Смерть приходит в клуб вязания

Мария задремала, наслаждаясь покоем и мыслью о том, что утром в четверг ее рабочий день начнется лишь в половине десятого с дежурства на школьном дворе. А вечером вполне можно было сходить в вязальный клуб у Аниты.

Мария уже продремала какое-то время, когда почувствовала, что над ней с серьезными лицами стоят дети и муж Поул, держащий в руке телефон. Мария сразу поняла: что-то случилось. Сон моментально улетучился, когда она взяла в руки телефонную трубку.

Поул уй Гайлаходни дал Марии поговорить наедине с ее двоюродной сестрой Боргарьёрт, дочерью Трёндура. В том, что случилось несчастье, не было никаких сомнений.

Сердце громко стучало в груди. Она не могла заснуть. Со лба тек пот, и она откинула с себя тяжелое одеяло. Весь вечер она металась взад-вперед. Будет трудно установить, кто совершил убийство. В этом она была убеждена. Настолько аккуратно она осуществила задуманное. Теперь оставалось надеяться, что Халлвин еще пролежит мертвым день или даже два, пока это загадочное происшествие не станет темой каждого кофепития или вязальной посиделки.

И как воспримут люди эту ужасную новость? Будет ли это ударом для семьи? Вряд ли. Проронят ли слезу старые друзья и те, с кем он ходил в море? Вряд ли. Будут ли плакать его маленькая дочь и бывшая жена?

Нет, скорее всего, не будут.

У нее не было никаких причин ни для угрызений совести, ни для страха. На ее совести числилось не так уж много грехов. Она не крала, не обманывала, не прелюбодействовала, не лгала, не ругалась, не была агрессивной, несправедливой, фальшивой или осуждающей. Ее единственным проступком было то, что она убила человека. И что ей предстояло лишить жизни одну женщину. Но это ей наверняка простится.

Она спокойно натянула одеяло до подбородка. С губ слетело беззвучное короткое «спасибо». Теперь она могла безмятежно заснуть. Самая серьезная проблема ликвидирована. Больше не нужно торопиться. Терпение и контроль над собой помогли ей далеко продвинуться в жизни. И она знала, какой день календаря отмечен красным крестиком. Который принесет смерть в вязальный клуб.

Ветряки в районе Хюсахэайи огромными лопастями захватывали колкий северный ветер, в то время как моторы на неэкономичной дизельной электростанции Сундверчи работали в жару, чтобы произвести достаточно электричества для обеспечения чрезмерного потребления энергии по всей стране. В этом году в Норвуйке по обыкновению повесили гирлянды вдоль красивой торговой улицы в центре города. Все жители города стремились украсить въезды к себе во двор, окна и ворота гаражей либо цветными лампочками, либо мерцающими Санта-Клаусами. До Рождества оставалось больше месяца, и Норвуйк начал походить на город-миллионник. Если ты не знал про этот городок и попал сюда в первый раз, ты бы вряд ли поверил, что количество жителей в этом отдаленном уголке Северной Атлантики недавно лишь чуть перевалило за пять тысяч человек.

Такое впечатление создавалось в основном из-за того, что большой и принарядившийся город хорошо вписывался в пейзаж, обрамленный огромными горами, на чьих верхушках после пришедших с северо-востока осадков появились белые шапки. На горном склоне дом к дому жили люди богатые и крупно задолжавшие. Веселая молодежь и грустные старики. Романтики и те, кто бьет своих жен. Духовные люди и мирские. Либеральные и нетерпимые. Эстеты и полностью индифферентные. В съемных квартирах в старой части города пытались сводить концы с концами обладавшие ограниченными финансовыми возможностями пенсионеры, одинокие, иммигранты и студенты. Большинство же жителей имело достаточно средств для себя и близких. Они жили привычным укладом в этом благословенном и красивом крае, где на протяжении веков находилось место и для невежественного, и для просвещенного человека. Жизнь шла своим чередом, хотя в середине недели на широких улицах города обычно можно было увидеть совсем немного людей. Перед экраном сидело новое поколение молодежи, смотревшее английский футбол, в то время как женщины приятно проводили время в вязальных клубах, откуда потом выходили теплые носки, свитеры и истории, становившиеся частью жизни родного города.

* * *

Бьёрг Бенити бежала трусцой через город. Она не обращала внимания на случайных водителей, которые намеренно снижали скорость, чтобы поглазеть через окно на хорошо сложенное тело, элегантно парящее над асфальтом. По правде говоря, ей это было до лампочки. Бьёрг в своей жизни неоднократно выходила за установленные рамки. В личной жизни и в общении с местными. Она была женщиной, обладающей чувством собственного достоинства и интеллектом, а также желающей находиться в отличной форме. Вернувшись домой из Лондона, где Бьёрг пять лет изучала экологическое право и набиралась опыта работы в большом городе, она проработала три года юридическим советником в сфере охраны окружающей среды и технологий на продовольственном предприятии «Ферья Матвинна» в Норвуйке.

Бьёрг бежала против ветра, который развевал ее длинные светлые волосы. Во время ежедневных пробежек ее голова отдыхала от лишних мыслей. С каждым шагом Бьёрг вдыхала чистый свежий воздух, который в ту же секунду распространялся невидимыми молекулами по всему телу и доходил до мозга, где рождались новые мысли и идеи.

Можно было спросить, могла ли такая космополитичная женщина с мужем совсем другой культуры и морали закрепиться в небольшом городке на краю земли, где половина жителей верила, что миру шесть тысяч лет и что все на этом свете испортили дьявол с Мухаммедом?

Поучившись и пожив в одном из наиболее привлекательных городов мира, она не планировала возвращаться домой на Фареры. Она вышла замуж за Салара Бенити, сына египетского торговца из Насра, небольшого пригорода Каира, которого отец направил в Лондон изучать международную политику и экономику. У супругов родилось двое детей. По окончании учебы Салара отец намеревался прислать ему еще денег, чтобы тот как самый одаренный ребенок в семье дополнительно получил высшее музыкальное образование и стал пианистом, к чему Салар имел способности с раннего детства.

За то, что Бьёрг присоединилась к вязальному клубу у Аниты, следовало прежде всего благодарить Ронью. Хотя Бьёрг и Ронья не учились в одном классе, они очень сдружились после школы, когда обе занимались спортом и ходили в театральный кружок. По окончании десятого класса они вместе любовались фьордом, находясь на пароме или автобусе по пути в гимназию, а потом вдвоем ходили на незабываемые вечеринки в городе, которые они нынче не могли вспоминать без смеха.

Бьёрг уже пробежала более шести километров, но для нее этого было мало. Не сбавляя скорости, она повернула на дорожку, пролегающую вдоль берега моря. Дистанция между столбами, благодаря которой Бьёрг могла измерять пробегаемое расстояние, была большая, но ее это не смущало. В хороших кроссовках, с налобным фонариком и в куртке с отражателями она могла с легкостью бежать по красивой и почти свободной от машин улице Старый Шоуварвевур… Однако Бьёрг не ожидала на пробежке, во время которой собиралась снять стресс, встретить скорую и полицию!

В доме у Стайноа случилось что-то серьезное. Дом Халлвина был огорожен полицией. Одному богу известно, что случилось! Бьёрг постоянно оглядывалась, пробегая мимо кладбища. Может быть, ей уготована роль разносчицы плохих новостей в вязальном клубе сегодня вечером?

Бьёрг побежала, тяжело дыша, по верхней улице в сторону дома. Как будто за ней гналась смерть.

Когда-то все было прекрасно. У нее появилась своя комната, покрашенная в розовый цвет, а папа купил ей белую кровать принцессы, которую сам тщательно собрал. У папы было хорошее настроение, и он добродушно говорил об этом великолепном замке, где его любимая большая дочка теперь будет жить как настоящая прекрасная королева. В небесной красоты кровати она будет хорошо и спокойно спать по ночам. Маленькая лампа освещала мягкую подушку, где сидел милый бурый медведь, уставившийся перед собой. Это было ее царство, и здесь она могла командовать всеми куклами, плюшевыми медведями и другими игрушками, стоявшими в больших корзинах на полке в ряд, простиравшийся до подоконника. В углу стояло несколько ящиков, набитых детскими книгами, бусинками и красками. У нее был и свой собственный столик, который она могла сервировать красивым набором чашечек, подаренным ей бабушкой на Рождество. Во встроенном шкафу висели ее любимые платья и куртки, а в ящиках шкафа лежали рубашки, блузки, нижнее белье и чулки. Папа повесил на стены картинки, а мама сшила ей занавески с маленькими тесемками, идеально подходившими к разноцветной постели.

Она была счастлива в своем кукольном домике, в этом маленьком мирке. Радостная, довольная собой и благодарная. У нее были прекрасные родители, хороший брат, добрые бабушки и дедушки, а также всемогущий отец Иисус в сердце.

Все это время мама оставалась дома и ухаживала за младшим братом. Она хлопотала весь день по дому. Убирала, стирала и готовила. Папа работал в городе, но обычно возвращался домой ранним вечером. Она была еще маленькая, но уже знала звук автомобиля и могла расслышать, как папа открывает дверь. Он всегда заходил осторожно. Почти крадучись. И имел свои привычки. Всегда вытирал ноги о коврик в коридоре, разувался и аккуратно ставил обувь на место. Если папа ходил в туалет, то запирал за собой дверь. Ему нравилось, что стол уже накрыт, а в доме чисто и убрано. Как казалось, именно на папе лежит ответственность за то, что все так и должно быть. Он выглядел довольным и одобрительно кивал маме, когда осведомлялся, чего такого вкусного она приготовила на ужин. Поскольку готовка еды находилась в надежных руках, можно было уделить время и детям. Папа обычно спрашивал, слушалась ли она взрослых и хорошо ли себя вела, после чего гладил ее по голове. Потом он подходил к брату и поднимал того с пола. Говорил, каким большим и тяжелым вырос сын, подбрасывая его немножко вверх, в то время как тот радостно размахивал руками и ногами. Она выучила главное правило: днем дома хозяйничала мама, вечером – папа, а ночью – Бог.

Она помнила случай, когда спала одна в своей новой комнате. Мама прочла ей сказку на ночь. А папа помолился с ними вместе. Ее благословили, и ночь перешла в руки Бога.

Она чувствовала себя в надежных руках и любви. Какое-то время она лежала под жарким толстым одеялом и смотрела на ангелочка, висевшего у нее на груди, пока постепенно ее глаза не начали слипаться и она не задремала. Ей приснился отец Иисус, который вместе с ней играл в куклы. Внезапно она проснулась из-за странного звука в доме. Послышалось чье-то громкое дыхание, как будто ворчала собака или кто-то задыхался после бега. Она испугалась. Выскочила из постели и спросонья побежала к родителям, где обычно по ночам находила утешение и защиту под боком у мамы. Но в эту ночь папа, высунувшись по пояс из кровати, не впустил ее в комнату и прогнал обратно к себе. Она ведь уже большая девочка, и у нее есть своя комната. А Иисус заботится о своих детях даже ночью. Это ей уже пора было знать. Наверняка она просто проснулась от дурного сна. Ничего другого не оставалось, как послушаться и идти обратно ложиться под одеяло принцессы. Теперь в доме не было слышно ни собак, ни дыхания. Разве что какой-то непонятный звук из комнаты родителей. Как будто они дрались понарошку или щекотали друг друга.

Анита порезала дыню и авокадо на ломтики и полила сверху лимонным соком.

Рецепт она знала наизусть. Анита была чемпионкой вязального клуба по готовке легкой и аппетитной еды. А на вечер в программе значился салат и ассорти из фарерских морепродуктов, которые всего лишь неделю назад ползали по морскому дну или плавали в пучине родного океана, пока не попали в ловушки, расставленные в Рекавуйке.

Анита отломила клешни омаров и вынула вкусное мясо из мидий, аккуратно положив все это на блюдо. Фареры всегда были невероятным кладезем, подумала она про себя, открывая стальную дверь американского холодильника, где хранила свежую китайскую капусту, французскую горчицу, а также простоквашу, которую полагалось употреблять в качестве заправки для салата. Анита смешала ингредиенты и, добавив соль с перцем, попробовала получившееся на вкус. Она взбила сливки для торта, пользующегося у всех популярностью. Предполагалось, что он пойдет на десерт после блюда с раками.

Анита еще раз посчитала тарелки и достала из красивого кухонного шкафа чашки и блюдца. У нее был красивый белый сервиз «Роял Копенгаген» с узкой красной каймой, хорошо подходивший к зимней скатерти с маленькими сердечками. Анита знала, кто из подруг где сидит. У Марии, Йоурун, Роньи, Бьёрг и Лины были свои постоянные места. Считая хозяйку, сегодня вечером за овальным столом усядутся шесть участниц клуба.

Пока Анита хлопотала, она думала о Мари Май, бывшей жене Халлвина, которая раньше жила в Норвуйке. Они виделись несколько раз в магазинах и в городе, и каждый раз эта женщина выглядела все более неуверенной и дерганой. Казалось, будто кто-то дышал ей в затылок. Особенно когда Халлвин был дома. В такие моменты она едва осмеливалась останавливаться и здороваться с людьми… Несчастная голубоглазая Мари Май, которой потребовалось получить много синяков под глазами и следов от побоев, пока она не нашла в себе силы вырваться из этого изначально мертворожденного брака. Мари Май уже, наверное, получила известие – интересно, как она его восприняла? Будет ли четырехлетняя девочка скучать по папе, лишь изредка появлявшемуся дома и вообще не выказывавшему особого интереса к своей дочери?

Хватит, опять она думает о плохом… Анита ужаснулась ходу своих мыслей. Но не годилось оставлять все как есть. Наверняка Мария что-то уже знает про события того вечера. Ведь она и Халлвин были кузенами. Мария, вероятно, уже получила эту трагическую новость. Интересно, что она расскажет в вязальном клубе? Если верить мужу Аниты Йоакупу, в числе первых прибывшему на место преступления, полицию вызвали после трех часов дня…

Близких убитого наверняка сразу же поставили в известность. Однако двоюродных братьев и сестер, едва общающихся друг с другом, необязательно причислять к близким родственникам – или как?

Вести о смерти разносятся быстрее звука – событие уже не было ни для кого секретом. Знали ли что-то ее подруги? Лина, жена ее брата, во второй половине дня дежурила в больнице. Анита была в курсе, что скорая понеслась в Торсхавн с включенной сиреной. Что разузнала Ронья? Она всегда держала ухо востро.

Анита подошла к окну. На улице, ведущей к озеру Гэараватн, не было видно ни одной машины. Разочарованная, она посмотрела на часы с серебряной окантовкой, висевшие у нее на груди. Казалось, будто часовая стрелка не хотела двигаться. Было ощущение, словно наступил Новый год. И приближается потрясение от большой новостной бомбы.

В гостиной было чисто и уютно, и только Анита подумала, что гостям уже пора бы появиться, как услышала шорох шагов в коридоре. Первой вошла Лина – она закрыла входную дверь за собой и прошагала прямо на кухню, чувствуя себя как дома.

– Ох-х, хорошо, что пришла именно ты, – сказала Анита с волнением и серьезным взглядом посмотрела в глаза подруге. От нее ничего не скроешь. Если муж – полицейский, то существуют ограничения, что можно рассказывать, а что – нет… – Ты что-нибудь слышала о Халлвине и о том, что случилось? Там была полиция и скорая… Насколько мне известно… Ты же работаешь в больнице…

– Мне нельзя рассказывать об этом, – сказала Лина с загадочным выражением лица, которое могло содержать просьбу держать в секрете все сказанное далее. С тяготеющим над ней обетом молчания она не могла рассказать про случившееся более того, что любопытная собеседница уже и так знала. Но, к счастью, этого было не так уж и мало.

Анита говорила под нос, словно пытаясь проглотить свои слова сразу после их произнесения:

– Я так поняла, что его убили… – И она перешла на шепот, как будто за дверью кто-то находится.

Йоурун стояла на площадке у порога и курила, в то время как Ронья и Бьёрг вдвоем поднимались по лестнице. Они поздоровались. Йоурун не хотела слишком долго держать в себе то, что знала, и поэтому тут же спросила подруг, не видели ли они полицию и скорую у Стайноа перед домом Халлвина. После этого Ронье очень захотелось услышать свежие новости, а также стрельнуть сигарету.

Подруги какое-то время просидели со спицами в гостиной. Лина расположилась в глубоком кресле рядом с полкой черного цвета, где стояли два золотых подсвечника, которые она более двенадцати лет назад подарила снохе на свадьбу. Лина знала, что Аните нравились подсвечники: они, по-видимому, изображали крепкую пару, несущую в ладонях две свечи, освещавшие уходивших и приходивших. А еще потому, что между свечами под стеклом в рамочке стояла старая школьная фотография. Снимок, который казался Лине таким милым и о котором ей раньше много чего рассказывали в ответ на ее вопросы. Истории о детстве и школьных годах в Норвуйке, в которых Лина могла узнать саму себя, хотя была на несколько лет старше девушек из вязального клуба и родом из другой части страны. Фотография была последней с пленки «Кодак», на которую Бьёрг решила снять девочек в классе Аниты солнечным днем в августе 1990 года, когда они пошли в шестой класс. Семь школьниц, так мило стоявших и державшихся за плечи друг друга, улыбаясь фотографу – им была Бьёрг, после долгих лет за рубежом вернувшаяся в вязальный клуб. Все, с кем Лина познакомилась во взрослые годы, нашли свое место в жизни и чего-то в ней уже достигли. Пятерых, с кем она регулярно встречалась в клубе, она знала, разумеется, лучше, чем Рут, Тарину и Марту, уехавших из Норвуйка. Тем не менее те охотно поддерживали хорошие отношения с одноклассницами. В этом году они все собирались на рождественскую вечеринку. И хотя Лина, будучи родом из Твёройри, чувствовала себя пришлым человеком, это ее никоим образом не стесняло. С самого первого дня она сдружилась с женщинами из Норвуйка, с которыми уже много лет пребывала на одной волне. А теперь Лина сидела рядом за красивым стеклянным столом словно джокер в покере, когда игроки находятся в раздумьях, какие делать ставки и следует ли рисковать, имея на руках карты, выпавшие в этот вечер. Бьёрг, Ронья и Йоурун сидели в гостиной под картиной Фугле[11], изображающей черного вороненка в строгом деловом костюме, который, всеми забытый, одиноко уставился в пространство. Казалось, он наблюдал за детьми, которые мило улыбались отсутствующими передними зубами и играли в уютной гостиной, где туда-сюда сновала их мама Анита, хлопоча по дому и порой встревая в разговоры. Мария опаздывала. Тому были причины, и все их хорошо понимали: она собиралась зайти к сестре Халлвина Боргарьёрт. Все участницы клуба сидели как на иголках. Интересный разговор и вкусная еда могли еще немного подождать.

Женщины какое-то время были заняты беседой и вязанием, пока опять не открылась входная дверь и в гостиную тихо вошла их последняя отсутствующая подруга. Все посмотрели на нее. Она и Халлвин были близкими родственниками. Мария хорошо играла свою роль. Выглядя серьезной и полностью спокойной, она позволила любопытным глазам и многозначительному молчанию говорить самим за себя. Анита позвала всех к накрытому столу. Подруги сели, затаив дыхание. Одна взволнованней другой. Скажет ли она поминальную речь в честь своего двоюродного брата? Или просто сообщит, что Халлвин умер странным образом? Остальные женщины наверняка уже многое знали. Следовало ли ей рассказать о произошедшем? За этим столом сидели медсестра, журналистка, жена полицейского, а также Йоурун и Бьёрг, которые так или иначе тоже были в курсе случившегося – как бы странно это ни звучало…

Они все дружили. И было не так уж и мало тем на белом свете, становившихся предметом разговоров между этими женщинами. Все, что можно себе представить. Но нынешнее происшествие вышло за обычные рамки и превзошло любое воображение…

Было тихо как никогда ранее на встречах этих шестерых участниц клуба.

– Ну что, с чего мне начать? – Мария тяжело вздохнула и осторожно налила себе в чашку чай из красивого чайника с красной каймой, поглядывая на своих подруг. Она отпила горячего чаю, глотая его, как будто хотела тщательно прожевать каждое слово и всю правду. – Халлвина нашли со спицей в шее!

Она вспоминала школьные годы, когда они с братом познали, что такое позор. Почему мама сделала это по отношению к папе и к ним всем? Самой ей было всего двенадцать лет, и ей хотелось спрятаться от людских глаз.

Дома у них была холодная и тяжелая атмосфера. Родители ругались, и папа был несчастен. Утро, когда он ушел из дому, осталось в детских воспоминаниях нарисованным большими мрачными мазками. Накануне вечером мама поздно пришла домой. Она убиралась на цокольном этаже церкви. Так она говорила. Но весь город знал, что на самом деле происходило за занавесом. Вопрос был лишь в том, сколь долго этот богопослушный человек, ее отец, сможет смотреть на танец своей жены с дьяволом. Она проснулась из-за громкого шума, который звучал словно раскаты грома и ливший как из ведра дождь. Она стояла на лестнице, когда увидела уходящего отца, изо всех сил хлопнувшего дверью, в то время как мама, дрожа, стояла на кухне и с ненавистью кричала ему вслед: «Убирайся к черту, богобоязненный придурок!»

Тогда она увидела, что прекрасный сервиз бабушки лежит на полу разбитый вдребезги, а у мамы по лицу течет кровь.

Отец ушел в море. Он просто хотел вырваться прочь. Вдаль от унижения, огромного позора и сочувствующих людских глаз. Он хотел забыть о жене. Именно она согрешила и нарушила брачный обет, который они дали Богу Развод стал неизбежным. Грубое нарушение супружеской верности не требовало сепарации[12]. И никакого прощения.

В течение следующих месяцев она с мамой и братом жила в их старом доме. Но было понятно, что предстоит переезд. Ее оставили с матерью, искавшей квартиру в Торсхавне, а брат стал жить с отцом в Норвуйке.

Она с ужасом ждала начала каждого школьного дня. Не было никакой ширмы или защиты от насмешек, словесных уколов и безобразных прозвищ.

Ей казалось, что она сама была виноватой и причастной к произошедшему. Бог был справедлив в своих наказаниях и наверняка знал, что Он делал и какого змея впустил в школьный класс.

Мужчина, с которым переспала мама, в прошлом был футболистом и вожатым скаутов. Он заседал в руководстве школы и являлся одним из главных активистов в приходе Святой Троицы. Хотя мама была обычной уборщицей и домохозяйкой, в городе ее знали все.

Горожане в беседах между собой посмеивались, обсуждая случившееся. Однако детей этой семьи было жалко. На этом сходились все. Дети были не виноваты и совершенно не причастны к трагедии своих родителей.

Ей не хотелось больше жить, она также желала смерти этому вкрадчивому любовнику матери. Но он от нее не отставал. По крайней мере в тот момент. Он продолжал встречаться с ее матерью, хотя «пенис Святой Троицы», как его называли старшеклассники, говорил, что у него имелась другая подруга. Седьмой класс был кошмаром. Она не знала, на кого можно опереться. Какое-то время она пожила у бабушки с дедушкой, но те тоже испытывали стыд за то, как их дочь поступила со всей семьей. Атмосфера в доме бабушки и дедушки была тяжелой. Единственным реальным утешением стала Марина. Доб – рая девушка. Она давала ей надежду, уверенность в себе и радость.

Перед началом лета они переехали в квартиру в цокольном этаже в Торсхавне, где для нее тоже была комната. Мама получила работу на льдозаводе. Сама же она собиралась пойти в восьмой класс средней школы.

Ей было трудно найти новых друзей и сосредоточиться на учебе.

Она решила пожить так один год. Тем не менее она скучала по семье и друзьям в Норвуйке. Но не по школе. Некоторые из ее прежних одноклассниц завели разговор о вязальном клубе. Его первое заседание решили провести дома у Аниты. Ее лучшая подруга Марина позвонила и сказала, что ей, конечно, тоже нужно принять участие. Они собирались встречаться по вечерам каждую пятниц у. А почему бы и нет, подумала она. Благодаря этому она сможет увидеть отца с братом и погостить у них на выходных. Или даже переехать обратно на север. Может быть, жизнь все-таки стоит того, чтобы жить? Ведь в Норвуйке у нее тоже две бабушки и один дедушка. Самое плохое, наверное, уже осталось позади. Все они по-своему старались любить ее.

Спица в шее? К горлу Бьёрг подкатила тошнота. А Ронья чуть не подавилась большим куском омара. Для вязального клуба это стало новостью мирового масштаба. Все женщины посмотрели на Марию, передавшую новость из надежного источника. Было не до шуток, когда речь шла о смерти. Так что же случилось?

Как рассказала Мария, ее кузена Халлвина нашли мертвым в доме у Стайноа, находившегося над Старым Шоуварвевуром. Им издавна владели семьи Трёндура, Бьярнхардура и Фриды. Планировалось, что Халлвин унаследует и заберет себе тот участок после смерти бабушки.