banner banner banner
Опухоль
Опухоль
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Опухоль

скачать книгу бесплатно


– Но почему? – прохрипел человек. – Разве ты не воин?

– У тебя, козявка, какие-то дурацкие представления о том, что такое воин, – прищурился веодон. – Знаешь, почему надо бить слабых? Чтобы они стали сильными! Либо стань сильным, либо умри – вот закон, которому нас учат с рождения. Когда тебя бьют, тебе становится больно и обидно. И ты не хочешь, чтобы это повторялось. И если ты действительно воин, ты укрепляешь себя. Ты учишься драться, ты закаляешь свое тело, ты упражняешься – и становишься сильным!

Он зашагал по комнате, вертя в руках дубинку:

– А если ты не воин, то от побоев ты загнешься, захиреешь и умрешь. Ты не будешь пытаться стать сильным, ты пойдешь жалким путем, путем слабака и труса! Ты будешь искать способы, как бы убежать, как бы изогнуться-извернуться, как бы спрятаться, как бы подлизаться… Внезапно его лицо побагровело, он развернулся, поднял дубинку и крикнул:

– А ну, вставай, жалкая ты тваарь! Ты же не хочешь, чтобы я продолжил?

Человек понял, что придется встать. Превозмогая боль, он со стоном разогнул спину и, кряхтя, начал медленно подниматься.

– А ну, не кряхтеть! – прорычал полковник. – Сам виноват, что не умеешь драться. Тваарь, не умеющая за себя постоять – ничтожнейшая из ничтожных. И будь ты хоть трижды умен – если ты не умеешь сражаться, ты не заслуживаешь даже воздуха, которым ты дышишь. Каждый, кто плюнет в тебя и вытрет об тебя ноги, будет прав.

– Даже если бы я умел драться, я ведь все равно не смог бы сражаться без зрения, – сказал человек.

– Да причем тут это, козявка? – усмехнулся Грорр. – Ты всем своим видом и всей своей речью раздражаешь меня. Ты весь воняешь слабостью! Когда я вижу таких, как ты, моя рука сама тянется к поясу! Вот скажи мне, чем ты занимался всю жизнь?

– Я был монахом, – ответил Пророк. – Искал Истину.

– О-хо-хо, ну надо же! – рассмеялся полковник. – Это как те идиоты на самой вершине Башни, которые пялятся в стену и пытаются ничего не знать?

– Вроде того.

– Ну и как, помогла тебе твоя Истина, козявка?

– Помогла.

– И как?

– Я смог, несмотря на боль, встать и говорить с тобой.

– О-хо-хо, ничего себе! – снова рассмеялся веодон. – Это мне мерещится, или в жалком слизняке загорелась какая-то искорка? Не надейся подлизаться ко мне, ты, гниль! Я никогда не смогу уважать того, кто не может мне навалять!

– Я и не подлизываюсь. Я просто говорю, как есть – честно.

– Да? – хищно осклабился Грорр. – Ну тогда скажи мне, Слепой Пророк, в чем заключается истинная свобода?

– Истинная свобода ни в чем не заключается и ни от чего не зависит. Истинно свободное существо не нуждается в том, чтобы его боялись, уважали или любили, – ответил человек.

– Что?.. – искренне удивился полковник. – Что за бред ты несешь, козявка? Что это за свобода такая, когда тебя ни во что не ставят?

– Это свобода от всего внешнего. Ведь счастье может быть только внутри, а внешнее непрочно и переменчиво. Свободному не нужно ничего от других.

Грорр резко ударил человека под дых. Он снова осел на пол, ловя ртом воздух.

– Чувствуешь себя свободным, козявка? – ехидно спросил полковник, склонившись над человеком. – Чувствуешь счастье внутри?

– Нет… – выдавил из себя Пророк, еле дыша, – ведь я еще не достиг…

– Ну тогда закрой рот, болван! – рявкнул Грорр. – Твоя жизнь, твоя свобода и твое счастье сейчас полностью в моей власти! Я могу убить тебя в любой момент, если захочу! Вот что такое истинная свобода, ты, шмакодявка!

– В чем же заключается твоя свобода? – хрипло спросил человек, слегка отдышавшись.

– Моя свобода – в силе и власти! Я – Владыка Войны, и мне никто не указ! Все боятся меня, все уважают меня, я могу делать все, что хочу! – самодовольно сказал Грорр, поигрывая дубинкой.

– Это не свобода, – проговорил Пророк, медленно поднимаясь с пола, – это вседозволенность.

– И что? – удивленно поднял бровь полковник.

– Твоя свобода эгоистична. Ты получаешь ее, причиняя страдания другим.

– И что? Что сказать-то хотел? – слегка склонил голову набок веодон.

– Общество, в котором все стремятся получить такую вседозволенность, обречено на вечные конфликты и страдания. Члены такого общества будут всю жизнь мучать друг друга, и никогда не достигнут желаемого.

– И что? Я-то достиг. А проблемы остальных меня не волнуют.

– Ты не так свободен, как тебе кажется. Ты теперь несешь тяжелую ношу своего высокого положения. Тебе нужно тратить много сил, чтобы всячески подчеркивать свою ведущую роль, защищать свой титул от соперников, заботиться о том, чтобы все продолжали тебя бояться… Разве это свобода?

– Ха, а что, быть жалким слизняком, неспособным отстоять свои права – это свобода? Быть у кого-то в подчинении, быть обслугой – это свобода?

– Я говорю не про то, чтобы быть слугой. Я говорю про то, что свободное существо свободно в первую очередь от своего эгоизма, от тяжкого груза необходимости быть кем-то успешным и уважаемым.

– Заткнись уже, козявка! – рявкнул Грорр. – Я устал слушать твои проповеди. Ты ничего не понимаешь в жизни! Ты никогда не был воином, ты никогда не имел силы, никогда не имел власти – и что-то там лопочешь про свободу! Твоя свобода – это свобода безвольного скота, жующего жрых в стойле!

Он прошелся до противоположного угла комнаты и обратно, крутя дубинку в руках. Затем он развернулся к человеку и сказал чуть более спокойным тоном:

– Жизнь – это вечная борьба, Пророк! Если ты хочешь чего-то достичь в ней, ты должен драться изо всех сил, вырывая желаемое из зубов тех, кто пытается помешать тебе. Думаешь, мне легко было достичь своей свободы? Я также, как и все веодоны, начинал с жалкого чина стайного командира под командованием более могучего полковника. Я убивал, я грыз глотки, я лез все выше и выше, я истязал себя в тренировках, я дрался так, как никто другой! Жаль, что ты слеп, шмакодявка – ты бы увидел все это на моем лице!

Пророк молчал. А веодон продолжал:

– Свобода – она на то и свобода, что не всем, далеко не всем дана. Свободная тваарь постоянно должна быть начеку, потому что ее свобода будет всем поперек глотки. Каждый хочет оспорить эту свободу, каждый хочет отнять ее! Свободный не любит свободного. Свобода одного – помеха свободе другого. Лишь самый сильный, самый властный и самый волевой заслуживает быть свободным! А все остальные должны подчиниться и не мешать ему быть свободным.

Пророк продолжал молчать.

– Когда я вижу малейшие ростки свободы в своих бойцах, я хватаю палку, Пророк! Ничто меня так не раздражает, как свобода в других. Если какой-то солдат посмеет что-то сказать мне в ответ, посмеет ослушаться приказа, даже если солдат просто посмеет посмотреть мне в глаза – я сразу даю знак своим карателям! Нельзя давать этим росткам волю, нужно рвать их с корнем. Такова природа свободы: чтобы быть свободным, нужно душить свободу в других.

Пророк по-прежнему продолжал молчать.

– Молчишь? – спросил полковник, заглядывая в его слепые глаза. – Нечего сказать, да? Ну давай, скажи мне что-нибудь! Возрази мне! В чем я не прав? А?

Пророк продолжал спокойно стоять, ничего не говоря. Ни единой искорки не промелькнуло на его безмятежном лице.

– Засунул язык в задницу? – нетерпеливо рыкнул веодон. – Правильно делаешь, Пророк! Хоть что-то ты начал понимать.

Он рывком распахнул дверь, а затем подошел к человеку и развернул его лицом к коридору.

– А теперь пошел вон отсюда, жалкая ты тваарь! – заорал Грорр и дал Пророку пинка под зад.

Целитель Лаамаах

(Примечание: Лаамаах – врач из расы айетеев, работает в Госпитале, расположенном во Дворце Дамы Червей. Лечит Пророка после избиения Грорром)

Рис. 5 – Лаамаах

– Скажите пожалуйста, сколько раз в цикл вы сбрасываете свою шкуру? – спросил Лаамаах.

– Я ее вообще не сбрасываю, – ответил человек.

– Очень плохо! – покачал головой врач. – Это дурно сказывается на духе.

– А как связаны шкура и дух? – удивился Пророк.

– Очень тесно! – поднял палец айетей. – Тело и дух неразрывно связаны. Страдает тело – страдает и дух. Страдает дух – страдает и тело. Каждое страдание, испытанное вами, мгновенно отпечатывается на шкуре. Погрустили – и со шкуры начали выпадать пушинки. Съели что-то не то – шкура потускнела. А если долго ходить в больной шкуре, то Живость будет плохо течь.

– Что такое Живость?

– Живость – это жизненная энергия, которую мы тратим на любое действие. Сделали шаг – потратили Живость. Подрались – потратили Живость. Погрустили, посмеялись – потратили Живость. Сказали слово, или даже просто что-то подумали – потратили Живость. Мысли, к слову – самое живозатратное занятие. Можно всю Живость свою разбазарить за пару хвилов, напряженно думая. Особенно думая о чем-то неприятном.

– Понимаю, – кивнул Пророк. – И как эту Живость восполнять?

– Живость восполняется тогда, когда мы ничего не делаем. Абсолютно ничего. Не двигаемся, не мыслим, не ощущаем, словом – перестаем тратиться. И каждое существо умеет это делать с рождения. Догадываетесь, что это за состояние?

– Сон?

– Да! – с жаром воскликнул айетей. – Мы очень большое внимание уделяем сну. Если тваарь владеет великим искусством сна, то она легко переживет любую болезнь, ибо Живость ее всегда будет при ней. А если тваарь пренебрегает своим сном, то Живость ее будет вечно куда-то утекать и толком не восполняться. Такую тваарь пожрут паразиты, если она сама себя не сожрет раньше.

– Очень мудро, – сказал Пророк. – Как овладеть великим искусством сна?

– О, это очень, очень сложно… – медленно проговорил врач. – Для этого нужно ложиться спать, когда хочется спать.

– И все?

– И все, – подтвердил он. – Величайшие мастера сна учатся этому всю жизнь. Ведь не так-то просто даже элементарно понять, что вам нужно лечь спать. Обычно все тваари из-за своих вечных суетных забот привыкли подавлять свои позывы ко сну. Когда тело что-то делает в то время, когда ему нужен отдых, оно черпает Живость из своих внутренних запасов. Эти запасы не бесконечны, и имеют неприятное свойство очень неожиданно заканчиваться. Однажды дурноспящая тваарь просыпается в начале нового бульня и внезапно понимает, что ей просто не хочется жить. Если она не прекращает своего пагубного пренебрежения сном, от нее начинают отваливаться разные части. Сначала шкура облезает, потом хвост отпадает… И так далее, вплоть до зубов и лап.

– Понимаю, – кивнул Пророк. – Значит, вы считаете, что мне нужно сбросить шкуру и поспать?

– Это – самый оптимальный способ, – утвердительно сказал Лаамаах. – Но если шкура не сбрасывается вообще, то, возможно, она освежается у вас как-то по-другому…

Он потер свои веткообразные пальцы друг об друга, подул на них, и начал тщательно ощупывать кожу человека с ног до головы, сжимая и пощипывая ее. Когда он щупал кровоподтеки, Пророк морщился и жмурил глаза. Айетей заметил это:

– Придется потерпеть, уважаемый… Физическая боль – царица всех страданий, никакие страдания духа даже близко не сравнятся с ней.

– А я думал, вы считаете тело и дух неразделимыми, – улыбнулся сквозь боль человек. – Ведь по такой логике, страдания духа есть страдания тела.

– Дух – понятие условное, – философски проговорил врач, запуская свои длиннющие пальцы в волосы человека, – я бы даже сказал, лишнее, надуманное… Мы им пользуемся просто для удобства. Надуманный дух надумывает себе страдания, которые можно развеять надумыванием в другую сторону. Не будь всех этих надумываний, мы бы чувствовали себя гораздо счастливее, и не губили бы свои прекрасные тела почем зря… А вот страдание физическое – это совсем другое дело! Абсолютно невозможно чувствовать себя счастливым, когда что-то болит. Жизнь с телесной болью – жизнь, исключающая всякое счастье. Это простое наблюдение, в истинности которого может убедиться каждое живое существо, исключает первенство духа над телом.

– Интересное наблюдение, – заметил Пророк, невозмутимо перенося плавное смещение зоны осмотра в область гениталий, – то есть, по-вашему, физическое здоровье – гарантия счастья?

– Несомненно! – энергично закивал головой айетей. – Каждая тваарь с рождения обладает огромным богатством в виде прекрасно работающих лап, зубов, костей, щупалец, селезенки, желудка, кишок, глаз, ушей, усиков… Но никто этого богатства не ценит, пока оно не заболит. Все почему-то устремлены на что-то внешнее, что-то далекое, что-то будущее… Вы не против, если я пропальпирую ваше задненижнее отверстие?

– Что ж, если в этом есть необходимость…

– Разумеется, есть! – воскликнул врач, поворачивая человека на бок и заводя палец внутрь, – для диагностики важна каждая деталь. Каждая болезнь накладывает свою печать на все: пульс, дыхание, шкура, волосы, когти, кровь, кал, моча и прочие выделения… Один лишь пульс мы исследуем как минимум в двенадцати точках, в том числе и в выделительных отверстиях. У вас там внутри, кстати, пульс гораздо более частый, чем снаружи.

– Подозреваю, что он не был таким до того, как вы начали его исследовать настолько глубоко, – выдавил человек.

– Да? – несколько удивленно спросил Лаамаах, – не знал, что у вас там настолько богатая иннервация. Что ж, тогда, пожалуй, в вашу передненижнюю трубку я ничего совать не буду.

Он вытащил палец наружу и начал внимательно рассматривать его, обнюхивать и пробовать на вкус.

– У вас очень печальный кал, – сообщил он после тщательного исследования.

– Печальный – то есть, плохой? – спросил человек.

– Нет, просто все духовные страдания в первую очередь отражаются на пищеварительной системе, – сказал врач, вытирая палец чем-то вроде тряпочки. – Когда тваарь испытывает печаль и скорбь, ее кал становится горьковатым на вкус и немного комковатым по консистенции. Это мы и называем «печальный кал».

– Прискорбно, – вздохнул Пророк. – Какие еще симптомы бывают при духовных страданиях?

– О, самые разные, всех не перечислишь… Бывает еще «моча превозмогателя», «злая кровь», «зубы труженика» и много чего еще в зависимости от разных комбинаций страданий и реакции отдельно взятой тваари на них, – объяснил Лаамаах, доставая из-под соседней ниши какой-то бурый, пульсирующий кожаный мешочек. – Ведь нельзя рассматривать болезнь отдельно от больного. Болезнь – это действие болезнетворных факторов на организм, превышающее его защитные силы. У разных организмов будут разные защитные ответы на одни и те же болезнетворные факторы. Каждый духовно страдает по-разному, и у каждого будут кал, моча, кровь и зубы разной степени печальности, разной степени обиды, разной степени героизма, сострадания, любви… Кстати, через что вы мочитесь? Через вот эту трубку?

– Да.

– Будьте любезны, помочитесь, – попросил врач, прикладывая пульсирующий мешочек к гениталиям человека. Мешочек пискнул и присосался.

– Что это? – растерянно проговорил Пророк, ощупывая мешочек в своем паху. – Оно… Живое?

– Да, – невозмутимо подтвердил айетей, – просто помочитесь в него, и все. Эта тваарь называется примочкой, она абсолютно не возражает против такого поведения. Когда она напьется, она меняет цвет в зависимости от состояния мочи. Очень ценный диагностический инструмент в нашем арсенале, между прочим.

Человек усилием воли заставил себя выполнить распоряжение врача. Мешочек хлюпнул и отвалился.

– Так-так-так… – пробормотал Лаамаах, рассматривая примочку. – Зеленая. Что ж, моча у вас спокойная, что говорит о больших запасах накопленной Живости, несмотря на все перенесенные вами тяготы. Это – хороший знак. В таком случае, не буду вас томить, уважаемый Мессия, ваша Живость сама справится со всем. Все, что вам нужно – это легкий толчок жизненных сил в нужном направлении.

– И как же вы будете меня толкать? – поинтересовался Пророк.

– Очень просто: наложу кровопийц и уложу вас спать, напоив кроворазжижкой, – уверенно ответил айетей, разгребая какие-то склянки в ящике у стены.

– Ничего не понял, но полагаюсь на вас, – сказал человек, устраиваясь в нише поудобнее.

– Это хорошо… – пробормотал врач, доставая из мутно-синеватой банки клубок извивающихся серых червей с кроваво-красными присосками на концах. – Выпейте это, – сказал он, поднося маленький флакончик к губам человека.

– На вкус – сладкое до омерзения, – сообщил Пророк, проглотив снадобье.

– Это разжижит вашу кровь в кровоподтеках, чтобы кровопийцы могли легче ее высосать, – сказал Лаамаах, – ведь она уже успела сгуститься под вашей шкурой.

– Что за кровопийцы?

– Просто маленькие червячки, питающиеся кровью. Не бойтесь, они прошли тщательную селекцию и дрессировку, выпивать вас досуха не будут, – объяснил айетей, расставляя червячков по побитым местам. Кровопийцы немедленно присосались к ним.