скачать книгу бесплатно
Мне пятнадцать лет. Каникулы.
Я неспешно потянулся.
В комнату с полотенцем на плече вошла мама.
– Проснулся уже?
– Да, а сколько времени, мам? – потягиваясь, спросил я.
– Одиннадцать утра.
Мама раздвинула шторы шире, и солнце ещё ярче осветило комнату.
Я прищурил глаза.
– Ну, раз проснулся, то вставай. Одевайся, умывайся, чисти зубы и завтракать. Скоро на дачу поедем, – и с этими словами она вышла из комнаты.
Я не очень любил дачу и моё настроение резко упало, когда мама сказала про неё.
Опять эти комары, весь день без связи и интернета. Такое прекрасное утро было испорчено на корню.
– Мааам, ну зачееем? – гнусаво протянул я.
– Вставай! – уже немного сердито крикнула из кухни мама.
Но мне было лень, и я продолжал лежать в кровати.
Вскоре я снова уснул, разморенный солнцем.
– Андрюха, хватит дрыхнуть, – через какое-то время раздался уже папин голос. Он тряс меня за плечо.
– Андрюха, вставай, – папа тряс меня всё сильнее и сильнее.
Мне еле удавалось открыть глаза.
– Да встаю я, встаю. Надоела мне уже ваша дача! – не отойдя ещё от сна, ворчал я.
Отец смотрел на меня и улыбался.
– Какая дача? Вставай, говорю, – и продолжал меня трясти за плечо.
– Да встаюююю яяяяя! – все так же раздражённо продолжал гнусить я.
Я смотрел на отца, а он, улыбаясь, на меня. Потом его лицо стало менять облик, но он не переставал меня трясти.
Очертания комнаты стали размываться, музыка отдаляться и приятный запах от пирогов тоже стал ощущаться плохо.
Было уже не так комфортно, как пару минут назад. Я не понимал, что происходит.
Я кое-как все-таки открыл глаза.
– Какая дача, Андрюх? – улыбаясь, спросил меня мужичок, – по картошке соскучился?
Это был Михаил. Он спустился в мою могилу, чтобы меня разбудить.
– Давай выбирайся наверх. Я тебя там буду ждать.
Погода на кладбище, несмотря на осень, сегодня была солнечная. Чистое синее небо и легкий ветерок создавали ощущение летнего морского бриза где-нибудь на берегах Турции. Пестрые осенние листья, вперемешку с искусственными цветами, походили на морские кораллы.
Вот только деревянные покосившиеся кресты и памятники вернули меня обратно в реальность – на кладбище.
Мы, как и предыдущие два дня, сидели на той же лавке рядом с моей могилой.
– Крепкий сон у тебя, – прикуривая сигарету, начал разговор Михаил, – тяжело разбудить. Даже завидую.
Он сделал пару коротких затяжек и выпустил дым вверх.
– Думаю, день такой хороший, проспишь всё. Вдруг после обеда опять погода скурвится, а ты и не погреешься напоследок. Вот и разбудил.
Я ещё не полностью проснулся и зевал, прикрывая рукой рот.
– Сейчас бы кофе, да? – ухмыляясь, сказал Михаил, – как раньше, – и он снова затянулся.
– Вчера, думал, дождешься меня, посидим, расскажешь мне, как с гостями посидел. Я прихожу, а тебя нет, – развел мужичок в сторону руки, – не поздно вроде и пришёл.
Я опять зевнул.
– Да ничего особенного, – я махнул рукой, – они недолго и были. Посидели и ушли.
Я не особо хотел рассказывать Мише про вчерашнюю встречу с отцом и его новой спутницей. Мне была неприятна эта тема, и я хотел ее как можно скорее забыть.
– А женщина эта, кто такая? Я так понял, что не мать, – Михаил пытался вытянуть из меня правду, – мне показалось, что как-то ты ее не признал.
Он видел, что я что-то не договариваю.
– Да это тетя Зина, – сказал я первое, что пришло в голову, – давно не видел ее, вот и не узнал.
Ты, может, выпить хочешь? – тут я вспомнил про бутылку водки, которую вчера оставил отец, и с ее помощью попытался сменить тему разговора.
Вытащив из-под креста облепленную за ночь листьями бутылку, я протянул ее мужичку.
– Оооо, с этого и нужно было день начинать, а то сидишь, тянешь, – довольно хмыкнул Михаил.
Его настроение сразу улучшилось, а глаза заблестели.
Он вынул из кармана фуфайки стопку, обтер ее о рукав и, дунув в нее, принялся наливать водку.
– Ладно, не хочешь – не рассказывай, – наливая из бутылки содержимое, сказал Михаил.
– Свою давай, чего сидишь?
– Не, – я пока не буду, – отмахиваясь рукой, ответил я.
Мужичок, посмотрев на меня, поставил бутылку на землю, сказал: – Ну, как знаешь, – и махом влил стопку в себя.
– Ооох, хороша, – занюхивая рукавом, промычал он.
Я протянул ему конфету в ярко-красной обертке.
Михаил спешно ее развернул и откусил половину.
– Спасибо.
Он вновь закурил и принялся смотреть куда-то вдаль, как будто разбирая по полочкам и компонентам состав выпитой жидкости у себя в голове. Ну, знаете этот «умный взгляд», со слегка прищуренными глазами, в думках о смысле бытия, у людей, которые выпьют пару стопок? Вот у него был такой же.
– Денек, может два, постоит ещё тепло-то, а потом всё, зима, – позже заговорил Михаил, – последние отголоски лета остались, – взглянув на небо, с грустью добавил он.
На кладбище в этот день пришло много народу. Многие плакали. Их умершие родственники, друзья, сидели рядом и слушали их рассказы. Жалобы, истории, воспоминания.
Люди приходили и уходили.
Души умерших провожали их до ограждения кладбища, протягивая им вслед свои руки, и уходили опять к себе, ждать. Вновь и вновь прокручивая их слова у себя в голове. Как и я.
Я всё обдумывал слова отца, думал о маме.
Они мне снились сегодня. Вместе.
Всё бы отдал, чтобы сейчас уехать с ними на дачу.
А Михаил всё пил, что-то говорил.
Я его особо и не слушал.
Я просто думал и смотрел. Вдаль, на людей, на «жителей» кладбища.
Как они хаотично переплетались друг с другом. Люди проходили сквозь них и не замечали.
Они скучали. Все. И живые, и мертвые.
Я скучал тоже.
Михаил скучал по-своему.
Он от того и пьет, наверное, чтобы заглушить всё это, так что пусть его сын чаще приносит ему выпивку. Это ему помогает. А я не буду противиться этому и осуждать его.
Да, Михаил свыкся уже со многим. За пять лет здесь многое услышишь и узнаешь. Держать это все в себе невозможно. Можно и с ума сойти.
Вот он и спасается алкоголем. Находит себе какие-то занятия, а не просто сидит и ждёт. Ходит, общается, знакомится с «жителями» нашего кладбища.
Ожидание убивает.
Как он и сказал, что это тоже жизнь, только в другой ее форме. Есть живые, и есть мы. И все здесь – на одной земле.
Я начинал это понимать и осознавать с какой-то горечью. То, что сейчас – это не изменится. Когда мы живы, мы знаем, что однажды умрем. Там есть какое-то стремление. Стремление успеть жить. А тут нет ничего. И это теперь навсегда.
Видеть, как стареют те, кто однажды сюда тебя привезли и предали земле. Какие испытывают трудности там, в мире живых.
Мы для них вроде исповедников. Они знают, что мы их слышим и видим.
Мы единственные, кому они могут рассказать обо всем, как себе.
И выговорившись, они уходят отсюда с легкой душой.
Вот только нам не легче от этого.
Начинаешь переживать за них.
А они боятся, боятся непознанного. Боятся умереть.
А что потом? Куда попадут, в ад или в рай? И что там вообще за жизнью?
Так бы и сказал им, что бояться нечего, живите пока живется и никого, и ничего не бойтесь, но не можешь. Никак и ничем помочь им тоже не можешь. Просто слушаешь. И переживаешь. Не за себя, за них. За маму и папу, что там у них такое случилось? Почему вдруг решили разойтись?
Михаил – за сына, за внучку. Как они будут дальше?
Но он как-то справляется с этим. Я думаю, что тоже научусь однажды, как и он, с этим справляться.
– Андрюх, – Михаил ткнул меня в плечо, – ты чего завис? Эй.
Я дернулся.
– Что? – повернув голову в его сторону, опешив, спросил я.
– Задумался, говорю, о чем?
– Да так, – тихо ответил я.
Михаил поставил пустую бутылку под лавку.
– Я пойду, говорю, прилягу, что-то разморило меня, – он был пьян.
– Хорошо, – ответил я, – а я ещё посижу немного.
– Давай.
Михаил медленно поднялся с лавки и, шатаясь, держась за деревья, направился к себе «домой». Потом он скрылся в своей старенькой могиле.
Хорошая погода продержалась до самого вечера.
