хватит – правильно ты говоришь.
«Слава богу, – подумал Волков. – Может, правда успокоится».
Мужик прильнул головой к стене, что-то пробормотал и сразу же выпрямился.
– Мы какую станцию проехали? – спросил он.
– Не знаю, – ответил Волков. – Спи, отец, утром разберемся.
– Э, нет. Оно, конечно, спать можно, но, с другой стороны, можно и выпить. Ты как, а?
Волков рассердился.
– Я никак, я уже сказал. И тебе, отец, хватит. Потом будешь всю ночь куролесить.
– Подожди, – мотая головой, сказал мужик. – Я тебе сейчас все, значит, до капли объясню. Мы с Петром один носок опростали, а куда его один, когда у меня две ноги? Соображаешь?
Он хохотнул и снова достал узел.
Девушка, которая сидела рядом с Волковым, подняла голову и открыла глаза. Ее лицо недоуменно повернулось в сторону мужика и обиженно нахмурилось. Она снова закрыла глаза – казалось, хлопнула дверью и ушла, чтобы не оставаться вместе с ним. Но что-то заставило ее вернуться. Когда Волков повернулся к ней, она, вздохнув, молча смотрела перед собой, и этот вздох, как звук открываемой двери, снова вернул ее на прежнее место.
– Не спится? – вполголоса спросил Волков.
– Разве тут уснешь? – обиженно сказала она.
– Ничего, вы днем отоспитесь.
– Конечно, отосплюсь. А все равно спать хочется.
– А ваша подруга спит.
– Ага, она спит, – сказала девушка и, слабо улыбнувшись, взглянула на Волкова.
– Что вы завтра будете делать? – спросил он.
– Не знаю.
– А я знаю.
– Вы все знаете.
– Да, – сказал он.
– А что я завтра буду делать?
– Вы пойдете по вашим деревянным тротуарам от самого вокзала до самой РТС.