скачать книгу бесплатно
Суд над Хейгом вызвал немалый ажиотаж среди жителей Лондона. На протяжении всего процесса люди с вечера занимали места в очереди, чтобы утром в числе первых пройти в зал заседаний, в газетах давались репортажи о ходе процесса, а радиостанции по несколько раз в день обсуждали происходившее с самими разными приглашенными экспертами – адвокатами, врачами, журналистами и даже случайными горожанами.
С имуществом Хендерсонов обвиняемый разделался точно так же, как двумя годами прежде с имуществом Максвенов. В этом случае добыча достигла 8 тысяч фунтов стерлингов. Это может показаться удивительным, но ни у кого не вызывали сомнений документы, сфабрикованные Хейгом. Бумаге, заверенной поддельной печатью нотариуса, верили все: брокеры, риелторы, банкиры…
Новая удача вскружила голову «специалисту по материаловедению». Весной 1948 г. он купил салун «Эйвис», ударился в азартные игры. Проигрывал больше, чем выигрывал, салун же оказался нерентабелен. И в декабре 1948 г. Джон Хейг оказался в долгах.
Так он пришёл к идее «производства накладных ногтей». Идея никого не интересовала; в течение января 1949 г. Хейг обращался к нескольким лицам с предложениями организовать совместное производство в Кроли, но желающих так и не нашёл. Хартли Шоукросс пригласил в суд этих людей в качестве свидетелей обвинения. Он предъявил составленный Хейгом список вещей, которые необходимо было купить в первую очередь; в этом списке носки, зубная щётка, мыло… В феврале обвиняемый не имел денег на самое необходимое, он просрочил платежи за гостиницу, нарушил неснижаемый остаток на банковском счёте, и банк пригрозил ему замораживанием счёта. В поле зрения Хейга осталась одна Оливия Дюран-Декон. Преступник заработал на этом убийстве совсем немного – всего 131 фунт стерлингов. Таковой оказалась цена жизни немолодой доверчивой женщины.
Джон Хейг перед зданием суда был улыбчив и дружелюбен, он на ходу перебрасывался короткими репликами с журналистами и зеваками и демонстрировал оптимизм и присутствие духа. Однако, очутившись в зале судебных заседаний, моментально замыкался, брал в руки газету и делал вид, будто полностью игнорирует происходящее вокруг. В обоих случаях – на публике и в суде – он ломал комедию, причём игра его выглядела неубедительно и неуместно.
Генеральный прокурор буквально уничтожил Джона Хейга. Рассуждая очень взвешенно и логично, без личных выпадов и сарказма, он на корню разрушал все возможные тезисы защиты даже до того, как они были озвучены. Из 33 свидетелей обвинения, выступивших в зале суда, адвокаты подвергли перекрёстному допросу… лишь четверых. То есть показания остальных 29 человек были столь исчерпывающими и достоверными, что к ним даже не возникло вопросов. Это соотношение показывает исключительно глубокую проработку линии обвинения и серьёзнейшую подготовку к процессу.
Защите оставалось педалировать тему безумия Джона Хейга. Дэвид Максвелл Файф начал эту тему развивать издалека: мол, разве мог нормальный человек после совершения убийства пойти в пивнушку в Кроли и шутить там? Поскольку тезис выглядел малоубедительно, адвокат вызвал старшего инспектора Мэхона в качестве свидетеля защиты и долго пытал его вопросами о происхождении окровавленного перочинного ножа из бардачка машины Хейга. По версии самого Хейга, он этим ножом нанёс удар в горло, чтобы пить кровь Оливии Дюран-Декон. «Или просто вымазал его кровью, чтобы в дальнейшем симулировать безумие», – в тон адвокату продолжил инспектор и указал на то, что не существует никаких объективных свидетельств нанесения такого удара и вампиризма вообще. Как ни бился Файф над старшим инспектором, так и не смог добиться от опытного полицейского служаки неосторожных оговорок или умозаключений.
Супруги Хендерсон
Адвокатам приходилось теперь уповать на свой последний резерв – психиатрическую экспертизу Генри Йеллоулиса. Вообще, на процессе был представлен весь спектр психиатрических оценок Джона Хейга. Доктор Матесон своим заключением выразил суждения большинства врачей, которые посчитали обвиняемого вменяемым человеком. Доктор Перри Смит выразил несколько иную точку зрения, которая сводилась к формуле: вменяем, но болен. Один только Йеллоулис был намерен доказывать невменяемость (а значит, неподсудность) обвиняемого.
Эксперт начал очень солидно и издалека. Он предъявил присяжным заседателям специальное научное пособие, озаглавленное «Книга описаний умственных болезней», которая являлась руководством для экспертиз такого рода, и заверил, что именно это официальное издание направляло его исследования. После такой торжественной преамбулы профессор перешёл к изложению своей точки зрения. Он полагал, что причина болезни Хейга кроется в его ультрарелигиозном воспитании. Мальчик воспитывался в сектантской семье, но уже в возрасте 14 лет начал интересоваться католицизмом; его восторгала христианская обрядность и красота католических служб. Внутренний надлом, произошедший с ним в эти годы, спровоцировал все дальнейшие проблемы Хейга. Свои духовные страдания и раздвоенность мальчик воспринимал как признак некоей особой одухотворённости и избранности. Ребёнок в какой-то момент поверил в свою непохожесть на других детей и некую особую миссию, ему уготованную. Отсюда чрезвычайно завышенная самооценка и восприятие других людей как недоумков. Надо сказать, что генезис этого комплекса был вскрыт доктором Йеллоулисом довольно подробно и точно, причём заключения профессора в этой части полностью разделялись и другими экспертами. Но вот из этого посыла профессор сделал вывод, которого не сделал никто, кроме него: «Жизнь человека разделялась на две части: интимно-духовную и общественную. Пропасть между ними росла, человек страдал от своей недооценённости. Так формировалась параноидальная индивидуальность».
Лживость Хейга, его стремление манипулировать людьми, склонность к антиобщественному и аморальному обогащению, неспособность к систематическому труду в любом его проявлении – всё это, по мысли психиатра, однозначно свидетельствовало о болезненном состоянии ума и души обвиняемого. «Паранойя – это болезнь честолюбца и эгоцентрика», – заключил вводную часть профессор. После чего перешёл к разбору и анализу конкретных деталей. Йеллоулис рассуждал о процессе пития мочи Хейгом и даже умудрился привязать это действо к побудительной причине в… Ветхом завете. Особо разобрал тезис о сексуальной холодности Хейга и объяснил её… «сублимацией в самопоклонение». Довольно долго рассуждал о том, что во время экспертизы на его просьбу назвать самых необыкновенных исторических личностей Хейг написал: «Христос и Гитлер». Эксперт считал, что видения сочащихся кровью деревьев Хейг выдумать не мог.
Рассуждения профессора Йеллоулиса были, безусловно, очень интересны и весьма компетентны. Зал слушал психиатра затаив дыхание. Казалось, специалист откроет через минуту истину в последней инстанции.
Но когда к перекрёстному допросу профессора психиатрии приступили представители обвинения, то флёр многозначительности стал исчезать прямо на глазах. Прежде всего Йеллоулису пришлось признать, что хотя он действительно приезжал в тюрьму 5 раз, встреч с Хейгом эксперт имел всего две, и каждая продолжительностью около часа. Остальное время психиатр потратил на изучение документов дела.
Далее он признал, что не имел никаких объективных свидетельств тому, что говорил. Когда Шоукросс поинтересовался у Йеллоулиса: «Почему Вы думаете, что Хейг пил мочу из-за того, что хотел именно крови, а не спиртного?» – психиатр не нашёлся, что ответить, и промолчал. Обвинитель тогда усилил нажим и поинтересовался, почему эксперт думает, что обвиняемый вообще пил мочу? Йеллоулис выдавил из себя признание, что никаких объективных свидетельств тому, что Хейг и в самом деле делал то, о чём рассказывал, не существует.
Затем Шоукросс рассказал о том, что обвинению достоверно известно (и свидетели могут быть приглашены сейчас в зал), что Хейг установил хорошие отношения с персоналом Суссекской психиатрической больницы. У работников лечебницы он выспрашивал о поведенческих стереотипах, чертах и привычках больных разных категорий, а потом пытался всё это имитировать перед обследовавшими его экспертами. «Не похоже ли это на симуляцию?» – спросил Генеральный прокурор.
Рядом взаимосвязанных вопросов Шоукросс добился того, что эксперт признал-таки вслух очевидную, в общем-то, мысль: Хейг полностью отдавал себе отчёт в том, что убивая людей, поступает неправильно с точки зрения закона. Мысль эта была очевидной потому, что иначе невозможно было объяснить те хорошо продуманные меры по сокрытию следов преступлений, которые обвиняемый предпринимал.
Но раз Хейг отдавал себе отчёт в незаконности своих действий и всё равно их совершал, значит он действовал с осознанным умыслом! А значит, с точки зрения закона он подлежит суду… Шоукросс буквально уничтожил все пространные и сложные умозаключения эксперта, причём проделал это настолько спокойно, безо всяких внешних эффектов, что сам Йеллоулис не сразу сообразил, что перекрёстный допрос опровергнул всю его умозрительную конструкцию. Примечательна фраза, которой генеральный прокурор завершил перекрёстный допрос независимого эксперта: «Прежде Хейг уже изображал из себя адвоката, доктора, инженера, коммерсанта… Так что же мешало ему теперь изображать психбольного?»
Глубоко посрамлённый, в глубоком молчании, Генри Йеллоулис оставил свидетельское место и сел в зале.
Его экспертизу попытался было спасти адвокат Максвелл Файф, который с неуместным пафосом пустился в рассуждения о том, что умственные болезни очень трудно симулировать, и это, дескать, лучшее свидетельство того, что Джон Хейг ничего не симулировал и не собирался этого делать. Понимая, что тезис этот весьма спорный, адвокат постарался не задерживаться на нём и помчался далее. Он опять вернулся к рассказам о питии Хейгом мочи, а затем перескочил к обсуждению его грёз о крови. «Понимаете», – воскликнул Файф, – «грёзы Хейга – истинный символ его безумия!»
Это, пожалуй, самая известная фотография Джона Джорджа Хейга. Она сделана в 1940 году, будущему уюбийце на ней 31 год.
Адвокат мог быть собой доволен: он умудрился произнести пространную зажигательную речь, ничего не сказав по существу.
Весьма любопытен был ответ Шоукросса: «Проблема перед судом всего одна – здравомыслие обвиняемого. Психиатр защиты не смог объективно доказать невменяемость подсудимого». После чего предложил закончить прения по психиатрической экспертизе.
Защита Хейга была просто уничтожена. Файф это понял и заявил, что отказывается от вызова и заслушивания остальных свидетелей (после Йеллоулиса он планировал вызвать для дачи показаний отца Хейга).
Процесс, фактически, на этом был окончен. После заключительных речей обвинения и защиты, а также наставления судьи присяжным заседателям Хейг получил возможность сказать своё последнее слово. Он поднялся со своего места, улыбнулся, и произнёс, обращаясь к судье Хамфрису: «Ваша речь – шедевр!»
Жюри присяжных совещалось всего 15 минут – это очень мало для столь сложных процессов с таким большим числом преступных эпизодов. Эта краткость служит лучшим указанием на то, что присяжные не испытывали ни малейших колебаний, вынося свой вердикт.
Когда судья зачитал поданный ему вердикт присяжных: «Виновен», – он обратился к Хейгу с традиционным в английском правосудии вопросом: «Что Вы можете сказать в своё оправдание?» (Это классическое обращение некоторыми судьями иногда формулировались таким образом: «Обвиняемый, скажите, существуют ли причины, по которым Вас теперь нельзя повесить?») Хейг ответил: «Вообще ничего» («Nothing at all»). Судья Хамфрис в ту же минуту вынес Джону Джорджу Хейгу смертный приговор.
Произошло это 26 июля 1949 г.
Экспозиция, посвященная Джону Хейгу, в Музее преступности в Скотланд-ярде. Можно видеть реальное снаряжение, использованное убийцей при совершении преступлений – кожаный фартук, резиновые перчатки, противогаз..
Хейг имел возможность до некоторой степени оттянуть момент казни, подав вапелляцию на приговор, но делать этого не стал. По-видимому, он понимал бессмысленность борьбы и желал скорейшей развязки, не видя смысла в отсрочке неминуемого конца.
В оставшиеся до повешения несколько дней за Хейгом наблюдали два психиатра. Они не нашли никаких заметных отклонений в психике осуждённого. Хейг написал пространные письма Стефенсам -отцу и дочерям; подготовил большую статью о самом себе для газеты «News of the world». Он признавался, что ждал появления в тюрьме родителей, но этого не произошло. Лишь мать преступника передала ему устный привет через одного из журналистов.
Накануне казни Джон Хейг был перевезён в тюрьму «Вандсворт», поскольку там была виселица. Преступник был повешен утром 10 августа 1949 г.
Хотя специальное постановление Министерства внутренних дел, принятое еще в 1890 г., предписывало уничтожать веревку, которая использовалась для казни, а также личные вещи казнённого преступника, в случае с Джоном Хейгом было сделано исключение.
Его одежда, а также волосы были переданы Музею Тюссо для того, чтобы в его экспозиции появилась восковая фигура этого преступника, потрясшего своими злодеяниями и коварством всю страну.
Когда Бог хочет наказать…
Вошедший в мировую историю бокса как талантливейший боец и спортсмен Уолкер Смит-младший, более известный как «Сахарный» Рэй Робинсон, с полным правом к своим тридцати годам сделался кумиром миллионов. Родившийся в США 3 мая 1921 г. в бедной негритянской семье, он до 19 лет боксировал на любительском ринге, одержав без единого поражения 85 побед (из них 69 – нокаутом).
Своё 30-летие «Сахарный» Рэй встречал уже неоднократным чемпионом мира, имея за плечами 131 бой на профессиональном ринге, из них победными были 128 (84 победы одержаны нокаутом).
Спортивная карьера этого боксёра без преувеличения может быть названа феноменальной. За 26 лет (в период с 1940 по 1966 гг.) он провёл 200 боёв на профессиональном ринге, из которых 173 закончил победой.
Однако, как это часто бывает, одарённый спортсмен, купавшийся в деньгах, внимании прессы и обожании фанатов, с окончанием профессиональной карьеры стал никому не нужен. У денег неожиданно обнаружилось отвратительное свойство заканчиваться, а внимание публики оказалось недолговечным и изменчивым. «Сахарный» Рэй пытался работать конферансье, но шутить и заполнять паузы между номерами у него получалось много хуже, чем крушить челюсти, а потому успеха на новом поприще он не сыскал. Скончался талантливый боксёр 12 апреля 1989 г. в полном забвении и нищете.
История его жизни известна широко, однако мало кто знает, что имя «Сахарного» Рэя Робинсона неразрывно связано с весьма примечательной и по-настоящему мрачной криминальной историей. Именно ей посвящается настоящий очерк.
…В июне 1951 г. Великобритания была взбудоражена ожиданием предстоящего в высшей степени неординарного события: «Сахарному» Рэю Робинсону предстоял бой с прославленным английским боксёром Диком Тарпином. Бои боксёров традиционно занимали внимание посетителей пабов даже в большей степени, нежели футбольные матчи, а потому английская пресса не могла игнорировать колоссальный общественный интерес к грядущему поединку. Для подогрева страстей «Сахарный» Рэй приехал в Великобританию с намерением, так сказать, и страну посмотреть, и себя показать.
Американец вёл себя с неслыханным для британцев демократизмом. Улыбчивый и вальяжный миллионер охотно шёл на контакт с публикой, раздавал автографы, появлялся в ресторанах и даже был замечен в кино! В газетах помещались репортажи о его поездках и встречах и, несмотря на весь патриотизм британцев, улыбчивый янки с убойными кулаками моментально стал кумиром сотен тысяч жителей Туманного Альбиона. К тем местам, где он останавливался или мог появиться, началось настоящее паломничество англичан, люди десятками и даже сотнями стекались к стенам гостиниц, дожидаясь выхода боксёра из дверей или в надежде увидеть его в окне…
Утром 6 июля 1951 г. «Сахарный» Рэй приехал в пятизвёздный отель «Windsor castle», находившийся на территории того самого Виндзорского замка, что являлся тогда (и является ныне) старейшей действующей королевской резиденцией мира. Он не отказал себе в прогулках по прекрасному Виндзорскому парку, о чём пресса поспешила рассказать всем жителям Британии. Со всех концов страны в Виндзор двинулись толпы поклонников.
Импозантный Рэй Робинсон в начале 50-х гг. покорил сердца британцев. Хотя к тому времени «Сахарный» Рэй был уже настоящим денежным мешком, он не утратил харизмы «парня с окраины» и непринуждённо шёл на контакт с поклонниками. Во время английского турне 1951 г., закончившегося сенсационным «лондонским боем», который Рэй, кстати, проиграл, знаменитый спортсмен по просьбам поклонников ежедневно подписывал по несколько сотен своих открыток.
Среди тех, кто утром 8 июля 1951 г. направился в парк у Виндзорского замка, была и 7-летняя Кристин Батчер. Трудно сказать, откуда у девочки появилось желание увидеть знаменитого американца, но факт остаётся фактом: Кристин отпросилась у мамы, дабы подкараулить чемпиона в парке и попросить у него автограф. Это был бы замечательный подарок папе, а как было известно из прессы, «Сахарный» Рэй никогда не отказывал детям в автографах. Мама отпустила дочку без особого волнения. Во-первых, до парка было менее 3 км, во-вторых, там будет многолюдно, ну, а в-третьих, место это традиционно хорошо охранялось, ведь замок являлся королевской резиденцией! Кристин ничем не рисковала.
Таков был расчёт родителей девочки… Только он не оправдался.
Потому что без четверти восемь вечера труп Кристин Батчер был обнаружен в кустах буквально в 20 м от стены Виндзорского замка на территории так называемого «Домашнего парка» («Home park»). Уже одного взгляда на труп было достаточно, чтобы понять – девочка стала жертвой изощрённого насилия. Преступник совершил со своей жертвой некие сексуальные манипуляции, о чём свидетельствовали разорванные и частично снятые детали одежды; также он избил девочку, задушил и предусмотрительно затащил тело подальше в кусты.
Полиция предприняла чрезвычайные меры, пытаясь задержать преступника по горячим следам. Обыск парка, начавшись вечером 8 июля при свете ручных фонарей, продолжался до утра. Наряды полиции были выставлены на всех окрестных вокзалах, а на улицы вышли пешие патрули. Поскольку погибшая была сильно окровавлена, полиция не без оснований рассчитывала быстро обнаружить мужчину со следами крови на теле и одежде.
Однако ни ночью, ни последующим утром задержать убийцу не удалось. Все задержанные подозрительные мужчины после проверки их alibi были отпущены.
Патологоанатомическое исследование трупа погибшей девочки показало, что преступление носило даже более сложный, более изощрённый характер, нежели казалось поначалу. Кристин Батчер была избита, после чего преступник совершил половой акт в извращенной форме. Судмедэксперты выявили следы спермы как в полостях тела жертвы, так и на её плечах, шее и одежде. Первоначальную версию о групповом изнасиловании пришлось отклонить, когда стало известно, что сперма, скорее всего, происходит от одного человека. Поэтому логичным представлялось предположение о нескольких эякуляциях насильника до и после смерти жертвы. А это означало, что преступление было либо растянуто во времени, либо убийца возвращался к трупу спустя некоторое время после нападения. Предположение о некрофильских наклонностях изувера казалось очень вероятным.
Изнасилование преступник совершил крайне грубо, причинив девочке тяжёлые повреждения, сопровождавшиеся обильным кровотечением, однако не они явились непосредственной причиной смерти. Смерть Кристины Батчер последовала в результате удушения руками, на шее погибшей девочки остались явственно различимые синяки от пальцев. Место обнаружения трупа явилось местом преступления, другими словами, убийца не переносил тело после умерщвления.
Трагические события в парке у Виндзорского замка омрачили пребывание американской знаменитости в Великобритании. 9 июля информация об убийстве девочки просочилась в прессу, а на следующий день практически все английские газеты дали на своих страницах репортажи о чудовищном преступлении. Так родилась новая сенсация, заслонившая собою визит «Сахарного» Рэя Робинсона на берега Туманного Альбиона.
Английская полиция деятельно взялась за расследование чудовищного преступления. Все версии распадались на две принципиально различавшиеся категории, первая из которых объединяла те из них, согласно которым убийца был знаком Кристине Батчер, а вторая – напротив, приписывала убийство приехавшему в Виндзор чужаку. Но обе категории версий сходились в том, что преступник должен был являться поклонником Рэя Робинсона и находиться в числе его фанатов на территории «Home park».
Была предпринята попытка составить приблизительный список лиц, карауливших американского боксёра у мест его проживания во время турне по Великобритании. Кроме того, подразделения уголовного розыска по всей стране были ориентированы на сбор информации о подозрительных лицах, делающих ставки на поединок Рэя Робинсона с Диком Тарпином. С большой долей уверенности можно было считать, что фанат американского чемпиона, каковым предположительно был убийца Кристин Батчер, поставит деньги на выигрыш своего кумира. Полиция задействовала все свои оперативные возможности в среде профессиональных игроков, мошенников, подпольных букмекеров…
Надо сказать, что розыск преступника поначалу вовсе не казался делом безнадёжным. Уже в первые сутки была получена информация, которая могла существенно продвинуть поиски. Нашлись свидетели, которые видели мужчину в тёмном твидовом пиджаке, угощавшего конфетами какую-то девочку у входа в парк, явившийся местом преступления. Удалось отыскать продавца сладостей, продававшего карамель схожему по описанию мужчине, которого сопровождала девочка лет 7—8. Мужчина был на велосипеде, что для той поры являлось весьма типичным: в начале 50-х лишь очень ограниченный круг жителей Великобритании имел в личном пользовании автомобиль. Может показаться невероятным, но детективам даже удалось проследить путь загадочного «человека в тёмной одежде» на велосипеде до одной из железнодорожных станций.
Правда, не было уверенности в том, что во всех случаях речь идёт об одном и том же человеке. Виндзор в июле 1951 г. был местом весьма посещаемым, и многие приезжавшие в город были с детьми. Так что твёрдой уверенности в том, что полиция ищет того, кто действительно ей нужен, не существовало. Тем не менее уголовная полиция работала в высшей степени деятельно, о чём непрестанно рапортовало её руководство. Репортажи о полицейских розысках в те дни можно было увидеть практически в каждой газете.
Но минула неделя, и страну потряс новый чудовищный акт надругательства над ребёнком. 15 июля 1951 г. в небольшом городке Бат (Bath), в 7 км к юго-востоку от Бристоля, была зверски убита 5-летняя Бренда Годдард.
Девочка исчезла около полудня прямо с лужайки перед домом, где жила. Она вышла погулять одна, в этом не было ничего странного для той поры. Бат являлся тихим и безопасным местом, по крайней мере до июля 1951 года. В нём, казалось, ничего не могло грозить ребёнку. Мать Бренды оставалась дома, но периодически поглядывала в окно, контролируя действия малышки. Бренда спокойно гуляла по лужайке, собирая букет цветов, а затем пропала.
Мать хватилась дочки почти сразу же. Сначала она искала её самостоятельно, затем обратилась к соседям. Не прошло и часа, как об отсутствующем ребёнке была поставлена в известность местная полиция. Около 15:00, спустя около 3 часов с момента исчезновения, труп Бренды Годдард был обнаружен на территории парка Хеджемид (Hedgemead park) буквально в 300 м от дома. Тело находилось в небольшой ложбинке за кустами, буквально на расстоянии 1 метра от раскидистого клёна. Преступник явно постарался скрыть его от глаз посетителей парка.
Место обнаружения детского трупа явилось местом убийства. В этом не приходилось сомневаться, поскольку поваленная наземь девочка при падении ударилась затылком о камень, который со следами её крови остался лежать возле головы Бренды в окровавленной траве. Причиной смерти, однако, явился не этот удар, а удушение. Гематомы на шее, оставленные пальцами преступника, просматривались невооружённым глазом. Судебно-медицинское исследование доказало справедливость этого предположения.
Полицейский стоит рядом с местом обнаружения тела Бренды Годдард неподалёку от Бата, графство Сомерсет (снимок сделан 16 июля 1951 года).
Вся одежда девочки осталась на положенном ей месте – это означало, что преступник не пытался её раздеть. Ничего не пропало из мелких вещей, принадлежавших погибшей девочке. Следов сексуальных манипуляций обнаружить не удалось. Спермы на месте преступления также не оказалось. Всё это могло означать как отсутствие в действиях убийцы сексуального мотива, так и нечто совсем иное: сексуальный мотив имелся, но его реализации что-то помешало.
Преступник, решившись напасть на 5-летнюю девочку, безусловно, чрезвычайно рисковал. Хеджемид-парк являлся небольшим островком зелени посреди городских кварталов, он имел форму клина размером всего 400 м на 150 м в самой широкой части. Он просматривался из конца в конец, его кусты, высаженные посреди стриженых газонов, давали лишь весьма относительное уединение. Множество окон окрестных кварталов выходило в парк, и преступник не мог знать наверняка, что никто не наблюдает за его действиями. В самом парке в тот день гуляли парочки и многочисленные женщины с детьми.
Убийца явно действовал быстро и вероломно. Но для чего он решился на это странное убийство, казавшееся диким и совершенно безмотивным? Казалось очевидным, что преступник явился в парк в компании со своей будущей жертвой – домашняя 5-летняя девочка не полезла бы самостоятельно через изгородь выше неё ростом. Хотя Бренда знала, что ей не следует уходить от дома, преступник, очевидно, сумел убедить девочку последовать за ним.
Для патриархальной Великобритании начала 50-х гг. убийства в Виндзоре и Бате явились подлинным шоком. В то время число убийств с уголовной подоплёкой не превышало ста пятидесяти в год (без учёта Шотландии), то есть колебалось в районе трёх в неделю. Цифра для страны с населением в несколько десятков миллионов человек прямо-таки ничтожная (для сравнения: в далеко не столичном Санкт-Петербурге в период бандитского беспредела 90-х гг. официально фиксировалось около 550—600 убийств в год). Убийство же ребёнка в Великобритании той поры вообще было событием из ряда вон выходящим. А тут с интервалом в неделю два таких происшествия!
Между убийствами Кристин Батчер и Бренды Годдард можно было провести вполне очевидные параллели:
– в обоих случаях объектами посягательств оказывались маленькие девочки, чисто одетые, опрятные, в силу своего возраста неспособные самостоятельно знакомиться с мужчинами и тем более флиртовать с ними. Контакт между жертвой и преступником мог возникнуть лишь по инициативе последнего;
– оба преступления были совершены в парках в светлое время суток в хорошую погоду, когда рядом с местом преступления находились люди. Это косвенно указывало на стремительность и жестокость нападений, их полную неожиданность для жертв. Скорее всего, преступник не запугивал девочек, а сразу переходил к нападению, когда считал, что для этого появился подходящий момент (испуганные девочки если и не могли активно сопротивляться, тем не менее привлекли бы к себе внимание плачем; между тем никто из гулявших в парках не обратил внимания на мужчину с плакавшей девочкой);
– для умерщвления жертв не использовалось оружие, в обоих случаях убийца (убийцы) действовал голыми руками.
Бат был известен своими термальными источниками, что превратило городок в своеобразную «всебританскую здравницу». В городе не было крупной промышленности, что в значительной степени обусловило низкий уровень преступности на протяжении многих десятилетий. Именно поэтому жестокое и казавшееся безмотивным убийство Бренды Годдард вызвало шок и искренний гнев горожан.
Имелось, впрочем, и существенное отличие: при нападении в Виндзоре убийца не менее двух раз совершил половой акт с жертвой, причём один раз посмертно. В случае же с убийством Бренды Годдард ничего подобного не наблюдалось, количество постмортальных манипуляций с телом вообще было сведено к минимуму, словно преступник потерял всякий интерес к жертве после её умерщвления. Но подобное несовпадение преступного почерка могло иметь самую прозаическую причину, никак не связанную с личностью убийцы: во втором случае ему банально могли помешать довести начатое дело до конца внезапно появившиеся неподалёку люди. Это могло побудить осторожного преступника бросить уже убитую жертву и покинуть парк.
На расследование убийства в Бате были брошены все наличные силы полиции. В те дни не было, наверное, ни одного человека, жившего неподалёку от Хеджемид-парка, сумевшего уклониться от полицейского опроса. Вновь, как и в случае с убийством Кристин Батчер, в рассказах местных жителей возник образ мужчины средних лет в тёмной одежде, разъезжавшего на велосипеде по улицам городка. Как утверждали некоторые свидетели, этот человек вроде бы оставлял велосипед у одного из пабов (но в пабе подозрительного мужчину не видели), другие же утверждали, будто приезжий ходил по продуктовым лавкам (но и там продавцы его не заметили).
Появление в рассказах горожан упоминаний о неизвестном мужчине, соответствовавшем приметам предполагаемого убийцы Кристин Батчер, в целом укрепляло версию о появлении в Великобритании кочующего маньяка-педофила, переезжающего из города в город и творящего свои отвратительные дела, так сказать, «на выезде», однако у этой версии довольно скоро появились серьёзные минусы.
Во-первых, упоминания о подозрительном велосипедисте «в чёрном» появились в газетах ещё до второго убийства, определённым образом подготовив общественное мнение. После гибели Бренды Годдард тот же самый зловещий образ уже никак не мог не появиться просто ввиду того, что свидетели, как и все обычные люди, склонны к самовнушению. Феномен этот психологам хорошо известен: чем больше человек обдумывает события, потрясшие его воображение, тем больше знамений и подозрительных совпадений находит. Так что понять, где в рассказах о «чёрном велосипедисте» правда, а где – добросовестное заблуждение, было почти невозможно.
Во-вторых, в Великобритании той поры тёмная одежда была повседневной для мужчин из категории «голубых воротничков», то есть небогатых и занятых преимущественно ручным трудом. Большая часть мужского населения Бата даже в тёплые летние дни носила одежду весьма консервативных тонов. До того разгула цветов и неформальных фасонов, что продемонстрировала западная мода с появлением «детей цветов», было ещё очень и очень далеко. Да, убийца Бренды Годдард действительно мог выглядеть как «чёрный велосипедист», но вовсе не потому, что последний был реален, а лишь потому, что так выглядело подавляющее большинство мужчин в послевоенной Британии.
Именно поэтому одновременно с версией «маньяка-гастролёра на велосипеде» отрабатывались и иные версии, менее экзотические. Много внимания было уделено проверке возможной причастности к убийству Бренды Годдард её близких родственников.
Однако в этом направлении розыск далеко не продвинулся. С родителями и иными родственниками убитой всё обстояло вроде бы благополучно: по сообщению соседей и друзей семьи ребёнок рос, окружённый заботой и вниманием. Ничто не указывало на внутрисемейное напряжение, которое могло бы негативно отразиться на отношении кого-то из взрослых к девочке. Материальные затруднения также не могли служить мотивом для попытки избавиться от ребёнка, поскольку глава семьи работал главой отделения банка и в финансовом отношении никаких проблем не испытывал.
Подверглись проверке и местные душевнобольные обоих полов – это общая практика при расследовании преступлений против детей, которой следовали и в те далёкие годы. В Бате и окрестных населённых пунктах проживало немногим более 50 человек с отклонениями соответствующего профиля, alibi которых полиция посчитала нужным проверить.
В числе опрошенных оказался и некий Джон Томас Страффен, молодой человек в возрасте 21 года, страдавший задержкой развития и практически всю жизнь проведший в интернатах и исправительных учреждениях. Этот мужчина имел довольно большой список правонарушений. Последние включали в основном мелкие кражи и жестокость в отношении животных. 3 августа Джон Страффен был опрошен о его времяпровождении 15 июля. Выяснилось, что он ходил на кинофильм «Противоударный» («Shockproof»), и в подтверждение своих слов Страффен довольно связно рассказал сюжет картины. В кинотеатре видели и хорошо запомнили приметного молодого человека – Страффен был довольно высок (рост 178 см, что было заметно выше среднего роста англичанина в то время), худ, сутулился, кроме того, в провинциальном Бате и его окрестностях Джона знали в лицо многие жители. В общем, хотя представленное alibi было частичным, его сочли достаточным для того, чтобы посчитать проверку Страффена успешно законченной. Не в последнюю очередь это произошло из-за того, что Джон производил впечатление слабосильного и инертного человека, мало способного даже на ограниченное физическое напряжение. Туповатый увалень мог вызвать жалость, но никак не страх. Страффен явно не годился на роль того монстра, что убил Кристин Батчер и Бренду Годдард.
Между тем беседа детективов с Джоном Страффеном имела довольно неожиданные последствия. Молодой человек с апреля 1951 г. работал садовником в богатой усадьбе возле городка Баземптон (Bathampton), и работодатель, узнав об интересе полиции к Страффену, немедленно уволил последнего. Принимая во внимание, что Джон происходил из весьма небогатой семьи (отец был военным пенсионером, мать – домохозяйкой), случившееся нанесло ощутимый удар по благосостоянию семьи.
Ранним утром 9 августа 1951 г. в полицию Бата поступило сообщение об исчезновении 9-летней Сесилии Бэтстоун (Cicely Batstone). Девочка ушла гулять накануне около 17 часов, и первоначально родители пытались искать её своими силами. Много времени они потеряли на то, чтобы связаться с родственниками в Лондоне. Незадолго перед тем Сесилия уже ездила к ним самостоятельно, и родители хотели удостовериться, что девочка не отправилась туда снова. Лишь под утро, убедившись, что Сесилии нигде нет, они пришли в полицейский участок.
Первым делом полицейские направились в местные автобусные парки, дабы поговорить с водителями и кондукторами автобусов. Всё-таки 9-летняя девочка без сопровождения – это довольно приметный пассажир. Опрос транспортных служащих позволял, по крайней мере теоретически, довольно быстро локализовать район поисков и установить, покинула ли Сесилия населённый пункт или всё ещё находится в пределах городской черты. Полиция действовала очень оперативно, на руках патрульных и детективов, приступивших к опросам, даже не было фотографий разыскиваемой девочки – фотолаборатория банально не успела их напечатать в нужном количестве. В общем, полицейским пришлось в то утро полагаться исключительно на словесный портрет Сесилии. Впрочем, розыскам могла помочь немаловажная примета пропавшей девочки – в её волосы была вплетена жёлтая шёлковая лента.
Безусловной удачей полиции оказалось то, что буквально в первые же полчаса удалось отыскать водителя и кондуктора, которые в один голос утверждали, что видели девочку, подпадавшую под нужное описание. Она доехала до района, известного под названием «луг Тампс» (Tumps), где вышла. Её сопровождал сутулый молодой человек, которого кондуктор уверенно опознал. По его словам, этот парень не так давно работал в этой же автобусной компании мойщиком машин. Его имени и фамилии кондуктор не знал, но зато припомнил, что долговязый молодой человек попал на эту работу по программе социального найма, поскольку был то ли умственно отсталым, то ли сумасшедшим.
Далее поиски Сесилии Бэтстоун продолжились в двух направлениях – несколько детективов отправились в офис автобусной компании для изучения картотеки персонала, а основная масса полицейских приступила к прочёсыванию Тампса. Луг этот находился в южной части Бата, сейчас здесь устроены парковочные площадки для машин с прицепными домиками, кемпинги, а шестьдесят лет назад это было весьма живописное место, куда отправлялись на прогулку парочки, искавшие уединения. Среди некошеной травы виднелись островки деревьев и кустарников, придававшие панораме луга вид пасторально-идиллический. В 8 часов утра 9 августа 1951 г. полсотни полицейских двинулись по Тампсу густой цепью. Не прошло и получаса, как они наткнулись на труп Сесилии Бэтстоун.
Уже первоначальный осмотр тела судебным медиком позволил установить, что смерть девочки последовала примерно за полсуток до момента обнаружения трупа. Следов сексуального насилия заметно не было, и последующее детальное исследование показало, что погибшая действительно не подвергалась изнасилованию. Причиной смерти явилось душение руками. Имевшиеся на открытых частях тела мелкие раны явились следствием борьбы и сколько-нибудь ценной с точки зрения криминалистики информации о преступлении не несли.
По счастливому стечению обстоятельств один из полицейских, принимавших участие в прочёсывании луга Тампс, проживал совсем рядом. Фактически окна его дома выходили на луг. Поинтересовавшись у жены, он узнал, что последняя видела накануне девочку с жёлтой косой, которая гуляла по лугу в сопровождении худого молодого человека лет 20. Описание спутника девочки отлично соответствовало полученному от кондуктора автобуса. Женщина утверждала, что хорошо рассмотрела странную парочку, и уверяла, что опознать молодого человека ей не составит труда. Слово своё она сдержит и уже через несколько часов действительно опознает спутника девочки с жёлтой лентой в волосах…
Между тем проверка картотеки персонала автобусной компании позволила установить имя опознанного кондуктором молодого человека. Им оказался Джон Томас Страффен, уже упоминавшийся чуть выше. Само по себе утверждение кондуктора ни в чём Страффена не изобличало, но тем не менее с этим человеком следовало переговорить. Поэтому около 9 часов утра три детектива постучали в дом его родителей.
Джон спал сном младенца и совсем не ожидал визита полиции. Накануне он ходил в кинотеатр и на обратном пути купил шесть пакетиков с чипсами. Едва продрав глаза, он принялся их жевать, а через минуту, когда полицейские осведомились у него, довелось ли Джону бывать накануне вечером на лугу Тампс, Страффен признался, что был там и… убил девочку. Поражённые его поведением детективы попытались было задать уточняющие вопросы, но Страффен, никого не слушая, поспешил рассказать, что до этого он убил ещё одну девочку. На этот раз речь шла о Бренде Годдард.
Джон Страффен легко и как будто бы даже с удовольствием сознался полиции в убийствах двух девочек, но при этом мотивы своих поступков объяснить не смог.
Для полиции Бата это был очень необычный день. Наверное, самый необычный за всё время существования в городе полицейского подразделения. Джон Страффен несколько раз рассказывал присутствующим историю совершённых убийств, а когда в комнате для допросов появлялся новый человек, принимался повторять свою исповедь сызнова. Свои рассказы он расцвечивал какими-то инфантильными комментариями, лишёнными смысла уточнениями и до такой степени порой увлекался, что окружающим начинало казаться, будто перед ними не взрослый мужчина, а школьник младших классов. Разумеется, очень жестокий школьник!
В первый же день своего пребывания под стражей Страффен дал исчерпывающие показания об убийствах Бренды Годдард и Сесилии Бэтстоун.
По его словам, он не был знаком с будущими жертвами и никакого недоброжелательного чувства к ним не испытывал. Также он отрицал сексуальный подтекст содеянного. Вообще же о сексе Джон знал только понаслышке и не только не имел половых контактов, но даже никогда ни с кем не целовался, кроме матери, разумеется. Это следствие установило с абсолютной надёжностью, поскольку много сил затратило на безуспешный розыск возможных сексуальных партнёров убийцы.
15 июля 1951 г. Страффен увидел 5-летнюю Бренду, собиравшую цветы рядом с домом, в котором жила, и увёл её с собою без какой-либо конкретной цели. Он сказал девочке, что знает, где есть цветы красивее – этого оказалось достаточно, чтобы наивный ребёнок пошёл с незнакомым мужчиной. Страффен завёл Бренду в Хеджемид-парк и, не зная толком, что же ему предпринять, просто-напросто схватил её за горло руками и повалил на землю. При падении она разбила голову о камень – произошло это случайно, убийца даже не увидел в траве булыжника. Задушив ребёнка, он убежал, никем не замеченный. Мать погибшей девочки, сообщив полиции приметы подозрительного мужчины, невольно пустила розыск по неверному следу: Страффен вовсе не походил на предполагаемого 35-летнего преступника с велосипедом, он был куда моложе и притом без велосипеда.
8 августа 1951 г. Джон направился в кино, но по пути встретил 9-летнюю Сесилию Бэтстоун, которую пригласил с собою. Затем он позвал девочку погулять по лугу Тампс, они доехали до нужного места на автобусе, некоторое время побродили в траве, а затем, оказавшись в уединённом месте, Страффен набросился на свою спутницу и задушил её. Убийство снова было безмотивным, но оно явно доставило преступнику удовольствие – об этом можно было судить по тому, с каким упоением Страффен рассказывал о содеянном в полиции.
Неожиданное разоблачение зловещего убийцы в последующие дни и недели привлекло огромный интерес публики к его личности. Интерес этот был понятен – чудовищность и бессмысленность преступлений Страффена выходили далеко за рамки традиционных представлений о человеческом гневе и жестокости, а потому вполне правомерным казался вопрос о природе этих переживаний.
Что же это был за человек? И почему он стал безжалостным убийцей?
Джон Томас Страффен родился 27 февраля 1930 г. в семье военнослужащего. Он был третьим ребёнком в семье, старшая сестра была от рождения дебильной и нуждалась в уходе. В 1932 г. семья отправилась в Индию, куда по делам службы был переведён отец Джона. В 1938 г. последовало возвращение в Великобританию, в том же году отец вышел в отставку. Семья поселилась в Бате, где и жила все последующие годы. К этому времени врачи уже диагностировали задержку развития Джона Страффена, причина которой была не совсем ясна – тут могли сработать как наследственные факторы, так и перенесённый мальчиком в возрасте 6 лет энцефалит.
В октябре 1938 г. 8-летний Джон имел первую стычку с непонимающим его миром. Ввиду неуспеваемости и систематических прогулов школьных занятий его направили в специализированную детскую клинику по коррекции поведения. Это был своеобразный интернат для девиантных детей и подростков. Пребывание там мало помогло Страффену. В июне 1939 г. его отдали под суд за хищение кошелька у девочки, и Джон получил 2 года условно. Через год – в июне 1940 г. – мальчика направили в школу для умственно недоразвитых детей имени Святого Иосифа в городке Самбурн. При его тестировании там был зафиксирован коэффициент интеллекта, равный 58, что соответствовало лёгкой степени умственной отсталости (в форме дебильности).
В 1942 г. Страффена переместили в старшую школу аналогичного профиля в городе Бесфорд. Через два года его подозревали в убийстве двух гусей, принадлежавших педагогу этой школы, но ничего доказать не удалось. Подозрение тогда пало на подростка ввиду его конфликта с учителем: злопамятность Страффена была уже хорошо известна окружающим.
В 1946 г. юноша закончил спецшколу, его IQ на момент выпуска достиг 64, а субъективный возраст был оценён экспертной комиссией в 9,5 лет. Страффен возвратился в Бат и как лицо, подпадающее под «Закон о слабоумных», получил на условиях социального найма работу на швейной фабрике. Джон сидел за швейной машинкой в окружении женщин, которые, видимо, не очень-то стеснялись «мальчика-дурачка». Можно предположить, что они вели в его присутствии откровенные разговоры, переодевались и даже как-то подначивали его, провоцируя смущение. Страффен тогда уже был достаточно высок, растительности на лице не имел, выглядел тщедушным, вялым и вообще походил на аморфное бесполое существо. Тем не менее он имел нормальную половую конституцию, и было бы неверно считать 16-летнего подростка лишённым полового влечения. То, что в это время он оказался в исключительно женском окружении, подействовало на него плохо – именно в 1946—1947 гг. Джон начал совершать кражи.
Клептомания его быстро приняла довольно необычную форму – Страффен никогда не приносил ворованное в дом, а оборудовал тайники, в которые складывал свою «добычу». Таковой являлись преимущественно мелкие женские безделушки – карманные зеркала, расчёски, заколки для волос. Всю эту мелочёвку Джон тащил у своих коллег по работе и никогда не воровал в магазинах. То, что юноша относил в свои «закрома» и бережно хранил там именно женские вещи, а не продукты питания или, скажем, мужские аксессуары, свидетельствует о его фетишизме и сексуальной мотивации воровства. Примечательно, что Страффен не пытался сбывать свою «добычу», он наслаждался ею в одиночестве, явно грезя о прежних хозяйках ворованных вещей.
